Жан кокто рыцари круглого стола (les chevaliers de la table ronde)


Саграмур. Уснуть! Вы надеетесь уснуть? Ланселот



бет4/7
Дата15.07.2016
өлшемі428 Kb.
#201238
1   2   3   4   5   6   7

Саграмур. Уснуть! Вы надеетесь уснуть?

Ланселот. Черт возьми! Привидения, которые учтиво откры­вают двери, не станут тревожить сон путников. Дай руку; тщательно обследуем эти развалины. Я докажу тебе, что они необитаемы, безопасны, и если какие-то здешние ме­ханизмы еще и действуют, их не направляет уже воля преж­него хозяина.
Берет Саграмура за руку и, обходя с ним зал, неожиданно натыка­ется на стол с шахматами.
Саграмур. Шахматы!

Ланселот. Это что-то новенькое.

Саграмур. И какие шахматы! Мессир, мессир, вы только по­трогайте! Никогда не видел таких больших и прекрасных фигур. (Берет с доски одну из королев и показывает Ланселоту.)

Ланселот. Я тоже. Саграмур, поставь королеву, как она сто­яла, не нарушай игру (подходит ближе), потому что здесь ра­зыгрывается партия, и она в разгаре. Доска чистая. Мож­но подумать, игра только что прервалась.

Саграмур (заметив чернильницу). Чернильница! С чернилами!

Ланселот. Я ошибался. Пожалуй, развалины-то фальши­вые. Если б меня не одолевал сон так, что ни рукой, ни ногой не двинуть, я бы заставил нашего невидимого до­мохозяина показаться и сразился бы с ним в шахматы.

Саграмур. Мы ведь уже в походе. Я вот думаю, не нароч­но ли здесь расставлены эти шахматы, чтоб ввести в со­блазн такого страстного шахматиста, как вы. (Крестится.) Не прикасайтесь к ним.

Ланселот. Тебе было бы неприятно, если б я сыграл партию с дьяволом?

Саграмур. Не шутите такими вещами. Или вы не знаете, что дьявол селится в пустых замках, что он игрок и даже, слу­чается, дает себя обыграть?

Ланселот. Успокойся. Обыграть дьявола - это был бы венец любой рыцарской карьеры. Но увы, это все твоя фанта­зия. Эти шахматы оказались тут самым естественным об­разом, что и не замедлит выясниться. Возможно, Мерлин с Гавейном прибыли раньше нас и просто вышли прогу­ляться.

Саграмур. Вы сами себя обманываете. Не вы ли столько раз жаловались, что ребячества Гавейна и буйные забавы, ко­торые он затевает, отвращают моего отца от шахмат? Гавейн их терпеть не может.

Ланселот. Подождем! (Садится на стул перед столом со стороны публики) Разгадка не заставит себя долго ждать. (Подперев щеку рукой, наваливается грудью на стол, как школьник за партой.) Фу! До чего спать хочется. Не понимаю, в жизни все это или во сне. (Застывает.)

Саграмур (идет к креслу). В жизни, мессир, но эта жизнь - сон. Вы скажете, что я веду себя по-детски, но у меня есть оп­равдание. Вот послушайте историю, которую я не решался вам рассказать - она-то и взволновала меня так, что я до сих пор не оправился. (Устраивается в кресле.) Когда мы завидели замок, и вы поехали вперед на разведку, я отпу­стил поводья и дремал в седле, с моим соколом Орилусом на левом плече - как вдруг слышу, он говорит: «Саграмур... Саграмур... пусти меня... пусти, Саграмур... и я принесу тебе удивительную весть. Сними с меня колпачок, Сагра­мур». Я снимаю колпачок, пускаю сокола. Он летит ввысь, ввысь, летит не сворачивая, словно камень из пращи, и пря­мо к замку. Едва он присел на одно из самых верхних окон, смотрю - расправляет крылья и слетает обратно мне на плечо. Ну что, - говорю, - Орилус, где же твоя весть? Он молчит, я гляжу на него - и что же вижу? Из клюва у не­го течет кровь, головка никнет, и он падает с моего пле­ча мертвым. Орилус был моим талисманом, мессир, вот от­куда у меня такое отношение к этому замку. (Засыпает.)

Ланселот (просыпается). А? Где я? (Потягивается) Черт, уснул как убитый. До чего глупо. Извини, Саграмур. Мне снил­ся ты: чья-то злая рука в белой перчатке задушила твое­го сокола у тебя на плече. Бедный Орилус! у него из клюва текла кровь, кровь, и он падал, падал, падал... и тут я проснулся. (Замечает, что Саграмур уснул.) Уснул!.. Теперь его очередь. (Понизив голос.) Спи, сын мой возлюбленный, спи. Пускай сон унесет тебя подальше от этого проклято­го места. (Рассматривает шахматы.) До чего хороши... А что если продолжить партию? (Переставляет одну из фигур. Одна из фигур противника в ответ перемещается сама собой. Ланселот вздрагивает.) Я что, все еще сплю? (Щиплет себя.) Не сплю. Что это за новый фокус? Это не сон, и шахматы играют сами. (Придвигает свой стул.) Отлично. Колдун ты или кол­дунья, игрок-невидимка, я сыграю с тобой. Да поможет мне легкая кровь. (Делает ход.) Твой ход. (Одна из фигур переме­щается, и дальше игра происходит тем же порядком вплоть до окончания партии. Музыка.) Хорошо играет, мошенник... Правда, я тоже играю неплохо, когда захочу (делает ход), а я хочу. Шах!.. Шах!.. Шах!.. Шах! (Фигура противника громко стукает по доске.) Вы что же, плохой игрок? А я вот нет... Шах!.. Шах!.. Шах!.. Шах!.. Шах!.. Шах!.. Шах! Шах! Шах! Шах!
Тут все фигуры в беспорядке ссыпаются с доски. Пустой стул оп­рокидывается, дверь распахивается и захлопывается. От шума просы­пается Саграмур. Потягивается, зевает.
Саграмур. А, что? Что такое?

Ланселот (встает, ошеломленный). Привидение-то не любит проигрывать. Призрак, а шахматист никудышный.

Саграмур. Ланселот... это вы? Надо же! Должно быть, я ус­нул на полуслове. Я вам рассказывал... да, а что же я рас­сказывал? Господи, ничего не соображаю спросонок. Язык не слушается, все тело затекло. Крепко же я спал! Мне снились вы. Вот так клюешь носом, и сон смешива­ет действительность и фантасмагорию. Я видел вас за этим столом, вот тут, и вы играли в шахматы вот на этой дос­ке против благородного юноши во всем алом - алая одеж­да, алая шапочка, алые сапоги; и он был прекрасен собой, так прекрасен, что не сыскать женщины более прекрас­ной. И вы с каждым ходом брали над ним верх, и каждый раз, как вы говорили "шах", лицо прекрасного игрока ис­кажалось таким бешенством, что делалось почти безобраз­ным, и вдруг он вскочил и ладонью смахнул с доски все фигуры.

Ланселот. Возможно ли...

Саграмур. Все так и было, как я говорю. И он вышел, хлоп­нув дверью. Но что чуднее всего - когда он смахивал шах­маты, я заметил, что на руках у него белые кожаные пер­чатки, а на правой - кровавое пятно, и во сне, представляете, во сне я знал, каким-то образом знал, что это кровь моего бедного сокола.

Ланселот. И тут ты проснулся...

Саграмур. Я проснулся оттого, что хлопнула дверь; по крайней мере, мне так показалось. Что вы думаете про этот мой сон?

Ланселот (расхаживая взад-вперед). Саграмур... Саграмур... Я думаю... Я думаю, в этом месте становится трудно ра­зобрать, что во сне, а что наяву. Я думаю, что твой пре­красный шахматист похож на дьявола. Я думаю, что на­ши товарищи запаздывают. Мне хотелось бы, чтоб они поторопились. Мне не нравится, что этот замок так дей­ствует тебе на нервы.

Саграмур. Мессир, да это всего лишь сон; сейчас, немного поспав, я чувствую себя лучше. Нервы у меня в порядке. Стыдно было бы чего-то бояться в вашем присутствии, и хотя меня огорчает смерть моего сокола, я твержу себе, что он стал жертвой резкого перепада высоты, а шахма­ты... (Смотрит на них и замечает беспорядок.) Ба!

Ланселот. Этому виной моя неловкость. Я задремал; долж­но быть, просыпаясь, опрокинул доску и разбудил тебя.

Саграмур. Жалко!.. (Настораживается.) Слышите? Как будто лошадь скачет. Это кто-нибудь из наших. (Кидается к окну и выглядывает.)

Ланселот. Галахад?

Саграмур. На этот раз я не сплю и хотел бы знать, не схо­жу ли я с ума.

Ланселот. А что?

Саграмур. Взгляните сами.

Ланселот (выглядывает). Королева!

Саграмур. Моя мать на своем арабском коне; скачет во весь опор. Но она не могла бы нас догнать. Ей пришлось бы... Нет! Нет! Это невозможно. Это один из здешних дурац­ких трюков.

Ланселот. Я склонен тебе поверить.

Саграмур. Моя мать в Камелоте, с отцом и Бландиной, а не носится за нами по дорогам. (Топает ногой.) Эти развалины не одурачат меня. Я отказываюсь верить своим глазам.

Ланселот. Королева! Разве что... разве что нечто важное, до того важное...

Саграмур. Это не она.

Ланселот (у окна). Она, Саграмур. Невероятно, немыслимо, но это она.

Саграмур. Что же могло случиться?

Ланселот. Послушай, дитя мое: сейчас она привязывает своего коня рядом с нашими. Двери укажут ей путь, от­крываясь перед ней сами собой. Я прошу тебя, пожалуй­ста, позволь мне встретить твою мать одному. Возможно, она должна сообщить мне что-то секретное. Твое присут­ствие может стеснить ее. Ты не обидишься?

Саграмур. Ланселот, милый!

Ланселот (обнимает его). Я сбит с толку, ничего не понимаю. Ступай. Ступай скорее. (Ведет его к левой двери, которая открывается сама собой.) Ты сейчас молодцом, погуляй вокруг замка, а понадобится помощь - труби в рог. Твоя мать уже близко. Да поможет нам Бог и да не услышу я о каком-ни­будь несчастье.
Саграмур выходит. Дверь закрывается.
Лже-Королева (за сиеной). Эй! Эй! Вот так дом - двери по­казывают дорогу. Ланселот! Дорогой! Отзовитесь! Где вы там?
Дверь в глубине открывается; появляется Лже-Королева: в гла­зах лихорадочный блеск, пола платья заткнута за пояс. Высокие сапо­ги, плетка.
Ланселот (отшатывается). Мадам... Возможно ли? Вы?

Лже-Королева. Ну и лицо у вас (Она произносит "лисо".) Мож­но подумать, я с луны свалилась. Что тут такого удивитель­ного? Думаете, я привидение? Да, это я, я самая, собст­венной персоной.

Ланселот. То, что происходит сейчас, настолько перешло гра­ницы мыслимого и возможного, что я вправе усомниться в свидетельстве собственных глаз и ушей. Будь вы тенью, свались вы с луны - это было бы для меня меньшим потря­сением, чем видеть вас здесь и слышать, как вы подража­ете ошибкам Гавейна. Вы говорите: «Это я». Мне трудно этому поверить, при том что усталость и этот замок уже сыграли со мной кое-какие шутки.

Лже-Королева. Какие шутки? Почему Гавейн? Причем тут вообше Гавейн?

Ланселот. Он дурно влиял на вас, я и прежде этого не одо­брял; вот сейчас вы произнесли "лисо", что вовсе вам не пристало и наглядно показывает, что вы переняли от не­го больше того, в чем хотите признаться даже самой се­бе. И эта эскапада! Нет ли и в этом чего-то от Гавейна?

Лже-Королева. Эй, рыцарь, вы в своем уме? Я всю доро­гу мчалась без передышки. Взбегаю по лестнице - и встре­чаю судью. Бедный племянник! А я-то думала, он вернул себе ваше расположение! Разрешите сказать вам в лицо (подчеркивает каждую букву), что меня удивляет прием, оказанный вами вашей королеве и вашей любовнице. Могу я сесть? (Плюхается в кресло.)

Ланселот. Гиневра... постойте, постойте... что же это такое? Каков смысл этого спектакля, этой манеры выражаться? И всего вашего поведения, которое мне непонятно. Уж не сплю ли я наяву? Это ты? Это правда ты? Или мы игруш­ки дурного сна?

Лже-Королева. Если б ты меня обнял, вместо того чтоб при­дираться к моему произношению и требовать объяснений, не дав мне дух перевести, ты бы узнал, по крайней мере, что я не призрак. (Ланселот хочет обнять ее, она его отталкива­ет.) Стоп, отстань.

Ланселот. Возможно ли!

Лже-Королева. Ты мне что, начальник? Право, мужчины уди­вительный народ. Встречаешь меня семейной сценой и еще хочешь...

Ланселот (зажмурившись). Помолчи. Умоляю, помолчи. Умо­ляю тебя помолчать.

Лже-Королева. Я...

Ланселот. По-мол-чи. Ты жертва чего-то ужасного, не знаю чего, что преследует нас и чего я не зря опасался. Я по­ка еще не знаю причин твоей сумасбродной выходки. Каковы бы они ни были, я ни в чем тебя не упрекну. Сло­ва, которые ты произносишь с тех пор, как переступила порог этой комнаты, слетают с твоих уст, но не исходят из твоей души; они исходят не от тебя. Я ни в чем тебя не виню, ты ни в чем неповинна. Не допускай меня до сво­их губ, если такова твоя воля, дай мне только руки. (Бе­рет ее за руки.) Вот так, вот так. Я держу твои руки в сво­их. Я сжимаю твои руки. Я держу в руках часть тебя -теплую, человеческую, настоящую. Я сжимаю твои руки, мои милые твои руки, наши милые твои руки, которые я люблю и чту. И теперь, Гиневра, с этим покончено. По­кончено с этим ужасом. Правда, правда, покончено. Пу­скай весь яд выйдет через мои руки, пусть растает лед, пусть рассеются все кошмары. Ты - моя малютка-короле­ва, моя Гиневра, мать моего сына, самая верная и любящая, самая благородная и нежная. С этим покончено, покончено. Положи голову мне на плечо и расскажи все.

Лже-Королева (вырывается резким движением). Вижу, к чему ты клонишь, Ланселот. Любопытство одолело? Что я тебе, де­ревенская девчонка, чтоб купиться на твои речи? Расска­жи ему все! Как же!., всему свое время. Ты еще, может, пожалеешь, что захотел узнать все. Потерпи немножко. Ты, похоже, забыл, что я женщина, что я проделала такой путь, какой и мужчину вымотал бы, и хорошо еще, что могу го­ворить и держаться на ногах, а не лежу в обмороке в этом кресле.

Ланселот (преклоняет колени у кресла, закрыв лицо руками). Боже всемогущий, Царица небесная, там, подле Артура и Бландины, маша платком с высокой башни, меня провожала во­площенная любовь и скромность. Что же это за Гиневра, которая, растеряв по дорогам в галопе своего арабского коня любовь и скромность, отталкивает меня и причиня­ет мне столько мук?

Лже-Королева. Как вы любезны! Ну что, небо вам ответи­ло? Нет. В таком случае за него отвечу я: есть только од­на Гиневра, королева Британии. Совершенно верно, она махала платком, стоя между своей дочерью и супругом сво­им королем. Бывает, что и надоест махать платком. Коро­лева под каким-то предлогом покинула свой пост; вмес­то того чтоб удалиться к себе, она натянула сапоги, оседлала коня... и упорхнула.

Ланселот (ошеломленный). А Артур? А Бландина?

Лже-Королева. Ищут меня и горюют. Хоп, хоп, хоп! Мой славный конек знает славные дорожки. Как он скакал! Ка­залось, мир рассекается надвое и он проносится в пролом. Может, ты и прав. Было с чего растерять по дороге шля­пу, покрывала, стыд и любовь. Хоп, хоп! как он мчался! Я чуть не приехала первой.

Ланселот. Вы сошли с ума, Гиневра, вы сошли с ума - или я сошел с ума.

Лже-Королева. А кто не сумасшедший, Ланселот? Конеч­но, я сошла с ума и скоро объясню из-за чего.

Ланселот (стиснув зубы, сжав кулаки). Я хотел бы уснуть, уснуть, уснуть, ничего больше не знать, ничего не слышать. Уснуть, уснуть.

Лже-Королева. Наконец-то слышу что-то разумное! Я гла­дила ваших коней у ворот; они спали, все в пыли и в мы­ле. Мой араб куда бодрее. Однако хотя женщины и арабские кони выказывают столь необычайную выносливость, не кажется ли вам, что конь мой, возможно, заслуживает какого-нибудь корма, а я, возможно, до смерти устала, про­голодалась и хочу спать?

Ланселот (глухо). В таком случае вы окажетесь жертвой соб­ственного каприза и спросите Саграмура, как ему нравит­ся эта стоянка в полуразрушенном замке. По вкусу вам кры­сы и гнилая вода? Поскольку наши дорожные припасы кончились, это единственное меню, которое я могу вам предложить.

Лже-Королева. Мужчины, мужчины! Вы только и умеете, что протыкать себе подобных. Во всем остальном ваша бес­помощность переходит все границы. Повторяю: я голод­на, я хочу пить; не надо мне вашей гнилой воды и крыс.

Ланселот. Мадам, при всем своем желании...

Лже-Королева. Ваше желание меня не накормит. Попро­бую другой способ, получше. Так, так... этот замок рань­ше назывался Замком Чудес, не был ли он одной из рези­денций Клингсора?.. о, этот Клингсор!.. словом, судя по дверям, замок должен был сохранить в своих стенах кое-какие запасы магии.

Ланселот. Ни я, мадам, ни вы не обладаем никакими возмож­ностями привести эти запасы в действие. Кроме того, один случившийся тут инцидент (кивает на шахматный столик) не слишком обнадеживает в отношении гостеприимства этого замка.

Лже-Королева. Ворчите себе, дуйтесь. А я попытаю счас­тья. (На стене слева от дальней двери чертит пальцем звезду Да­вида, медленно произнося следующие слова):

Шестью шесть - не тридцать шесть.

По хозяйскому веленью

Столик, выставь угощенье,



Столик, дай попить-поесть.

(Хлещет плеткой по стене. Стена раздается. Из нее выдвигается сто­лик, накрытый скатертью. Печенье, сыр, фрукты, вино. Ланселот отшатывается.) Ну вот!

Ланселот (в ужасе). Гиневра!

Лже-Королева. Вот это скачок! Рыцарь, никак вы испуга­ны? Полно, не валяй дурака. Подойди и придвинь столик к креслу. (Ланселот не двигается.) Ладно. Сама подвину. Женщины ведь для таких дел и созданы. (Передвигает сто­лик и усаживается.) Вы разделите со мной эти превосходные яства - яблоки, сыр, печенье? (Напивает себе вина, пьет.) Хорошее вино.

Ланселот. Гиневра, никогда вы не пили вина.

Лже-Королева. Один раз не в счет.

Ланселот. Если у вас осталась хоть капля чувства ко мне, не прикасайтесь к этим яствам. На коленях вас прошу.

Лже-Королева. Я хочу пить - и пью. Хочу есть - ем. Вот мое кредо.

Ланселот. Эта еда от дьявола!

Лже-Королева. К дьяволу вашу щепетильность! Вы самым глупым образом ограничиваете себя и сына хотите огра­ничить.

Ланселот (глядя в окно). Саграмур бродит как неприкаян­ный вдоль рва и время от времени с опаской взглядыва­ет на это окно. Я успокою его (делает приветственный жест, потом отрицательный) и не пущу сюда.

Лже-Королева (с набитым ртом). Когда поем, я с тобой пого­ворю, а когда поговорю, повидаю Саграмура. (Пьет.) Все! (Подмигивает. Недоумение и страдание Ланселота возрастают по мере того, как Лже-Королева распоясывается.)

Ланселот. Гиневра, и это ты! Ты!

Лже-Королева (с глупым смехом). Я, я.

Ланселот. Какая-то капля вина - и у тебя голова кругом.

Лже-Королева. Хе-хе, это пригодится для того, что я соби­раюсь тебе сказать. Разговор щекотливый... очень, очень щекотливый.

Ланселот (между тем как Лже-Королева пьет и ест). Сжалься, не затягивай этот кошмар сверх меры. Увы, мало что уцеле­ло от нашего прекрасного сна. Худшее уже свершилось.

Лже-Королева. Худшее свершилось. Какое-такое худшее? (Пауза. Пьет.) О-ри-ги-наль-но!

Ланселот (про себя). Печаль невыносимая.

Лже-Королева (подзывая знаками). Ланселот! Ланселот! (Со зло­стью.) Ланселот!

Ланселот. Что?

Лже-Королева. Тебе, стало быть, хотелось бы узнать, по­чему королева Британии покинула высокую башню, поче­му тайно оседлала своего арабского коня, почему она скакала, скакала во весь опор. (Пауза.) Королева влюблена. Влюблена до безумия. Обезумела от любви, Ланселот. И раз любовь ее пустилась в путь, она не могла остаться по­зади. (Ланселот слушает с пробудившимся вниманием.) Ланселот, королеве захотелось воссоединиться со своей любовью. Вот единственная причина ее неприличного поведения, ее скачки за любовью. (Встает, привалившись спиной к столу.)

Ланселот (порывисто). Гиневра, возможно ли, так это я, я за­ставил тебя потерять голову и погубить себя? Раз уж я ви­новник твоего бегства и все так сложилось, я отказываюсь от великого приключения. Я увезу тебя, я тебя не остав­лю, я изменю долгу, мне все равно, я люблю тебя и исце­лю, вырву из-под власти пагубных чар, я посвящу этому всю жизнь, я люблю, я обожаю тебя, прости, что я не так тебя понял. (Падает на колени и целует ей руки.)

Лже-Королева. Фат!

Ланселот. А?

Лже-Королева. Думаешь, адюльтер может сохранять свое очарование восемнадцать лет? За восемнадцать лет, мой Ланселот, адюльтер оборачивается такой же семейной ру­тиной, как любой брак, а ложь - одним из докучных до­машних дел. Королева пьет! Королева влюблена! В кого же? В кого, а? В Ланселота... И в какого Ланселота! Совсем новенького, и юного, и отважного, и прелестно­го. Прелесть! Бедняжка-королева совсем потеряла голо­ву. Королева любила себе и любила по привычке. Но (пьет) она отведала колдовского напитка, напитка из огня и льда, напитка, который порождает великие муки. В кого же королева влюблена? Угадайте, угадайте, угадай. Восем­надцать лет! Восемнадцать лет семейной рутины. О! О! Ко­ролева хранит верность. Пью за верность королевы Бри­тании и за ее любовь.

Ланселот. Мадам!

Лже-Королева. Ты дрожишь. Ты думал: «Хочу - уеду, хочу - останусь, хочу - уеду, бедняжка-королева в меня влюбле­на». А вот не тут-то было! Он отважней тебя, краше тебя, моложе тебя. Ну... Ну... угадал, о ком речь?

Ланселот. Гиневра!

Лже-Королева. Убери лапы. Насколько мне известно, мы не связаны никакими обязательствами. Ничто не вечно! Я люблю Ланселота и люблю... (Пьет, подмигивает.) люблю... люблю...

Ланселот. Галахада!

Лже-Королева. Ты сказал.

Ланселот. Ужасно! Если б он только знал...

Лже-Королева. А кто тебе сказал, что он не знает?

Ланселот. Я схожу с ума.

Лже-Королева. Совершенно верно. Ты сумасшедший, я сумасшедшая - повторяю, в Британии и при королев­ском дворе нынче модно сходить с ума. Даже простофи­ля Артур не может обходиться без сумасбродств Гавейна.

Ланселот. Гавейн! Могу поклясться, он как-нибудь да заме­шан в этой интриге. Я чувствовал, что ты подпадаешь под его влияние, что оно толкает тебя на дурной путь.

Лже-Королева (опьянение начинает очень заметно сказываться на ней). Бог ты мой, Артур праведник, а племянничек - пар­шивая овца и сорванец. А надо сказать, Гавейн... Га­вейн... (Пошатывается.) Эй, Клингсор, Клингсор, твой замок движется. Замок не стоит на месте... О чем бишь я? Ах да!.. Гавейн... он мне оказал одну услугу... ус-лугу.

Ланселот (грубо). Сядьте.

Лже-Королева. Захочу - сяду, а сейчас я хочу стоять. Бу­ду стоять назло Клингсору, старой обезьяне! А вы знае­те, что как раз тут, в этом вот замке - эк его шатает - ему отрезали... (Прыскает в ладонь.) Не знали? Тогда не спраши­вайте, что. Бедняга Клингсор! Король Ибер с ним покви­тался! Каплуном сделал!

Ланселот. Какую услугу оказал вам Гавейн?

Лже-Королева. Гляди-ка, головы не теряет... мыслит после­довательно. Это надо же... Верно, Гавейн оказал мне ус­лугу. Большую услугу.

Ланселот. Какую?

Лже-Королева (таинственно). Представь себе, я была у себя в спальне, безумно влюбленная, прямо-таки больная! больная! и все думала, как бы мне еще раз увидеть рыца­ря, и вдруг Гавейн просовывает голову в дверь: «Тетуш­ка, тетушка, идемте скорее, поспешите», - и ведет меня...


Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет