ГЛАВА 10 Путешествие в старый Катай

Выехав из Дарджилинга 28 сентября и направившись в Калькутту, Кроули пребывал в плохом расположении духа. Как бы он ни бравировал своим равнодушием к факту ги­бели Паша, это событие не могло не затронуть его, хотя бы потому, что он знал: такие вещи способны погубить его репутацию альпиниста. Он должен был придать новое направление своей жизни.

Прибыв в Калькутту несколькими днями позже, Кроули связался с Эдвардом Торнтоном и остановился в одном из отелей в ожидании приезда Роуз с ребёнком, которые, согласно договорённости, должны были присоединить­ся к нему по окончании экспедиции на Канченджангу. В голове его теснились тяжёлые мысли. В письме к Дже­ральду Келли Кроули предстаёт лишённым своей обыч­ной дерзкой самоуверенности: «По прошествии пяти лет безумия и слабостей, неверно именуемых вежливостью, тактом, осмотрительностью, заботой о чувствах ближ­него, я устал от всего этого. Сегодня я говорю: к чёрту христианство, рационализм, буддизм, весь этот вековой хлам. Я несу с собой нечто позитивное и первозданное, называемое Магией; она создаст для меня новые Небеса и новую Землю. Я не нуждаюсь ни в вашем несмелом одо­брении, ни в вашем робком осуждении. Я хочу богохуль­ства, убийства, насилия, революции — чего угодно, хоро­шего или плохого, но действенного».

Неделю похандрив, Кроули получил приглашение, ко­торое пришлось как нельзя более кстати. Магараджа Мо-харбханж позвал его поохотиться в Ориссе, в своих вла­дениях, которые раскинулись по лесистым холмам, взды­мающимся ввысь до 5 тысяч футов, и долинам на западном краю поймы Ганга. Кроули с готовностью согласился и сел на поезд, чтобы преодолеть 150 миль, отделявших его от Баласора, где его встретили и отвезли в Барипаду.

Кроули понравились как пейзаж, так и местные жите­ли — особенно женщины. «Они, — писал он, — миниатюр­ны и хорошо сложены. Даже после рождения детей фигу­ры этих женщин не теряют свою форму. Грудь остаётся упругой и смотрит вверх». В сравнении с такой грудью, заключал он, «грудь европейской женщины являет собой пример ужасного уродства. Даже у самых красивых жен­щин она портит линию тела и наводит вас на мысль о ко- . ровьем вымени». Прибыв на место назначения, Кроули нашёл в лице магараджи щедрого и любезного хозяина, и это подняло его настроение. На него снизошло некое умиротворение во дворце и охотничьем доме махарад­жи, некий покой, позволивший емуотрешиться оттраги-ческих событий последнего времени.

Помимо охоты вместе с отрядом магараджи, Кроули ходил на медведя и тигра в компании с лесничим д'Эльб-ру, которого когда-то сильно покалечил медведь. Однаж­ды ночью они затаились в укрытии на дереве у соляного источника в ожидании большого тигра, который нередко сюда наведывался. Когда стемнело, джунгли наполнились шумом насекомых и звуками невидимых животных, тайно крадущихся по лесу. В отдалении зарычал тигр. Каждый нерв Кроули был натянут, как струна. Когда взошла луна, площадка вокруг источника «внезапно ожила гигантски­ми таинственными тенями». Появилось стадо диких сло­нов. «Я притаился и всю ночь наблюдал за слонами, за их обычной ночной жизнью. Это было самое захватывающее зрелище из всех, какие мне доводилось видеть в реаль­ности».

Реальность не была единственной областью, в кото­рой обитал Кроули. Ожидая Роуз, он медитировал и во­зобновил астральные путешествия, чтобы поддержать свои магические навыки. Во время этих путешествий он установил астральный контакте Элен Симпсон, жившей в Гонконге. Они нередко посещали друг друга в астраль­ном плане. Кроули писал, что её астральное тело было на пять дюймов выше, чем физическое, «оно излучает свет и полупрозрачно; так, что я мог видеть то, что находи­лось позади неё, как будто сквозь занавес из муслина». Во время одной из таких встреч Кроули с удивлением за­метил, что Элен явилась в сопровождении одного из Тай­ных Учителей в образе золотого ястреба. Тогда он понял, что Тайные Учителя желают, чтобы он продолжил служить им, после чего обсудил этот вопрос с Элен. При этом лю­бые высказываемые им сомнения отметались обнадё­живающим голосом Айвасса.

Как будто неудовлетворённый только этой деятельно­стью, Кроули написал также несколько стихотворений, возродил свой интерес к буддизму и нанял наставника, чтобы тот учил его персидскому, поскольку Кроули наме­ревался вернуться в Европу по суше через Тегеран. Кро­ме того, он начал писать ещё одно порнографическое про­изведение. Это была остроумная мистификация, пред­ставлявшая собой сборник из сорока двух стихотворений, каждое из которых было написано в форме газели, стиля, характерного для персидской поэзии. Учитель помог Кроули точно соблюсти эту стихотворную форму. Оза­главленное «Благовонный сад Абдуллы, насмешника из Шираза», это произведение отчасти восходило к сделан­ному сэром Ричардом Бертоном переводу книги XV века под названием «Благоуханный сад». Книга Кроули была написана якобы Абдуллой аль Хаджи из Шираза и пере­ведена вымышленным офицером индийской армии май­ором Льюти, впоследствии будто бы убитым в бурской войне, чей перевод был посмертно издан и аннотирован христианским священником. Несмотря на то что книга была непристойной, Кроули утверждал, что

Книга была опубликована издательством Probsthain & Company в 1910 году и продавалась только по частной подписке. Поступи она в открытую продажу, к ней не­избежно применили бы закон о порнографии. Кроули утверждал, что его «подделка» была настолько мастер­ской, что ввела в заблуждение персидских учёных.

Некоторые из вошедших в книгу стихотворений име­ли гомосексуальную направленность. Многие из них содержали скрытые криптограммы, например в виде имён Кроули или Поллита. Это было характерно для поэзии Кро­ули. Он часто «прятал» слова, особенно непристойные, в текстах отнюдь не порнографических. Вместе с поддел­кой рукописей и их авторов всё это было проявлением своеобразного чувства юмора Кроули.

Между тем 27октября с Кроули произошло нечто со­всем не смешное. По своему обыкновению, он посвящал часть своего времени исследованию Калькутты на пред­мет сексуальных приключений. В тот вечер он в одиночку отправился в местный квартал публичных домов. Ночь была тёмной, но в этот момент бурно отмечался какой-то религиозный праздник, поэтому улицы были запружены гуляющим народом, и вокруг то и дело вспыхивали фей­ерверки. Идя своей дорогой по узким улочкам, Кроули почувствовал, что его преследуют. Внезапно в одном из переулков его окружило около полудюжины мужчин. Один из них скрутил ему руки, в то время как другие начали ша­рить по его карманам. Ещё один стал угрожать ему но­жом. Будучи любителем приключений, по примеру сэра Бертона Кроули носил в кармане револьвер. Ему удалось выхватить оружие и не целясь выстрелить в преступни­ков. В узком пространстве улицы выстрел прозвучал ог­лушительно. Нападавшие отступили, причём один из них закричал. На шум сбежалась толпа людей.

Кроули, как он писал позднее, давно и напряжённо работал над обретением способности становиться неви­димым. Он не добился полного успеха, однако научился низводить уровень своего телесного присутствия до дро­жащего расплывчатого образа. Теперь же, в момент опас­ности, ему удалось стать полностью невидимым, и он ушёл никем не замеченный. Дойдя до ближайшей оживлённой улицы, он окликнул проезжавший наёмный экипаж и до­брался на нём до дома Торнтона. Он испытал прилив ад­реналина и был в восторге от собственной смелости.

За последнее время в Калькутте зафиксировали уже не­сколько случаев нападения на европейцев с целью ограб­ления, но он справился с головорезами безо всякого ущер­ба для себя, если не считать четырёх рупий и восьми анн.

Торнтон посоветовал Кроули лечь спать, а наутро встретиться с кем-нибудь из юристов. Так и было сдела­но. Кроули был представлен адвокату, который предло­жил ему обратиться в полицию, но предупредил, что в свете текущего пробенгальского настроя политиков его могут обвинить в попытке разбойного нападения. 29 ок­тября, когда Роуз сошла с трапа корабля, Кроули встре­тил её обескураживающим и мелодраматическим заяв­лением, что она явилась как раз вовремя, чтобы посмот­реть, как его будут вешать.

Торнтон выяснил, что пуля Кроули, пущенная из пи­столета в упор, прошла сквозь живот одного из преступ­ников и застряла в позвоночнике другого. Оба они были госпитализированы и признались в попытке нападения с целью ограбления. Эта история достигла прессы, и за поимку стрелявшего, как предполагали, некоего моряка, было назначено вознаграждение. Полицейские обыски­вали корабли, пришвартованные в порту, и вскоре, как сказал Торнтон, собирались начать осматривать гости­ницы. Он посоветовал Кроули при первой же возможно­сти уехать из Индии.

Вынужденный принять решение об отъезде, Кроули спросил Роуз, по какой стране она предпочла бы путеше­ствовать: по Персии или по Китаю? Роуз выбрала Китай.

Наняв «уродливую, грубую и ненадёжную» индийскую женщину в качестве айя (няньки) для ребёнка и по-преж­нему пользуясь услугами Саламы Тантры («Единственное честное человеческое существо в отряде. Старая верная и преданная собака!»), который ещё не вернулся в Каш­мир после неудачи на Канченджанге, Кроули сели на пер­вый же подвернувшийся им корабль, шедший в Рангун.

Как только они прибыли в Бирму, Кроули оставил се­мью в отеле, а сам уехал натри дня, чтобы навестить Алла­на Беннета, который жил в это время в монастыре в окре­стностях Рангуна. Теперь Беннет был окружён ещё боль­шим почтением, чем прежде, но здоровье его ослабло, он страдал как от недоедания, так и от целого набора тро­пических болезней. Кроули, который нуждался в духов­ном наставнике и советчике, спросил Беннета, как до­стичь самадхи, состояния наивысшего экстаза, наступа­ющего в результате занятий йогой. Беннет ответил, что Кроули не сможет достичь этого состояния, пока его кар­ма — судьба — не свершится до конца. Вместо этого он предложил Кроули сконцентрироваться на исполнении своей кармы путём стремления к обретению магической памяти, которая в буддизме называется саммасати. Для этого следовало или тренировать память путём медита­тивного «вспоминания» в поисках изначальной цели жизни человека, или размышлять над настоящим, чтобы определить, что явилось причиной текущего положения вещей. В сущности, Беннет говорил Кроули о необходи­мости осознать свою истинную волю, что и составляло суть «Книги Закона». Расставшись с Беннетом, Кроули был готов к тому, чтобы начать следовать совету друга.

Отправляясь в Китай, Кроули очень хотелось попасть в глубь провинции Юньнань и добраться до места, где реки Янцзы, Меконг и Салуин текут параллельно на очень не­большом расстоянии друг от друга через горную цепь Ню-Шань. И это было не просто любопытство. Неудавшийся альпинист Кроули постепенно превратился в Кроули — исследователя и путешественника.

Направляясь в Китай, Кроули воплощал то, что яв­лялось основой значительной части его жизни. Он со­бирался не просто исследовать, но получить новый опыт, удо-влетворить и обуздать беспокойство своей души, в одно мгновение отбросить то отвращение, которое он испытывал от всего банального, мирского, зауряд­ного.

Из Рангуна на речном судне вверх по Ирравади Кроу­ли направились в Мандалай, куда и прибыли 21 ноября. Затем они поехали в Бамо и оказались там ещё через десять дней. Здесь они задержались на одну ночь, ожи­дая разрешения на въезд в Китай. Во время ожидания Кроули доставил себе удовольствие, выместив раздра­жение на несколько апатичном — как Кроули охарактери­зовал его — «помощнике служащего», который затягивал оформление бумаг Кроули: британское представитель­ство в Бирме надеялось, что задержка заставит Кроули отказаться от продолжения пути, ведь с ним были жена и ребёнок. Эта ситуация дала проказнику Кроули возмож­ность проявить себя с соответствующей стороны. Кроме всего прочего, Кроули невзлюбил этого человека, кото­рый был евразийцем — «я не сноб и не пуританин, но всё-таки евразийцы действуют мне на нервы», — и написал . ему письмо, где в том числе были следующие строки: «Я считаю себя обязанным рассыпаться в подобающих случаю изъявлениях благодарности за те неутомимые за­боты в отношении моей персоны, которые вы доброволь­но взяли на себя, и выразить надежду, что такие неустан­ные усилия не нанесли никакого ущерба вашему здоро­вью. Я уверен, что вы вполне удовлетворены: ведь добродетель сама является собственной наградой. Я убеждён также, что не могу высказать вам более сер­дечного пожелания, как то, чтобы судьба вскоре послала вам другого белого человека, который обошёлся бы с вами так же, как вы обошлись со мной...»

Он подписался: «Святой Э.-А. Кроули».

Однако излишне заботливые бюрократы представляли собой наименьшую из трудностей Кроули. Его семье пред­стояло углубиться в горный район Китая, который действи­тельно был и до сих пор является одним из самых глухих уголков мира. Хотя и существовали карты некоторых учас­тков этой территории, но они были ненадёжны. Европейцы редко отваживались проникнуть в эту часть Китая. Даже миссионеров здесь было немного. Нет никаких сомнений втом, что Роуз не представляла себе, что ждёт их впереди, и без преувеличения можно сказать, что брать в такую до­рогу ребёнка было в высшей степени безответственно как со стороны Кроули, так и со стороны Роуз.

Из Бамо они отправились в Тенгюэ (ныне известный как Денгюэ), британский порт для внешней торговли, основанный прямо на границе в 1902 году. Здесь они остались на три ночи, а на четвёртый день пересекли гра­ницу и оказались в Китае. Их отъезд был по обыкновению спешным. Кроули рвался вперёд, несмотря на то что ему ещё не вернули паспорт с разрешением на переход гра­ницы. Большую часть пути Кроули преодолел верхом на пони, тогда как Роуз, ребёнок и часть походной библио­теки Кроули ехали в паланкине. Они двигались по главной из ведущих в Китай дорог, и всё же она была немногим шире, чем горная тропинка. Пони, на котором ехал Кроу­ли, оступился и увлёк наездника и груз на сорок футов вниз. Вьючный мул, нагруженный провиантом и багажом, больно лягнул Кроули в бедро. Незадолго до прибытия в Тенгюэ няня сбежала с одним из погонщиков мулов.

Британский консул в Тенгюэ, человек по фамилии Лит-тон, ужаснулся, услышав о путешествии Кроули. Он пи­сал Кроули: «Скажу вам откровенно: я и не подозревал, что миссис Кроули и ребёнок поедут вместе с вами, и, следовательно, вам нет никакого резона не ехать в Юнь-наньфу по главной дороге. В противном случае, я боюсь, им придётся всю дорогу претерпевать серьёзные не­удобства от любопытства и наглого поведения китайцев, которые будут испытывать ваше терпение. Я также по­советовал бы вам одеться по-китайски, и если миссис Кроули не станет возражать против ношения китайско­го женского верхнего покрывала или жакета, она будет привлекать к себе меньше внимания, и ей будут меньше досаждать». Кроули расценил позицию Литтона как про­явление типичной британской ограниченности, но, встре­тив Литтона неподалёку от границы, где тот выступал су­дьёй в каком-то местном споре, Кроули сразу полюбил этого человека, в котором узнал такого же искателя при­ключений, как и он сам. Более того, в сравнении с Л итто-ном Кроули в этом качестве был дилетантом. Литтон представлял собой настоящего искателя приключений, он был настоящим синологом и синофилом, женатым на китаянке и владеющим несколькими диалектами китай­ского языка. Он разбирался в мировоззрении, религии и обычаях китайцев и пережил восстание боксёров. Со­гласно утверждению Кроули, этот человек даже раскрыл план восставших захватить штаб британской диплома­тической миссии в Пекине в 1900 году, но начальство Литтона проигнорировало его предупреждения. Веро­ятнее всего, этот случай представляет собой пример преувеличения, которое Кроули использовал, чтобы приукрасить всю историю, а также изобразить собствен­ные приключения в более романтическом виде.

В Тенгюэ Кроули получили приглашение остановить­ся ужены Литтона (которая растила пятерых детей), ожи­дая, пока их не нагонит паспорт Кроули, надлежащим об­разом подписанный и содержащий официальную визу, разрешающую въезд в Китай. Порт представлял собой не что иное, как маленький город, где жило несколько ино­странных коммерсантов, в основном британцев. Они бы­ли заняты обычными торговыми делами, в том числе торговлей нефритом, добыча которого активно велась в этих местах. Кроули характерным для него образом от­нёсся к ним как к светскому сброду, но оказалось, что у жены Литтона остановился ещё один гость, ботаник по имени Джордж Форрест, к которому Кроули сразу же ис­пытал симпатию.

Семья Кроули пробыла в Тенгюэ двадцать пять дней в ожидании своих путевых документов, слушая некоторые вызывающие беспокойство новости. До них дошли слухи о восстании в Шанхае, во время которого было якобы убито несколько иностранцев. Со времён восстания боксёров, имевшего место в 1899— 1900 годах, в Китае по-прежне­му было распространено неприятие иностранцев, и в не­которых районах страны европейцам находиться было очень рискованно. Это не остановило Кроули. Он уже при­нял решение и намеревался, невзирая ни на что, пересечь юг Китая вместе с женой и ребёнком.

Опасность, в которой они все находились, материа­лизовалась в ночь на 10 января 1906 года. Во время ужи­на явился гонец, чтобы сообщить, что Литтон исчез. Кроу­ли, Форрест и врач-бенгалец по имени Рам Лал Сиркар верхом отправились на его поиски. Ночью разразилась непогода и большую часть времени они шли пешком. Только лишь рассвело, они встретили группу китайцев, которые несли на носилках тело Литтона. Кроули хотел лично засвидетельствовать смерть: если она наступила в результате насилия, необходимо было расследование, а если, что ещё хуже, причиной смерти явилось инфекци­онное заболевание, нужно было принять меры, чтобы пре­дотвратить его распространение. По словам Кроули, врач-бенгалец (которого Кроули недолюбливал, посколь­ку тот был «толстым и лоснящимся, с маленькими свины­ми предательскими глазками») при виде тела сбежал. По возвращении в Тенгюэ Кроули ударами кнута заста­вил врача обследовать тело. Врач, который позднее подал на Кроули официальную жалобу, обвинив его в раз­бойном нападении, провёл обследование и подписал сви­детельство о смерти, в котором говорилось, что Литтон умер от рожи, незаразного инфекционного кожного за­болевания. Едва ли это заболевание могло быль причи­ной смерти, хотя оно способно вызывать такие осложне­ния, как заражение крови или менингит. Из-за этого смерть Литтона казалась несколько подозрительной, но Кроули был удовлетворён.

Поскольку путевые документы Кроули были наконец в порядке, ничто не мешало его семье пуститься в путь, од­нако одним из условий разрешения на въезд в Китай было предписание нанять переводчика. Кроули выбрал обучен­ного миссионерами человека, китайца из Мандалая, кото­рый звал себя Джонни Уайт, но чьё обиходное китайское имя, к большому изумлению Кроули, звучало как Ах Син. Анг­лийским он владел очень плохо и большую часть времени, по крайней мере так утверждал Кроули, был невменяем бла­годаря употреблению рисовой водки и опиума. Тем не ме­нее Кроули не прогнал его даже после того, как китаец по­пытался удрать верхом на принадлежащем Кроули пони.

Восемнадцатого января они вышли из Тенгюэ, пере­шли реку Салуин неподалёку от того места, где сейчас, располагается Хуэйжэньцяо, по мосту, окружённому ста­туями речных богов, и через пять дней прибыли в Юнг-чан (ныне Баошань). Это был тяжёлый переход. Сереб­ряные китайские монеты было трудно достать, и вместо них Кроули пришлось взять медные деньги, которые в общей сложности весили более сорока килограммов. Как и предсказывал покойный Литтон, Кроули и его спутники на каждом шагу привлекали к себе большое внимание.

В Юнгчане Кроули нанёс визит вежливости местному мандарину в его официальной резиденции, совмещённой с офисом. Это место он впоследствии описывал как «благоуханный рай красоты и наслаждений, где все эле­менты искусства и природы гармонично переплетены друг с другом и как будто стремятся отобразить мелодию души мандарина». Во время визита мандарин пригласил Кроу­ли на банкет, который продлился двенадцать часов. Вы­сокое качество и внешний вид кушаний изумили Кроули; как будто заранее выступая критиком европейских ресто­ранов китайской кухни, которые станут распространены на Западе лишь полвека спустя, он писал, что «современ­ные европейцы не более способны оценить китайское блюдо, чем насладиться египетской сигаретой».

В Юнгчане Кроули надеялся пополнить запасы прови­зии, но обнаружил, что, хотя здесь и можно было купить домашнюю птицу и яйца, свежего молока достать было нельзя, однако, что удивительно, продавалось сгущённое молоко в консервных банках. К счастью, в запасах Кроули было довольно большое количество консервов, закуплен­ных в Рангуне. Зелёный чай в брикетах из Юньнаня прода­вался в изобилии, и Кроули закупил его не только для упо­требления в пути, но и для того, чтобы прихватить его с собой в Британию, заметив, что этот чай, будучи крепко заваренным, может служить сильным слабительным.

Двадцать пятого января праздновался китайский Но­вый год. Кроули веселился на празднике. «На длинных бамбуковых столбах гроздьями висели хлопушки, а пёст­рые гирлянды из цветной бумаги радовали глаз, тогда как ухо наслаждалось разнообразной инструментальной му­зыкой и пением. Необычные изысканные пирожные и сла­сти дарили радости вкуса, а лёгкие ароматы волновали обоняние. Ветер дышал сладостью от горящего сандала : едва уловимой примесью запаха пота танцующих». На следующий день отряд пересёк реку Меконг неподалёку от Юнпина, где река течёт сквозь ущелье с камнями, на которых высечены надписи, и вышел на дорогу, ведшую в Тали (ныне Дали), населённый пункт, расположенный на южном берегу озера Эр-Хай. Несколько скупая земля горной цепи Ню-Шань постепенно переходила в леси­стый горный массив Циншуйлан-Шань. На ночь отряд рас­положился в палатках.

Где-то на этом отрезке путешествия Кроули встретил ребёнка, слепого на один глаз, и записал в своём дневни­ке: «Видел ребёнка, спасшегося от миссионеров (у него нет одного глаза), похоже, что его ослепили». В авто­биографии Кроули объясняет эту заметку: миссионеры-медики в отдалённых районах, по утверждению Кроули, из-за своей невыносимо скучной жизни нередко впадали в состояние садистского помешательства, и тогда, поль­зуясь своим служебным положением, подвергали виви­секции бедняков. Кроули никогда не упускал случая нане­сти удар по репутации христианских священников. Одна­ко его обвинение было полностью сфабрикованным: ослепление детей представляло собой слух, пущенный ки­тайцами, противниками христианства, а Кроули, когда этот слух дошёл до него, принял его за истину, поскольку он соответствовал его собственному мнению.

Пройдя сквозь величественное ущелье и преодолев переход по природному каменному мосту, путешественники 1 февраля прибыли в Тали, где их встретил один из мнимых вивисекторов, врач-миссионер по фамилии Кларк. Кроули охарактеризовал этого человека как искрен­него, но «настолько уверенного, что та ветвь христиан­ства, к которой он принадлежал, обладает истиной в её самом чистом и полном виде, что не мог допустить в ки­тайцах даже простой способности думать. Причину отка­за китайцев обратиться в его веру он видел в смешении их полнейшей тупости с абсолютной порочностью».

Где-то на пути из Тенгюэ в Тали Кроули купил опиум­ную трубку вместе с небольшим запасом опиума и научил­ся её курить. Опиум был распространён в этой местности, где обитатели горных районов выращивали его и ку­рили. Познакомившись с Кларком, Кроули расспросил его о воздействии опиума на организм. К тому времени Кроу­ли уже доводилось принимать опиумсодержащие веще­ства в качестве медикаментов, в Канди он эксперименти­ровал с настойкой опия, в Бирме он употреблял опиум в виде порошка, что вызвало у него рвоту. Курение же опиу­ма было, по его мнению, неэффективным. Он выкурил двадцать пять трубок опиума за пять часов безо всякого эффекта. Потом оказалось, что он неправильно вдыхал дым.

Кларк просветил Кроули относительно опасностей привыкания, а также того вреда, который опиум нанёс Китаю. Кроули пропустил его замечания мимо ушей и, посетив устроенную Кларком больницу, обратил вни­мание на отсутствие среди больных жертв этого нарко­тика. И в самом деле, на протяжении всего путешествия, по наблюдениям Кроули, он не встретил ни одного чело­века, который бы по-настоящему страдал от употребле­ния опиума. Кули, которые несли паланкин Роуз, по сло­вам Кроули, курили опиум и всё же были в состоянии нести тяжёлый деревянный стул с его женой и ребёнком, преодолевая при этом по восемь миль каждые два часа. Разумеется, Кроули предпочёл не обратить внимания на тот факт, что именно опиум устранял мышечную боль но­сильщиков и делал возможным столь быстрое их пере­движение.

Точку зрения Кроули на приём наркотиков в целом и опиума в частности не следует осуждать. Мнение, что опиум не является таким опасным, было тогда широко рас­пространено, и Кларк со своей осторожностью в отноше­нии опиума находился в меньшинстве. И когда Кроули утверждал, что детально изучил вопрос употребления нар­котиков, и высказывал предположение о том, что «склон­ный к философствованию и флегматичный китайский тем­перамент благожелательно реагирует на опиум», он лишь отражал общее мнение той эпохи. Даже другое его заяв­ление о том, что «опиум очень по-разному действует на подвижных, нервных, скупых, малодушных французов, на англичан с их врождённым чувством вины и на американ­цев с их склонностью ко всему экстремальному», было вполне в русле всеобщего мнения: считалось, что нацио­нальные и даже половые различия делают одних людей более подверженными вредному воздействию опиума, чем других.

Шестого февраля семья Кроули покинула Тали и на­правилась в Юньнаньфу (ныне Куньмин). Сначала мест­ность была гористой с поросшими лесом склонами и ма­ленькими озёрами, но вскоре превратилась в равнину, на взгляд Кроули, слишком однообразную. Дорога, по кото­рой они передвигались теперь, была гораздо лучше, чем прежняя. Тот район Китая, который они в данный момент пересекали, мало изменился за последнюю тысячу лет. Женщины ездили на рынок в ручных тележках, напомина­ющих тачки; орошение полей производилось при помо­щи водяного колеса с ножным приводом; пшеничные поля стояли пустыми, а рисовые ещё небыли засеяны; кули пе­реносили грузы на своих плечах; бедные были одеты в лохмотья, тогда как богатые передвигались в паланки- . нах. Немногие населённые пункты, которые встречались им на пути, такие как Чусюн, состояли из зданий с резными фронтонами, буддийских и даосских храмов, над которы­ми курился дым благовоний, мусульманских мечетей и при­дорожных лотков. На ночь отряд останавливался на посто­ялых дворах или разбивал палатки под открытым небом. После одной из таких ночных стоянок Кроули заболел и бо­лел три дня, в течение которых, по его собственному утвер­ждению, мало интересовался окружающим. Большая по­теря для любознательного искателя приключений.

Двадцатого февраля отряд прибыл в Юньнаньфу. У.-Г. Уилкинсон, британский генеральный консул, получил от своего начальства распоряжение не предоставлять жи­лья членам экспедиции. Жалоба врача-бенгальца на по­пытку разбойного нападения со стороны Кроули на время превратила последнего в persona поп grata. Так Кроули стали гостями доктора Барбезьё, остановившись в боль­нице французской миссии в Китае. Они провели в городе десять дней, причём Кроули очень дёшево купил множе­ство старинных рукописей, посетив «миссионера, настоль­ко фанатичного и настолько глупого, что в это было труд­но поверить», а также осмотрел наиболее значительные из местных достопримечательностей, большинство кото­рых, судя по всему, не произвело на него впечатления. Он ничего не пишет о Юньнаньфу за исключением замечания о том, что этот город представляет собой «средоточие вековой и неописуемой грязи». Древний буддийский храм в Яньтуне и пагоды династии Тан не удостоились ни одно­го упоминания в биографии Кроули, равно как и древние пагоды Тали и окружающие этот город горные пики, по­крытые снегом. Тот факт, что Кроули прошёл через самое знаменитое месторождение нефрита, центр вековой тор­говли этим камнем, был абсолютно им не замечен. Тем не менее он не забыл упомянуть о своей охоте на перелёт­ных птиц. Добыча оказалась скудной, мясо журавлей на вкус отдавало рыбой, но гусиное было вполне приемле­мым. Очевидно, несмотря на весь свой интерес к рели­гии, мифологии, магии и буддизму, это путешествие Кроу­ли не принадлежало к разряду культурно-познавательных, и он не стремился к открытиям и расширению своего кру­гозора.

Когда отряд добрался до Юньнаньфу, Кроули пришла в голову идея продолжить путешествие водным путём, вниз по Янцзы. В этом случае им пришлось бы проплыть не­сколько тысяч миль — маршрут, и по сей день считающий­ся одним изсамыхдлинныхвмире. Однако он отказался от своего замысла. Обвинив британскую бюрократию в том, что она своими проволочками ломает график его путешествия, он заявил, что пора возвращаться в Англию, чтобы он смог начать планировать следующую попытку покорения Канченджанги на 1907 год. Дело же было в том, что Кроули постепенно овладевали скука и беспокойство. С него было достаточно путешествий по разбитым доро­гам, а его страсть к приключениям постепенно сходила на нет. То, что изначально было задумано как попытка пе­ресечь Китай, провалилось.

Второго марта, в жестокий холод, Кроули покинули Юньнаньфу и направились в Тонкий, ныне расположенный на территории Северного Вьетнама, а в то время бывший французской колонией. Перед отъездом Кроули Уилкин-сон предупредил его, чтобы он не бил никого из кули, по­скольку в свете антиевропейских настроений,царивших тогда в Китае, последствия могли быть самыми нежела­тельными: несомненно, молва о поведении Кроули до­шла до Уилкинсона раньше, чем появился сам Кроули. Кроули дал слово, что будет держать себя в руках.

Отряд шёл быстро, и через восемь дней Кроули до­стигли французской концессии Мэнцзе. Здесь они про­были три дня, остановившись у британского инспектора китайской таможни Брюитта Тейлора, который, увидев . Кроули, с трудом поверил, что перед ним англичанин. Кроули писал: «Путешествие превратило мою одежду в лохмотья: за всё время пути у меня не было возможно­сти помыться или подстричь бороду; кожа на моём лице шелушилась от ветра». Нечего и говорить о состоянии Роуз и ребёнка.

Следующий этап путешествия привёл их на берега реки Юаньцзян, куда они попали, двигаясь по дороге, соединяющей Пинбянь и Маньхао. Здесь Кроули нанял лодку, которая должна была доставить отряд в Хешу, на границу с Тонкином. Кроули не остановило даже то, что на реке были пороги. Прежде чем отправиться в плавание, Кроули решил дать расчёт команде кули, которые несли весь багаж, а также его семью от самого Тенгюэ. Кроме того, Кроули решил отомстить носильщикам, один из ко­торых, как он утверждал, ударил его ребёнка.

Когда все отплывающие сели в лодку, Кроули выпла­тил заработную плату носильщиков главному кули, но удержал некоторое количество денег в качестве штрафа, не объяснив причин. Кули, разумеется, пришли в ярость. Разыгралась отвратительная сцена. Кроули достал из футляра своё охотничье ружьё, приказав Саламе Тантре вброд дойти до берега и отдать швартовы. Индиец не имел ни малейшего желания возвращаться на берег, по­этому Кроули велел своей «верной и преданной старой собаке» делать как приказано или стать первым среди убитых. Зная нрав своего хозяина, индиец повиновался, затем пробился обратно к лодке, и через минуту или две лодка с пассажирами уже стремительно неслась вниз по течению, чтобы 18 марта прибыть в Хекоу, где Кроули вместе со случайно встреченным им английским коммер­сантом «крепко напились, празднуя успешно завершён­ное путешествие, которое, с точки зрения людей разум­ных, представляло собой безумную выходку, с самого начала обречённую на печальный конец...Приключение, при одной мысли о нём повергающее в трепет, оказа­лось таким же безопасным, как автобусная поездка из Бэнка в Баттерси».

Тот факт, что они избежали несчастного случая, ско­рее можно счесть везением, чем следствием проница­тельности Кроули. В течение четырёх зимних месяцев они путешествовали по Китаю, климат которого в это время даже в субтропической, южной части страны характери­зуется резким холодом. У них не было украдено ничего ценного, на них не пытались напасть, им не угрожали. Они счастливо отделались от разгневанных кули, и единствен­ными болезнями, которые они перенесли в пути, были расстройство желудка у Кроули, слегка поднявшаяся тем­пература у Роуз, а также недолгая простуда и несварение, случившиеся у ребёнка во время остановки в Юньнаньфу. Хотя в описании самого путешествия Кроули уделя­ет Роуз мало внимания, в конце этого отрывка она удо­стоилась большой похвалы от своего мужа. Она показа­ла себя,—писал он,—

Позднее он добавлял, что Роуз представляла собой «совершенство как Поэтический Идеал, Любовница, Жена, Мать, Хозяйка, Няня, Друг и Товарищ». Это большая по­хвала. Однако Кроули написал и о том, что Роуз не цени­ла, а возможно, не была способна понять его магические занятия. По дороге в Юньнаньфу он отметил в своём днев­нике: «Р. — мой постоянный оппонент во всех духовных делах. Стоит мне подумать о чём-нибудь подобном, она устраивает скандал». Вполне вероятно, что Роуз была рас­сержена не столько на его занятия магией, сколько на тот факт, что ей приходилось одной ухаживать за ребёнком где-то в китайской глубинке. Она считала, что Кроули мог бы и отложить на время поклонение своим идолам, а вме­сто этого помочь ей чем-нибудь как муж.

Из Хекоу семья Кроули на поезде добралась до Ха­ноя, затем до Хайфона, где поселилась в «Отель дю Коммерс». Кроули купил билеты на «грязный грузовой паро­ход», нагруженный крупным рогатым скотом и идущий в Гонконг. Дорога была не из приятных. На море шторми­ло, капитан оказался алкоголиком, двигатели корабля вышли из строя, и он дрейфовал до первого порта захо­да под названием Хоухай, что на полуострове Лэйчжоу. На этом корабле Салама Тантра подвергался расистским нападкам, а от свиней и домашней птицы исходило зло­воние.

После суровых условий последних месяцев Гонконг казался уголком роскоши. Кроули поселились в престиж­ном «Гонконг-отеле» на углу Куин-роуд и Де-Вёроуд и на­чали строить планы. Было решено, что Роуз с ребёнком вернётся в Англию через Калькутту, где заодно заберёт багаж, не взятый с собой в путешествие по Китаю. Вместе с ней в Индию вернётся Салама Тантра. Тем временем Кро­ули пересечёт Тихий океан и прибудете Калифорнию, от­куда поездом доберётся до Нью-Йорка, В Нью-Йорке же он надеялся получить денежную ссуду для ещё одной попытки восхождения на Канченджангу. Гора была, как он считал, «у него в кармане. Средней силы отряд альпини­стов настолько же легко может дойти до вершины, как прогуляться по берегу моря». Он рассуждал так, как буд­то его прошлой неудачи и временной утраты уверенно­сти, отразившейся в письме к Джеральду Келли, не было и в помине.

Когда 3 апреля Кроули снова сел на корабль (на этот раз это было судно «Ниппон-Мару», идущее в Шанхай), у него был тайный план. В Шанхае теперь жила Элен Симп-сон. По прошествии месяцев астральных встреч он хотел увидеть её во плоти.

На протяжении всего путешествия по Китаю Кроули обдумывал совет Беннета по поводу приобретения маги­ческой памяти. Кроме того, он был занят переоценкой своего отношения к тем религиозно-философским на­правлениям, которые изучал. Чем больше он читал, тем больше приходил к убеждению, что любая цепь доводов или аргументов представляет собой замкнутый круг. Днев­никовая запись за 19 ноября предыдущего года, которая отражает скорее события магической жизни, чем повсе­дневные события, выдаёт его растерянность:

Позднее он так подвёл итог своему растерянному со­стоянию: «Я проехал вокруг света за восемьдесят дней и, подобно Финеасу Фоггу и Омару Хайяму, вернулся че­рез ту же дверь, из которой вышел. Решение должно быть практическим, а не теоретическим, реальным, а не умо­зрительным».

Отчасти растерянное состояние Кроули было след­ствием всего того, что произошло в его жизни со времени неудачной попытки покорения Канченджанги. Эти события повлияли не только на самолюбие Кроули, но и на его философию. Он по-прежнему волновался из-за того, что Тайные Учителя избрали его своим представи­телем, его беспокоили поиски смысла жизни и необходимость понять, в чём же заключается его судьба. Един­ственным якорем в этом бушующем море мыслей был для него Айвасс.

Примерно в то же самое время, когда Кроули купил трубку для курения опиума, по дороге из Тали в Юньнань, он пришёл к некоторому разрешению своей ситуации, возможно, благодаря наркотику и, уж без сомнения, под влиянием чтения «Египетских мистерий» Ямвлиха, философа-неоплатоника, жившего в III веке н. э. Достигнутому им состоянию духа он дал название «Аугоэйдес», что по-гречески означает «рассвет». Это состояние он превратил в некую разновидность заклинания, проделываемого им в уме по нескольку раз в день в надежде достичь про­светления. Когда это удавалось, Кроули ощущал нечто оде внутреннего освобождения, напоминающего катар­сис. Личность Кроули как будто обновилась. Он писал:

Начиная с этого момента Кроули посвятит себя той работе, которая была ему поручена: его существование расколется на две части, человеческую и духовную, кото­рую можно также назвать магической.

С несколько прояснившимся умом Кроули принял воз­ложенную на него ответственность распространять уче­ние, полученное им через своего Ангела-хранителя, и всю вторую половину путешествия по Китаю он готовился уединиться для магических занятий. В то же самое время, он снова начал совершать приготовления к проведению. Операции Абрамелина.

Было и ещё одно событие, которое оказало влияние на Кроули. Неизвестно, когда именно это произошло. Возможно, это случилось в конце экспедиции на Канчен­джангу, сразу, как только он спустился с горы, или во вре­мя путешествия по Китаю. Событие заключалось в полу­чении им сообщения от Тайных Учителей посредством Саламы Тантры. Сообщением был сон, который Салама Тантра увидел и пересказал Кроули. В этом сне Кроули принимал меч из рук прекрасной женщины, плывущей в лодке по озеру. Кроули истолковал этот сон в том смысле, что это Айвасс говорит через Саламу, признавая Кро­ули избранным выполнять приказы Тайных Учителей.

В Шанхае Кроули встретился с Элен Симпсон и посвя­тил её во все произошедшие с ним события. В первый раз он рассказал ей о том, что случилось с ним в Каире, об Айвассе и о «Книге Закона». Элен, чей интерес к по­добным вопросам, судя по всему, возродился, выразила убеждение, что всё это правда, отчасти, к огорчению Кро­ули, который втайне надеялся, что она отнесётся ко всему скептически и тем самым освободит его от чувства от­ветственности. В течение двенадцати дней они разгова­ривали и вместе занимались магией, вызывая Айвасса и разговаривая с ним. Айвасс велел Кроули возвращать­ся в Египет, но не брать с собой Элен Симпсон, которую он называл Сестрой Фиделис. Точные слова Айвасса, как Кроули записал их, были следующими: «Мне не нравятся ваши отношения; прекратите их! Если вы не сделаете это­го, вам придётся служить другим богам. Однако я посо­ветовал бы вам предаться физической любви, чтобы ваш союз обрёл совершенную форму. Фиделис не станет это­го делать, поэтому она бесполезна. Если бы она согласи­лась, то смогла бы принести пользу». Они решили рас­статься, поскольку Элен была влюблена в своего мужа, а Кроули такие же отношения связывали с Роуз.

С чувством некоторого облегчения Кроули покинул Шанхай 21 апреля на борту лайнера «Царица Индии», иду­щего в Ванкувер через Японию. Путешествие было ничем не примечательно, и Кроули провёл много времени в сво­ей каюте, занимаясь магией. Ванкувер, когда Кроули при­был туда, не впечатлил его. Скалистые горы показались ему бесформенными; еда оказалась несъедобной; по­ведение канадцев было «грубым и оскорбительным», а город Торонто представлял собой «преднамеренное преступление против устремлений души и волнений сер­дца». Во время посещения Ниагары толпа журналистов по ошибке приняла Кроули за кого-то другого, но он всё же насладился красотой и величием водопада. Затем он провёл десять дней в Нью-Йорке, покутив на славу перед отплытием в Ливерпуль на судне «Кампания». Судя по все­му, он мало сделал для того, чтобы раздобыть деньги на новую альпинистскую экспедицию или заинтересовать кого-нибудь этим замыслом. 2 июня он достиг берегов Англии, проведя значительную часть трансатлантическо­го путешествия за написанием поэмы под названием «Rosa Coeli» (Роза небес).

Как только корабль причалил, Кроули передали два письма. Одно извещало его, что Нюи Ма Ахатхор Геката Сапфо Иезавель Лилит мертва. Она умерла от брюшного тифа в Рангуне. (Данкомб Джуэл, который был невысоко­го мнения об отцовских качествах Кроули, сардонически заявлял, что ребёнок умер от «острой заботы».)

В своём дневнике Кроули писал: «Прибыл в Ливерпуль. Узнал о смерти малышки из писем матери и дяди Тома. Почему никто не телеграфировал мне об этом? Приехал в Лондон абсолютно оглушённый». Позже в этот же день он добавляет: «Совершенно не могу думать об этом в по­дробностях или поверить в реальность произошедшего». Несмотря на всё его бесстрастное отношение к смерти,' на его мнение, что смерть есть немногим более, чем обык­новенный сон, на его твёрдое намерение больше не под­падать под воздействие собственной любви к своей се­мье, на его решение впредь посвящать себя магии бо­лее, чем чему-либо другому, смерть ребёнка сильно повлияла на него. Тремя днями позже в его дневнике уны­лая запись: «Со мной чуть не случился срыв, когда я играл в бильярд. Накачался наркотиками». Когда 8 июня Кроули сел на поезд до Плимута, чтобы встретить Роуз, которая должна была прибыть на лайнере «Гималайя» из Калькут­ты, его состояние было всё ещё не близко к безумию. Дневниковая запись следующего дня гласит: «Временами по-прежнему бывают срывы, и нервы так слабы, что меня шатает». Вероятно, он не испытывал раскаяния по поводу того, что оставил Роуз и ребёнка, предоставив им самим добираться до Шанхая, впрочем, для раскаяния не было достаточно серьёзных причин. Хотя можно спорить о том, что более хороший и более внимательный муж пожелал бы сопроводить свою жену на долгом пути домой. Одна­ко и Роуз, и ребёнок находились в прекрасном состоя­нии, когда он покинул их. Это был просто жестокий пово­рот судьбы.

Гораздо позже, диктуя свою автобиографию, Кроули возложил всю вину за смерть ребёнка на Роуз, которая якобы «не позаботилась продезинфицировать соску на бутылочке с детским питанием, в результате чего ребёнок подвергся воздействию микробов тифа». Он пошёл ещё дальше, упрекая её в том, что она пыталась утопить своё горе в вине, когда ребёнок лежал при смерти. Однако все эти соображения были высказаны задним числом, много времени спустя после того, как Роуз и Кроули расстались. Нет никаких оснований полагать, что он в чём-либо обви­нял Роуз сразу после смерти ребёнка.

В словах Кроули есть только одна крупица правды. Роуз на самом деле превращалась в алкоголичку. А смерть ребёнка вкупе с отсутствием мужа и непредсказуемостью жизни, судя по всему, ускорили процесс, который начал­ся ещё до их встречи в Калькутте. Как бы то ни было, сле­дует признать, что в письмах Кроули к Джеральду Келли мелькают свидетельства того, что с первого дня его же­нитьбы на Роуз она проявляла качества, которые точнее всего можно было бы назвать душевной неуравновешен­ностью. Кроме того, во время путешествия по Китаю она снова забеременела.

Начавшийся алкоголизм Роуз отчасти может быть с уверенностью отнесён на счёт того, что она была заму­жем за таким человеком, как Кроули, который не был склонен выражать истинную привязанность. Это неудиви­тельно при том детстве, которое ему довелось пережить, и при его малой способности к любви. Позднее Кроули возложит всю вину на Роуз, которая якобы пила, не скры­ваясь, ещё в доме собственной матери. Он сильно — и это неудивительно, имея в виду профессию его тестя — не любил родителей Роуз: он даже написал пьесу, в кото­рой изобразил свою тёщу ведьмой, а тестя — бабуином.

Зимой 1906 года у Роуз родилась ещё одна дочь, ко­торую назвали Лола Заза. По словам Кроули, у неё были монголоидные черты. 15 февраля 1907 года он делает зловещую запись в дневнике: «Малышка заболела». У Лолы Зазы был бронхит, и она лежала при смерти. Доктор, ко­торый лечил ребёнка, сказал, что в спальне девочки мо­жет находиться только один человек. По словам Кроули, его тёща пренебрегла этим указанием врача. На следую­щий день Кроули пишет в дневнике: «Выкинул из кварти­ры Б. К. (Бланш Келли) и тем, хвала провидению, спас ребёнку жизнь». Позднее он сообщил детали происше­ствия: «Я не церемонился с ней; я взял ведьму за плечи и выгнал её из квартиры, к тому же ботинком помог ей спуститься с лестницы, чтобы она точно поняла, что я имею ввиду».

Несмотря на все свои путешествия и волнения послед­них двух лет, Кроули, по крайней мере, как человек, кажет­ся, мало изменился. Однако на данный момент его стран­ствия закончились. Ему предстояло на ближайшее время обосноваться в Британии и сосредоточиться на том пути, который уготовили ему Айвасс и Тайные Учителя.