Жизнеописание святого Франциска Ассизского Супруга госпожи Бедности

Жизнь Искупителя развернулась между двумя великими таинствами - таинством Воплощения и таинством Страстей - и заключена между Вифлеемом и Голгофой.

Франциск - Его живая копия - не мог воспринимать свою жизнь иначе, как протекающей между этими двумя точками.

«В особенности, - рассказывает Фома Челанский, - его ум занимало смирение Воплощения и любовь Господа, явленная Его Страстями, и никогда не отводил он от них умственного взора».

Франциск явился на свет подобно Христу, близ яслей, и так же удостоился божественных стигматов на горе Верна. Как же мог он не благоговеть перед обоими великими таинствами!

***

Скит в Греччо - еще один мирный приют братьев, дарованный им благочестивым графом Джованни Велита, прижался к горе на западной стороне долины Реатине.

Франциск решил там провести праздник Рождества и попросил графа построить в одной из пещер изображение тех яслей, в которых родился Господь.

Мысль эта не была для него новой, ему внушила ее мать, рассказывавшая Франциску о его рождении.

Новость распространилась, и в Греччо отовсюду стали сходиться братья. Ожиданием были охвачены и жители окрестных и дальних селений.

Наконец наступила благословенная ночь. Лес и долину осветило множество факелов. Как будто внезапные зарницы рассеяли ночной мрак. И раздался гром.

Но это зазвучало пение поднимавшейся к скиту толпы. «Окрестности откликались ликованием».

В полночь отслужили мессу, Франциск был за диакона.

После чтения Евангелия он взял слово. Автор жизнеописания рассказывает: «И часто, желая произнести имя Иисуса, он, воспылав чрезвычайной любовью, именовал Его “Вифлеемский младенец”, растягивая слово Вифлеем так, что звук казался похожим на овечье блеянье, и он словно наполнял уста этим словом, но еще более - сладостью любви».

По огромной толпе, обратившейся в слух, пробежала дрожь волнения. И Бог дал доказательство Своего расположения. Одному мужу, достойному уважения, было видение:

«А именно: привиделось ему, будто в яслях лежит совсем маленький мальчик и вроде бы неживой. Святой Божий, склонившись над ним, пытается его разбудить, чтобы тот очнулся от глубочайшего сна. И вполне разумным кажется нам это видение, ведь младенец Иисус забыт во многих сердцах как мертвый, и в этих сердцах, по милости самого Младенца и подвигами раба Его святого Франциска, Он был оживлен и возвращен набожной памяти».

По окончании священного обряда ликующий народ возвратился в свои жилища, сохраняя пучки соломы как особую реликвию, и много исцелений принесла она впоследствии как людям, так и животным.

***

Летом следующего года Франциск отправился на гору Верна - провести там пост в честь св. Михаила Архангела.

Много есть скитов, освященных молитвенным экстазом Ассизского Беднячка, но никто кроме Бога не мог бы поведать о том, что именно там происходило.

Они и по сей день прославлены среди людей, и давно стали местом благоговейного паломничества. Среди них: Карчери в Ассизи, остров на Тразименском озере, Фонте Коломбо, Греччо, Четона, Бельверде, Челле в Кортоне, гора Казале, Викальви.

Гора Верна - одно из таких мест, но самое прославленное благодаря совершившемуся здесь чуду.

Эта одинокая гора - дантовская «суровая скала» - возносится к небу между плодородной долиной Казенцы и Апеннинским хребтом. Верхняя ее часть как будто срезана на три четверти скалистым обрывом; с этой стороны гора напоминает крепость. Величественные ели, буки и ясени, покрывающие вершину, борются с ветрами и бурями.

Предание окружило эту гору ореолом таинственности.

Громадные скалы, рассеченные глубокой расщелиной, над которой нависают утесы, наводят на мысль о землетрясении, сопровождавшем кончину Спасителя.

После того как граф Орландо подарил эту гору Франциску, братья соорудили там хижину; впоследствии вокруг нее появились новые жилища, которых становилось все больше по мере того, как росло число братьев, искавших уединенного созерцания.

На этой горе, незадолго до праздника Крестовоздвижения, Франциск предавался размышлениям о Страстях Господа нашего, и, хотя тело его изнемогало от страданий и всюду болело, в нем укрепилась воля пострадать, чтобы вполне уподобиться Христу.

- Господи Иисусе, молю Тебя, восхити мой ум пылом и сладостью Твоей любви, отвлеки от всего земного, чтобы я умер от любви к Твоей любви, как Ты удостоил нас умереть из любви к моей любви!

Когда любовь расширяется до таких пределов, она выражается кровно.

Франциск хотел кровью запечатлеть свою любовь.

Он не мог пострадать от руки людей, теперь он беспрестанно молил о том Бога.

Внезапно сверхъестественный свет разлился в небе, освещенном зарей, и в ярком зареве Франциск, охваченный экстатическим порывом, узрел Человека, распятого на Кресте.

Два крыла серафима над головой, два крыла раскрыты, два крыла закрывают спину.

Пред таким чудом два ощущения равной силы соединились в душе Святого: невыразимое блаженство и острая боль, пронизавшая все его члены.

Эту сладость и эту боль нельзя было вынести, они превышали человеческие силы, и Франциск изнемог бы, если бы милостью Господней не был поддержан в его немощи.

Когда видение исчезло, из плоти его точилась кровь.

Кровавые раны зияли на его руках и ногах, как будто он претерпел казнь через распятие. На ладонях и ступнях виднелись затвердения, похожие на с одной стороны на головки гвоздей, с другой - на их заостренные и искривленные концы.

На ребре виднелась широкая рана с красными краями, откуда струилась по телу кровь, марая одежду.

Над острыми утесами горы Верна светило мягкое осеннее солнце. Легкая дымка окутывала долину Казенцы, богатую виноградом и всевозможными плодами. После августовской палящей жары наступило время года, когда вызревают Божьи дары.

Так же и огонь любви, как пожар пылавшей в сердце Франциска, дал вожделенный плод: мученичество.

Пять язв на его теле сияли драгоценным пурпуром.

Глава XXIII,

Заповеди говорят нам о любви к Богу и отдельно о любви к ближнему: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим» и «возлюби ближнего твоего, как самого себя».

Преображение на горе Верна показывает, как глубоко любовь укоренилась в сердце Франциска. Все его существо - тело и душа - устремлялось к вечному.

В остававшиеся ему два года жизни он источал одну любовь.

Плоть его изнемогала, но не столько болезнь, сколько внутренний огонь подтачивал силы Святого.

«Что уготовано для меня на Небе? Чего я желал от Тебя на земле? Плоть и сердце мое изнемогли: Боже моего сердца, Боже мое наследие в вечности!»

Его чувства к людям были более земными.

Из любви к Богу закономерно вытекает любовь к ближнему. Кто любит Главу, не может не любить членов, составляющих единое Тело. Эта любовь как будто бесконечно приумножалась в последние дни жизни Франциска.

Ходить он уже не мог, его перевозили с места на место разные люди, свидетельствовавшие тем преданность ему.

«Он посещал, - рассказывает Фома Челанский, - пять - шесть местностей за один день», а св. Бонавентура добавляет, что пыл его милосердия и любви был таков, что «он хотел служить прокаженным, ибо с них началось его обращение к Богу».

Но физических сил не хватало для таких подвигов. Душа его была охвачена божественным безумием, но плоть смертельно томилась.

В дело вмешался брат Илия, который своей властью генерального викария принудил его к покою: слишком дорога ему была жизнь Отца.

По договоренности с епископом Святого поместили в одной из комнат епископского дворца, где были большие возможности для лечения и надежное укрытие от зимнего холода.

Чтобы Франциск мог сосредоточиться, в комнате ему устроили келью с плетеными рогожами на полу - там он молился и отдыхал, когда хоть немного отпускала мучительная болезнь. Его изболевшиеся глаза не выносили света, поэтому братья пришили спереди к капюшону кусок шерстяной ткани - больные глаза отдыхали в темноте.

Из любви и сострадания братья часто просили Отца принять пищи для укрепления сил, однако почти всегда безуспешно, ибо больной был слишком слаб.

Однажды они особенно настойчиво уговаривали его что-нибудь проглотить. Франциск отвечал:

- Дети мои, мне не хочется есть, но если бы у вас нашлось немного рыбы, называемой акулой, я бы, возможно, ее отведал.

Увы, где взять такую рыбу? Зимние бури и снегопады не пустили бы в море и самого завзятого рыбака.

Однако Бог снова проявил заботу о том, кто всецело положился на Него. Едва лишь Франциск договорил свое пожелание, как появился человек, который «нес в корзине три рыбины и паштет из раков».

Такая забота Провидения до слез растрогала сердце Франциска.

***

Но крест его не становился легче. Франциску было все тяжелее, и если бы не милость Божия, он бы не выдержал страданий.

- Господи, поспеши мне на помощь, чтобы мне терпеливо снести этот недуг.

- Франциск, - был ему ответ, - если бы кто за такое твое страдание предложил тебе в уплату столь большое сокровище, что ты ни за что почел бы все блага мира, скажи мне, разве ты не обрадовался бы?

- Конечно обрадовался бы, Господи.

- Возрадуйся же, брат, ликуй в своем недуге, ибо можешь быть покоен, как если бы ты уже пребывал в Моем Царстве.

На следующее утро торжествующе взошло солнце, и лучи его, искрясь на снегу, бесконечно множились, как будто божественный поток заструился на землю.

Франциск, со смятенным сердцем, исполненный божественного обетования, излил чувства в гимне радости:

«Всевышний, всемогущий, благой Господь...»

Так родился «Гимн брату Солнцу», а с ним и первое великое произведение итальянской литературы.

Это произведение дошло до нас, оно лирически выражает мечту Святого увидеть все творения восстановленными в Боге.

Мир, каким он предстает в гимне творений св. Франциска, имеет мало общего с нынешним. Он еще чарует своей изначальной красотой, он только что вышел из рук великого божественного Мастера, грех еще не разрушил гармонии сущего. Чувствуется волнение Адама: он впервые зрит мир, и этот юный мир еще весь порядок и согласие, весь трепет и песнь. Еще далеко до бунта, запечатлевшего все предметы первородным грехом.

Брат Солнце - сам прекрасен и излучает яркий свет; сестра Луна и звезды - яркие, драгоценные и прекрасные; брат Ветер и всякая погода - это проявление материнской заботы Провидения, дающее пропитание созданиям Божиим; сестра Вода - «полезна весьма и доступна и ценна и чиста»; брат Огонь - «сам прекрасен и приятен и мощен и силен»; Земля - ласковая мать, которая «поддерживает и направляет», производя «различные плоды с яркими цветами и травой».

Это зрелище восстановленной гармонии несколько раз представало Святому въяве: когда неразумные существа, забыв о своей дикости или свирепости, прибегали к Франциску, как будто желая беседовать с ним.

***

К несчастью, текст не дошел до нас, но мы частично знаем его содержание.

Святой воспел высоту монашеского идеала, красоту жизни, протекающей в бедности, целомудрии и послушании, жизни, свободной от пут, привязывающих нас к земному, и устремленной к познанию Бога.

Вспомним: в жизни ассизского Святого (как в жизни каждого святого) все это не риторические нагромождения, не повторения общих мест - это главное основание жизни и святости, недаром Франциск говорит об этом в первой же главе своего Устава. Можем ли мы не оплакивать утрату текста? Ведь с ним мы потеряли одно из важнейших свидетельств душевной жизни Святого, и оно тем более драгоценно, что написано на том же безыскусном народном языке, что и «Гимн брату Солнцу».

***

Живя в епископском дворце, Франциск заметил, что между епископом и подестой возникла недружественность. Берлинджерио, подеста Ассизи, нарушил декрет Гонория III, запрещавший возрождать старые распри между знатью и простонародьем. За это епископ наложил на подесту и на город интердикт. Подеста в ответ выставил глашатая, который объявил горожанам о запрете продавать что-либо епископу или покупать что-либо у него.

- Великий стыд для нас, рабов Божиих, что епископ и подеста питают друг к другу такую неприязнь и что никто не хочет выступить мировым посредником между ними.

Сказав это, он задумался, после чего добавил к Гимну строфу, исшедшую прямо из сердца: это была строфа о прощении.

- Ступайте, - сказал он, - к обеим враждующим сторонам, к самым видным людям города, к духовенству и всему народу и призовите их к епископскому дворцу.

Разве могли люди не откликнуться на призыв? Не Франциск звал, звал сам оживший в нем Христос.

Вскоре большая площадь заполнилась народом; когда разговоры, наконец, умолкли, и наступила тишина, наполненная ожиданием, брат Леоне и брат Анджело запели «Гимн»; вновь сочиненную строфу со словами о прощении они пропели особенно внятно.

Как по волшебству, ненависть отлетела. Примирение стало свершившимся фактом, его запечатлело братское объятие и поцелуй между подестой и епископом.

Глава XXIV,

Пребывание на покое в Ассизи никак не помогло здоровью Франциска: болезнь глаз мучила его ужасно.

Несмотря на сопротивление Святого, брат Илия и кардинал Уголино принудили Франциска отправиться в Риети, где при Папской курии имелся врач, пользовавшийся общим признанием.

Летом 1225 года Франциск прибыл в курию, с любовью и благоговением был принят в епископской резиденции: его наперерыв спешили навестить все виднейшие люди курии, за ним заботливо ухаживали, делали все возможное, чтобы облегчить его страдания.

Безуспешно. Болезнь, как вредный плевел, пустила глубокие корни в теле больного.

- Брат, - сказал однажды Франциск ухаживавшему за ним брату, который в миру некогда отличился игрой на лютне, - брат, мне бы хотелось, чтобы ты тайком достал инструмент и извлек из него скромную гармонию, это доставило бы облегчение моему бедному изболевшемуся брату телу.

- Мне стыдно играть на лютне, отче, - отвечал смиренный брат - я боюсь, как бы люди не укорили меня в легкомыслии.

- Когда так, оставим это, брат. Лучше лишить себя доброго, если от него произойдет соблазн.

Но на следующую ночь Господь послал ему то, в чем отказали люди.

В полной тишине вдруг раздался звук цитры, и в комнатке разлилась мелодия, утешившая сердце Святого. Порой она звучала тихо, как струйка воды меж камней, порой поднималась и гремела, как звучный хор.

Плененная сладостными звуками, душа Святого воспаряла от неба к небу все выше, в блаженные сферы.

Надежда спасти Франциска заставила брата Илию прибегнуть к крайней мере - болезненной операции, которую надлежало совершить тому же врачу: состояла она в лицевом прижигании, согласно последним достижениям хирургии того времени.

Франциск знал, что это за пытка, и согласился на нее лишь как на новое доказательство любви к Христу Распятому. Он умолял лишь об одном, о том, чтобы это совершилось в уединении в Фонте Коломбо. Там, в величественной тишине, он почувствует утешающее присутствие Божие, и жертва его будет угоднее Богу.

Когда собратья увидели раскаленные инструменты, они в страхе бежали, сам Святой не удержал жеста удивления:

- Брат мой огонь, благородный и полезный превыше всех творений, будь ко мне любезен в этот час за то чувство, которое я к тебе питал и буду питать ради Того, Кто тебя создал.

Сказавши это, он подставил лицо хирургу.

Тот провел раскаленным железом по щеке, ища вену. Раздалось шипение, едкий дым наполнил комнату.

Кровь, кровь, кровь... Стигматы от людей оказались жесточе, чем стигматы от Бога.

Когда братья вошли снова, длинная кровавая борозда тянулась через щеку Франциска, но уста его по-прежнему улыбались:

- О малодушные и маловерные люди, почему вы бежали? Поистине говорю вам, что не ощутил ни боли, ни огненного жара, так что если надо еще прижечь мою плоть, прижигайте крепче.

***

После операции тысячи глаз всматривались в лицо больного, надеясь, что здоровье его поправится и совершится чудо, которого все так желали.

Наступила зима 1225-26 года, к страданиям больного прибавился еще холод. Необходимо было выбрать место, где бы меньше досаждало зимнее ненастье.

Говорили, что в Сиене живет знаменитый врач, знаток глазных болезней.

Жизнь Святого была всем так драгоценна, что никакая попытка лечения не казалась лишней. А вдруг исцеление возможно!

Есть ведь растения, которые плодоносят, только если проявить бесконечное терпение, если ухаживать за ними, не падая духом. Не может ли так быть и со здоровьем Святого? В Сиене он попадет в более мягкий климат, в руки хорошего врача. От того и другого может произойти польза.

Для решения опять потребовалось распоряжение генерального викария.

Зачем люди столько хлопочут! Стоит ли? Болезнь от Бога, человеческими средствами ее не одолеть. Кто насылает болезнь, тот ей и хозяин, захочет - отнимет, захочет - оставит, лучше уж положиться на Божью волю.

Святой был прав. В Сиене ни мягкость климата, ни искусство лекаря не принесли ему облегчения. Он явно слабел.

Началось кровотечение. Брат Илия понял, что конец близок и что пора принять потребные в таком случае меры.

Святой желал умереть в Ассизи, желание это надо было исполнить; да и жители Ассизи не хотели лишиться священных реликвий. Брат Илия, сам родом из Ассизи, также хотел исполнить желание сограждан.

Небольшой отряд выступил в середине апреля, продвижение шло медленно, ибо Франциска оберегали от сотрясений.

В скиту Челле близ Кортоны пришлось сделать остановку, так как болезнь усугубилась: явились опасения, что смерть может застигнуть Франциска в пути.

Передохнув немного и подождав, пока драгоценный больной чуть окрепнет, двинулись дальше.

К Ассизи вела дорога, шедшая сначала вдоль Тразименского озера, а затем вверх, к Маджоне, но Перуджа и Ассизи снова враждовали, и распри могли помешать проезду.

Пришлось сделать немалый крюк: от Кортоны до Губбио, от Губбио до Ночеры, от Ночеры до Ассизи.

Известие о прибытии Святого быстро распространилось по его родному городу, народ заволновался.

Городское управление выслало навстречу Франциску отряд всадников с алебардами - почетный эскорт на последнем отрезке пути. Встреча со Святым и его немногочисленными спутниками произошла близ замка Сатриано.

Франциск ее почти не заметил.

После долгого перехода ассизские всадники проголодались и рассыпались по округе, чтобы купить у местных жителей еды, но их встречали враждебно и ничего не давали. Надменность и спесь всадников смутили крестьян, и они позакрывались в своих домах.

Расстроенные и обеспокоенные ассизцы обратились к Святому:

- Маловерные, вы ничего не получили, потому что уповали на деньги в кармане, а не на Бога. Возвращайтсь в те же дома и просите подаяние Христа ради и все будете иметь в достатке.

Они сделали, как сказал им Франциск, и точно по его слову даром получили то, что безуспешно пытались получить за деньги.

В Ассизи его встретили триумфально.

Встреча была точь-в-точь как описанное в Евангелии вступление Иисуса в Иерусалим в Вербное Воскресение. Отовсюду стекался народ, по обочинам дороги толпились люди, встречая Франциска приветственными криками и оливковыми ветвями.

Как далеко, казалось, ушло то время, когда такая же толпа объявляла его сумасшедшим, оскорбляла и забрасывала камнями!

***

Весна полностью вошла в свои права; долина благоухала, распускались цветы, зеленела листва, пели ласточки и множество разных птиц, наливались злаки, все пело осанну Господу. Франциск сказал истинную правду, заметив, что ничего не видал радостнее своей Сполетской долины.

Сейчас он лишился зрения, но чувствовал чудо красоты, окружавшее его, красоты, которую Бог даровал людям, чтобы душа их возрадовалась.

Мыслями Франциск возвращался к той далекой весне, когда из этого самого дворца он вышел, отвергнув все земное. Радостный, как менестрель, он отправился завоевывать мир.

Каким дальше будет его путь?

Он не сомневался, что из Ассизи, если и двинется, то лишь навстречу сестре смерти, и та распахнет перед ним врата в вечность.

«Смерть праведников драгоценна для Бога». Такая смерть - это завершение долгой и победоносной борьбы, долгожданная награда, обретенная ценой несказанных жертв.

Вот почему Франциск, несмотря на телесную муку, пел. Он чувствовал себя, как перелетная птица, когда дуновение весны, первая зелень в полях и благоухание в воздухе призывает ее вить гнездо и заливаться трелями.

В изумлении братья, служившие Франциску, известили викария - брата Илию. Радость Франциска не покажется ли чрезмерной и неуместной? Не сочтут ли ее дерзкой перед лицом строгой смерти?

Викарий слегка попенял дорогому больному, но Франциск не смутился. Люди не могли вместить того, что он чувствовал:

- Позволь мне, брат, радоваться в Господе и восхвалять Его в моих недугах. Ведь милостью Святого Духа я так приобщился моего Бога, что по милосердию Его могу радоваться во Всевышнем.

Лето прошло. Осень обещала быть сухой и мягкой.

Еще один врач наведался к больному. Святой устремил на него взгляд и спросил:

- Брат врач, что ты скажешь о моем брате теле?

- С Божьей помощью, отче, оно исцелится и будет здраво.

Обычная ложь, какой из жалости утешают больного в последние минуты жизни. И, как правило, глупая ложь, ведь она мешает умирающему должным образом приготовиться к великому исходу.

Но душу Святого нельзя было обмануть:

- Скажи мне всю правду, Бенбеньяте, я не младенец.

- Отче, - ответил тогда врач со всей правдивостью, - по понятиям нашей науки болезнь твоя неизлечима, и думается мне, что в конце сентября или в первых числах октября, ты от нее помрешь.

- Ежели так, то добро пожаловать, сестра смерть, - заключил Святой, охваченный великой радостью.

В «Гимне брату Солнцу» недоставало последней строфы. Франциск продиктовал ее брату Леоне и брату Анджело, а те спели ее отцу:

«Хвала Тебе, Господи мой, за сестру нашу смерть телесную…»

Теперь дням его жизни приходил конец. Встреча с избавительницей смертью была недалеко.

Братья опустились на колени. Бернардо да Квинтавалле, первый сын, поместился справа, брат Илия - генеральный викарий - слева.

Как некогда патриарх Иаков, Франциск скрестил руки и спросил, на кого он возложил правую руку.

- На брата Илию, - ответили ему.

- Так тому и быть.

Потом возвел больные глаза к небу и воскликнул:

- Тебя, сын мой, благословляю во всем и на все, как могу, и более, чем могу, а чего не могу, пусть сотворит в тебе Тот, Кто все может...

И, обратившись к остальным, добавил:

- Прощайте, дети мои, живите в страхе Божием и пребудьте всегда в Нем...

Все застыли в глубоком безмолвии, лишь изредка прерываемом с трудом сдерживаемыми рыданиями.

***

Так и Франциск.

Получив разрешения у епископа и подесты города, он просил доставить его в Порциунколу, где в тишине простой хижины мог бы напоследок послушать пение птиц и шум листвы.

На полпути Франциск попросил сделать остановку. Весь Ассизи открывался перед ним. Его больные глаза ничего не видели, но он обратил взгляд к родному городу.

Ассизи, счастливая родина. Этот город Провидением был избран для осуществления любовно выпестованного замысла!..

«Бог да благословит тебя, ибо многие души через тебя спасутся, и многие рабы Всевышнего, обитающие в твоих стенах, будут избраны для Царства вечного».

Святой прощался с городом, все сопровождавшие его обливались слезами.

В Порциунколе Франциска ждала блаженная кончина.

Сыновьям, которых он оставлял сиротами, он продиктовал «Завещание», после его кончины оно послужит им духовным напутствием и проведет среди жизненных бурь; к нему, как к чистой струе, они будут припадать, набираясь сил и укрепляясь для восхождения духа.

Кларе и бедным затворницам обители Св. Дамиана, горько его оплакивающим, Франциск послал благословение и краткое увещание - хранить верность Уставу, он обещал скоро с ними свидеться.

У брата тела, которое он так жестоко держал в узде, он просил прощения и примирения.

Потом мысль его улетела далеко. В Риме, вечном городе, пребывала Якопа, совершенная женщина, столько раз благочестиво дававшая ему приют в своем доме.

Франциск желал увидеть ее перед смертью и просил брата написать ей письмо. Но внезапно послышался стук в дверь: это была она, с двумя детьми, Бог таинственно послал ей весть.

Святой был глубоко растроган и позволил Якопе ходить за ним в последние мгновения, как Христос позволил благочестивым женщинам быть при Его кончине и позаботиться о Его теле.

С материнским чутьем знатная римлянка предложила Святому отведать приготовленной для него сладости, но уста его, некогда вкушавшие золу, отказались принимать пищу.

У него не хватило сил на последний рыцарский жест - слишком ослабла плоть.

Пробил последний час на Божиих часах.

Святой думал о Христе, умершем на кресте, он хотел уподобиться Ему.

Он просил раздеть его и нагим, всего лишенным, в совершенной бедности, положить на холодную землю. Но подчинился викарию который приказал ему во имя святого послушания одеться и дал свое рубище.

***

Ему казалось, что еще четверг, и он просил прочитать ему то место из Евангелия, где говорится о Страстях Христовых, потом благословил хлеб и раздал его присутствующим в память Тайной вечери.

Весь этот день и часть следующего он провел в непрерывном экстазе.

Вечером в субботу 3 октября смерть, наконец, явилась за ним.

Солнце заходило, за горой Амиата пылал закат, яркой серебряной лентой вилась река Тешо. Шумела листва, миром дышала вся равнина, пребывавшая в трепетном ожидании.

Франциск запел 141-й Псалом:

- Господи! к Тебе взываю; поспеши ко мне,

внемли голосу моления моего, когда взываю к Тебе.

В этот миг он снова ощутил в себе борения, которые, как он надеялся, давно утихли в нем. Страх напал на него, он почувствовал отвращение к смерти. Умирание бренной плоти, которого он так желал в прошлом, сам же ее умерщвляя, сейчас предстало ему как нечто ужасное и сотрясающее.

Лукавый прилагал все силы, чтобы вызвать в нем отчаяние, чтобы представить ему, как бесполезные, все перенесенные страдания, все содеянное добро, все заслуги перед Господом и частые, ощутимые встречи с Богом; всю свою злобную волю лукавый употреблял на то, чтобы сломить сопротивление Франциска.

Тот в скорби стенал:

- Я воззвал к Тебе, Господи,

я сказал: Ты прибежище мое

и часть моя на земле живых.

Избавь меня от гонителей моих,

ибо они сильнее меня.

Искушение, внезапно напавшее, так же внезапно исчезло.

Смерть предстала ему как блаженная, как сестра избавительница, едва лишь он увидел, что перед ним тот же путь, которым прошел Христос, вознесшийся к славе Отца.

И тогда мир сошел в его душу, он почувствовал, что восхищен в те высшие пределы, куда не достигает земная суета. Ему казалось, что он идет по цветущей тропе к свету, сияющему все ярче.

С последним вздохом он выговорил:

- Выведи из темницы мою душу,

чтобы мне славить имя Твое.

Вокруг меня соберутся праведные,

когда Ты явишь мне благодеяние.

В этот миг сердце его перестало биться. Бог исполнил последнюю его просьбу.

Внезапно в сумерках послышались движения многих крыльев: это жаворонки слетелись к келье Святого и запели свою песню. В чистой синеве неба зажигались первые звезды.