Келвин С. Холл, Гарднер Линдсей теории личности

Экзистенциальное описание случая: Илзе

Исходя из практических соображений, мы отобрали для обсуждения одно из самых коротких описаний, сделанных Бинсвангером, "Помешательство как жизне-исторический феномен и как психическое заболевание: случай Илзе" (1958b). Илзе, замужняя женщина, которой существенно за тридцать, стала пациенткой в санатории Бинсвангера в связи с различными типами бреда. Ее бредовое поведение появилось несколько месяцев спустя после совершения очень драматического и болезненного акта. Она опустила правую руку в горячие печные угли, затем протянула страшно обожженную руку отцу и сказала: "Посмотри, это чтобы показать тебе, как я тебя люблю". По внешней видимости Илзе обожгла себя в отчаянной попытке изменить грубость и тиранию отца в обращении с матерью. Поведение отца на несколько месяцев изменилось, но затем все вернулось в обычное русло. Илзе отреагировала на это, впав в безумие, от которого лечилась впоследствии.

Жизненная история Илзе содержала лишь одну ключевую тему – тему отца, вокруг которой вращалось ее существование. Гнет этой темы стал в конце концов невыносим, и она пыталась освободиться от него, пойдя на крайний поступок. Это, однако, не сработало, вследствие чего существование Илзе стало еще больше испытывать доминирование отцовского "комплекса".

"Эта тема более не считается с границами, но распространяется на все существование, видя только себя и живя только для себя. Она заставляет человека [Илзе], которым управляет, встречать "отца" по всему миру людей (Mitwelt) и сражаться с ней в любви и ненависти, идти на бой и сдаваться, вновь и вновь в конфликте... Так же, как грубость и холодность отца, его недоступность любви и жертвенности обернулись для Илзе неразрешимой загадкой, так и все окружение обретает загадочную силу; иногда это любящее Ты, которому она хотела бы отдать себя – не только руку, но себя целиком; но в другой раз это грубый, лишенный любви, неприступный мир, издевающийся над ее любовью, высмеивающий и унижающий ее, ранящий ее гордость. Все ее существование ограничено теперь побуждениями и беспокойством, связанными с принятием и отвержением ее. Но с умножением Я, с неограниченным распространением темы все существование, с утерей исходной тематической цели, отца, невозможно никакое решение проблемы" (1958, с. 224).

Как следствие, безумие.

Относительно специфической природы жертвы – сжигания руки Бинсвангер замечает, что она для Илзе означает различные вещи. На уровне поверхности это сделано на благо матери. Но это был также акт очищения (огонь очищает) и искупления за ее "горячую" любовь к отцу. Она пытается выжечь из себя грозящий пожрать ее внутренний огонь. Огонь сражается с огнем. Но это также означает попытку растопить "лед" отцовского сердца в огне своей любви к нему. Жертва была напрасной. Она не только не изменила отца, но и не очистила Илзе. Жертва, чтобы быть успешной, должна завершиться союзом между приносящим жертву и тем, во имя кого она совершается. Илзе хотела очистить себя и отца, чтобы между ними мог возникнуть новый союз, "...вследствие неудачи союза, единства с отцом на уровне чистого Мы, самоочищение стало бессмысленным" (1958, с. 220).

Следствием этой неудачи явилось то, что Илзе "размножила" тему отца на всех мужчин; отсюда ее бред самоотношения, любви и преследования. Мужчины привлекают и отталкивают ее, чему сопутствует чувство вины и ненависть, являющиеся следствием такого конфликта.

Бинсвангер предостерегает читателя, что не следует, "как это делают психоаналитики, видеть в этой истории всего лишь историю либидо, его фиксаций на отце, вынужденный отрыв от отца и его конечный перенос на окружающий мир" (1958, с. 225). Человеческая история покоится на отношении к ее "основанию". Отец и мать – часть основания существования большинства людей.

"Но Илзе получила лишь то, что отец и мать были ее судьбой, полученной как наследство и как задача; как устоять перед таким уделом – такой была проблема ее существования. Значит, в ее "отцовском комплексе" действовали судьба и свобода". (1958, с. 225).

Экзистенциальный анализ сновидений

Теперь, будучи экзистенциалистом, Босс отвергает концепцию символизма, равно как и другие фрейдовские механизмы и интерпретации. Сон – еще один модус бытия-в-мире. Составляющие сна следует принимать в их собственном смысле и содержании, как они чувствуются в проживании сновидца. Сон и бодрствование – не абсолютно различные сферы существования. Фактически способ существования человека, выраженный в сновидении, часто дублирует модус существования в бодрствовании. Это проиллюстрировано очень драматической серией из 823 отчетов пациента о своих сновидениях за три года терапии. (Boss, 1958, сс. 113-117).

Пациент, сорокалетний инженер, обратился за терапевтической помощью в связи с депрессией и половой импотенцией. В течение первых шести с половиной месяцев лечения ему снились исключительно машины и неодушевленные объекты. В сновидениях его не появлялись ни живые растения, ни животные, ни люди. К концу этого первого периода ему начали сниться растения, деревья и цветы. Четыре месяца спустя в его снах часто появлялись насекомые, обычно опасные и вредные. За этим последовали жабы, лягушки и змеи. Из млекопитающих первой приснилась мышь, затем кролик и дикая свинья. Свиньи стали самыми популярными животными сновидений, но затем их место заняли львы и лошади. Человек впервые приснился через два года после начала терапии. Приснилась потерявшая сознание женщина. Через шесть месяцев ему приснилось, что он танцует с очень страстной женщиной, с которой затем возникла любовь.

Изменение в содержании сновидений пациента происходили параллельно с пробуждением переживаний и поведения. Когда он начал видеть во сне растения, уже начало исчезать депрессивное чувство бессмысленности жизни. Во время появления в сновидениях львов и лошадей в полной мере вернулась половая потенция. В начале терапии его модус существования был роботоподобен. Не сознавалась вся действительность существования, его бытия-в-мире с растениями, животными, людьми, даже женой. Вместо раскрытия и освещения богатого мира существования, его Dasein было удушливым, искажающим, скрывающим.

Возможен вопрос, почему, если сны и жизнь в бодрствовании столь гомологичны, необходимо принимать сны во внимание? Ответ таков: сны часто высвечивают те реальности человеческого мира, о которых сновидец не знает в бодрствовании.

Как уже говорилось, Босс отвергает весь набор желаний, механизмов, архетипов, компенсаций и масок, которые психоаналитик включает в толкование сновидений. Причины тому можно проиллюстрировать его анализом одной детали сна, рассказанного психически и физически здоровой молодой замужней женщиной.

Сон начинается с того, что она, муж и дети мирно сидят за обеденным столом. Ее очень влечет пища, и она жадно берет кусок за куском, потому что "Я была очень голодна". Поскольку она была голодна, отходя ко сну, это сновидение можно интерпретировать просто как исполнение желания, согласно теории Фрейда. Босс не принимает такой интерпретации, поскольку сновидец не чувствует желания есть. "Наша сновидица обеспечена пищей с самого начала своего сновидения, и ей нет нужды желать ее – только лишь есть" (1958, с. 84). Нельзя это отнести и к оральному влечению или инстинкту, поскольку непосредственный опыт сновидицы не был переживанием влечения либо инстинкта. Интерпретировать поведение – во сне ли, в бодрствовании – как результат влечений или инстинктов означает рассматривать людей как управляемых внутренними и внешними силами наподобие других объектов, что экзистенциальной психологией отвергается.

Экзистенциально голод открывает мир съедобных вещей.

"И активная еда в сновидении, и желание пищи в предшествующей бодрствующей жизни вытекают из одного источника: это – лишь две формы активности существования, созвучные голоду" (1958, с .8 5).

Хотя Босс обходится без символизма, он говорит, что появляющийся в сновидении объект может иметь для сновидца разное значение и включаться в различные системы отношений. Чтобы выявить различные значения появляющегося в сновидении объекта, аналитик не просит сновидца свободно ассоциировать (Фрейд) или амплифицировать (Юнг). Вместо этого экзистенциальный аналитик задает сновидцу вопросы. Ответы на эти вопросы дадут возможность терапевту – и, что важнее, сновидцу, если ему оказывается терапевтическая помощь – более ясно и открыто увидеть значение сна в соотнесении с бодрствующей жизнью. В этом ценность анализа сновидений для психотерапии. Пациент обретает ценные инсайты касающиеся бытия-в-мире. Тогда они свободны в использовании этих инсайтов для построения более здорового Dasein. Босс признает, что эти инсайты приходят к пациенту не просто, так что аналитик вынужден быть настойчивым, задавая одни и те же вопросы по поводу последовательных сновидений.

Отношение Босса к символизму видно на примере эксперимента, осуществленного с пятью женщинами. Каждая из них – по очереди – была загипнотизирована, и ей внушили, что она увидит сон о хорошо знакомом мужчине, который ее любит и обнаженный приближается к ней с сексуальными намерениями. У трех женщин, обладавших здоровым отношением к сексу, были приятные, открыто эротические видения. Одна из двух других, которая была незамужней старой девой и боялась секса, видела сон, в котором на нее напал вульгарный мужчина, одетый в униформу и вооруженный пистолетом. Босс говорит, что ни униформу, ни оружие нельзя считать символами. Униформа выражает зауженный, скрытый, тревожный способ существования сновидицы, а не служит маскировкой тела. Пистолет – это не замаскированный фаллос, а выражение чувств угрозы и опасности. Ее сверхсильная тревожность раскрыла оружие, поскольку в бодрствующей жизни она боялась оружия. Сны не скрывают экзистенции, они – ее откровение. Их экзистенциальный смысл явен, его не надо искать в гипотетической "закадровой" латентной содержательной работе. "Феномены сна, таким образом, всегда лишь то, чем они являются; они всегда раскрытие, девуалирование, и никогда – сокрытие, вуалирование психического содержания" (1958, с. 262).

Статус в настоящее время. Общая оценка

Затем, также в районе 50-х, многие американские психологи почувствовали, что бихевиоризм слишком сковывает психологию, которая потеряла из виду человека и человеческие ценности. Эти диссиденты увидели в экзистенциализме основание для гуманистически ориентированной психологии.

Экзистенциальная психология сходна с психоанализом в другом; она была, как и многие рассмотренные в этой книге теории личности, основана психиатрами. Похоже, что интенсивная терапевтическая работа с людьми благоприятна для развития широких представлений о человеке. Однако, в отличие от психоанализа, жестко базировавшегося на упрямом позитивизме науки XXI века, экзистенциальная психология выросла из философии и продолжает сохранять тесные связи со своими философскими корнями. В отношении двух ориентаций – наука либо философия – психоанализ ближе к бихевиоризму, а экзистенциальная психология – к гештальтпсихологии.

То, что европейская экзистенциальная психология приветствовалась многими американскими психологами, и то, что влияние ее растет, отрицать нельзя. Однако она не избежала и критики.

Одна линия критики исходит из того, что американская психология упорно боролась за то, чтобы освободиться от доминирования философии. Далеко продвинувшись в обретении этой независимости, многие психологи серьезно сопротивляются новому альянсу с философией, особенно с той, которая открыто признает неприятие позитивизма и детерминизма. На протяжении как минимум семидесяти лет американская психология пытается стать "уважаемой" наукой. Проверка гипотез на основе старательно разработанных экспериментов, осуществляемых в контролируемых условиях, изощренная статистическая обработка данных – это внедрялось в мышление студентов практически каждого выпуска в последние годы. На протяжении лет психоанализ считался ненаучным, и принятие его академической психологией – или некоторыми психологами – состоялось только тогда, когда его гипотезы начали проверяться в контролируемых экспериментальных условиях. Многие психологи полагают, что экзистенциальная психология представляет катастрофический разрыв с научным истеблишментом, тем самым подвергая опасности столь трудно завоеванный статус психологии.

На критику такого рода экзистенциальная психология ответила бы, что существует множество различных научных и философских точек зрения. Любая наука – психология в том числе – всегда обязана какой-либо философии, независимо от того, понимается это или нет. Объективная, позитивистская психология основана на картезианской философии; экзистенциальная психология – на онтологии Хайдеггера. Они равно философичны и равно научны.

Экзистенциальная психология открыто враждебна типу экспериментирования, в котором к человеку относятся как к объекту или вещи, предназначенной для того, чтобы толкать и перетаскивать внутри лаборатории. Манипулирование и эксплуатирование такого типа не только унижают человека, но и результаты этого часто оказываются искусственными или тривиальными. Понимание человека как целостности на основе феноменологического анализа, против предсказания и контроля поведения в экспериментальном исследовании – так можно обозначить соперничающие позиции экзистенциальной и "научной" психологии. Живую дискуссию относительно сравнительных достоинств и недостатков феноменологии и бихевиоризма таких значительных психологов, как Б.Ф.Скиннер, Карл Роджерс, Зигмунд Кох (Koch, S.) и P.Б.Мак-Леод можно найти в книге "Behaviorism and phenomenology", (T.W.Wann (ed.), 1964).

Наибольший протест "научной" психологии вызывает представление экзистенциалистов о свободе человека быть тем, чем он хочет. Действительно, такое представление инвалидизирует психологию, основанную на жесткой детерминистической концепции поведения. Ибо, если люди действительно свободны в выборе существования, то тотальные предсказания и контроль невозможны, а ценность эксперимента ограничена.

Экзистенциальная психология отрицает – по крайней мере, это имеется в виду – эволюционную доктрину, служившую одним из основных столпов американской психологии. Экзистенциалисты полагают, что люди – уникальные существа среди всех на Земле; им нельзя найти место в филогенезе животного мира, не разрушая при этом человеческой сути. Человек – не животное наподобие других; поэтому нельзя переносить на людей открытия, сделанные при экспериментировании с животными. Экзистенциальная психология признает, что человеческое существование имеет основание – наследственность или судьбу – но люди свободны создавать на этом основании многое, соответственно своему выбору, что недоступно другим видам.

Экзистенциальную психологию обвиняют в субъективизме и солипсизме. Даже Карл Ясперс, один из ведущих экзистенциалистов, думал об опасности впасть в чистый субъективизм. Босс настаивает на том, что Dasein не является ни идеализмом (в духе Беркли), ни субъективизмом. Вещи не творятся человеческим умом, как они и независимы от человека. Люди и вещи, которые они раскрывают или высвечивают, взаимозависимы в своем существовании.

Как уже упоминалось, экзистенциальную психологию критикуют из-за словаря, который многими психологами считается поэтическим и эзотерическим. С этой критикой тесно связана и другая, полагающая, что экзистенциальные психологи всего лишь заливают старое вино в новомодные причудливые бутылки. Они используют новые слова для обозначения известных понятий. Американские психологи, даже многие из тех, кто благосклонен к экзистенциальному мышлению, пытаются совершить обратный перевод новых терминов в знакомые идиомы. Это раздражает европейских экзистенциальных психологов, утверждающих, что экзистенциальная психология – абсолютно новое дело в науке, несмотря на долгую философскую традицию, и что любая попытка приспособить ее к одному из уже существующих психологических взглядов – грубая ошибка. Например, кооптация экзистенциализма американской гуманистической психологией возмущает ее основателей.

В трудах экзистенциалистов присутствует сильный оттенок этического отношения, – что вызывает возражения многих психологов. Понятие трансцендирования, как и фрейдовское понятие сублимирования, предполагает, что люди могут быть "низшими" и "высшими", и им, чтобы стать в полной мере людьми, надо преодолеть свою "низость". Экзистенциалисты постоянно апеллируют к индивидуальной ответственности за свое существование, что открывает двери морализированию и наказанию, если человек не действует ответственно. Некоторые экзистенциальные психологи даже пользуются религиозными понятиями, такими как "Бог", "Божественное", что дает основание для подозрений в попытке впустить в психологию религию. Экзистенциальные психологи – или некоторые из них – ответят, что это как раз то, что нужно, если психология хочет иметь для людей какой-то реальный смысл.

Каким бы ни было будущее экзистенциальной психологии – а к настоящему времени она проявила достаточно силы и жизненности, чтобы продолжаться долгое время, – она уже послужила одному важному делу. Это дело – спасение психологии от погруженности в море теорий, утерявших контакт с повседневным миром и "данностью" непосредственного опыта. "Вернитесь к самим вещам", – предлагал Гуссерль, отец современной феноменологии. Наблюдать, описывать, анализировать поведение, не будучи отягощенным абстрактными и сверхобщими предвзятостями и гипотезами – это освежает и оживляет. (Гипотеза может подтвердиться или нет, но это не может завершиться новыми инсайтами). Экзистенциализм помогает возродить науку – по мнению многих, теоретически умирающую. Он осуществляет это, настаивая на использовании жестко феноменологической методологии. Он попытался увидеть, что есть актуально, и в конкретных понятиях описать человеческое существование.

С другой стороны, коль скоро человек рассматривается как теоретизирующее животное, экзистенциальная психология не может избежать создания собственной теории человека. Эта теория может оказаться столь же стесняющей, как и другие в ее представлении. Во всяком случае, Босс полностью сознает такую возможность. Он говорит:

"Я могу лишь надеяться, что экзистенциальная психология никогда не создаст теории типа естественнонаучной. Все, что может сделать экзистенциальная психология – это научить ученых не уходить от переживаемых и доступных переживанию фактов и феноменов, позволить этим феноменам сказать ученым о своем смысле и отношениях и тем самым воздать встреченным объектам должное – короче говоря, вновь стать более "объективными"" (из личной беседы).

Каким бы ни было будущее экзистенциальной психологии, застынет ли она в виде теории или зачахнет, будучи кооптированной специальными интересами, ясно, что сейчас она предлагает принципиально новый путь изучения и понимания человека. По этой причине она заслуживает пристального внимания тех, кто серьезно изучает психологию.

9.