Келвин С. Холл, Гарднер Линдсей теории личности

Статус в настоящее время. Общая оценка

Теория поля Левина была предметом многих споров в течение последних тридцати лет. За это время у нее появилась группа преданных последователей, которые после смерти Левина продолжали начатые им исследования, особенно в области групповых процессов. Многие из них сотрудничали с Левином в Исследовательском центре групповой динамики в Массачусетском технологическом институте. Как указывает Дойч (1968), групповая динамика стала интегральной частью социальной психологии. Истоки движения групп встреч и его ответвлений, например, в Эсалене или в общинах Синанона показаны в материалах семинара по межрасовой напряженности для лидеров общин, который был организован Левином в 1949 г.

Не забыта и предложенная Левином теория человека. Сам Левин в последние годы жизни отдавал свои силы в основном изучению групповых процессов и исследованиям действия (Lewin, 1948). Его интересовало применение теории поля в социальных науках. Соответственно, в левиновской теории человека не было существенного продвижения с начала 40-х гг. Однако, многие его представления были ассимилированы, включаясь в основное русло психологии. Вектор, валентность, напряженная система, барьер, жизненное пространство – эти понятия более не звучат для психолога как сторонние.

Важное новшество в тех исследованиях, что ориентированы на теорию поля, – возрастающее внимание к влиянию непсихологических факторов жизненного пространства. Например, Эскалона (Escalona) и Лейтч (Leitch) (Escalona, 1954), исследовавшие поведение младенца, показали, что такие конституциональные факторы, как сензитивность к различным физическим стимулам, физическая активность и толерантность к напряжению влияют на психологическую среду ребенка. Впечатляющее исследование в области психологической экологии было осуществлено Баркером и Райтом, и их сотрудниками в Канзасском университете (Вагсег, 1963, 1965; Barcer & Wright, 1951, 1955). Их целью было описать регуляторы поведения всех детей маленького городка на среднем Западе Соединенных Штатов.

Влияние Левина на современное психологическое мышление можно проиллюстрировать теорией мотивации достижения Аткинсона (Atkinson, 1964; Atkinson & Feather, 1966). Эта теория представляет развертку и разработку идеи уровня притязаний. Кэнтрил (Cantril, 1965) использовал методологию уровня притязаний в своих глобальных исследованиях человеческих проблем. В исследовании открытого и закрытого сознания Рокича (Rokeach, 1960) используются понятия Левина. Закрытое сознание менее дифференцировано, имеет более ригидные барьеры и обладает более узкой временной перспективой, чем открытое. Фестингер (Festinger, 1957, 1964) создал теорию когнитивного диссонанса, в которой разрабатывается представление Левина о том, что ситуация, предшествовавшая решению, отличается от ситуации после принятия решения.

Имеющий большое влияние анализ социальной перцепции и межличностных отношений, осуществленный Хайдером (Heider, 1958), во многом опирается на теоретический подход Левина. Хайдер говорит: "Хотя лишь немногие специфические понятия теории поля были взяты, они помогли мне создать новые, при помощи которых мы попытались репрезентировать некоторые основные факты человеческих отношений" (с. 4).

Критика в адрес теории поля Левина может быть сведена к четырем направлениям.

Топологическая и векторная репрезентация, осуществленная Леейном, не раскрывает ничего нового относительно поведения, которое они, как предполагается, объясняют. Это возражение формулируется различным образом и различными критиками. Некоторые, такие, как Гэррет (Garrett, 1939), утверждают, что левиновские репрезентации – это громоздкие изображения очень простых психологических ситуаций, а Брольер (Brolyer, 1936-1937) называет их рисуночными аналогиями или иллюстративными метафорами. Лондон (London, 1944) говорит, что они изображают то, что уже известно, не добавляя никакого нового знания или инсайта. Линдсей (Lindzey, 1952) в обзоре "Field theory in social science" Левина отмечает тенденцию Левина к использованию скорее иллюстраций "постфактум", нежели предварительных предсказаний, основанных на предложениях, выведенных из базовой теории. Хаусхолдер (Householder, 1939) также отмечает, что Левин не формулирует законы и не рассматривает операции, необходимые для определения констант уравнений, на основе которых можно осуществлять предсказания поведения индивида в данной ситуации. Спенс (Spence, 1944) отрицает, что экспериментальная работа Левина как-то связана с его теорией. "Левиновская теория привлекательна. В соединении с его интересными экспериментами это создает замечательную иллюзию того, что они както между собой связаны" (с. 54).

Психология не может игнорировать объективную среду. Такого типа критика в адрес теории Левина была высказана Липером (Leeper, 1943), Брунсвиком (Brunswik, 1943) и Толменом (Tolman, 1948). Аргументы выглядят следующим образом. Жизненное пространство – не закрытая психологическая система. С одной стороны, на жизненное пространство влияет внешний мир, с другой – жизненное пространство производит изменение в объективном мире. Таким образом, чтобы создать адекватную психологическую теорию, необходимо сформулировать "ряд принципов, объясняющих, посредством чего то или иное индивидуальное или групповое жизненное пространство определяет то или иное поведение, и посредством чего независимые переменные ситуации и состава личности будут продуцировать те или иные внутренние и внешние жизненные пространства" (Tolman, 1948, сс. 3-4). Толмен полагает, что теория Левина неудачна в особенности в том, что не концептуализирует то, как внешняя среда производит изменения в жизненном пространстве. То, что такие принципы не заявлены, означает, что теория поля Левина попадает в ловушку субъективизма, откуда может спасти только интуиция. То есть приходится интуитивно представлять, что есть в жизненном пространстве, вместо того, чтобы посредством научных процедур выявлять независимые переменные среды, продуцирующие данное жизненное пространство. Если известны независимые переменные, ответственные за продуцирование жизненного пространства, можно объективно предсказывать и контролировать его.

Ответ Левина на критику такого рода состоит из двух частей. Во-первых, он утверждает, что он принимает во внимание те аспекты объективной среды, которые в данный момент влияют на жизненное пространство человека. (1951, сс. 57 и далее). Действительно, похоже, что, когда Левин и его коллеги осуществляют исследования, они отделяют независимые переменные и стимулы от непсихологического окружения во многом так же, как и любой экспериментатор.

Во-вторых, он предлагает область исследований – психологическую экологию – которая будет изучать отношения между психологическими и непсихологическими факторами (1951, гл. VIII). Очевидно, основной задачей этой дисциплины должно быть предсказание того, какие переменные объективной среды должны в некотором будущем повлиять на жизненное пространство индивида. Как бы ценна ни была эта новая программа для предсказаний того, что может случиться в некотором будущем, это не дает ответа на возражения Липера, Брунсвика и Толмена. Они хотят концептуализации факторов среды, здесь и сейчас влияющих на жизненное пространство. Каковы процессы, посредством которых физические и социальные факты трансформируются в психологические?

Иного типа критика, но также связанная с проблемой отношения физического мира к жизненному пространству, была высказана Флойдом Олпортом (1955). Олпорт полагает, что Левин смешивает физическое с психологическим, или, как Олпорт предпочитает называть жизненное пространство, "феноменальным" (прямое знание). В работах Левина локомоции предстают иногда как физические, иногда как "ментальные"; границы иногда представлены реальными барьерами внешнего мира, иногда это внутренние барьеры. В левиновской модели смешаны внутренний мир феноменологии и внешний мир физики, результатом чего, по мнению Олпорта, является безнадежная путаница. Олпорт полагает, что при применении полевого подхода эта путаница неизбежна, поскольку возникает большое искушение включить в то же самое поле факторы, находящиеся внутри человека (феноменология) и факторы, находящиеся вне человека (физикализм). Только начав с концептуального разделения двух систем факторов, возможно найти законы их взаимодействия.

Левин не принимает во внимание прошлое индивида. Липер (Leeper, 1943) и Гэррет (Garrett, 1939), в частности, высказывают это возражение. Они полагают, что для полного объяснения любого поведения в настоящем необходимо в поисках факторов обратиться к прошлому индивида. Критика такого рода весома среди психологов, полагающих, что человек – продукт наследственности, созревания и научения.

Действительно, кажется, что левиновский принцип одновременности исключает прошлое, но Левин отвергает исключение из психологии исторической причинности. По этому поводу Левин пишет следующее.

"Этот принцип (принцип одновременности) с самого начала выделялся теоретиками поля. Его часто не понимали и интерпретировали таким образом, как если бы теоретиков поля не интересовали исторические проблемы или влияние предшествующего опыта. Нельзя ошибаться сильнее. Фактически теоретики поля более всего интересуются развитием и историческими проблемами и действительно внесли свой вклад в то, чтобы расширить временное пространство психологического эксперимента от классического эксперимента на выявление времени реакции, продолжающегося несколько секунд, до экспериментальных ситуаций, содержащих систематически созидаемую историю на протяжении часов или недель" (1951, сс. 45-46).

Левин неверно использует физические и математические понятия. Хотя Левин очень старался объяснить, что он лишь использовал метод физической теории поля, но не ее содержание, и что он использовал те аспекты топологии, которые удобны для психологической репрезентации, тем не менее его жестоко ругали за неразборчивое и некорректное использование физических и математических понятий (London, 1944). Возражение заключается в том, что слова – такие, как сила, вектор, валентность, напряженная система, траектория, граница, пространство, регион и многие другие термины, используемые Левином, вырваны из своего физического, химического, математического контекста и неправомерно использованы как психологические конструкты. Например, валентность в психологии означает нечто иное, чем в химии. Более того, как отмечают Липер (Leeper, 1943) и Кэнтрил (Cantril, 1935), Левин не всегда четко определяет эти термины, что может вести – и ведет – к путанице. Поскольку, если заимствованные термины нечетко определены в новой системе, их старое значение стремится к сохранению.

Возможно, самая резкая критика в адрес теории поля Левина заключается в том, что он претендует на то, чтобы дать математическую модель поведения, на основе которой можно делать специфические предсказания, тогда как в действительности предсказаний делать нельзя. В глазах многих специалистов по математической психологии так называемая математическая модель, предложенная Левином, бесполезна в плане порождения проверяемых предсказаний. Каким бы математическим манипуляциям не предавался Левин, он осуществлял их после того, как осуществлял наблюдения. Иными словами, он подстраивал уравнение к данным, а не выводил их дедуктивно из теории так, чтобы потом их можно было проверить наблюдением. Обнаружение способа выражения открытий в терминах математики – интересное упражнение в переводе вербальных утверждений в нумерические или неметрические, но нерелевантно развитию полезной теории. Теория поля Левина – не математическая, хотя и использует язык топологии.

Тот же вопрос поднимает Толмен в посвященной Левину статье, появившейся ко времени его смерти. "Правда ли – такая позиция отстаивается, и сам я временами чувствую искушение признать это, – что точная концептуализация данного жизненного пространства возможна лишь после того, как мы пронаблюдали поведение, которое, как предполагается, из него проистекает?" (Tolman, 1948, с. 3). Более осторожный, чем другие критики, Толмен утверждает, что недостаток заключается в том, что Левину не удалось осуществить четкие определенные шаги в своем мышлении. Хейдбридер (Heidbreder, 1937) в глубоком анализе Левиновских "Principles of topological psychology" утверждает, что Левин не полагал, будто его диаграммы должны служить моделями реальности. Скорее это графические методы репрезентации логической структуры самих отношений. Топологические понятия, продолжает он, могут быть специфическим образом приспособлены для компактного и удобного изображения сложной системы отношений в психологической ситуации.

Левин по поводу этой критики мог бы сказать, что его репрезентации – просто картины известных фактов и не позволяют предсказывать какое поведение возникнет.

"Нередко утверждается, что теории, которые просто объясняют известные факты, не имеют особенной ценности. Не могу с этим согласиться. В частности, если теория вводит в единую логическую систему известные факты, которые ранее рассматривались отдельными теориями, она имеет определенное преимущество как средство организации. Кроме того, соответствие известным фактам доказывает адекватность этой теории – хотя бы до некоторой степени" (Lewin, 1951, с. 20).

Далее, однако, Левин признает правильность критики.

"Тем не менее, верно, что более точной проверкой адекватности теории является возможность делать на ее основе предсказания и проверять их экспериментально. Основания для этого представляются следующими: эмпирические данные в целом допускают множество различных интерпретаций и классификаций и поэтому обычно несложно придумать множество охватывающих их теорий" [выделено нами] (1951, с. 20).

В выделенном фрагменте последней фразы Левин указывает на причину того, почему критикуются объяснения, сделанные "после того" и почему строгая научная методология настаивает на том, что для проверки теории необходимы предварительные предсказания.

Однако в работе Левина нашли и многое, достойное похвалы. Прежде всего это касается огромной исследовательской активности, стимулированной идеями Левина. Он открыл для психолога много новых дверей, ведущих в такие области личности и социального поведения, которые до того были закрыты перед экспериментатором. Работы, посвященные замещению, уровню притязаний, эффекту прерывания деятельности, регрессии, конфликту и групповой динамике были инициированы Левином. Важность многих этих психологических феноменов была установлена в наблюдениях психоаналитиков, но именно Левину было отведено создать конгениальную теоретическую атмосферу и разработать методы исследования этих феноменов. В частности, проблема человеческой мотивации, которая представляла недоступную для исследований область за исключением экспериментального изучения биологических влечений у низших животных, стала благодаря Левину областью живого экспериментирования.

Левин обладал ценным даром – способностью делать ясными и .конкретными некоторые из более имплицитных и неясных допущений относительно личности. Например, он видел необходимость детального проговаривания базовых допущений теоретиков психоанализа относительно замещения одной активности другой. Когда это было сделано в терминах организации и сегрегации напряженных систем, чьи границы обладают свойством проницаемости, был открыт путь для экспериментирования. Точно так же, достаточно запутанный вопрос психологического конфликта, всегда игравший центральную роль в психоаналитической теории, был проработан Левином и возник как ясное утверждение о том, что есть конфликт и как его можно экспериментально изучить. Эта способность очень четкого и ясного мышления относительно важных понятий была сильной стороной Левина, и он высветил много проблем, прятавшихся в тени неполной концептуализации и витиеватого теоретизирования. Он был убежден, что психологическая наука, если хочет быть полезной людям, должна проникнуть и экспериментально исследовать важное пространство человеческого поведения. Хотя Левин в своем теоретизировании мог быть труден для понимания, ему редко не удавалось в конечном итоге прийти к конкретному случаю и практическим предписаниям для исследования.

Кроме того, он сознавал, что теория, включающая жизненные аспекты человеческого поведения, должна быть многомерной. Иными словами, это должна быть теория поля, охватывающая систему взаимодействующих переменных, а не пары переменных. Именно это было нужно в 20-30 годы, чтобы противостоять влиянию и престижу сверхупрощенной и наивной стимул-реактивной психологии. В то время как гештальтпсихология атаковала и преодолевала оборонительные валы структурной психологии, отстаивавшей поэлементный анализ сознания, топологическая и векторная психология Левина соперничала с достаточно бесплодной формой бихевиоризма, редуцировавшей человеческое поведение к простым стимул-реактивным связям. Далее, разработанный Левином тип теории поля был по характеру глубоко психологическим, что резко контрастировало с более физической и физиологической ориентацией бихевиоризма и даже физикалистским уклоном гештальтпсихологии. Теория Левина помогла научно подойти к субъективной системе ориентации в то время, когда доминирующий голос в психологии был голос объективизма. Так называемые внутренние детерминанты поведения, такие как притязания, ценности, намерений, были отброшены "объективной психологией", поставившей на их место условные рефлексы, заучивание наизусть и автоматическую штамповку стимул-реактивных связей. Бихевиоризм почти преуспел в редуцировании человека к автомату, механической кукле, танцующей под мотив внешних стимулов или дергающуюся в ответ на внутренние физиологические побуждения, роботу, лишенному спонтанности и творческого отношения к делу, человеку-пустышке.

Теория Левина – одна из тех, что оживили представление об индивиде как сложном энергетическом поле, мотивируемом психологическими силами и ведущем себя избирательно и творчески. Человек-пустышка наполнился психологическими потребностями, намерениями, надеждами, притязаниями. Робот превратился в живого человека. Грубый и скучный материализм бихевиоризма уступил место более гуманистическому взгляду на человека. В то время как "объективная" психология проверяла многие свои эмпирические положения на собаках, кошках и крысах, теория Левина вела к исследованию человеческого поведения в более или менее естественной обстановке. Дети в игре, подростки в групповой активности, рабочие на фабриках, люди, планирующие расход пищи, вот некоторые из естественных жизненных ситуаций, в которых эмпирически проверялись гипотезы, выведенные из теории Левина. Жизненность исследований, убедительность теории поля – неудивительно, что точка зрения Левина стала широко популярной. Эвристическая сила теории, независимо от ее формальной адекватности или претензии быть математической моделью, оправдывает высокую оценку теории Левина в современной психологии. "Основные представления Левина... изобилуют скрытыми неистощимыми смыслами, и это – гарантия дальнейшего развития" (Heider, 1959, с. 119). Оценка теории поля Хайдером остается валидной и теперь. Левиновская теория человека в среде все еще очень жизненна.

10.