Тема семьи в романе "Господа Головлевы"

"Господа Головлевы" - это социальный роман из жизни дворянской семьи. Разложение буржуазного общества, как в зеркале, отразилось и в разложении семьи. Рушится весь ком­плекс нравственных отношений, цементирующих родственные связи и регулирующих моральные нормы поведения. Тема семьи становится злободневной. Внимание М. Е. Салтыкова-

380

Щедрина в этом романе целиком посвящено анализу уродств, исследованию причин и показу последствий.

Она властная и энергичная помещица, хозяйка и глава семейства, натура целеустремленная, сложная, богатая свои­ми возможностями, но испорченная беспредельной властью над семьей и окружающими. Она единолично распоряжает­ся имением, обездоливая крепостных, превратив мужа в приживальщика, калеча жизнь "постылым детям" и развра­щая "любимчиков". В фантастической погоне за "благопри­обретенным" она умножила богатство мужа. Для кого и для чего? Трижды мы слышим в первой главе ее вопль: "И для кого я всю эту прорву коплю! Для кого припасаю! Ночей недосыпаю, куска недоедаю... для кого!?" — Вопрос Арины Петровны, конечно, риторический: подразумевается, что все это она делает для семьи, для детей. А так ли это на самом деле? Нет, не так. О семье, о детях, о материнском долге она говорит, чтобы замаскировать свое истинное отношение — полное равнодушие, да чтобы злые языки не попрекнули. Громко, для всех - ханжески-лицемерные слова об умершей дочери Анне и ее сиротках-близнецах: "Одну дочку Бог взял - двух дал". Для себя, для "внутреннего употребления": "Как жила твоя сестрица (это пишет она своему "любим­чику" Порфирию) беспутно, так и умерла, подкинув мне на шею двух своих щенков".

С языка Арины Петровны не сходило слово "семья". Но это был лишь пустой звук. В хлопотах о семье она забы­вала о ней. У нее не было времени и желания думать о воспитании детей, о развитии их нравственности. Жажда накопительства извращала и убивала инстинкт материн­ства. "В ее глазах дети были одной из тех фаталистических жизненных установок, против которых она считала себя вправе протестовать, но которые тем не менее не затраги­вали ни одной струны ее внутреннего существа, всецело отдавшегося бесчисленным подробностям жизнеустроитель-ства". Дети, ощущая полное равнодушие матери и не чув­ствуя любви, платили ей таким же равнодушием, переходя­щим во вражду. Арина Петровна понимала, что у детей нет

381

А все вместе — всевластие хозяйки и матери, атмосфера стяжательства, презрение к созидательному труду — нрав­ственно разлагает души детей, формирует натуры принижен­ные, рабские, готовые на ложь, обман, подличанье и преда­тельство.

Старший сын Степан, от природы наблюдательный и остроумный, но безалаберный, постылый Степка-балбес, спился и умер неудачником. Дочь, из которой Арина Петровна намеревалась сделать бесплатного бухгалтера, сбежала из родительского дома и вскоре, брошенная мужем, умерла. Двух ее маленьких девочек-близнецов бабушка взяла к себе. Вначале смотрела на них, как на обузу, потом привя­залась к ним. Девочки выросли, стали провинциальными актрисами. Предоставленные самим себе, без опоры и под­держки, они не сумели защититься от пошлых домога­тельств богатых бездельников и, опускаясь все ниже, оказались втянутыми в скандальный судебный процесс. В результате — одна отравилась, у другой не хватило духу выпить яд, пришлось заживо похоронить себя в Головлеве.

Отмена крепостного права нанесла "первый удар" власт­ности Арины Петровны. Сбитая с привычных позиций, встре­тившись с настоящими жизненными трудностями, она ста­новится слабой и бессильной. Она поделила имение между сыновьями Порфирием и Павлом, оставив себе лишь капи­тал. Павел вскоре умер. Его имущество перешло к ненави­стному брату Порфирию. Но еще до смерти Павла Порфи-рий сумел обойти "милого друга маменьку", выманить у нее капитал. Более хитрый и коварный, любимчик Иудушка "проглатывает" ее капитал, превращая мать в скромную приживалку.

Все, во имя чего Арина Петровна подвергала себя лишени­ям, уродовала свою жизнь и жизнь своей семьи, оказалось призраком. В конце своей жизни Арина Петровна с горечью сознает: "Всю-то жизнь она что-то устраивала, над чем-то

382

Сатирическая хроника русской жизни

("История одного города" М. Е. Салтыкова-Щедрина)

Тема самовластия, как и тема собственности, постоянно была в центре внимания Щедрина-писателя. И если служе­ние призраку собственности нашло свое выражение в рома­не "Господа Головлевы", особенно в образе Иудушки, то служение призраку государства обрело аналогичное, класси­ческое воплощение в "Истории одного города", где писатель нарисовал целую галерею самовластных правителей, кото­рую завершает зловеще монументальная фигура Угрюм-Бурчеева.

"История одного города" — история угнетения народа и решительное осуждение безропотного смирения, которое и сде­лало возможным существование насквозь прогнившего реак­ционного строя.

"История одного города" написана от имени глуповских летописцев, запечатлевших важнейшие деяния глуповских градоначальников с 1731 по 1825 год. Сам автор объ­являет себя издателем найденной им в глуповском город­ском архиве объемистой тетради, поясняя и комменти­руя которую, становится в позу мнимого простодушия, что позволило ему выразить самые смелые мысли под видом наивных рассуждений недалекого провинциального архивариуса.

Хронологические рамки повествования достаточно услов-

383

В "Описи градоначальников, в разное время в город Глупов от российского правительства поставленных" подчеркнуты такие свойства этих градоначальников, кото­рые роднят их с реальными фигурами. Шаржированные, доведенные до гротеска образы щедринских администрато­ров воплощали черты современных автору исторических лиц. О статском советнике Грустилове, например, сказано: "Друг Карамзина. Отличался нежностью и чувствительнос­тью сердца, любил пить чай в городской роще, и не мог без слез видеть, как токуют тетерева. Оставил после себя не­сколько сочинений идиллического содержания и умер от меланхолии в 1825 году". Эта биографическая справка завершена кратким замечанием: "Дань с откупа возвысил до пяти тысяч рублей в год". Можно говорить об импера­торе Александре I как историческом прототипе Грустилова. Но Грустилов в такой же мере злая насмешка над правле­нием Александра II.

Ограниченность и тупоумие начальства разливается в "Ис­тории одного города" таким широким потоком, что на этом фоне выглядит достоверно совершенно фантастический гро­теск, когда градоначальником впопыхах был назначен Де-ментий Варламович Брудастый, в черепную коробку которого -был вмонтирован несложный механизм, способный выкрики­вать два слова: "не потерплю" и "разорю". Однако это прими­тивное устройство не помешало органчику исправно испол­нять главную обязанность: "привести в порядок недоимки, запущенные его предшественником".

Изобразив все стадии глуповского распутства, Щедрин по­казывает, как аппарат самодержавной власти все более тупе­ет и разлагается. И как результат — вырождается в некое чудовище, сосредоточившее остатки своих сил, чтобы погу­бить народ.

Последний правитель, Угрюм-Бурчеев, "принадлежал к числу самых фантастических нивеляторов... Начертавши прямую

384

Угрюм-Бурчеев — это монументальный гротескно-сатири­ческий образ, представляющий собой сочетание самых отвра­тительных, враждебных человеку качеств. Это человекопо­добный истукан "с каким-то деревянным лицом", который "всякое естество в себе победил", для которого характерно "умственное окаменение". Это "со всех сторон, наглухо заку­поренное существо", которому чужды любые "естественные проявления человеческой природы" и которое действует "с регулярностью самого отчетливого механизма". Если в Брудастом было лишь нечто от вещи (органчик вместо моз­га), то Угрюм-Бурчеев — целиком представляет собой некий бездушный автомат, стремящийся все живое вокруг уничто­жить, землю превратить в пустыню, а людей — в обезличен­ные тени, способные лить молча маршировать и исчезать в каком-то фантастическом провале. Вот почему Угрюм-Бурче­ев — фигура не только комическая, но и страшная. "Он был ужасен" — эта фраза дважды повторяется в начале главы, посвященной всевластному идиоту. Обитателям города Глу-пова внешность и действия Угрюм-Бурчеева вселяли только одно чувство: "всеобщий панический страх". Так в "Истории одного города" великий сатирик показал, что призраку госу­дарства служат главным образом люди ограниченные, и слу­жение это приводит к тому, что они лишаются всяких инди­видуальных черт и становятся если не бездушными рабами, то полными идиотами.

Многие писатели и поэты использовали сказку в своем творчестве. С ее помощью автор высмеивал тот или иной порок человека и всего общества. Сказки Салтыкова-Щедри-

13. 800 спор. соч. но рус. и мир. лит. 5-11 кл. 385

на резко индивидуальны и отличны одна от другой. Сатира была оружием писателя.

В середине XIX века из-за существовавшей строгой цензу­ры автор не мог до конца обнажить пороки общества, пока­зать всю несостоятельность российского управленческого ап­парата.

С помощью сказок "для детей изрядного возраста" автор смог донести до своих современников резкую критику суще­ствующего общественного устройства.

Для написания сказок автор использует такие приемы, как гротеск, гипербола, антитеза.

Все сказки делятся на четыре группы.

Обличение деспотизма властей — в сказках "Медведь на воеводстве", "Орел-меценат", "Богатырь", В сказке "Медведь на воеводстве" содержится беспощадная критика самодержа­вия. Злого воеводу сменяет ревнивый, а ревнивого сменяет добрый. Но жизнь лесных жителей лучше не становится. Зло заключается в природе власти.

Критике трусливой, умеренно-либеральной интеллигенции, посвящены такие сказки как: "Премудрый пескарь", "Само­отверженный заяц", "Здравомыслящий заяц", "Король-идеа­лист" и другие.

В "Премудром пескаре" мы видим жизнь просвещенного обывателя, боящегося всего на свете. Он постоянно сидит взаперти, боясь липший раз выйти на улицу, с кем-нибудь заговорить, познакомиться. Он ведет жизнь замкнутую, скуч­ную. Только перед смертью задумывается пескарь о прожи­той жизни: "Кому он помог? Кого пожалел, что он вообще сделал в жизни хорошего? Жил — дрожал и умирал — дро­жал". Только перед лицом смерти обыватель осознал, что никому он не нужен, никто его не знает и о нем не вспомнят. Страшна отчужденность пескаря, его замкнутость.

В следующей группе сказок изображается жизнь народ­ных масс, простого трудового народа. Сказки "Коняга" и "Со­седи", "Путем-дорогою" и "Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил", "Кисель" и другие дают картину жизни пореформенной крестьянской России.

В "Повести о мужике" мы видим безропотность мужика, его покорность, беспрекословное подчинение двум генералам.

386

"Коняга" — это олицетворение народа, его трудолюбия, вы­носливости, забитости, его каторжного положения.

Мораль собственников-хищников показана в сказках "Про­пала совесть", "Дурак", "Христова ночь", "Рождественские сказки".

Героя сказки "Дурак" Иванушку все окружающие счита­ют дураком, так как он не может признать за норму эгоизм.

Салтыков-Щедрин исповедует в "Христианской ночи" на­родную веру в торжество правды и добра. Важен суд за соде­янное зло на земле, а не в загробном мире.

Не зря М. Горький говорил, что невозможно понять Рос­сию второй половины XIX века без помощи сатиры Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина.

Особенности авторских приемов

в сказках М. Е. Салтыкова-Щедрина

"Премудрый пескарь" и "Дикий помещик"

М. Е. Салтыков-Щедрин - великий русский сатирик, революционер-демократ, соратник Чернышевского и Некра­сова. Своим оружием против общественного зла и социаль­ной несправедливости он избрал сатиру, продолжив и развив в новых исторических условиях традиции Фонвизина и Гоголя.

Разные стороны русской действительности подвергает са­тирик осуждению и осмеянию: в "Истории одного города" — это обличение тупой и самодовольной администрации, вплоть до самих самодержцев; в "Господах Головлевых" — сатири­ческое изображение "дворянских гнезд", порождающих хищ­ничество и пустомыслие, эгоизм и предательство; в очер­ках — раскрытие паразитической сущности чиновничьего ап-

387

парата, бесчеловечности героев "денежного мешка", осуждение лести, лицемерия, подлости.

Чернышевский утверждал: "Ни у кого из предшествую­щих Щедрину писателей картины нашего быта не рисова­лись красками более мрачными. Никто не карал наших соб­ственных язв с большей беспощадностью".

Салтыков-Щедрин пишет "сказки" "для детей изрядного возраста", то есть для взрослого читателя, которому надо от­крыть глаза на жизнь. Сказка по простоте своей формы дос­тупна любому, даже неискушенному читателю, и поэтому осо­бенно опасна для "верхов". Недаром цензор Лебедев доно­сил: "Намерение г. С. издать некоторые свои сказки отдель­ными брошюрами более чем странно. То, что г. С. называет сказками, вовсе не соответствует своему названию; его сказ­ки — это та же сатира, и сатира едкая, тенденциозная, более или менее направленная против общественного и политиче­ского нашего устройства".

Основная проблема сказок — взаимоотношения эксплуа­таторов и эксплуатируемых. В сказках дана сатира на цар­скую Россию: на чиновничество, на бюрократов, на помещи­ков. Перед читателем проходят образы правителей России ("Медведь на воеводстве", "Орел-меценат"), эксплуататоров и эксплуатируемых ("Дикий помещик", "Как один мужик двух генералов прокормил"), обывателей ("Премудрый пескарь", "Вя­леная вобла" и другие).

Сказка "Дикий помещик" направлена против всего обще­ственного строя, основанного на эксплуатации, и антинарод­ного по своей сущности. Сохраняя дух и стиль народной сказки, сатирик говорит о реальных событиях современной ему жизни. Хотя действие происходит в "некотором цар­стве, некотором государстве", на страницах сказки изобра­жен вполне конкретный образ русского помещика. Весь смысл его существования сводится к тому, чтобы "понежить свое тело белое, рыхлое, рассыпчатое". Он живет за счет

388

Если мы сопоставим известные народные сказки о барине и мужике со сказками Салтыкова-Щедрина, например с "Ди­ким помещиком", то увидим, что образ помещика в щедрин­ских сказках очень близок к народным сказкам. Но щедрин­ские мужики отличаются от сказочных. В народных сказках мужик сметливый, ловкий, находчивый, побеждает глупого ба­рина. А в "Диком помещике" возникает собирательный об­раз тружеников, кормильцев страны и в то же время мучени­ков-страдальцев, звучит их "слезная молитва сиротская": "Гос­поди, легче нам пропасть и с детьми малыми, нежели всю жизнь так маяться!" ТаЦ видоизменяя народную сказку, пи­сатель осуждает долготерпение народное, и сказки его звучат как призыв подняться на борьбу, отрешиться от рабского ми­ровоззрения.

389

Многие сказки Салтыкова-Щедрина посвящены разобла­чению обывательщины. Одна из наиболее острых - "Пре­мудрый пескарь". Пескарь был "умеренным и либеральным". Папенька научил его "мудрости жизни": ни во что не вмеши­ваться, беречь себя. Теперь сидит всю жизнь в своей норе и дрожит, как бы не угодить в уху или не оказаться в пасти щуки. Прожил он так более ста лет и все дрожал, а когда пришло время умирать, то и умирая — дрожал. И оказалось, что ничего хорошего он в жизни не сделал, и никто не пом­нит его и не знает.

Салтыков-Щедрин до конца своей жизни остался верен идеям своих друзей по духу: Чернышевского, Добролюбова, Некрасова. Значение творчества М. Е. Салтыкова-Щедрина тем более велико, что в годы тяжелейшей реакции он почти в одиночестве продолжал прогрессивные идейные традиции шестидесятых годов.

М. Е. Салтыков-Щедрин - один из величайших русских сатириков, который бичевал самодержавие, крепостничество, а

390

после реформы 1861 года — пережитки крепостного права, укоренившиеся в психологии людей.

В "Повести о том, как один мужик двух генералов прокор­мил" Щедрин разоблачает паразитизм двух бывших круп­ных чиновников, попавших на остров. Это генералы-дармо­еды, не принесшие никакой пользы государству, всю жизнь прослужившие в регистратуре, которую затем упразднили "за ненадобностью".

Генералы ни на что не способны, ничего не умеют делать, считают, что "булки в том самом виде родятся, как... их утром к кофею подают". Они чуть не съедают друг друга, хотя кругом масса плодов, рыбы, дичи. Они умерли бы с голоду, если бы рядом не оказалось мужика. Нисколько не сомнева­ясь в своем праве эксплуатировать чужой труд, генералы зас­тавляют мужика на них работать. И вот опять генералы сыты, к ним возвращается прежняя самоуверенность и само­довольство. "Вот как оно хорошо быть генералами — нигде не пропадешь!" - думают они. В Петербурге генералы "денег загребли", а мужику выслали "рюмку водки да пятак серебра: веселись, мужичина!"

Сочувствуя угнетенному народу, Щедрин выступает против самодержавия и его слуг. Царя, министров и губернаторов вы­смеивает сказка "Медведь на воеводстве". В ней показаны трое Топтыгиных, последовательно сменявших друг друга на вое­водстве, куда они были посланы львом, чтобы "усмирить внут­ренних супостатов". Первые два Топтыгина занимались раз­ного рода "злодействами": один — мелкими, "срамными" ("чи­жика съел"), другой - крупными, "блестящими" (задрал у кре-

391

стьянина лошадь, корову, свинью и пару овец, но сбежались мужики и убили его). Третий Топтыгин не жаждал "кровопро-литиев". Наученный опытом истории, он действовал осторож­но и повел либеральную политику. Многие годы получал от тружеников поросят, кур, мед, но в конце концов лопнуло тер­пение мужиков, и они расправились с "воеводой". Это уже сти­хийный взрыв недовольства крестьян против угнетателей. Щедрин показывает, что причина бедствий народных — в зло­употреблении властью, в самом характере самодержавной сис­темы. Аэто значит, что спасение народа— в свержении цариз­ма. Такова основная идея сказки.

Щедрин высмеивает и обывателей. Этой теме посвящена сказка о премудром пескаре. Пескарь всю жизнь думал о том, как бы его не съела щука, поэтому сто лет просидел он в своей норе, подальше от опасности. Пескарь "жил — дрожал и уми­рал — дрожал". А умирая, подумал: чего же ради всю жизнь он дрожал и прятался? Какие были у него радости? Кого он уте­шил? Кто о его существовании вспомнит? "Неправильно пола­гают те, кои думают, что лишь те пескари могут считаться дос­тойными гражданами, кои, обезумев от страха, сидят в норах и дрожат. Нет, это не граждане, а по меньшей мере бесполезные пескари. Никому от них ни тепло, ни холодно... живут, даром место занимают", - обращается автор к читателю.

В своих сказках Салтыков-Щедрин показывает, что на­род талантлив. Мужик из сказки о двух генералах сообра­зителен, у него золотые руки: он и силок смастерил "из собственных волос", и "чудо-корабль" построил. Народ под­вергался гнету, его жизнь — бесконечный тяжелый труд, и писателю горько, что он своими руками вьет веревку, кото-

392

Свою творческую манеру Салтыков-Щедрин называл эзо­повой, каждая сказка имеет подтекст, в ней действуют коми­ческие персонажи и образы-символы.

Своеобразие сказок Щедрина еще и в том, что в них реальное переплетается с фантастическим, тем самым созда­вая комический эффект. На сказочном острове генералы находят известную реакционную газету "Московские ведо­мости". От необыкновенного острова недалеко до Петербур­га, до Большой Подьяческой. В жизнь сказочных рыб и зверей писатель вводит детали из жизни людей: пескарь "жалованье не получает и прислуги не держит", мечтает выиграть двести тысяч.

Излюбленные приемы автора — гипербола и гротеск. И ловкость мужика, и невежество генералов чрезвычайно пре­увеличены. Умелый мужик варит суп в пригоршне. Глупые генералы не знают, что булки из муки пекут. Голодный гене­рал проглатывает орден своего приятеля.

В сказках Щедрина нет случайных подробностей и лиш­них слов, а герои раскрываются в действиях и словах. Писа­тель обращает внимание на смешные стороны изображаемо­го. Достаточно вспомнить, что генералы были в ночных ру­башках, а на шеях у них висело по ордену. В сказках Щедри­на видна связь с народным творчеством ("жил-был пескарь'% "мед-пиво пил, по усам текло, а в рот не попало", "ни в сказке сказать, ни пером описать"). Однако наряду со сказочными выражениями мы встречаем книжные слова, совсем нехарак­терные для народных сказок: "жизнью жертвовать", "пескарь жизненный процесс завершает". Чувствуется иносказатель­ный смысл произведений.

В сказках Щедрина отразились и его ненависть к тем, кто живет за счет трудящихся, и его вера в торжество разума и справедливости.

Сказки эти — великолепный художественный памятник минувшей эпохи. Многие образы стали нарицательными, обозначая социальные явления русской и мировой действи­тельности.

393