Книга Екатерины Мурашовой «Ваш непонятный ребенок»

Глава 4

Клава, которая не хотела жить

Девушка сидела на самом краешке кресла и смотрела на носки плюшевых «присутственных» тапок. Свои ботинки-луноходы она оставила в прихожей. На правой пятке зияла довольно приличная дыра, но Клаву это, кажется, не волновало. По крайней мере, сейчас.

— Клава, я хочу с тобой поговорить…

— Да, конечно… Только…

— Что — только?

— Я хотела сказать, что со мной уже говорили… уже работала, то есть уже работал психолог. Он… то есть она мне уже все объяснила…

— Что объяснила? — нешуточно заинтересовалась я.

Три недели назад Клава пыталась отравиться, проглотив практически все таблетки, которые имелись в доме. В сопроводительной бумажке из больницы, которую мне передала мама, рукой тамошнего психолога написано, что попытка самоубийства была, по-видимому, истинной, а не демонстративной. Спасли Клаву случайно. Старший брат, живущий отдельно, проходил мимо и зашел проведать сестру, которая, как он знал, после отъезда родителей на выходные на дачу осталась одна. Открыл дверь своим ключом и обнаружил сестру в бессознательном состоянии. Сначала ничего не понял, решил — чем-то заболела, а потом увидел на столе записку. Сразу же вызвал скорую. Три дня Клава находилась в реанимации, потом в отделении реабилитации. Там ее обследовал психиатр. Никаких психиатрических заболеваний не обнаружил. Оставленная Клавой записка ничего ни для кого не проясняла. «В моей смерти прошу никого не винить, — четким, аккуратным подчерком написала Клава. — Простите меня, если сможете. Клава». А дальше — дата и подпись. Все вполне стандартно, но вот последнее — удивительно. Из разных литературных источников я как-то не припомню, чтобы самоубийцы проставляли в предсмертной записке дату и расписывались. Скорее это характерно для каких-нибудь заявлений или других исходящих документов… Так что же объяснила Клаве больничный психолог?

— Я поняла, что не должна была так поступать, — равнодушно поведала мне Клава. — Что мне еще мало лет, и я еще ничего не видела. Что надо не сдаваться, а учиться бороться с трудностями. Что надо думать о родных. Они в меня столько вложили, надеются на меня, хотят, чтобы я была счастлива… — Девушка на мгновение замолчала, припоминая. — Да, еще она говорила, что самые главные события моей жизни — впереди…

Я невольно улыбнулась, потому что последняя фраза напомнила мне стандартное цыганское гадание. Клава удивленно вскинула на меня глаза и снова опустила их. Я успела заметить, что глаза у нее необычные — зеленые с коричневыми крапинками.

— Так что я в общем все поняла, что не должна была так поступать, и… (наша беседа никому не нужна, — хотела было докончить девушка, но потом, видимо, сочла такую прямолинейность бестактной и закончила по-другому)… если вы все равно хотите поговорить, тогда — конечно…

— Но я вовсе ничего не утверждаю по поводу того, должна ты или не должна поступать так или иначе, — слегка наигранно удивилась я. — В конце концов, это твоя жизнь…

Клава, как и ожидалось, наигрыша не заметила.

— То есть вы считаете, что я поступила правильно?! — искренне изумилась она и впервые поглядела мне прямо в глаза. Я выдержала ее взгляд.

— Ничего я не считаю, — ворчливо возразила я. — Посуди сама — как я могу вообще что-то считать, пока не знаю всех обстоятельств!

— То есть вы хотите сказать, что бывают такие обстоятельства… — медленно, но упорно начала Клава.

— Да, да, да! — быстро остановила ее я. — Вот, например, в некоторых племенах человек, случайно нарушивший табу, считал, что этим он обрек на смерть все племя, и, чтобы искупить ошибку собственной кровью и умилостивить богов, убивал себя. А древние греки выпивали чашу с ядом на пирах, специально для этого созванных, тогда, когда им казалось, что они уже совершили в этой жизни все, что могли. А индийские верущие — джайны — видят высшее проявление благодати в том, чтобы умереть от голода, так как при этом они не поедают никаких других живых существ. А в одном из штатов Австралии недавно приняли закон, что смертельно больной человек может не мучить себя и близких, а выбрать для себя легкую смерть — эвтаназию…

— Ну, это все… — несколько разочарованно протянула Клава.

— Не имеет к тебе отношения? — подсказала я. — Но ты расскажи, что имеет, и тогда у нас будет, о чем говорить.

— Вы будете смеяться…

— Ты что, с ума сошла, что ли! — возмутилась я. — Человек по какому-то поводу три дня в реанимации валяется, а я, видишь ли, смеяться буду! Ты за кого меня держишь?!

Здесь Клава, по-видимому, уловила скрытую иронию и сдержанно улыбнулась.

— Понимаете, я и сама толком не могу объяснить. Даже себе…

— Давай попробуем варианты, — предложила я. — Вариант номер раз — несчастная любовь. Имеется?

— Имеется, — смущенно кивнула Клава. Девушка на удивление легко приняла игру, и я приободрилась.

— Вариант номер два — ссоры с родителями. Есть в наличии?

— Ну, не то чтобы ссоры… В общем — есть! — Клава решительно тряхнула головой.

— Вариант номер три — социальные проблемы в среде сверстников. Ну, там бойкот в классе или какие-то разборки с местными авторитетами…

— Нет, нет, нет! — Клава замотала головой, испытывая явное удовольствие оттого, что хоть какие-то проблемы у нее отсутствуют.

— Вариант номер четыре — секты, наркотики, долги и все такое…

— Нет, нет.

— И наконец, вариант номер пять, предупреждаю, самый тяжелый, — общая неудовлетворенность жизнью, ее явная бессмысленность и бесперспективность. Имеется?

— Имеется, — закручинилась Клава. — Еще как имеется.

— Ну вот. Из пяти предложенных — три в наличии. Может быть, еще что-то есть? Неназванное?

Клава честно задумалась, потом отрицательно помотала головой.

— Нет, вроде ничего больше нет. Я дура, да?

— Ну, не знаю, на интеллект я тебя пока не тестировала, — огрызнулась я. — Если захочешь, потом, по специальному заказу. Выдам тебе официальную бумажку. Если дура, так дура, вот, у меня и справка есть. А если получится, что не дура, так уж извините…

— Вы меня все рассмешить хотите, — невесело улыбнулась Клава.

— Ничего я не хочу, делать мне больше нечего. Давай лучше дальше разбираться. Начнем, естественно, с любви…

Почему люди пытаются покончить жизнь самоубийством? Как часто это случается?

Ежедневно на всей Земле около тысячи человек кончают жизнь самоубийством. Петербург по этому печальному показателю занимает одно из первых мест в России — около 30 человек на каждые 100 тысяч населения. Научное и медицинское название самоубийства — суицид. Тысяча человек каждый день. Много это или мало? Среди них от 5 до 50 процентов (по данным разных источников) — это люди, страдавшие тем или иным психическим заболеванием. Следовательно, никак не меньше половины самоубийц — вполне здоровые психически люди. Что же толкает их на этот страшный шаг?

В рамках теории социально-психологической адаптации суицидная попытка рассматривается как результат нарушения взаимоотношений личности с социальной средой в условиях переживаемого личностью микросоциального конфликта. Немного запутанно, правда? Но вот замкнутый, угрюмый, непьющий человек 35 лет проработал слесарем на заводе, считался классным специалистом. Он ко всем привык, к нему привыкли. Завод закрыли, людей выбросили на биржу труда, устроиться немолодому человеку почти невозможно, подать себя он не умеет, знакомств или друзей из-за угрюмого характера почти нет, жена-скандалистка попрекает куском хлеба, дети, привыкшие уважать и бояться отца, позволяют себе… У классного слесаря всегда есть каналы, по которым можно достать пистолет. А всякие там записки — это блажь и ерунда… Теперь понятнее? Взаимоотношения со средой были нарушены с детства, а микросоциальный конфликт — потеря работы. Результат — завершенный суицид.

Согласно данным статистики, завершенных суицидов в 8–10 раз меньше, чем попыток уйти из жизни. Что-то здесь приходится на откровенную демонстрацию, что-то — на счастливое стечение обстоятельств. То есть суициду, замышляемому как подлинный, законченный, кто-то действительно может в последний момент помешать. Трагическая действительность показывает и обратное — насквозь демонстративная попытка может обернуться вполне реальной смертью. Но в целом попытки и завершенные суициды слегка различны по своей психологической проблематике.

Завершенный суицид — это акт аутоагрессии в чистом виде.

Попытка суицида, как правило, — отчаянный крик о помощи.

В жизни большинства будущих самоубийц выделяется так называемый пресуицидальный период. Для него характерны те или иные аффективные реакции и психалгии — ощущение непереносимой душевной боли, которая возникает на пике переживаемой отрицательной эмоции.

После «неудачного» суицида существует риск повтора попытки, наиболее выраженный в период от одного месяца до двух лет. Риск повторного суицида тем выше, чем моложе возраст, в котором была предпринята первая попытка.

Достаточно часто встречается несовпадение поводов и истинных причин суицидных попыток. Именно в этом случае окружающие самоубийцу люди сокрушенно качают головами и говорят: «Непонятно! Совершенно непонятно! Как он мог из-за такой ерунды…»

Следует заметить, что пик аффекта и суицид тоже не всегда совпадают во времени. Иногда человек вроде бы уже пережил какую-то психотравмирующую ситуацию, слегка успокоился, а потом…

Основными причинами суицидных попыток в настоящее время считаются:

1) трудности в сфере человеческих отношений. Отчужденность от той среды, к которой человек принадлежал;

2) внутренние личностные кризисы — безнадежность в отношении будущего, одиночество в мире других людей;

3) ситуация нависшей угрозы.

Во всех этих случаях суицид рассматривается как результат личностной переработки конфликтной ситуации.

Понятно, что с различными временными трудностями встречаются все люди без исключения. Многие проживают в целом весьма нелегкую и не очень счастливую жизнь. Но попытки уйти из жизни предпринимают все же немногие. Что же характерно для личности потенциального самоубийцы?

Из ряда работ на эту тему можно выделить следующие особенности личности, которые встречаются у большинства людей, совершавших в прошлом или настоящем попытки покончить с собой:

1) непомерно большой вес отношений с противоположным полом. Отношения строятся исключительно с целью получения эмоциональной привязанности. Все остальные отношения отодвигаются на второй план;

2) эмоциональная лабильность — неустойчивость настроения;

3) настойчивость в значимой ситуации, неспособность к компромиссам, склонность к импульсивным реакциям;

4) напряженность потребности (под этим термином понимается выраженная интенсивность желания достичь чего-нибудь во что бы то ни стало. Ощущение напряжения до удовлетворения данной потребности);

5) ригидность (отсутствие пластичности) целевых установок.

Все эти черты личности закладываются, как правило, еще в детстве. Довольно часто такая структура личности формируется у ребенка, если его родители сосредоточены на личных взаимоотношениях, а ребенок в результате этого испытывает недостаток тепла и внимания с их стороны. Такое поведение родителей провоцирует развитие синдрома отрицательного подражания, то есть такой ребенок в дальнейшем будет всеми средствами бороться за создание собственной полноценной семьи, стремиться к удержанию и сохранению любой ценой возникших эмоциональных связей.

Если такой человек не видит никакой возможности продвижения к эмоционально значимой цели, из-за ригидности установок не может отказаться от нее и одновременно не может смириться со сложившейся ситуацией, то рано или поздно наступает что-то вроде короткого замыкания — аффект, а потом — попытка самоубийства. Такая цепочка способствует хоть какому-то отреагированию. Иногда такое, с позволения сказать, отреагирование действительно приводит к переоценке психотравмирующей ситуации.

Вопреки распространенному мнению, суициденты — сильные личности. Они не сдаются, а проявляют активность в ситуации, которая представляется субъективно безвыходной. Одновременно нельзя забывать и о том, что у них, как правило, снижена способность к защите собственной личности путем формирования компенсаторных механизмов. Сюда же часто добавляется сниженная интенсивность проявления инстинкта самосохранения в целом.

Причины и последствия суицидальных настроений в подростковом возрасте

Отчего же чаще всего пытаются свести счеты с жизнью подростки?

Как правило, это либо разрыв первых значимых любовных отношений, либо какой-то изнуряющий, долгоиграющий конфликт в семье, с резким обострением как поводом для совершения собственно суицидной попытки.

Здесь же надо отметить следующее. К сожалению, у нас огромное количество социально неблагополучных семей, и иногда дети с самого рождения живут в совершенно невыносимых на первый взгляд условиях, подвергаются физическому и моральному насилию, их постоянно ругают и регулярно избивают. Эти дети, как правило, озлоблены и недоверчивы, неразвиты и агрессивны, но никаких попыток самоубийства не совершают и даже не думают о них. И, с другой стороны, — вполне приличная на первый взгляд семья. Мать не пустила дочь на дискотеку, а девочка пошла в ванную и повесилась на бельевой веревке. То есть собственно «сила воздействия» здесь, по всей видимости, ни при чем. Про особенности личности мы уже говорили. Они очень даже при чем. Повторим еще раз.

В условиях неблагоприятных внешних обстоятельств риск совершения суицидной попытки повышен у всех подростков, у которых имеются следующие личностные черты:

— повышенная эмоциональная «привязчивость» — такой подросток чрезмерно фиксирован на имеющихся дружеских, родственных или любовных отношениях, не допускает даже мысли о возможности их разрыва или замены. Если разрыв все же происходит или готовится, впадает в отчаяние или в аффект и готов на все, лишь бы помешать этому;

— бескомпромиссность — иногда подросток не умеет находить компромиссы между своими желаниями и окружающими обстоятельствами и желаниями других людей, а иногда просто не стремится их искать. «Должно быть по-моему, любой ценой» — согласно такому девизу они строят свою жизнь;

— ригидность — то есть неумение перестраиваться, изменять свое поведение в соответствии с обстоятельствами;

— склонность к аффективному поведению — такие подростки легко впадают в ярость, выкрикивают бессмысленные угрозы, иногда так же легко рыдают, активно обвиняют в чем-то других или себя, потом просят прощения, потом снова начинают злиться — и так далее, все по тому же кругу…

— пессимизм — очень часто такие подростки не видят для себя в будущем ничего хорошего, не верят в благие побуждения других людей, отовсюду ждут подвоха или проявления какого то тайного злого умысла;

— неустойчивость самооценки — такие подростки то считают себя самыми умными, самыми красивыми, самыми «крутыми» и искренне удивляются, почему другие не ведут себя по отношению к ним соответственно. То вдруг по малейшему поводу впадают в совершеннейшее самоуничижение и начинают считать себя хуже всех во всех возможных смыслах.

Кроме того, необходимо отметить, что риск суицида существенно возрастает, если подросток регулярно употребляет наркотики или просто «балуется» каким-либо наркотическим веществом (типа клея «Момент» или жаренных с картошкой мухоморов).

Стоит обратить внимание и на тех подростков, в семье которых кто-то из близких родственников покончил жизнь самоубийством или предпринимал попытки сделать это .

Достаточно часто у подростков встречаются так называемые суицидные настроения. Это когда подросток никаких попыток самоубийства не совершал, но очень любит поговорить о том, что жить вообще-то незачем, жизнь — очень гадская штука и молодцы те, кто это вовремя понял и нашел в себе мужество… Иногда суицидные настроения используются для запугивания родителей. «В окно выброшусь!», «Повешусь!», «Не буду жить!» — эти и им подобные лозунги, буквально до смерти пугая «предков», иногда позволяют добиться каких-нибудь уступок или послаблений с их стороны. Но не надо думать, что все так просто и безобидно. Подросток, который никогда не думал о возможности и даже желательности самоубийства, никогда не станет пугать родителей таким образом. Для обыкновенного подростка смерть — это тайна, табу, нечто жуткое и запретное. Играть этим на бытовом уровне он никогда не станет, сработают здоровые защитные механизмы психики. Так что если ребенок пугает самоубийством, как бы несерьезно это ни выглядело, — для родителей это всегда повод глубоко задуматься над методами воспитания и обстановкой в семье в целом.

Теперь поговорим о последствиях.

Если одна (самая несерьезная, самая демонстративная!) суицидная попытка уже была, то риск повторной попытки возрастает многократно. Человек уже один раз мысленно переступил черту, отделяющую жизнь от смерти, и вернулся оттуда. Страх, даже ужас преодолен один раз, и может быть преодолен еще. Особенно эта позиция опасна для тех подростков, которые с помощью суицидной попытки тем или иным образом «сняли напряжение» и разрешили свою психитравмирующую ситуацию. Например, девушка бросила парня, но после того как он пытался покончить с собой, вдруг осознала, как сильно он ее любит, и вернулась к нему. Или сама собой разрешилась ситуация нависшей угрозы в семье. Действительная вина подростка списывается на счет его критического состояния, и его больше не ругают и не осуждают. Член семьи, собравшийся уходить, остается в семье, чтобы не травмировать больше нежную душу дочери или сына. Такой исход, естественно, запоминается, и в следующий раз, попав в сложную жизненную ситуацию, подросток опять может повести себя подобным образом.

Иногда случается и наоборот. Побывав на краю, подросток переоценивает свои проблемы, как бы со стороны рассматривает их относительную значимость в сравнении с вопросами жизни и смерти и приходит к выводу, что «все это того не стоило», и он вел себя достаточно глупо. Особенно часто такая переоценка ценностей происходит в случае тяжелых отравлений, когда возвращение к жизни и выздоровление связано с физическими мучениями.

С последствиями суицидных настроений разобраться сложнее. Часто подростки, привыкшие беззаботно играть такими вопросами, вызывают интерес и даже уважение сверстников, что, естественно, провоцирует их на продолжение банкета. В какой то момент эти провокации могут усилиться до критической величины: «Ну вот, говорил, говорил, а самому-то — слабо!» Суицидент, как мы уже говорили, человек отнюдь не слабый. К уважению и наличию авторитета в среде сверстников он уже привык. Как отреагирует в этом случае провоцируемый подросток? Естественно, по-разному, но в том числе, к сожалению, возможно и самое трагическое развитие событий.

Неисполняемые страшные угрозы тоже имеют свое действие и на окружающих подростка людей, и на него самого. Постепенно порог испуга или интереса повышается, и на слова подростка просто перестают обращать внимание, другими словами, перестают верить в истинность его угроз. Девальвировав таким образом свой самый сильный аргумент, подросток теряет возможность доказывать истинность и напряженность своих потребностей. Ему просто нечем доказать, что что-то ему действительно нужно, без чего-то или без кого-то ему действительно плохо и т. д. В подобных случаях проблемы подростка очень часто соматизируются, т. е. переходят в какое-нибудь хроническое соматическое заболевание, или на базе постоянной фрустрации потребностей формируется невроз.

Как предотвратить самое страшное? Что делать, если одна суицидная попытка уже была?

Если у подростка нет и не было никаких признаков суицидных настроений, то лучше всего с ним на эту тему и не говорить.

Если же подросток живо интересуется подобными вопросами, рассказывает истории про каких-то своих реальных или мифических знакомых или пытается вас запугать собственным самоубийством — суицидные настроения налицо.

Запрещать подростку говорить на эту тему не стоит. Иначе получится, как раньше с сексом — чем запретней, тем интересней. Здесь лучше всего самим вообще ничего не предпринимать, а для начала проконсультироваться со специалистами. Категорически не подходит для этой цели школьный психолог. Не знаю уж, в чем тут дело, но из кабинетов школьных психологов информация просачивается в школьную среду почти со стопроцентной гарантией. Если вы пришли с проблемой неуспеваемости вашего сына по математике или по поводу конфликтов с учительницей — ничего страшного, об этом и так все знают. А в нашем случае все иначе. Так что, если не хотите оказать своему сыну или дочери медвежью услугу, идите в медико-психологический центр, в поликлинику, обращайтесь к частнопрактикующему специалисту и т. д.

Специалист встретится с вами, с вашим сыном или дочерью, порекомендует систему коррекционных мероприятий или, при необходимости, курс психотерапии. Иногда при суицидных настроениях у подростков бывает полезна групповая психотерапия. Встретившись с себе подобными, подростки осознают неуникальность своих проблем и со стороны видят свой метод работы с ними. Одна девушка после групповой работы очень эмоционально говорила мне об этом:

— Я даже и не знала, что это так по-дурацки выглядит! Все пытаются что-то придумать, чтобы ей помочь, а Ленка заладила: «Повешусь! Повешусь!» Как дура, ей-богу! И я тоже такая же была! Как вы только со мной могли тогда разговаривать!

Если суицидная попытка все же была и закончилась «неудачей», то никакая самодеятельность недопустима вдвойне. Если основная причина суицида — отношения в семье или несчастная любовь, то желательно, чтобы после пребывания в больнице подросток еще какое-то время мог побыть в кризисном стационаре или в санатории и только после этого снова вернуться на прежнее место жительства и учебы. Если сердцевина конфликта — в школе или училище, то следует побеседовать с психологом (который обязательно «ведет» любого подростка, совершившего суицидную попытку) о смене учебного заведения или об академическом отпуске. Иногда в результате психологической реабилитации удается достаточно удачно купировать психотравмирующую ситуацию, и тогда подросток возвращается достаточно сильным и окрепшим, чтобы справиться со всеми трудностями, но иногда возвращение в прежнюю среду с прежними конфликтами может спровоцировать рецидив суицида. Как правило, специалист проводит работу не только с самим подростком, но и с его семьей. После начального периода реабилитации подростку, совершившему попытку самоубийства, категорически показана групповая терапия, которая, как правило, проводится специалистами-психологами прямо в кризисном центре. Здесь «бывшие самоубийцы» учатся оказывать друг другу поддержку, анализируют свои проблемы, учатся искать другие, более адекватные способы их решения, совместно преодолевают свойственные суицидентам ригидность и неумение идти на компромисс.

Снова Клава…

После разговора с Клавой я встречалась с ее мамой. Потом с отчимом. Потом опять с самой Клавой. Постепенно история Клавиной жизни стала прорисовываться перед моими глазами.

В детстве девочка была очень привязана к бабе Дусе, своей прабабушке (бабушке отца). Родители Клавы поженились по любви, уже сложившимися людьми, каждый считал себя состоявшимся специалистом, оба были ориентированы на карьеру, и ни на какие компромиссы по поводу домашнего хозяйства никто идти не собирался. Рождение ребенка (вроде бы пора уже — почему бы и нет?) только все осложнило. Мать Клавы изнывала в четырех стенах, муж кормил семью и рассчитывал по этому поводу на какие-то привилегии. Родители часто ссорились, и тогда старенькая бабушка забирала Клаву к себе в комнату (это была бабушкина квартира, и молодые поселились у нее по обоюдной договоренности обеих семей) и рассказывала ей добрые или страшные сказки. Слушать и те и другие, прижавшись к бабушке, было сладко и интересно. Потом родители расстались, так и не сумев выяснить, кто же должен мыть посуду, стирать и ходить по магазинам. Клава вместе с матерью переехала к бабушке и дедушке с маминой стороны. Бабушка и дедушка в конфликте, естественно, занимали сторону дочери и при всяком удобном случае поминали недобрым словом «этого зазнайку» — Клавиного отца. Никаких контактов с отцом в ту пору у Клавы (ей только-только исполнилось пять лет) не было. Но девочку неудержимо тянуло на старенькую бабушкину тахту, накрытую вытертым клетчатым пледом («Он кашей пах гречневой и сеном», — вспоминает сегодня Клава), к бабушкиным сказкам. Иногда девочка просыпалась по ночам, забывая, где она находится, и просила жалобным голосом: «Буся, расскажи сказку». Вспомнив, что бабушки здесь нет, долго и неутешно плакала.

Однажды, когда Клава уже собиралась идти в школу, мать сухо сказала: «Собирайся, пойдем к отцу. Побудешь у него, потом я тебя заберу». Клава не сказала ни слова, так как поняла, что ее радость будет неприятна для матери, но к автобусной остановке летела как на крыльях. Спотыкаясь и путаясь в собственных ногах, взбежала на пятый этаж, в мансарду под железной крышей, пулей промчалась мимо ошеломленного отца и… остановилась на пороге. Вся мебель в Бусиной комнате была новой и чужой. Не было ни ковра с оленем на стенке, ни старенькой тахты с плюшевым пледом…

— Где Буся?! Куда вы ее дели?! — отчаянно закричала Клава.

— Бабушка умерла, дочка. Еще в прошлом году, — виновато опустив голову, сказал отец. — А тебе разве не сказали?

Дальше сама Клава ничего не помнит. А мать вспомнила, как, словно подкошенная, рухнула девочка на порог Бусиной комнаты и зашлась не в рыданиях даже, а в каком-то утробном вое, а два взрослых человека бестолково суетились над ней, по привычке обвиняя в чем-то друг друга и понимая, что эту вот свалившуюся на маленького человечка беду ничем уже не поправишь и не отведешь.

Клава до сих пор уверена в том, что тогда же, когда она по ночам звала Бусю, старушка тоже думала о ней и звала свою любимую внучку. Но как малый, так и старый. Древняя бабушка, как и пяти летняя Клава, не смогла найти слов, не смогла убедить молодых агрессивных родителей позволить ей видеться с правнучкой, рассказывать ей сказки. И умерла, так и не увидев ее…

Спустя еще год мама Клавы познакомилась на новой работе с немолодым разведенным сослуживцем. Человек спокойный и положительный, он долго и слегка старомодно ухаживал, а потом сделал предложение. Мама, подумав, согласилась и вместе с дочерью переехала жить к новому мужу. Бабушка и дедушка предлагали оставить Клаву у себя, чтобы не менять школу, но мама Клавы и слышать об этом не хотела. Тем более что супруги решили не иметь больше детей. У Виктора Анатольевича, Клавиного отчима, был сын от первого брака, у Клавиной мамы — дочь. «Вполне достаточно, — решили супруги. — Тем более что у нас такая ответственная работа, а сейчас такое сложное время… Ведь дети — это и материальные затраты, и огромная ответственность. Дай Бог тех вырастить, которых уже родили…»

А третьеклассница Клава тем временем мечтала о братике или сестричке. Соседский мальчишка Вовка открыл ей перед отъездом страшную тайну о том, откуда берутся дети. Клава была потрясена, но быстро утешилась, потому что на прощание Вовка сказал:

— Ну вот, твоя мать теперь замуж вышла. Значит, они с этим, как его, Виктором Анатольевичем, теперь это самое делать будут. И смотри — скоро у твоей матери начнет живот расти, а потом кто-нибудь родится. Ты кого хочешь — брата или сестру? Сестру, наверное, потому что девчонка.

А Клаве было все равно. Она пошла в новую школу, где никого не знала и ни с кем не разговаривала. Новая учительница укоризненно качала головой в ответ на ее молчание на уроках и прозорливо замечала: «Мне кажется, что ты знаешь! Чего же стесняешься-то?» И, засыпая, Клава мечтала о том, как у нее родится братик или сестричка и она будет с ним играть и возиться.

— Мама ведь не любит детей, — с печальной надеждой рассуждала маленькая Клава. — Значит, она позволит мне все самой делать. Я буду приходить из школы и сразу — к сестричке… А когда она подрастет, я расскажу ей Бусины сказки…

Девочка внимательно присматривалась к матери, но никакого обещанного Вовкой роста живота не замечала. Однажды набралась смелости и спросила:

— Мама, а когда вы с Виктором Анатольевичем мне сестричку или братика родите?

— Кто это тебе сказал? — возмутилась мать. — Или это ты сама такую глупость придумала? Какие еще братики? Ты же знаешь, мы с Виктором Анатольевичем много работаем. Нам тебя вполне достаточно. И не обижайся, пожалуйста… — добавила мать, что-то разглядев на дочкином лице.

Клава не обиделась, но поняла, что братика или сестрички у нее никогда не будет. И больше не о чем мечтать по вечерам в кровати, и некому рассказывать сказки…

Отчим вел себя с девочкой спокойно и терпеливо, никогда не повышал голоса и не вмешивался в воспитание. Но проходили годы, а никакой близости между ними так и не возникло. Клава не то стеснялась, не то дичилась Виктора Анатольевича, называть его на «ты», или хотя бы на «вы», но «дядя Витя» категорически отказывалась, все свои просьбы к нему передавала через мать.

— Он хороший человек, — говорит сегодняшняя Клава. — Добрый, спокойный. И к маме хорошо относится, и ко мне. Но я его не понимаю и поэтому боюсь, что ли… Вот я так же лошадей боюсь. Они умные и красивые, но такие большие… И никогда ведь не знаешь, что у них на уме…

Однажды (Клаве тогда было лет десять-одиннадцать) отчим зашел в комнату, где падчерица сидела на диване и смотрела куда-то за окно.

— Клашенька, — несмело позвал он. — Скажи мне, девочка, что-то не так, да? Ты всегда такая грустная. Редко говоришь, смеешься. Никогда подружек в квартиру не приведешь. Я, может, тебя чем-то обидел?..

Почувствовав в голосе отчима непривычную теплоту, девочка горячо подалась навстречу, заговорила сразу о самом главном:

— Я думала, вы с мамой мне сестричку родите, раз вы поженились, я так ждала, а мама говорит — обойдешься…

— Вот оно как… — грустно и смущенно протянул Виктор Анатольевич, пряча глаза. — Понимаешь, Клашенька, все не так просто…

Девочка грустно кивнула, снова замкнулась в себе, да и Виктор Анатольевич больше не настаивал, видимо, опасаясь новых откровений. Но спустя несколько недель пришел домой радостный и смущенный, в испачканном какой-то грязью пальто.

— Вот, Клашенька, я тебе песика принес, — сказал он, опуская на чистый паркет клубок свалявшейся шерсти. — Он хороший песик, только его помыть надо. Кто-то его выбросил, наверное, а я подобрал. Может быть, он даже породистый, я в этом не понимаю… Это, конечно, не братик, но тоже… друг человека.

Радости Клавы не было предела. Шурка, так назвали щенка, оказался добрым и веселым, ел все подряд, хвостом ходил за Клавой и смешно тявкал, когда кто-то подходил к дверям, — охранял. Клава купала его, по совету Виктора Анатольевича вывела блох, причесывала щеткой жесткую шерсть, гуляла, подтирала неизбежно возникающие лужи. Спать Шурка ложился на коврике возле Клавиной кровати, а ночью неизменно забирался к ней в постель. Родители ругались, но укараулить шустрого песика не могли.

Спустя месяц выяснилось, что у мамы Клавы аллергия на собачью шерсть. Она непрерывно чихала, нос у нее распух, а глаза слезились. Врач в поликлинике велел немедленно ликвидировать собаку.

— Понимаешь, Клашенька, — страдающим голосом говорил отчим. — Маме очень плохо. Шурка тут, конечно, не виноват, но его придется отдать… Я найду, чтобы в хорошие руки… чтоб его там не обижали, любили…

— Хорошо, — мертвым голосом сказала Клава. — Но пусть я этого не вижу. Он ведь меня любил…

(«Лучше бы она кричала, плакала, — говорит Виктор Анатольевич сегодня. — А то вот так, как неживая… И это «любил» в прошедшем времени…»)

И снова Клава пришла в квартиру и не нашла никаких следов любимого существа. Мама постаралась, тщательно вымыла полы, выбросила на помойку коврик, изгрызенный мячик и деревянную палочку, куда-то спрятала запасной поводок и специальную щетку для шерсти. Клава молча прошла к себе и до самого вечера сидела на своем диванчике, не шевелясь и ничего не говоря. Пару раз заходил отчим, молча смотрел на девочку, качал головой и, так ничего и не сказав, снова выходил. Мама не зашла ни разу.

А спустя еще где-то год после Шурки отчим снова обратился к Клаве с теми же ищуще-смущенными интонациями.

— Понимаешь, Клашенька, Таисия Петровна, моя первая жена, тяжело заболела. Ее положили в больницу, будут оперировать. Мой сын, Володя, остался в квартире один. Он, конечно, уже большой мальчик, но все же… ему одному трудно. Ты не будешь против, если он пока у нас поживет? Ему отсюда и к матери ближе ездить. Твоя мама уже согласилась…

— Конечно, пусть живет, — чуть слышно сказала Клава.

— Вот и хорошо, — облегченно вздохнул Виктор Анатольевич. — Вот и ладно. Значит, он тогда прямо завтра после школы к нам и придет. Сейчас я ему позвоню…

На следующий день Клава шла из школы самой длинной дорогой, проводила до дому всех своих подружек, и еще долго разговаривала с последней из них у ее парадной.

— Ты чего, Клав, поругалась, что ли, дома? — заметила что-то подружка.

— Нет, не поругалась, — вздохнула Клава и объяснила ситуацию.

— Да, сложное у тебя теперь будет положение, — по-взрослому посочувствовала подружка. — Родной сын — это, конечно, не то, что приемная. И ему-то тоже на вас с матерью смотреть…

«А его-то родная мать в больнице, — растравляла себя Клава по дороге домой. — И может быть, даже умрет. А тут мама, к которой его отец ушел, и я… Как же он должен меня ненавидеть…»

Клава еще снимала сапожки в коридоре, когда на пороге гостиной появился высокий серьезный мальчик, очень похожий на Виктора Анатольевича. С минуту мальчик и девочка молча смотрели друг на друга.

«Я ничего плохого о нем не думаю, — неизвестно кого мысленно заклинала Клава. — Я хочу, чтобы его мама не умерла и скорее поправилась. Мне вообще его жалко. Но разве он позволит мне (!) его жалеть… Пусть он сам первый что-нибудь скажет. Я же не знаю, я же что-нибудь не так скажу…»

— Ну что ж, здравствуй, что ли, сестренка! — сказал мальчик и как равной протянул Клаве руку. Клава, опешив, сначала отступила назад, а потом поспешно, обеими руками схватила твердую ладонь Володи и решительно потрясла ее.

— Я очень рада тебя видеть… — потерянно пробормотала она, судорожно пытаясь найти в своей памяти какую-нибудь законченную вежливую фразу и чуть ли не переводя ее с английского. — Я очень рада, что ты будешь у нас жить…

Пятнадцатилетний Володя был так же спокоен и сдержан, как его отец. С матерью Клавы он держался подчеркнуто вежливо и предупредительно, с отцом — ровно, а с Клавой, которую с самого первого дня называл сестренкой, был терпелив и доброжелателен. Виктор Анатольевич предупредил сына, что падчерица диковата и стеснительна, и Володя изо всех сил старался завоевать расположение робкой симпатичной девочки. И это ему удалось. Когда Клава поняла, что Володя вовсе не ненавидит ее, что она ему даже нравится и, несмотря на разницу в возрасте, он вовсе не смотрит на нее свысока, она оттаяла и всей душой потянулась к серьезному положительному подростку. Володя тоже не отказывался проводить время с девочкой, которая буквально смотрела ему в рот, старалась во всем угодить и явно уважала его мнение абсолютно по всем мыслимым вопросам. Володя ходил с ней в парк, в цирк и в музеи, качал ее на качелях и кормил мороженым, решал задачки по математике, научил ее играть в шахматы и работать на компьютере. Компьютер Володя принес из дома и проводил за ним довольно много времени. Сначала Клава, испросив разрешения, просто сидела рядом и молча смотрела, а потом постепенно начала задавать вопросы. Вопросы были продуманными и оттого неглупыми. Володя охотно отвечал, Клава легко и быстро училась.

Тем временем Таисию Петровну, мать Володи, прооперировали и выписали из больницы. Виктор Анатольевич настоял на том, чтобы на первых порах уход за ней осуществляла сиделка, а чтобы Таисия Петровна попусту не нервничала, не вскакивала и не перенапрягалась, Володя пока поживет у него. Володя почти каждый день ездил проведать мать, делал по списку необходимые покупки. Клава помогала ему, а потом, сказав, что идет домой, ждала у парадной. Володя быстро разгадал немудреную хитрость и однажды, растирая замерзшие Клавины руки, решительно сказал:

— Завтра со мной пойдешь. Нечего…

Что именно — нечего, Клава так и не узнала, но сердце у нее зашлось от тревоги.

Таисия Петровна выглядела очень слабой, но вовсе не злой.

— Так вот, значит, ты какая, — приветствовала она Клаву. — А мне Володя много о тебе рассказывал. И все хорошее…

— Это очень хорошо, что вас из больницы выписали, — пробормотала Клава, понимая, что говорит что-то совсем не то. — А скоро вы совсем поправитесь и будете в парк ходить гулять… — Володя смотрел на названную сестру с доброй улыбкой. — Я лучше пойду посуду помою, — окончательно смешалась Клава. — И салат сделаю. Мы вот тут принесли…

Еще через месяц Володя переехал обратно домой. Увез компьютер, зубную щетку и домашние тапочки. Мама Клавы прокрутила в стиральной машине его постельное белье и вывесила на балкон одеяло — проветрить. В самый последний момент Клава вынула из корзины Володину наволочку и тайком надела ее на свою подушку. Прикасаясь к ней вечером щекой, она думала… да ни о чем она не думала, а чувства, тем более чувства двенадцатилетней девочки, — это такая вещь, которую очень трудно выразить словами. Но ощущение Клава помнит — ей казалось, что впервые ей удалось что-то удержать. От Буси не удалось, и от Шурки не удалось, а сейчас — удалось… И это ощущение наполняло ее тихой радостью и надеждой…

Перед отъездом Володи они с Клавой уговорились о том, что будут встречаться.

— У меня никогда не было сестры, — сказал Володя. — Теперь я ее нашел, и чтобы опять потерять — ну уж дудки…

И они встречались. Володя помогал Клаве с физикой и математикой, показывал новые компьютерные игры, программы, которые сам написал. В год окончания школы пригласил на день рождения. Клава пришла раньше, помогала Таисии Петровне готовить. Потом пришли гости — взрослые парни и девушки, при одном взгляде на которых Клаве почему-то стало нестерпимо грустно.

— Моя сестренка — прошу любить и жаловать, — представлял Клаву Володя. Парни безразлично скользили по ней взглядом, девушки смотрели с любопытством. Клава почти весь вечер просидела на кухне, с Таисией Петровной. Однажды Володя прибежал, увидел Клаву, притулившуюся в уголке, не то рассердился, не то расстроился, потянул танцевать…

— Да я не умею, — засмущалась Клава.

— Иди, иди, — строго сказала Таисия Петровна и оборотилась к сыну. — Ты на тех-то вертихвосток не гляди. Вот оно, истинное то сокровище, за шкафом прячется. Попомни мои слова, если, когда надо, меня уже рядом не будет. Мать дурного не посоветует…

— Да ладно тебе, мам… — сердито отмахнулся Володя, а Клава, которая прекрасно поняла смысл сказанных слов, полыхнула костром ото лба до груди.

Танцевала она, почти не чувствуя под собой ног, поднять глаза на Володю не смела.

— Да брось ты, сестренка, — не выдержал наконец Володя. — Мало ли чего мать скажет. Не бери в голову. Погуляем еще на свадьбах. Ты — на моей, а потом и я — на твоей.

Слезы выступили у Клавы на глазах, но каким-то немыслимым усилием воли она сумела загнать их обратно. И именно в этот миг поняла, что любит Володю, любит вовсе не как брата и ничего с этим поделать не может и не хочет.

После окончания школы Володя, как и собирался, поступил в Политехнический институт. Виктор Анатольевич откровенно гордился сыном, устроил по поводу его поступления праздник с тортами и шампанским. Слегка выпив, размягченно глядел на обоих своих детей — родного сына и приемную дочь, которые сидели на диване рядом друг с другом и о чем-то болтали.

— А тебе не кажется, Машенька, — обратился он к матери Клавы, — что наши дети — прекрасная пара?

Мама Клавы рассеянно кивнула и с удивлением взглянула на дочь, которая пулей вылетела из комнаты.

— Ну вот, опять что-то не так сказал, — расстроился Виктор Анатольевич. — Володенька, ты уж пойди, успокой ее, скажи, что я ничего плохого…

Володя отправился в кухню. Момент был самый подходящий, но… Клава так и не решилась сказать названному брату о своих чувствах. Вместо этого получился очередной «разговор по душам», во время которого Володя рассказывал о своих учебных планах и профессиональных надеждах, сетовал на то, что мать по-прежнему плохо себя чувствует, хотя и старается это от него скрывать… Клава, как всегда, утешала Володю, говорила, что все наладится, радовалась его радостями и надеялась его надеждами…

А спустя еще полгода у Володи появилась любимая, девушка однокурсница. Звали ее Вера. Клава иногда встречала Володю после института, однокурсники уже знали ее, подсмеивались: кого кто встречает, а Володьку — сестра. Володя насмешки пресекал, по давней привычке покупал Клаве мороженое, иногда шел с ней вместе домой, в гости к отцу. В тот вечер Клаве пришлось ждать очень долго. А когда Володя с Верой, смеясь, вышли из широких дверей, девушка сразу все поняла и даже не стала подходить — медленно побрела к дому…

Собрав всю свою решительность, при следующей же встрече Клава как бы мимоходом заговорила о девушке, которая как живая стояла у нее перед глазами — высокая, красивая, с пышными каштановыми волосами. Володя отвечал охотно, так, как будто бы ждал этих вопросов.

— Понимаешь, сестренка, я, кажется, наконец влюбился, — сверкая глазами, признался он. — Я уж думал, что-то во мне не так. А теперь вижу — все так. Просто ее ждал, Веру. Тебе она понравилась? Красивая, правда? Я вас обязательно познакомлю. А когда ты-то меня со своими парнями знакомить начнешь? Знакомь обязательно, чтоб знали, у тебя есть старший брат, если обидят, будут иметь дело со мной… И еще, знаешь, сестренка, у меня к тебе просьба… — Здесь Володя слегка смутился. — Я, ты знаешь, фотографироваться не люблю, и так получилось, что все мои карточки, которые за последние годы есть, у тебя да у отца. А у матери только совсем малышовые. А Вера меня просила… Хочу, говорит, посмотреть, каким ты раньше был, до того, как мы с тобой встретились… Принесешь в следующий раз, ладно? Или я сам к тебе зайду…

Дома Клава собрала все Володины фотокарточки, которые у нее были, сложила их в большой конверт.

— Что это ты делаешь? — заметила странные приготовления мать.

— Володе отдам. Ему надо, — равнодушно ответила дочь.

— Ну и правильно, — одобрила мать. — А то ты ему так в рот заглядываешь, что даже неприлично. К мужчинам нельзя так относиться, иначе они тебя не будут ценить. Вот ты все — Володя, Володя, а отец говорит, что он себе такую красотку у себя в институте отхватил… Так что ты правильно решила — забудь его и живи своей жизнью…

— Да, я так и решила, — согласилась Клава. — Сейчас пойду отнесу… Вы ведь завтра на дачу поедете, так?

— Так. Вернемся в понедельник утром. Ты не забудь завтра цветы полить.

— Хорошо, полью.

Цветы она действительно полила. Потом еще раз все взвесила. Ничего не осталось, ничего. Ни плюшевого пледа, ни резинового мячика, ни фотографий. И ничего никогда не будет, потому что она, Клава, так устроена. У нее ничего не остается. Ничего. Тогда Клава написала записку, аккуратно проставила дату, расписалась (почему-то в голову пришла мысль, что предсмертная записка — это документ, который должен быть оформлен надлежащим образом), принесла из кухни чайник с кипяченой водой, стакан и выгребла из аптечки все имеющиеся там таблетки.

Последняя Клавина мысль была о том, что где-то там она встретится с Бусей и, наверное, сумеет ей все объяснить…

Однажды в мой кабинет постучались, и на пороге возник высокий, как-то старомодно красивый юноша. Его лицо показалось мне смутно знакомым, хотя я была уверена в том, что никогда не встречала его раньше.

— Здравствуйте. Я могу зайти? Меня зовут Владимир. Я брат Клавы.

«Вот так, — подумала я, усаживаясь в кресло напротив сосредоточенного Володи. — Ас этим что будем делать?»

— Я знаю, что Клава проходит у вас курс терапии, — сообщил Володя. — Отец дал мне ваши координаты, и я решил, что тоже должен с вами поговорить. Я хочу узнать, как я должен себя теперь вести. («А я-то откуда знаю?!» — возмущенно подумала я.) Поступок сестры меня безумно напугал. Я до сих пор не могу прийти в себя. И я думаю, что я косвенно виноват в том, что она дошла до такой крайности. Если с Клавой что то случится, то я сам не смогу жить, не смогу простить себе… Скажите, что я должен сделать?

— Ну а что вы можете? — вопросом на вопрос ответила я.

— Вы знаете, об этом неудобно говорить, но последние два месяца перед… перед Клавиным поступком я был счастлив, как никогда в жизни. Я даже не думал, что так бывает… И я был совершеннейшим эгоистом, я делился этим с Клавой, как привык с ней делиться всем, и совсем не думал о ее чувствах. Поверьте, я и помыслить не мог, что она ко мне… что она меня…

— То есть вы хотите меня уверить, что все эти годы абсолютно не замечали Клавиной любви к вам?

— Поймите, я и сам любил ее. И сейчас люблю. Несмотря на разницу в возрасте, она была моим самым лучшим другом. Я был уверен, что она испытывает ко мне то же самое. Я всегда удивлялся, почему она не делится со мной своими сердечными тайнами, думал, что она стесняется или я недостаточно тактичен. Всегда подсмеивался над этим… Боже, я только сейчас понимаю, какую боль я ей причинял! И что же теперь? Я должен разорвать свои отношения с Верой?

— Вы с ума сошли! — искренне и поспешно воскликнула я, так как увидела в Володиных глазах фанатичный блеск и готовность принести себя в жертву. Именно этот тип людей — самые сложные пациенты. Именно от таких родителей труднее всего спасти их собственных детей.

— А как же тогда? — недоуменно спросил Володя.

— Поймите, Клаве не нужна ваша жертва. Наоборот, если сейчас она победит таким изуверским способом, то потом, когда снова что-нибудь случится, например, вы поссоритесь, слишком велик будет соблазн…

— Да, да, я понял, — поспешно прервал меня Володя, явно не желая, чтобы я заканчивала предложение.

— Клаве сейчас нужно вернуть ее саму, ее собственную личность, которую она так безжалостно растворяет в первом подвернувшемся предмете. Простите, Володя…

— Не беспокойтесь, — старомодно привстал Володя. — Я понимаю, что моя преступная слепота заслуживает большего… Так что же я?..

— Вы должны убедить Клаву, что ваша любовь и дружба неизменны и пребудут с ней несмотря на все превратности вашей личной жизни. Это в общем-то гораздо больше того, на что она рассчитывает. Дело в том, что ее чувства к вам получили ярлык любви девушки к парню просто по стечению обстоятельств. Предыдущий эпизод такого же чувства относился к щенку, а еще более ранний — к несуществующему младенцу. Сама Клава этого пока не понимает, но я думаю, нам удастся с этим разобраться. То, что ей на самом деле нужно сейчас, — это вовсе не любовь мужчины к женщине в строгом смысле этого слова, а стойкая и надежная эмоциональная привязанность, своего рода стена, на которую всегда можно опереться в случае чего. А это вы вполне можете ей предоставить. — Володя несколько раз энергично кивнул. — Ну и, конечно, пока не особенно терроризируйте ее рассказами о вашем личном счастье. Хотя, если она сама будет спрашивать, отвечайте. Если она захочет познакомиться с Верой — не отказывайте. И не обращайтесь с ней как с хрупким цветком, ведите себя так же, как раньше — на равных и с полным доверием. Сейчас вы, естественно, переволновались, но помните, Клава — сильная девушка, и дружба с ней еще принесет вам немало пользы и приятных минут.

— Спасибо, — Володя с видимым облегчением перевел дух. — Если все так, как вы говорите, то я все сделаю, что от меня зависит. И, наверное, вы действительно правы. Ведь если бы я интересовал ее как… как мужчина… то я же должен был заметить это? Правда? Ведь правда? — с комичным беспокойством переспросил Володя.

Я кивнула, пряча улыбку.

Дальше была долгая и нелегкая работа с самой Клавой. Сначала она и слышать не хотела о том, что ее чувства к Володе — это не совсем то, за что она их принимала. Потом (не без содействия с Володиной стороны) слегка пересмотрела свою позицию и как-то спросила:

— А ведь родственные чувства, дружба — это ведь даже более надежно, чем… ну, эротическая любовь, правда? Ведь люди часто дружат всю жизнь, со школы, или даже с детского садика, а любовь, которая в школе, она обычно ничем не кончается. Так?

Я мысленно похлопала сама себе в ладоши и поздравила нас всех с первой удачей.

Теперь стало возможным работать и с остальными проблемами Клавы. Анализ всех остальных ее «любвей» и пробуждение, а затем укрепление собственной личности Клавы заняли довольно много времени. Для начала она отказалась от мысли поступать в Политехнический институт (как Володя!), так как никогда не интересовалась математикой и другими точными науками (хотя, благодаря помощи брата, они шли у нее совсем неплохо). Для себя Клава выбрала один из факультетов Института культуры, начала ходить туда на подготовительные курсы, неожиданно для себя самой записалась в студию пантомимы.

— Мне всегда нравился театр, — призналась мне Клава, — но я не могу говорить на сцене. Стесняюсь, путаюсь. А в пантомиме говорить не надо, только двигаться, и я чувствую себя свободной… Я недавно Володе показывала этюд… и Вера там была. Знаете, что она сказала? Она сказала: завидую тебе, Клаша, ты такая миниатюрная, узенькая, гибкая. Настоящая женщина. Я всегда хотела такой быть… И… и скоро я их познакомлю с Мишей. Мы с ним вместе на курсах занимаемся. Только он на режиссерский хочет. Вот наберусь решительности — и познакомлю. Мише они точно понравятся, потому что Вера и Володя — такая красивая пара. Ведь правда?