Застольные беседы во дворце германского конунга в Вилве

54.Застольные беседы во дворце германского конунга в Вилве

Кроме того, оба знатных гуннских сановника должны были проехать далее на север от Понта Эвксинского, посетить дружественных славянских антов и венедов на среднем Данастере и иметь обстоятельную беседу с их коназом Светозаром, на предмет широкомасштабной подготовки воинов-новобранцев боевому делу для службы в осадно-технических туменах.

И командующий восточногуннским крылом Стака, и туменбаши Эллак понимали, что за этим поручением стоит нечто большее, чем простая поездка с инспекционными целями. Последнее воинское сапари в североиталийские провинции показало, что гунны и их союзники не обладают достаточной обученностью войск при штурме укрепленных городов. Пример Аквилеи, которую не могли взять приступом свыше трех месяцев, выявил, что подготовка осадно-штурмовых подразделений оставляет желать много лучшего. Также следовало поставить обоим правителям, германцу Лаудариху и славянину Светозару, задачу изготовить более совершенные и современные мощные камнеметные орудия, которые в считанное время, при достаточном количестве каменных снарядов, разносили бы в пух и прах стены неприятельских городов и кастеллов.

Семь дней добирались верхоконные гуннские вельможи от кочевья акациров на реке Жий, где они расстались с верховным ханом, до города Вилвы в устье Дуная. Их оберегала в пути сабирская сотня. Сначала оба сановника завернули, не доезжая до остготского города, в учебный лагерь. И на их счастье там оказались искомые вожди, германский и славянский, прибывшие только что перед гуннами. Германский конунг Лаударих и славянский коназ Светозар приехали сюда осмотреть боевой стан, жилые куриены, хранящиеся здесь штурмовые машины и обсудить промеж собой, какие новые орудия и в каком количестве следует изготовить в этом году, чтобы быть основательно оснащенными перед новыми воинскими сапари в дальние страны.

Германский херицога Лаударих сильно обрадовался, завидев приехавших к нему командующего левым крылом каганата Стаку и сына кагана тайчи Эллака. По его предложению все деловые разговоры решили оставить на завтра, благо было уже послеобеденное время, а сегодня оставшийся вечер посвятить приятному времяпровождению в стольном граде понтийских германцев Вилве. Туменбаши Лаударих направил двоих быстрых вестников в свою столицу к главному дворецкому, чтобы там подготовились к достойной встрече глубокоуважаемых гуннских гостей. Сотню гуннов-сабиров, прибывших в качестве почетной охраны темника Стаки и туменбаши Эллака, а также с полсотни славянских джигитов, сопровождавших коназа Светозара, было решено оставить на ночлег в учебном лагере, так как здесь имелись свободные места – он был заполнен всего на четверть призванными на краткосрочные курсы боями из племен восточных германских остготов и аламанов, данаперских и данастерских славянских антов и венедов, гуннских кангаров и сарагуров. Для новоприбывших в качестве почетной охраны своих военачальников сабиров и антов стали согревать воду в специальном банном куриене, указали им место в нескольких бревенчатых домах, коновязь для их подседельных и запасных лошадей, а также пригласили в столовую на ужин.

До каменно-кирпичного готского города Вилвы было совсем рядом, не более двух часов неспешной рысью. Солнце скрылось за лесом и за дунайскими водами, когда четверо высокопоставленных степных аристократов въезжали по подъемному мосту в городские ворота.

Пиршество в приемной зале дворца конунга затянулось далеко за полночь. Этому благоприятствовали изысканные готские мясные, рыбные, молочные и мучные свежеприготовленные блюда, великолепные истекающие жиром колбасы, а также отменное германское пиво-бира и разнообразные крепкие румийские виноградные напитки. Вино развязало языки и улучшило настроение сотрапезников. Трое из них (хозяин херицога Лаударих, гости: туменбаши Светозар и темник Стака) были приблизительно одного возраста – около сорока и только тайчи Эллаку было двадцать шесть лет. Но последний быстро ушел спать, сославшись на крайнюю усталость. Оставшиеся сверстники пировали уже намного раскованнее без каганского сына. Конунг-хозяин стола Лаударих обвел собеседников взглядом своих темноватых глаз, чтобы лучше лицезреть их при неярком свете настенных и подвесных лампад, и стал говорить медленно и спокойно:

– Я полагаю, мои друзья, что с избранием нового императора Византии Маркиана в граничащих с нами восточнорумийских провинциях многое изменилось и причем не в лучшую для нас сторону. Появились откуда-то из глубины их страны новые легионы, замечены даже коричневокожие нумибийцы и африканцы. Визант усилил свои пограничные и таможенные посты около дунайских паромных переправ, там уже нельзя проходить, как раньше, свободно и без оплаты пошлины. Даже с путника, идущего или едущего в Византию без никакого товара, стали брать определенную сумму сбора, якобы, на содержание пограничной стражи. К тому же можно ясно разглядеть, что солдаты восстанавливают земляные валы на лимесе, укрепляют их бетонным раствором, строят неподалеку от границы какие-то каменные, кирпичные и бревенчатые здания. Там будут, наверное, располагаться федеративные войска, а также размещаться продовольственные склады и хранилища для амуниции и запасного оружия. В общем, проводятся серьезные мероприятия, и я уверен, что Константинополь замышляет нечто недоброе против нас. Заметьте, все эти тайные приготовления начали совершаться только после восхождения на трон безбоязненного Маркиана, а он, не забывайте, происходит из простых солдат.

Славянский коназ Светозар расправил свои крутые плечи, подул на усы и на бородку, сбивая с них капельки вина:

– Я недавно был по делам в византийском городе Тирасе, там, где одноименная река Тирас²²⁴ впадает в Понтийское море. И что я там увидел, как вы думаете? А увидел я то, что восточные румийцы совсем перестали уважать нас. Когда я ранее подъезжал к воротам и объявлял свое имя, звание и достоинство, то ко мне с поклоном поспешал сам городской глава и становился моим проводником в городских улочках, лавках и рынках. Я мог закупать товары самого лучшего качества и по самой низкой цене, да и к тому же румийский начальник города давал мне своих слуг для переноски закупленных предметов. Один раз в месяц я посещал городские бани вместе с некоторыми моими антскими и венедскими помощниками, мылся там и парился, пил вино, общался с красивыми женщинами и вообще веселился от души. И никто не смел перечить моей воле, сам главный городской магистр и другие эдилы-начальники бегали вокруг меня, угождая мне. А с некоторых пор отношение ко мне резко изменилось. Румийцы стали заносчивыми, чванливыми и высокомерными не только по отношению к незнатным степным людям, харахунам и простолюдинам, но также и по отношению к нам, благородным и породистым коназам, конунгам и ханам. И я также считаю, что во всем виноват этот новый византийский император Маркиан. Он, по всей видимости, уверенно внушает своим подданным, чтобы они не боялись и не уважали нас, мол, я поддержу в случае опасности вас своими легионами. Друг наш, туменбаши Стака, – обратился к командующему левым крылом каганата антско-венедский вождь, осерчавший смелый вой Светозар, – надо что-то предпринимать с зазнавшимися и зарвавшимися византийцами. Их надо примерно наказать, чтобы они твердо знали свое место и сидели бы тихо, как сверчок за шестком в избе, и даже бы не стрекотали. Ты, друг родимый, передай нашему высокочтимому и дражайшему кагану Аттиле, что не надо долго ждать, а следует, как можно скорее, наносить могучий удар по балканским восточнорумийским провинциям, пока Визант не вошел в силу, а не то потом будет поздно. Надо уже в этом году поднять прапор²²⁵ борьбы против Византа или, как мы славяне его прозываем, Царьграда.

– Да, друг Стака, ты непременно должен поставить в известность нашего глубокоуважаемого правителя Аттилу о том, что восточные румийцы, подогреваемые их неразумным императором Маркианом, готовят против нас, степных людей, большую кабалу²²⁶. Об этом доносируют²²⁷ не только соглядатаи, но уже и купцы, которые обыкновенно не любят вмешиваться в такие дела, – высказался твердо конунг Лаударих, и всегда замедленный и рассудительный, на этот раз он говорил, проглатывая слова и торопливо, что было признаком его убежденности в своей правоте.

– Да, и мои люди доносят мне, что хитрые византийцы замышляют против нас коварную кабалу²²⁸, – также горячо поддержал своего германского сотоварища славянский предводитель Светозар; длинные его каштановые волосы разметались по плечам, так он сильно тряс головой при разговоре.

Принесли самое почетное готское блюдо – приготовленные на пару и в дыму свиные ножки под сметаной, обложенные вареными перепелиными яйцами, луком, репой, редисом и зелеными бобами. Каждому угощающемуся был подан отдельный объемный талер²²⁹. Поедая такое чудное лакомство, говорили заздравные слова в честь великого гуннского кагана Аттилы, в честь хозяина – германского конунга Лаудариха и в честь гостей: гуннского этельбера Стаки и славянского коназа Светозара. Не забыли выпить объемную чашу вина и за здоровье ушедшего на второй этаж дворца почивать каганского сына-тайчи Эллака. Подняли бокалы и за погибель плута и хитреца Маркиана, но, выпив последний тост, все же нехотя признали, что в лице этого императора гунны и их союзники заимели достойного и неустрашимого противника.

Туменбаши хуннагурский матерый этельбер Стака огладил свою короткую бородку, сверкнул карими глазами и, поведя справа налево нехилыми плечами, громко возвестил немного заплетающимся языком, что он в самое ближайшее время доложит и попытается убедить верховного властителя всех гуннских и союзных народов в серьезности и опасности приготовлений в Восточном Руме, направленных против жаждущих мира гуннов и их друзей.

На ночь каждому из гостей была предоставлена отдельная теплая комната на втором этаже около пылающих жаром керамических труб, которые до сего весеннего времени снабжались из подвала горячим воздухом вследствие холодной погоды. По германскому обычаю раздевала и укладывала темника этельбера Стаку в теплую постель красивая высокогрудая девица с красными румяными щеками. Он не удержался и ущипнул служанку за мягкое место, которое, однако, отличалось большой долей упругости. Командующий левым крылом гуннов подумал было, что эта девка предоставлена ему на ночь, но он ошибался, она ушла, подоткнув со всех сторон его одеяло. Определено, у германских готов не было в традициях, как у некоторых гостеприимных гуннских племен, укладывать в постель уважаемого конака на ночь красивую молодую прислужницу-малайку. Почему-то хуннагурский этельбер Стака припомнил, напрягая свое хмельное сознание, как он несколько раз бывал в гостях у восточных антов на Данастере и на Данапере. Там на ночь, однако, давали крутозадую девку, но не для тепла и любви, а для того, чтобы она выделанной ежовой шкуркой-рукавицей чесала бы пятки и ноги гостю, пока он не заснет спокойно и умиротворенно, а потом эта симпатичная чесальщица удалялась прочь.

И приснился туменбаши Стаке дурной сон. Будто бы безликий и бесформенный император Маркиан, хуннагурский темник никогда еще не видел его лица, шепчет ему чеканно, вбивая слова в его разум: «Животные в гуннском календаре имеют каждое свой смысл, свое благо и свою беду. Крыса, бык, тигр, заяц, рыба, змея, лошадь, овца, обезьяна, курица, собака и свинья избраны небесным отцом для направления жизни на земле от прошлого через настоящее и к будущему. А знаешь ли ты, в год какого животного мы живем сейчас? Мы живем в год змеи! А змея не покровительствует степным народам. Ха, ха, ха!» Мужественный командующий восточными гуннскими туменами тархан Стака проснулся в холодном поту. Была еще ночь, звезды подмигивали через стеклянное окно. «Завтра принесу в жертву Умай-ане белого барана», – подумал хуннагурский этельбер, переворачиваясь на другой бок и пытаясь снова заснуть.