Знай, что, соответственно поставленной нами задаче, философские науки распадаются на шесть разделов: математику, логику, физику, метафизику, политику и этику.
Что касается математики, то к этой науке относятся арифметика, геометрия и астрономия. Последние же не имеют никакого отношения к религиозным предметам - ни в смысле отрицания таковых, ни в смысле утверждения. Это - доказательные предметы, отрицание которых становится невозможным после того, как они поняты и усвоены. И все же они повлекли за собой два несчастья.
Первое из них заключается в том, что всякий, изучающий математику, приходит в такой восторг от точности охватываемых ею наук и ясности их доказательств, что о философах у него начинает складываться благоприятное мнение. Он начинает думать, что все их науки обладают тем же четким и строго аргументированным характером, как и эта наука, а затем, если окажется, что он уже слышал людские разговоры об их неверии и безбожии и об их пренебрежительном отношении к шариату, такой человек сам становится богоотступником - и все из-за того, что доверился этим философам. При этом он рассуждает так: если бы истина была в религии, последняя не упряталась бы от этих людей, проявляющих такую точность в данной науке. Поэтому, когда подобный человек узнает из разговоров об их неверии и безбожии, он принимается искать доводы в подтверждение того, что истина заключается именно в отвергании и отрицании религии. И сколько довелось мне видеть людей, вот так же отбивавшихся от истины, когда единственным основанием для этого служили подобные рассуждения!Если такому человеку говорят: "Знаток в одном искусстве не обязательно должен быть знатоком в каждом искусстве: знатоку в юриспруденции и каламе не обязательно быть знатоком в медицине, и не обязательно человеку, несведущему в умозрительных науках, быть также невеждой и в грамматике; каждое искусство представлено людьми, достигшими в нем высокой степени совершенства и перегнавшими других в данной области, но в то же время могущими оказаться профанами и невеждами в других областях; математические рассуждения древних мыслителей доказательны, метафизические - предположительны, и знает это только тот, кто сам испытал и постиг их", - если это втолковывается человеку, впавшему в заблуждение из-за преклонения перед авторитетами, он и тогда продолжает упорствовать. Мало того, любовь к пустословию, страсть к куражу и желание поумничать толкает его к тому, что он настаивает на признании этих людей знатоками во всех науках без исключения. Это - очень большое несчастье. Поэтому необходимо постоянно держать под уздой каждого, кто занимается указанными науками. Хотя науки эти и не связаны с религиозными предметами, все же, будучи основополагающими принципами всех их знаний, они являются для такого человека источником всех тех бед и злосчастий, коим подвержены и сами математики. Мало существует людей, занимающихся математикой и не становящихся при этом вероотступниками, не скидывающих с голов своих узд благочестия.
Причиной второй являются некоторые невежественные друзья ислама, решившие, что религии можно помочь путем отрицания всякой науки, исходящей от математиков. Таким образом, они отвергали все науки математиков и утверждали, что последние якобы проявляют в них полное невежество. Они доходили до того, что отвергали их рассуждения о солнечных и лунных затмениях, называя их противозаконными. Когда же такие рассуждения доходили до слуха человека, познавшего все эти вещи на основании неопровержимых доказательств, человек этот начинал сомневаться в своих доводах, но, решив, что ислам основан на невежестве и на отрицании неопровержимых доказательств, проникался к философам еще большей симпатией, а к исламу - презрением. Большое преступление перед религией совершают люди, решившие, что исламу можно помочь отрицанием математических наук!
Мусульманский закон не имеет никакого отношения к этим наукам - ни в смысле отрицания их, ни в смысле утверждения. Равным образом математические науки не имеют никакого отношения к религиозным предметам. Посланник Божий, мир ему, говорил: "Воистину, солнце и луна - два чуда из чудес Всевышнего Аллаха; они не затмеваются ни для смерти кого-нибудь, ни для чьей-либо жизни. Если же вы будете свидетелями этого, прибегайте к упоминанию имени Всевышнего Аллаха и к молитве". В этих словах Пророка, мир ему, не содержится никакого отрицания по отношению к арифметике, которая в специальной форме определяет движение солнца или луны и их совмещение или противостояние...
Таково свойство математики и таково порождаемое ею несчастье.
Что касается логики, то она не имеет никакой связи с религией, ни в смысле отрицания ее, ни в смысле утверждения. Она заключается в изучении способов построения доказательства и умозаключения, условий выдвижения первых посылок доказательства и способов их составления, а также условий и способов построения правильного определения. Знание есть либо понятие, получаемое путем определения, либо - суждение, получаемое путем доказательства. В логике нет ничего, подлежащего отрицанию, - она принадлежит к такому роду вещей, о которых говорят и мутакаллимы и люди, авторитетные в вопросах аргументации. Последние отличаются от логиков только в том, что касается отдельных формулировок и терминов, а также тем, что у них определения и классификации получили более детальную разработку. Примером их логических рассуждений может служить такое: "если верно, что любое А есть Б, то необходимо, чтобы некоторые Б были А", или, иными словами, "если верно, что любой человек есть животное, то необходимо, чтобы некоторые животные были людьми". То же самое они выражают и так: "общеутвердительное суждение обращается в частно-утвердительное". Какое имеет все это отношение к вопросам религии, чтобы опровергать и отрицать логику? Отрицание ее приводит лишь к тому, что у логиков складывается дурное мнение не только об интеллекте отрицающего, но и о его религии, которая, по утверждению последнего, освящает это отрицание.
Правда, логики в своей науке приходят в некоторое заблуждение, заключающееся в том, что они связывают доказательство с многочисленными условиями, которые, как они полагают, обязательно должны дать достоверное знание. Однако стоит логикам дойти до религиозных предметов, как они, оказываясь не в состоянии выполнить этих условий, делают большие отступления от выдвинутых ими же положений.
Может случиться так, что какой-либо человек, одобрительно относящийся к логике, рассмотрев эту науку и найдя ее ясной, подумает, что все исходящие от логиков ереси подкреплены такими же доказательствами, и, не дожидаясь того момента, когда дойдет до метафизики, поспешит сам заделаться еретиком.
Это - еще одно несчастье, подстерегающее такого человека.
Что касается физики, то она заключается в изучении мира небесных сфер, их звезд и расположенных под ними простых тел - таких, как вода, воздух, земля и огонь, - и сложных тел - таких, как животные, растения и минералы, - а также в изучении причин изменения, превращения и смешения их. Все это похоже на то, как медицина изучает человеческое тело, его главные и служебные органы и причины превращения в их строении. Религия не имеет оснований отрицать врачебную науку. В равной мере у нее нет оснований для отрицания физики, за исключением определенных вопросов, изложенных нами в книге "Опровержение философов", а также прочих случаев, когда рассуждения физиков должны быть оспариваемы. При ближайшем же рассмотрении оказывается, что физика находится по отношению к религии в подчиненном положении. В основу всей физики должно лечь понимание того, что природа подчиняется Всевышнему Аллаху, что она не самодеятельна, но, напротив, является послушным орудием в руках своего Творца. Солнце, луна, звезды, природные тела - все подчиняются повелениям Его, и в них нет ничего такого, что действовало бы само собой и само через себя.
Что же касается метафизики, то большинство заблуждений философов заключается именно в ней. Они не сумели осуществить доказательств по условиям логики, поэтому относительно этих доказательств среди них возникли большие разногласия. Учение Аристотеля - в том виде, в каком оно было передано аль-Фараби и Ибн-Синой - оказалось наиболее близким к учениям мусульманских философов. Однако все допущенные ими ошибки могут быть сведены к двадцати принципам, из коих три должны быть признаны противоверными, а семнадцать - еретическими. Для того, чтобы доказать несостоятельность их учения в этих двадцати вопросах, мы составили книгу "Опровержение", а что касается упомянутых трех вопросов, то в них философы выступили против всех мусульман.
Эти вопросы излагаются в следующих их высказываниях: "Тела не воскресают; воздаяния и наказания получают лишь души; воздаяния и наказания носят духовный, но не телесный характер". Их высказывания верны там, где утверждается существование духовных воздаяний и наказаний (таковые действительно также существуют), но неверны там, где отрицается существование телесных воздаяний и наказаний. Их высказывания безбожным образом противоречат шариату. Сюда же относится и такое их высказывание: "Всевышний Аллах обладает знанием об универсальном, но не об индивидуальном". Это - еще одно очевидное проявление неверия. Истина же заключается в том, что "от ведения Его не укрывается ни одна вещь, будь она величиной с пылинку, ни на небесах, ни в земле". Сюда относится также их высказывание об извечности и нетленности мира. Что-нибудь подобное не осмеливался еще утверждать ни один мусульманин. За такими высказываниями кроется отрицание атрибутов Аллаха, их утверждение, что Аллаху ведомы лишь сущности и что кроме таковых Он ничего не знает. Что касается последних утверждений, то они роднят учение этих философов с учением мутазилитов. Неверие же мутазилитов нельзя разоблачать так же, как мы это сделали в отношении этих философов: в книге "Судящий о различии между исламом и ересью" нами была уже вскрыта порочность мнения тех, кто спешит обвинить в неортодоксальности все, что противоречит их собственному учению.
Чтo касается политики, то все их разговоры здесь сводятся к рассуждениям о житейской мудрости, связанной с мирскими и правительственными делами. Вся эта премудрость заимствована ими из писаний, ниспосланных Аллахом Посланникам Своим, и из мудрых изречений, унаследованных от первых пророков.
Что касается этики, то все их рассуждения сводятся к определению свойств и нравственных качеств души, к перечислению их родов и видов, а также - способов исцеления души и преодоления ее страстей. Все это заимствовано ими из рассуждений суфиев, людей достойных и непреклонных в богомыслии и противодействии страстям, в следовании по пути, ведущему к Всевышнему Аллаху, где они сторонятся мирских наслаждений.
Нравственные качества души, недостатки ее и пороки в ее действиях - все те вещи, о познании которых заявляют суфии, - раскрылись перед ними в результате их подвижничества, а потом все это было взято философами, перемешано ими с их собственными рассуждениями и расхвалено на все лады с тем, чтобы их небылицы нашли затем сбыт среди людей. В их время - да не только в их - в каждую эпоху существовала особая категория людей, мнивших себя богами, от которых великий Аллах не очистил мир...
В былые времена они придерживались того, что содержится в Коране. В результате же смешения ими изречений Пророка, мир ему, и суфиев с их собственными произведениями произошло два несчастья:
1) несчастье для тех, кто принимает это;
2) несчастье для тех, кто это отвергает.
Что касается несчастья для тех, кто отвергает, то оно велико. Ибо целый ряд людей со слабыми рассудками подумали, что эти изречения, будучи занесены в их произведения и смешаны с их лживыми рассуждениями, должны быть преданы забвению и заброшены. Более того, по их мнению, люди, упоминающие их, подлежат порицанию, поскольку эти высказывания они слышали впервые только от них, а их слабым умам еще раньше было известно, что это - лживые люди. С такими людьми происходит то же, что и с человеком, который, услышав, как христианин говорит: "Нет бога кроме Бога, и Иисус - посланник Божий", - отвергает эти слова, думая: "Это - слова христианина". Но он не дает себе отчета, на каком основании он считает христианина нечестивцем: на основании ли этого его высказывания или на основании того, что он отрицает пророческую миссию Мухаммеда, мир ему. Если он нечестив только потому, что отрицает пророческую миссию Мухаммеда, мир ему, то не следует противоречить ему там, где он не выступает нечестивцем, т. е. там, где его высказывания истинны сами по себе, пусть даже если они будут истинными также и с его точки зрения. Таков обычай людей со слабыми рассудками: они познают истину через людей, а не людей через истину.
Умный человек следует изречению повелителя правоверных Али Ибн-аби-Талиба (последний из четырех праведных халифов, правил с 656 по 661 гг.), сказавшего: "Не познавай истину через людей, но познавай истину саму по себе - и ты узнаешь ее поборников". Умный человек познает истину, а затем рассматривает суть высказывания. Если это высказывание оказывается истинным, он принимает его - все равно, будет ли автор лживым человеком или правдивым. Больше того, он может стремиться извлечь истину из высказываний заблудших людей, памятуя, что и золото кроется в обыкновенной земле. Ведь нет беды, если меняла, уверенный в собственной проницательности, запускает руку в кошель своего клиента, извлекая оттуда чистое золото, отбрасывая фальшивые и поддельные монеты. Поэтому-то иметь дело с теми, кто меняет свои деньги, не рекомендуется деревенскому простачку, а не искушенному в своем деле меняле - подобно тому, как не допускается к берегу моря неуклюжий человек, а не умелый пловец, и подобно тому, как трогать змею возбраняется отроку, а не искусному заклинателю.
Клянусь своей жизнью, среди большинства людей укоренилось мнение о самих себе как о людях высокого мастерства и искусства, как о людях, обладающих совершенным рассудком и способных поэтому отличать истину от лжи и праведный путь от заблуждения. Поэтому необходимо по мере возможности закрывать им всем доступ к чтению книг, написанных заблудшими людьми, ибо, если даже не приключится с ними упомянутого несчастья, они все же не спасутся от несчастья, о котором речь пойдет ниже.
Некоторые высказывания в разных наших сочинениях, посвященных таинствам богословских наук, встретили возражение среди определенного круга лиц, недостаточно сильных в науках и недостаточно проницательных в том, что касается сокровенных целей различных учений. Они утверждали, что, мол, эти высказывания заимствованы у древних мыслителей, хотя некоторые из них являются порождениями разных умов (бывает же так, что одно копыто попадает по следу другого копыта), иные - встречаются в книгах по шариату, а идеи большинства их содержатся в книгах суфиев. Ну, допустим, что эти высказывания содержались только в книгах древних мыслителей. Есть ли надобность считать неприемлемыми или порочными эти высказывания, если они сами по себе paзумны, подкреплены доводами и нисколько не противоречат святому Писанию и Сунне? Если бы мы стали действовать подобным образом и стали на путь отрицания всякой истины, пришедшей ранее на ум какого-либо лжеучителя, нам пришлось бы отказаться от многих истин. Нам пришлось бы отказаться от некоторых коранических стихов, рассказов о посланнике Божьем, повествований о предшествовавших праведниках и изречений мудрецов и суфиев только потому, что автор книги "Братья чистоты" привел их в своем сочинении, ссылаясь на них при доказательстве своих утверждений и пользуясь ими для того, чтобы приманить глупые головы к своему лжеучению. Такой образ действий грозит нам тем, что истина может уйти от нас и стать достоянием лжеучителей, притязающих на нее в своих сочинениях.
Наименьшая степень учености заключается в том, чтобы ученый хоть чем-то отличался от неискушенного простолюдина. Так, ученый не будет брезговать медом, если даже найдет его в банке цирюльника: он хорошо знает, что банка эта не вносит изменений в природу меда. Отвращение же к нему возникает лишь в душе какого-нибудь простолюдина, который на основании того, что банка предназначена для хранения нечистой крови, будет полагать, что кровь нечиста, потому что ее хранят в этой банке. Ему и невдомек, что кровь нечиста из-за определенного свойства, заключенного в самой ее природе, что мед, не обладая подобным свойством, но будучи помещенным в такой сосуд, не приобретает от этого указанного свойства, и что поэтому мед не должен считаться чем-то нечистым. Все это - глупое воображение, но оно присуще большинству людей. Стоит тебе, отыскивая авторство того или иного высказывания, указать на человека, пользующегося среди них доверием, как они согласятся с этим высказыванием, будь оно даже ложным. Но стоит тебе указать на человека, пользующегося среди них дурной славой, как они отвергнут это высказывание даже в том случае, когда оно будет правильным. Подобные люди познают истину через людей, а не людей через истину, и впадают, таким образом, в глубокое заблуждение.
Таково несчастье, вытекающее из отвергания.
Теперь - о несчастье, возникающем из приятия этого. Приключается оно таким образом: люди, просматривая книги философов (такие, как "Братья чистоты" и др.) и обнаруживая в них мешанину из их собственных высказываний и мудрых изречений Пророка и рассуждений суфиев, могут отнестись к ним одобрительно, согласиться с ними и поверить им. Эти люди могут необдуманно вместе со всей этой смесью усвоить их лживые рассуждения, будучи хорошего мнения о том, что им довелось прочитать и одобрить. Это - своеобразный способ привлечения людей к ложному учению. Во избежание этого несчастья необходимо удерживать людей от чтения чреватых вероломством и опасностью книг философов. Так же, как следует присматривать за плохим пловцом, дабы он не оказался у скользкого обрыва, нужно присматривать за людьми, чтобы они не брались за чтение этих книг. Так же, как следует присматривать за отроком, дабы он не вздумал прикоснуться к змее, нужно присматривать за людьми, чтобы до слуха их не доходила мешанина из всех этих рассуждений.
Мудрый человек должен поступать так же, как заклинатель змей. Заклинатель не должен прикасаться к змее в присутствии своего малолетнего ребенка, если он знает, что ребенок будет подражать ему, возомнив себя заклинателем. Наоборот, ему надлежит внушать своему ребенку осторожность, подавая для этого личный пример и не прикасаясь к змее в его присутствии. Далее, мудрый человек должен следовать примеру заклинателя змей и в таком отношении: после того, как искусный заклинатель, взяв в руки змею и отделив у нее териак от яда, извлекает из него териак и обезвреживает яд, он может, не скупясь наделить териаком всякого, кто в нем нуждается. Ученый должен поступать так же, как проницательный меняла, разбирающий монеты. Последний, запустив руку в кошель своего клиента, извлекает оттуда чистые золотые монеты, отбрасывая фальшивые и поддельные, после чего он может не скупясь наделять полноценными монетами всякого, кто в них нуждается.
Далее. В душе человека, нуждающегося в териаке, может возникнуть к нему чувство гадливости, когда тот узнает, что териак извлечен из змеи - из этого скопища яда. Такому человеку необходимо растолковать, в чем дело. Равным образом бедняк, нуждающийся в деньгах, может оскорбиться, когда ему будет предложено принять золото, извлеченное из кошеля клиента менялы. В таком случае бедняку надо указать на то, что он здесь проявляет лишь простое невежество - то самое, из-за которого он лишен требуемых им благ. Ему следует разъяснить, что близкое соседство фальшивых монет с полноценными не делает полноценные монеты фальшивыми, а фальшивые - полноценными. Совершенно так же близкое соседство истины с ложью не делает истину ложью, а ложь - истиной.
Этим мы и хотим ограничить наше рассуждение о пагубном и вредоносном действии философии.
Учение талимитов и его вред
Затем, когда я покончил с философской наукой, подвел ей итоги, разъяснил ее и вскрыл в ней ту фальшь, которая требовала разоблачения, мне стало ясно, что этого тоже недостаточно для полного достижения цели, с помощью одного только разума невозможно охватить те вопросы, которые требовалось еще разрешить, и что разум не способен поднять завесы над всеми проблемами.
К этому времени большую известность приобрело учение талимитов; среди людей широко распространились толки о познавании смысла вещей через посредство Имама, непогрешимого и стоящего на истине. И мне пришло в голову заняться поисками их высказываний для ознакомления с содержанием их книг.
Затем случилось так, что ко мне прибыло решительное повеление государя нашего халифа, согласно которому я должен был составить книгу, раскрывающую истинный смысл их учения. Этого я не мог не сделать: указанное повеление явилось лишь внешним мотивом, дополнительным к уже возникшему в моей душе внутреннему побуждению. И я взялся за поиски их книг и начал собирать их высказывания. Еще ранее до меня дошли некоторые новые, оригинальные мысли талимитов, которые зародились в головах их современных представителей, не шедших в данном случае по дороге, проторенной их предшественниками. Теперь я собрал их высказывания воедино, внес в них порядок, приведя доводы, подтверждающие их положения, и проследив ход их рассуждений, дабы проверить затем их истинность, дал исчерпывающие ответы на все вопросы, могущие быть предъявленными талимитами. И сделано это было так, что некоторые поборники истины подвергли порицанию ту чрезмерную педантичность, с которой я изложил аргументацию в пользу их учения. Эти люди сказали: "Ведь ты здесь для них стараешься. Они никогда не смогли бы справиться с теми недоразумениями, с которыми сталкиваются в своем учении, если бы ты не исследовал их и не привел бы их в такой порядок".
Порицание это в некотором отношении резонно. Еще Ахмад бну Ханбал [3] порицал Аль-Хариса Аль-Мухасиби [4] (да смилостивится Аллах над ними обоими) за его сочинение, посвященное опровержению мутазилитов. В ответ на это Аль-Харис сказал: "Опровержение ереси - долг". На что Ахмад возразил: "Правильно, но сначала ты изложил их недоразумения и только потом уже дал на них ответ. Ведь может случиться, что с ошибочными их положениями ознакомится человек, который их поймет, а на ответ твой либо не обратит внимание, либо же, прочтя его, не уразумеет его сути. Чем ты гарантирован от этого?" Ахмад прав, но только в отношении недоразумений, не имеющих распространения и не пользующихся широкой известностью. Если же таковые получат распространение, то ответ на них необходим. Ответить же на них можно только тогда, когда они изложены. В самом деле, нельзя, чтобы этим людям приписывались ошибки, которых сам я еще не испытал. Больше того, я уже слышал об этих ошибках от одного из моих приятелей, расходившихся со мной во мнениях, после того, как тот примкнул к ним и принял их учение. Он рассказывал, как они смеются над писаниями тех, кто старается опровергнуть их, ибо последние делали это, еще не поняв их аргументации. Он привел их доводы и рассказал, как они ими пользуются. После этого, не желая, чтобы он подумал, будто основные их доводы мне неизвестны, я изложил их; а чтобы он не подумал, будто я, зная их понаслышке, не понял их, изложил их позитивно. Цель моя была достигнута: я в утвердительной форме изложил их ошибки, приведя все доводы за допустимость их истинности, а затем с предельной доказательностью обнаружил порочность этих ошибочных положений. И я пришел к такому выводу: из их учения не вытекает никакого вывода, и рассуждения их бесполезны.
Если бы не дурная услуга невежественных друзей Ислама, ересь эта, несостоятельная сама по себе, не получила бы такого распространения. Только сила фанатизма невежественных друзей Ислама вынудила поборников истины вести с ними долгие споры относительно посылок, на которых зиждятся их рассуждения, и возражать на каждое сказанное ими слово. Так, они возражали на их утверждения о том, что есть потребность в существовании Учения и Учителя и что "не каждый учитель прав, но необходимо, чтобы был один непогрешимый учитель". Аргументация их заключается в выявлении того, что существует потребность в Учении и Учителе. Возражения же тех, кто отрицает это, несостоятельны. Последнее обстоятельство вызвало чувство самообольщения среди талимитов, возомнивших, что это является свидетельством силы их учения и несостоятельности учения их противников. Талимитам было невдомек, что так получилось лишь из-за слабости поборников истины и неразумности выбранного ими пути. Правильным же было бы признать существование потребности в Учителе, необходимости его и того, что таковой должен быть непогрешимым. Но следовало оговориться, что наш непогрешимый Учитель - это Мухаммед (мир ему).
Если же талимиты скажут: "Ваш учитель уже мертв", мы ответим: "А ваш учитель скрыт". Они могут сказать: "Наш учитель дал наставления своим проповедникам и разослал их по странам, готовый дать им советы в том случае, если среди них возникнут разногласия или перед ними встанут какие-нибудь трудности". Тогда мы ответим: "И наш учитель дал наставления своим проповедникам и разослал их по странам. И он сделал свое Учение совершенным, ибо сказано было Всевышним Аллахом: "Сегодня Я сделал для вас совершенной религию вашу и завершил для вас Свое благодеяние". А раз учение доведено до совершенства, ни смерть учителя, ни его отсутствие не могут причинить никакого вреда".
Осталось еще одно высказывание: "Как вы можете обсуждать вещи, о которых вы ничего не слышали? На основании текста? Но вы не слышали его. Или, может быть, на основании иджтихада [5]? Но таковые представляются спорными". В этом случае мы ответим: "Мы поступаем так, как поступил Муаз, когда Посланник Божий (мир ему)направил его в Йемен, - если имеется текст, мы судим на основании текста, если же такового нет, мы судим на основании иджтихада. Больше того, аналогичного правила придерживаются и их проповедники в тех случаях, когда они удаляются от своего Имама в дальние края, ибо при таких обстоятельствах им не представляется возможным судить на основании текста. Конечные тексты не могут охватить бесконечного множества случаев, а проповедник не может в каждом случае возвращаться в город, где живет его Имам. Кроме того, не исключена возможность, что проповедник, преодолев должное расстояние, чтобы вернуться к Имаму, у которого он хотел получить фетву [6], найдет его мертвым, и вся его поездка тогда окажется бесполезной. Возьмем, далее, человека, затрудняющегося при определении Кибли (Кибла - направление молитвы). При совершении молитвы ему можно руководствоваться только иджтихадом, так как, если бы он отправился разузнавать о Кибле в город, где живет Имам, время молитвы им было бы упущено. Таким образом, можно совершать молитву и не обращаясь в сторону Кибли, но основываясь лишь на мнении, ибо сказано было: "Ошибающийся в иджтихаде получит воздаяние, а достигающий в нем истины - двойное воздаяние".
Так обстоит дело со всеми вопросами, разрешаемыми на основании иджтихада - например, при распределении заката среди бедных. Основываясь на личном иджтихаде, могут принять кого-либо за бедняка, хотя тот может оказаться скрытым богачом, утаивающим свое состояние. Но упрекать ошибавшегося человека за это нельзя, ибо суждению подлежит только человек, поступающий наперекор тому, чего требует его собственное мнение.
Когда же талимит спросит: "А что если мнение человека сходно с мнением его противника?", мы ответим: "Он должен придерживаться собственного мнения так же, как человек, определяющий Киблу, - он придерживается своего мнения, хотя оно может быть оспариваемо другими". А буде спросит: "Тот, кто следует за другими, - следует ли он за Абу-Ханифа, за аш-Шафии (да будет доволен ими Аллах) или за кем-нибудь другим?", то я скажу: "А как поступает тот, кто следует за другими при определении Кибли, когда среди людей, прибегающих к иджтихаду, обнаруживается противоречие?" На это талимит нам ответит: "Он сам имеет право на иджтихад при определении человека самого достойного, лучше всех знающего признаки, по которым устанавливают Киблу. Так же обстоит дело и в отношении вероучений".
Пророки и имамы позволили людям опираться на личный иджтихад при крайних обстоятельствах, зная, что последние могут при этом и ошибиться. Но Посланник Божий (мир да будет над ним) сказал: "В моем ведении явное, а Аллах ведает сокровенными мыслями", т. е., мол, в моем ведении - преобладающее мнение, которое получается из высказываний свидетелей, а последние могли в них ошибиться. В подобных случаях пророки не могут поручиться за то, что там не будет ошибки. Как же нам можно об этом мечтать!
И тут они выдвигают два вопроса.
Первый вопрос. Они говорят: "Если это правомерно в отношении случаев, требующих иджтихада, то это не правомерно в отношении догматов вероучения. Как же быть - ведь ошибающимся в этих вопросах нет прощения!" На это я отвечаю: "Догматы вероучения содержатся в святом Писании и в Сунне. А что касается подробностей и спорных вопросов, не охватываемых Писанием и Сунной, то истина в них определяется путем взвешивания на "правильных весах", т. е. согласно тем правилам, о которых в Своем писании говорил Всевышний Аллах. Этих мерил - пять, и речь о них шла в моей книге "Правильные весы".
Если же возразят: "Враги твои не согласны с тобой в том, что касается этого мерила", я отвечу: "Невообразимо, чтобы это мерило, будучи понято, явилось для талимитов объектом каких-либо разногласий, ибо извлек я его из Корана и по нему же и изучил его". Это мерило не может стать объектом разногласий и для логиков, ибо оно находится в полном согласии с условиями, предпосланными ими логике, и не противоречит им. Мерило это не может стать также объектом разногласий и для мутакаллимов, ибо оно находится в соответствии с их рассуждениями относительно теоретических доказательств, и с его помощью определяется истина в диалектических рассуждениях".
А буде скажут: "Раз в твоих руках находится подобное мерило - почему же ты не покончишь с людскими разногласиями?", то я отвечу: "Если бы они выслушали меня, я положил бы конец их разногласиям. А о способе устранения разногласий говорится в моей книге "Правильные весы" - вникни в то, что там говорится, и ты поймешь, что сказано там правильно и что если бы они прислушались ко мне, разногласиям этим был бы положен конец раз и навсегда. Но только не все они мне внемлют! Правда, некоторые все же прислушались ко мне, и я покончил с их разногласиями".
"А твой Имам, - сказал бы я талимиту, - желает покончить с людскими разногласиями без того, чтобы ему внимали. Спрашивается, почему же он не покончил по сию пору с этими разногласиями? И почему их не прекратил Али (да будет доволен им Аллах)? А ведь он - глава имамов! Или, может быть, твой Имам думает, что способен склонить их выслушать себя силой? Так почему же по сей день он не склонил их к этому? И когда он собирается сделать это? И получили ли люди от его призыва что-нибудь, кроме обострения разногласий и умножения спорных вопросов? Да, люди опасались, что разногласия причинят тот или иной вред, но не такой, чтобы дело дошло до кровопролития, разорения страны, осиротения младенцев, дорожного разбоя и разграбления чужого добра! А из-за вашего "прекращения разногласий", по вашей милости на свете произошли такие столкновения, каких люди не видели и в века".
Талимит может сказать: "Ты утверждал, что кладешь конец людским разногласиям. Но возьмем человека, который растерялся, оказавшись между враждующими учениями и слыша с разных сторон взаимопротиворечивые высказывания. Нельзя же его заставить внимать только тебе, не дав ему выслушать и твоего противника. А большинство враждующих будет не согласно с тобой, и такой человек не заметит никакой разницы между тобой и твоими противниками". Это и есть их второй вопрос. На это я отвечу так: "Этот довод, во-первых, оборачивается против тебя же. Ибо, если ты позовешь такого человека на свою сторону, он тебе скажет: "А чем ты оказался лучше своих противников? Ведь большинство ученых людей не согласно с тобой". Хотел бы я знать, как ты ему на это ответишь! Может, ты ему ответишь так: "Об Имаме моем есть указание в тексте". Кто поверит тебе относительно того, что утверждается в тексте, если он не слышал текста от Посланника Божьего? Ведь человек слышит только твои утверждения и одновременно видит, что вся ученая братия в один голос утверждает, что все это вымысел и ложь. Далее, предположим, что он согласится с тобой относительно текста. Но если у него нет ясного представления о подлинной природе пророчества, он возразит тебе так: "Допустим, что твой имам для доказательства своей правоты прибегнет к чуду Иисуса и скажет: "Чтобы ты поверил мне, я воскрешу твоего отца". Допустим, что он действительно воскресил его после этого и сказал тебе, что он, мол, все-таки прав. Но и в этом случае - как я могу знать наверное, что он прав? Ведь не все же люди признали правоту Иисуса на основании этого чуда. Напротив, перед ним были выдвинуты такие сложные вопросы, на которые нельзя было ответить иначе, как посредством тщательного рассмотрения их разумом. Но ведь, по-твоему, рассмотрение разумом не заслуживает доверия, а признать чудо доказательством правоты невозможно - если неизвестно, что такое колдовство и чем оно отличается от чудотворства, и если неизвестно, что Аллах не вводит в заблуждение рабов Cвоих (а все знают, что такое вопрос о введении в заблуждение и насколько трудно составить на него ответ). Так почему же ты отвергаешь все это? Ведь оказалось, что следовать за твоим Имамом нет больших оснований, чем за кем-нибудь из его противников, и ему приходится прибегать к отвергаемой им же теоретической аргументации, в то время как противники его аргументируют подобными же и даже более ясными доводами. Вопрос этот обернулся против них настолько серьезно, что если бы для составления ответа на него собрались они все, от первого до последнего, даже тогда они не смогли бы этого сделать.
Источником этого порока явились некоторые глупцы, занимавшиеся на диспутах не рассмотрением самой сути вопроса, а составлением ответа на него. А это такое дело, где говорят много, объясняют долго и где противника невозможно заставить замолчать никакими доводами.
А если кто-нибудь скажет: "Вот - суть вопроса. Есть на нее ответ?", я скажу: "Да, ответ на нее таков. Если бы растерявшийся человек сказал: "Я растерялся и не могу указать на тот вопрос, который привел меня в замешательство", ему бы сказали: "Ты - как больной, который говорит: "Я болен", и, не указывая точно на то, чем он болен, требует, чтобы его излечили. Ему бы сказали далее: "Нет излечения от болезни вообще, лечат конкретные болезни - головную боль, понос и тому подобное". Такому человеку также следует указать на то, что явилось причиной его замешательства. Если он укажет на этот вопрос, я познакомлю его с истиной относительно него, взвесив его на пяти весах, которые поймет лишь тот, кто признает, что весы правильные, дающие верное показание о том, что взвешивается с их помощью". Только такой человек поймет эти весы. Он поймет также правильность их, как обучающийся арифметике понимает дух арифметики и то, что обучающий его арифметике знает эту науку и дает о ней правильные сведения. Я уже разъяснил это в книге "Правильные весы" на двадцати листах. Пусть он просмотрит их.
Здесь теперь не ставится целью доказать порочность их учения. Об этом уже говорилось, во-первых, в книге "Мустазхирийской", во-вторых, в книге "Доказательство истины" (представляющей собой ответ на те их мысли, которые были изложены передо мной в Багдаде), в-третьих, в книге "Судящий в споре", состоящей из двенадцати глав (это - ответ на мысли, изложенные передо мной в Хамадане), в-четвертых, в книге "Путь", написанной в аль-Джавадиле (это относительно таких жалких мыслей, которые были изложены передо мной в Тусе), и, в-пятых, в книге "Правильные весы" (сама по себе эта книга самостоятельна: она имеет целью дать разъяснение весам наук и показать, что признающие непогрешимого Имама могут обойтись и без него).
Нет, цель наша - paссказать вот о чем. У них нет никаких способов излечения, благодаря которым они смогли бы выбраться из мрака мнений. Но вопреки их неспособности к выдвижению аргументов при определении Имама, мы все же давно согласились с ними и признали правоту их в вопросе о потребности в Учении и в непогрешимом Учителе и в том, что он является таким, как они его определили. Затем мы спросили их о знании, полученном ими от этого Непогрешимого, и изложили им затруднительные вопросы, а они не то чтобы разрешить - понять их не смогли. Не будучи в состоянии сделать это, они свалили все на скрытого Имама и сказали: "Необходимо обратиться к нему". Удивительное дело: они всю свою жизнь ynoтребили на поиски учителя и на похвальбы по поводу того, что, мол, добились его, и в то же время ничему не научились у него. Они здесь уподобились зaбpызгaннoму грязью человеку, настолько изнурившемуся в поисках воды, что, если бы нашел ее, не использовал бы ее и остался бы покрыт нечистотами.
Некоторые из них притязают на то, что кое-что знают. Но то, о чем они говорят, в сущности представляет собой отрывки из жалкой философии одного из древнейших мыслителей - Пифагора. Его учение - это наиболее жалкое из учений философов, и Аристотель не только опроверг его, но и показал всю ничтожность и порочность его рассуждений. Это именно о нем идет речь в книге "Братья чистоты", и именно он на поверку оказывается худшим из философов.
Удивление вызывают люди, которые, посвятив свою жизнь поискам знания, доводят себя до изнурения, а затем довольствуются подобной жалкой, худосочной "наукой". И при этом они думают, что достигли высших пределов науки! Мы и с такими людьми имели опыт. Подвергнув проверке их высказывания и затаенные мысли, мы обнаружили, что сущность тех и других сводится к обольщению простонародья и людей со слабыми рассудками заявлениями о потребности в Учителе и спором с теми, кто отрицает потребность в Учении, где доводы их настолько "сильны" и "убедительны", что когда кто-нибудь становится на их сторону в вопросе о потребности в Учителе и говорит: "Дай нам его знание и разъясни нам его учение", талимит останавливается и говорит: "Теперь, если ты согласился со мной в этом, ищи остальное сам - цель моя заключается только в этом". Ибо талимит знает - стоило бы ему сказать еще хоть одно лишнее слово, как он посрамил бы самого себя, поскольку ему не под силу не только разрешить даже самые пустячные вопросы, но и понять их, не говоря уже о том, что он не способен дать на них ответ.
Такова правда о положении дел у талимитов. Познаешь их и возненавидишь. Мы же, познав талимитов, махнули на них рукой.
[3] Ахмад бну Ханбал (780-855) - имам, иснователь одного из четырех мазхабов
[4] Аль-Харис Аль-Мухасиби (781-857) - суфийский шейх
[5] Иджтихад - толкование вопросов, на которые нет однозначных указаний в вероучении
[6] Фетва - решение, вынесенное по тому или иному вопросу с помощью иджтихада.
| | |
