Книга первая Грозный призрак. Книга вторая в шотпанском замке
жүктеу/скачать 2.81 Mb.
|
Мэри была смущена его ответом, так как отчетливо помнила, что ей нездоровилось, и она пошла в гостиную, где уснула. Однако с этой минуты намерение испробовать вызывание возбуждало в ней непреодолимое отвращение, а воспоминание о виденном будто бы сне тоже бледнело, и вскоре осталось лишь неясное впечатление о том, что она видела голову Заторского и слышала его голос. Между тем жизнь шла обычным чередом, а Мэри читала, переводила или писала под диктовку Оскара Оттоновича продолжение его будущего сочинения. Как-то раз она была одна в кабинете, разыскивала на письменном столе какую- то заметку, и взгляд ее упал на стоявшую в углу статую сатаны. Ее всегда поражала необыкновенная жизненность лица этого каменного Люцифера, но никогда еще, как в эту минуту, она не чувствовала, что это живые глаза, смотревшие на нее с язвительной насмешкой. Чтобы вернуться в библиотеку, Мэри следовало пройти мимо статуи, и она на минуту остановилась, чтобы рассмотреть ее. К своему величайшему удивлению она заметила, что статуя сделана не из бронзы и не из мрамора, как всегда предполагала, а из какого-то неизвестного вещества, покрытого тонкой, бархатистой, но густой шерстью. Сверкавшие зеленые глаза смотрели на нее с угрюмо-лукавым выражением. Не доверяя себе, Мэри тронула рукой ногу статуи и ясно ощутила под пальцами мягкую шерсть животного, несомненно, существа, в жилах которого была кровь. В то же время по руке и пальцам пробежал град жгучих уколов. Она глухо вскрикнула, откинулась назад и упала бы, не поддержи ее сильная рука. Это был Ван-дер-Хольм, загадочно смотревший на нее.
Мэри встрепенулась и покраснела,
Разговаривая, они вернулись в библиотеку.
Мэри слушала, терзаемая сомнением, желанием и страхом.
Он подошел к резному с перламутровой инкрустацией столику, достал из него футляр красной кожи и открыл его. В нем была пентаграмма с красной и черной эмалью, висевшая на тонкой, золотой цепочке, и кольцо с ониксом, на котором был выгравирован кабалистический знак.
Он надел цепочку на шею Мэри, и она почувствовала, что по ее коже пробежала ледяная дрожь, а когда он надел ей на палец кольцо, она ощутила как бы ожог раскаленным железом. У ее ног словно раскрылась мрачная бездна, голова закружилась, и она потеряла сознание. Открыв глаза она увидела себя в кресле, а Оскар Оттонович давал ей вдыхать из флакона. Но Мэри совершенно оправилась, приятная теплота разливалась по жилам, и она быстро поднялась.
Ван-дер-Хольм взял в руки короткую узловатую палочку, которую всегда носил на шее, начертал в воздухе знак, произнес непонятную формулу, а потом крикнул: — Гей, скелет, подойди, поклонись барышне, и подай ей чашу амброзии! Минуту спустя послышался шум костей, сопровождавшийся отдаленным смехом, и один из скелетов направился к ним твердым шагом и поклонился. Потом он встал на колени перед Мэри, откупорил графин с золотой пробкой и налил в маленький стаканчик густую, как мед, жидкость с одуряющим ароматом. Мэри глядела широко открытыми глазами, но без страха, который естественно было бы испытывать. Она даже смело разглядела, что в глазницах черепа были не электрические лампочки: в них горело странное, дымившееся пламя. Мэри не заметила, что Ван-дер-Хольм не сводил с нее глаз, и под действием его упорного взгляда она взяла машинально стакан и выпила из него. Вкус у жидкости был едкий, и Мэри показалось, что по ее жилам прошла огненная струя. Ее голова закружилась, и она смутно почувствовала, что Оскар Оттонович прижался своими ледяными губами к ее горевшим устам, но это впечатление было так мимолетно, что она не могла дать себе отчет, действительно ли он целовал ее. Когда же она подняла на него глаза, он стоял на прежнем месте, бледный и бесстрастный, как всегда, и только в темных глазах светилось выражение страсти с оттенком жестокости. ГЛАВА 3. С этого дня Мэри овладело странное и новое для нее состояние: лихорадочное любопытство и ненасытное желание учиться, чтобы все дальше проникать в таинственные области. Ван-дер-Хольм также внушал ей новое чувство: он ей нравился и она желала его любви, но сердце ее оставалось холодным, одни лишь чувства были возбуждены, внушая ей мысли и желания, пугавшие ее. В это время она сделала странную находку. Мы говорили, что в тот день, когда Мэри осматривала старую корзину и нашла полотенца, которые произвели переворот в ее жизни и направили ее на иной путь, она отставила в сторону, даже не открыв, ящичек с памятными пещами. Надо добавить, что теперь, благодаря жалованию Мэри и отдельным работам в виде переписки, переводов и т. д., которые Ван-дер-Хольм щедро оплачивал, нужда сменилась скромным достатком. Они сняли небольшую приличную квартиру, просто, но с некоторым комфортом, меблировали ее, взяли прислугу и с Наташей приходила заниматься немка, а с Петей — студент. Семья ожила, а Мэри любила украшать свое скромное гнездышко. И вот, устанавливая купленную недавно этажерку, она вспомнила о ящичке и безделушках, хранившихся в нем. Но каково было ее изумление, когда на дне, под пасхальными яйцами, рамками и другой мелочью, она нашла завернутое в шелковую бумагу ожерелье, подаренное ей на прощание баронессой Козен. Мэри с любопытством и негодованием осмотрела драгоценность. Ведь в то время, когда они страдали от холода и голода, какую поддержку оказала бы им эта вещь, продай они ее в ту пору... После смерти отца, в самый разгар обрушившегося на них несчастья, Мэри даже забыла о существовании этого подарка ненавистной женщины, разбившей ее счастье, а потом она думала, что ожерелье продано с аукциона на покрытие долгов вместе с другими серебряными и золотыми вещами. Но каким образом попала эта вещь в старый ящик вместе с прочей мелочью — оставалось для нее непонятным. По некотором размышлении она решила показать ожерелье Ван-дер-Хольму: он, знаток в произведениях искусства, оценит вещь и научит, как лучше продать ее, потому что ей сама мысль хранить воспоминание о баронессе Козен была отвратительна. Оскар Оттонович с особенным вниманием и видимым интересом осмотрел ожерелье.
Бледная Мэри смущенно слушала его.
Очень довольная, Мэри согласилась, а когда Ван-дер- Хольм вручил ей тысячу рублей, она не помнила себя от радости. Столковавшись с матерью, она решила положить эти деньги в сберкассу: пока у них было чем жить, а этот капитал будет запасным на случай смерти Оскара Оттоновича, если бы не удалось быстро найти другую работу. Горячо и упорно продолжала она занятия под руководством Ван-дер-Хольма, а прежняя вежливая сдержанность сменилась полудружеской интимностью, никогда, однако, не переступавшей границ приличия. И вот, войдя однажды к нему, Мэри была поражена больным видом учителя: он тяжело дышал, по временам прижимая к груди или горлу руки, а порой невыразимое страдание искажало судорогой его бледное, мертвенное лицо.
Он сделал отрицательный жест и продолжал диктовать, но вдруг откинулся, мучимый конвульсиями. Он старался сорвать воротник, а из уст его вырывался странный свист и клокотание, точно вода вытекала из бочки. В эту минуту на него кинулся кот и вцепился лапами в горло. Оскар Оттоно- вич отбивался, а во время борьбы упал с кресла и катался по полу, силясь оторвать душившее его животное.
Ошеломленная, смотрела Мэри на эту ужасную сцену, не зная, что делать и как помочь несчастному, но в эту минуту в библиотеку вбежал лакей, неся кусок черного сукна с вышитыми серебром кабалистическими знаками. Он схватил кота за шиворот и отшвырнул в другой конец комнаты, где мерзкая тварь упала замертво, вытянув окоченелые лапы. Затем лакей накрыл Ван-дер-Хольма сукном и, пожав плечами, обратился к Мэри:
Только на четвертый день после этого случая приехал за нею экипаж, но минувшие три дня были удивительно тяжелы для Мэри. Образ Ван-дер-Хольма, как кошмар, преследовал ее и, сверх того, мучила необъяснимая жалость и жгучее желание видеть его. Ночью ей слышался будто голос, звавший ее, и ее сердце тревожно билось. Эта внутренняя тревога была для нее еще и тем тяжела, что она должна была скрывать ее от окружающих. Она никогда не говорила матери, что очертя голову бросилась в изучение темной области магии, боясь волновать больную из-за страшного вынесенного ею удара и жизненных лишений, тяжело отразившихся на Суровцевой и маленькой Наташе, вообще слабой и малокровной. С тяжелым сердцем, мучимая тоской, от которой трепетала каждый раз, вошла Мэри в таинственный дом. Ван-дер-Хольм принял ее в библиотеке. Он сидел в кресле, бледный и осунувшийся, точно призрак, а лихорадочно блестевшие глаза его глубоко впали. Кот был на своем месте, на спинке кресла. Мэри выразила свое живейшее сочувствие.
Горькая усмешка искривила губы Оскара Оттоновича.
При этих словах кот вскочил, изогнул спину и зарычал со свистом, а зеленоватые глаза его сверкнули адской злобой и точно метнули искры. Ван-дер-Хольм пришел в страшное раздражение.
Кот пронзительно взвизгнул, а хвост и вся шерсть его встали дыбом, потом он пластом упал на ковер, вытянулся и замер.
Не отвечая на ее вопрос, Ван-дер-Хольм упал перед ней на колени, схватил ее руки и привлек к себе. Все его существо дрожало, губы тряслись, а глаза горели.
Мэри сначала молчала, парализованная точно пронизывающим ее огненным взором. Затем она почувствовала, будто жизнь уходит из нее, а взамен охватывает неведомая сила, убившая волю и наполнившая не испытанным чувством любви и жалости к человеку, в отчаянии валявшемуся у ее ног. Под влиянием этого, непонятного ей чувства, она прошептала:
С диким криком радости и торжества он вскочил на ноги и до боли сжал руку Мэри.
Он подошел к высокому резному шкафу и нажал пружину. Шкаф тихо повернулся на невидимых петлях, открывая дубовую дверь, тоже с секретным запором. Оскар Оттонович отворил ее, зажег свечу, и они по винтовой лестнице спустились в узкий, сводчатый коридор, в конце которого находилась дверь с железными засовами, украшенная посередине большой черно-красной эмалевой пентаграммой и кабалистической надписью. Когда он отпер дверь, зажглась лампа, осветив небольшой подвал, наполненный самыми разнообразными предметами. В глубине помещался высокий и объемистый несгораемый шкаф, а в нем рядами хранились мешки с золотыми монетами всех стран и портфели с бумагами, предоставлявшими собою документ на собственные дома во многих европейских столицах, а также чеки разных иностранных банков на сумму, по крайней мере, около двух миллионов рублей, и разные меньшие обязательства. По стенам размещались сундуки и столы со шкатулками и ящиками различной величины, а в них хранились сокровища другого вида: золотые вещи, большей частью старинные, драгоценное оружие и шитые золотом и серебром шелковые материи, каких более не делают, изумительно прозрачные ткани — не то шелк, не то кисея — тонкие, как паутина, и с редкими вышивками, будто работа фей, наконец — баснословной цены уборы. И посильнее, чем у Мэри, голова была бы поражена и очарована виденным. Дрожащими руками, с блестевшим взором, перебирала и рассматривала она диадемы, ожерелья и подвески, рубины, изумруды, бриллианты, сапфиры, жемчужные нити и т. д. Все, что таилось в душе ее — гордость, жажда наслаждения, властолюбие и даже месть, — все всплыло и охватило ее. Словно в волшебном фонаре с быстротой мысли проносились в ее памяти все унизительные сцены, следовавшие за их разорением, презрение, грубая беззастенчивость прежних «друзей», словом, все булавочные уколы, от которых страдаешь, как от удара ножа. Вооруженная этим богатством и собранными здесь сокровищами, да еще той оккультной, неуловимой, но страшной силой, могущество которой Мэри уже сознавала, как сумеет от отомстить, кровавыми слезами отплатить за презрение и двусмысленные улыбки. Целый поток злобы и гордости ударил ей в голову, возбуждая ее сильную и страстную натуру. Прислонившись к стене, скрестив на -груди руки, внимательно следил Ван-дер-Хольм за игрой ее впечатлительного лица, и загадочная улыбка скользила по его губам. Закрыв последний ящик, Мэри обернулась к нему. Глаза ее блестели и мрачная, но могучая сила слышалась в голосе, когда она сказала, протягивая ему руку:
Уже наступил вечер, когда они вернулись из подвала. Осмотр сокровищ занял много времени, но они не стали обедать, так как Оскар Оттонович объявил, что следует поститься до вызывания, которое наступит между одиннадцатью и двенадцатью часами. Сначала Мэри смущала мысль обеспокоить мать столь поздним возвращением, но она решила придумать какой-ни- будь предлог. Когда часы пробили полдвенадцатого, Ван-дер-Хольм взял Мэри за руку и повел ее к двери, по сторонам которой стояли скелеты. За дверью открылся коридор, слабо озаренный красным светом, а затем, они спустились по лестнице и тайным уже ходом дошли до круглой залы, освещенной фонарем, тоже красным. жүктеу/скачать 2.81 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|