ВАРЯЖСКАЯ РУСЬ. НАЧАЛО РУССКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ

Принципиально другое – то, что это новое государственное образование появилось на политической карте Европы совершенно мирным путём. По крайней мере, если бы было иначе, то даже в пору отсутствия славянской письменности, которая только-только зародилась гением Кирилла и Мефодия, до нас бы дошли сведения о конфликтах. Таких просто не было. Не было и сведений.

Есть, правда, одно «но». Но оно, как нам представляется, скорее, производное технического порядка, чем содержательного. Речь идёт о самом тексте «телеграммы» – приглашения на Русь варяжских гостей.

Приведём этот текст дословно: «Земля наша велика и обильна, порядка в ней нет, придите княжить нами». Что в этом тексте показательно? Разберёмся.

По смыслу он состоит из трёх самостоятельных разделов.

Раздел первый характеризует, грубо говоря, страну, общество, хозяйство и уровень жизни населения. Всё как у людей. Есть своя земля. Она велика. Позволяет вести нормальное хозяйство, которое обеспечивает жителей всем необходимым и даже обильным для проживания.

Раздел второй, политический, даёт оценку «государственному устройству» и взаимоотношениям между «классами» и «социальными слоями». Оценка эта негативная, потому что и устройство, и взаимоотношения ниже всякой критики. Потому что не обеспечивают главного для нормального проживания – порядка.

И третий раздел – собственно само приглашение. Если кто-то посчитает это приглашение унизительным для просителей, тот грубо ошибётся. Ничего постыдного с точки зрения «раболепия» в приглашении нет. Обычная констатация, которую можно уточнить в единственном контексте: «Приходите княжить нами, если захотите. Попробуйте вы. У нас это получается не совсем ладно. Может вам повезёт больше». То есть никакой «динамики приседания на задних» в приглашении нет. Хотите – приходите. Не хотите – будьте здоровы. Как говорится, обойдёмся. Причём между строк читается и ещё одно уточнение, мол, если и придёте, то мы ещё посмотрим, сгодитесь ли для роли правителей. А то ведь, не ровен час, и взашей вытолкаем.

Отсюда следующие выводы.

Первое. Пригласив пришельцев, местные полностью сохраняют за собой «национальный суверенитет». Власть в руках местного населения. Пришельцам отдаётся право правления или по-современному – менеджмента. Если менеджер-правитель обмишурится, его уволят, что называется, без выходного.

Второе. Приглашающая сторона оставляет за собой незыблемым право вести хозяйство, соблюдать традиции, сохранять образ жизни и веру. Эти сферы – вне компетенции приглашаемых на правление.

Третье. Оценку правителям выставляют сами приглашающие, а не наоборот: пришедшие правители – приглашающим местным. То есть тут никакой взаимности нет. Здесь ни нашим, ни вашим. Тут – только наши.

И наконец, последнее соображение, из-за которого, собственно, мы и решили разобрать подробно текст «телеграммы». Это слова «порядка в ней нет». Как их понимать? Как подтверждение конфликтности ситуации и, следовательно, неспособности самостоятельно отрегулировать обстановку в стране? Вряд ли. Потому что, рассуждая от обратного, если бы эта конфликтность носила антагонистический, т.е. неразрешимый сам по себе характер, то в определённой форме она проявилась бы сразу с момента пришествия Рюрика и Олега. Не проявилась. Значит, природа непорядка иная, чем антагонизм.

По косвенным свидетельствам, Олег убрал Аскольда и Кия, т.е. ликвидировал их. Но это разборка в своём норманнском кругу. Она не выходила на общее поле. Убрал, скорее всего, потому, что будучи ниже Олега рангом в племенной норманнской иерархии, эти ребята попросту взяли на себя лишнее. Как говорится, выбрали не по Сеньке шапку. Не мешайте. Тем самым Олег утвердил в правах центральный принцип будущей княжеской власти – единоначалие. И никто из местных его за это не осудил. Скорее, наоборот – поприветствовал.

Совсем иначе обстояло дело с варяжским или норманнским присутствием в истории других стран. Дело в том, что норманнское влияние в IX-XI вв. было повсеместным для Северной Европы. Мы не знаем в точности, кто такие норманны, но то, что они вовсе не известные нам по Полтавской битве шведы или норвежцы, это совершенно очевидно. В отличие от понятных нам будущих скандинавов норманны того времени никому не проигрывали. Это были крайне агрессивные и весьма умелые воины. Они знали, что делали, и знали, как надо делать там, куда они попали. Например? Пожалуйста, Англия или ещё масштабнее – вся Британия.

Британцы гордятся своей родословной, что у них всё появляется раньше и лучше, чем у других. По крайней мере, на материковой Европе. Бритты пригласили англосаксов, обитавших на берегах Эльбы и Везера, править ими лет на 400 раньше русских. Причём отправили «телеграмму» англосаксонским братьям Генгисту и Горзе фактически того же содержания, что и русичи Рюрику. Скорее всего, объясняя факт приглашения на Русь варягов, наши летописцы воспроизвели английский текст, так сказать, совершили литературный плагиат. Бывает. Вряд ли кто-нибудь особенно станет осуждать наших. Они ведь только начинали писать свои летописи, как говорится, учились уму-разуму у «старшеньких», у тех, кто уже пообточил зубы на писанине.

Но не этим заимствованием ценен для нас опыт сравнения возникновения двух государственностей – английской и русской. При ближайшем рассмотрении выясняется, что это два разных типа государственности: мирный (наш русский) и насильственный, немирный (английский). Мы не знаем, как восприняли братьев Генгиста и Горза в Англии, но знаем, чем для Англии закончился визит другого иностранного гостя – Вильгельма, названного потом Завоевателем. Вот что о нём писалось в Советском энциклопедическом словаре: «Вильгельм I Завоеватель (William the Conqueror) (ок. 1027-87), англ. Король с 1066. С 1035 герцог Нормандии. В 1066 высадился в Англии и, разбив при Гастингсе войска англосаксон. Короля Гарольда II, стал англ. Королём» (стр. 223). В этом же словаре на стр. 912 уточняются последствия этого завоевания – «способствовало завершению её (Англии, – авт.) феодализации».

Что означает это наукообразное определение «феодализация»? Словарь стыдливо умалчивает. А на деле это означало фактически поголовное истребление Вильгельмом англосаксонской знати и водворение на её месте варяжской знати. То есть замену одной этнической элиты – англосаксонской на другую – норманнскую. Вот и попробуйте сегодня установить, кто такие англичане по национальности: саксы, кельты, которых после прихода на острова саксы вырезали, или же норманны – скандинавы, которые вырезали саксов. Хорошенькая, гуманная история английской демократии. До того гуманная, что аж волосы на голове шевелятся.

Ничего подобного на Руси не было. Ни Рюрик, ни сменивший его Олег себя не проецировали как завоевателей Руси. Скорее, с точностью до наоборот. Они устранили те элитные препятствия, которые возникли у древних русичей при утверждении своей государственности. Не случайно Олегу понадобилось всего-то ничего, каких-нибудь 10-15 лет, чтобы утвердить основы княжеской власти. Более того – совершить успешный завоевательный поход на Византию и прибить к воротам Царьграда свой щит. Имея конфликты и распри внутри государства, во внешний поход не идут. Значит, за спиной Олега всё было тихо. Значит, сошлись характерами местные и приезжие. Договорились.

Вот и получается, что в основе русской государственности помимо единоначалия лежал и другой камень, опершись на который и возникла Киевская Русь, – уживчивость населения, его добрый нрав и нежелание враждовать между собой. Тут нам могут снова попенять – а как же конфликт древлян с князем Игорем, переросший потом в кровавую месть жены Игоря княгини Ольги? Однозначного ответа здесь нет. Мы не знаем, что и как произошло у Игоря с древлянами. Не отдали дань? С чего бы это? Полвека платили, а тут взъерепенились. Может быть, виноват сам Игорь. Месть Ольги жестока и коварна. С помощью голубей сожгла дотла административный центр древлян. Неоспоримый факт, доказывающий звериный нрав княгини. И вдруг Ольга приняла Православие. Получается, либо раскаялась, либо попыталась сгладить впечатление от мести древлянам. Ведь сын Ольги Святослав так и не принял Православие, сколько его не просила мать. Значит, поступок Ольги или побудительный мотив отказа от язычества с его нравственным безразличием весьма показателен.

Разумеется, история Киевской Руси – это не «картина маслом». Мы далеки от идиллических тонов. На Руси было всякое. Но факт остаётся фактом – главным историческим уроком образования Древнерусского государства является урок политической, социальной и этнической уживчивости наших предков. Как писал позднее либеральный историк В.О. Ключевский: «В дружине киевского князя мы находим рядом с туземцами и обрусевшими потомками варягов тюрков, берендеев, хозар, даже евреев, угров, ляхов, литву и чудь». Причём никто из перечисленных этнических различий в дружине не демонстрировал и не замечал. Все вместе. Конечно, были разные лица и в войсках Александра Македонского, Цезаря, Наполеона (22 нации входили в его армию при нападении на Россию в 1812 г.). И на стороне Гитлера воевала чуть ли не вся Европа. Но никогда, нигде и ни при каких обстоятельствах эта людская масса не ощущала себя единой массой, не видела в себе целое.

Поэтому прав наш белорусско-русский эмигрант Иван Лукьянович Солоневич: «Киевская Русь интересна не как театр военных и политических действий между Ростиславовичами и Мстиславовичами – хотя были и эти действия. Она интересна как эмбрион русской государственности. В этом эмбрионе оказались заложенными все те принципы, на которых эта государственность стояла и будет стоять: уживчивость, организованность, упорство, боеспособность и умение подчинить личные интересы интересам целого» (И. Солоневич. «Народная монархия». – М., 1991. С. 234).

3. МОСКВА – ТРЕТИЙ РИМ
Люди старшего поколения ещё помнят замечательный фильм Сергея Эйзенштейна «Иван Грозный». Он вышел на экраны едва завершилась Великая Отечественная война. Вышла первая серия. Но и она имела самостоятельное художественное и историческое значение. В роли царя по согласованию с самим Сталиным был утверждён тогда уже не совсем юный, но ещё очень молодой 40-летний актёр Николай Черкасов. Именно он и произнёс во весь голос: «Москва – Третий Рим!» При этом, чуточку остановившись, как бы передохнув от напряжения момента, добавил: «Четвёртому не бывать!».

Именно так и было в сцене венчания Ивана Грозного на царство в Успенском соборе Московского Кремля. Исторически случилось это в январе 1547 года (в момент выхода фильма Эйзенштейна на экраны страны был своего рода юбилей – 400 лет, вот какими масштабами жила и живёт наша Россия!). Ивану IV только-только исполнилось 16 лет. Тоже юбилей, совершеннолетие. Ждала вся Московская Русь этого момента. Венчал царя на царство выдающийся иерарх Русской Православной Церкви митрополит Макарий. Тогда ещё маленькая епархия относилась к церковной юрисдикции Константинопольского патриарха. Самого Константинополя уже как 100 лет не было. Стерли его с географической карты турки-османы, завоевавшие Византию в XV веке и учредившие взамен Константинополя город Стамбул. Главный храм мирового Православия Светлую Софию они переделали в главную мечеть Османской империи. Слава Богу, не разрушили. Стоит целёхонькой и по сей день. Правда, в окружении минаретов. Ну, да Бог им судья, этим туркам. Ещё, как говорится, не вечер.

Через 400 лет после взятия Константинополя исчезла и сама Османская империя. Кто знает, как будут развиваться события ещё через 100-200-300 лет. Для Истории такая периодизация – нормальный временной ход. История ведь не отдельный человек. Она история людей. Мыслит не единичной жизнью, а целыми поколениями. Можно даже сказать – народами и территориями. Вот в Египте сегодня не осталось ничего от древних египтян. А ведь, когда строились ставшие символом Древнего Египта пирамиды (Хеопса, Хефрена, Микерина и пр.), тогда ни у кого и в мыслях не было, что исчезнут и их строители, и все египетские царства, а останутся лишь сами пирамиды да статуи сфинксов во главе с высеченным из скалы невозмутимым Большим Сфинксом.

Для любителей исторической экзотики напомним, что в греческой мифологии Сфинксом звалась женщина с головой человека и телом льва, якобы обитавшая на скале близ города Фивы.

Сфинкс загадывала прохожим загадки. В частности, такую: «Кто утром ходит на четырёх ногах, в полдень на двух, вечером на трёх». Не получив ответа, полуженщина-полульвица пожирала незадачливых прохожих.

Но пришёл конец и ей. Напоролась она на Эдипа, сына греческого царя Фив Лая.

По приказанию отца, которому была предсказана гибель от руки сына, Эдипа ещё младенцем бросили в горах. Но он не погиб. Его спас пастух. Эдип, не зная ничего о своём царском происхождении, убил Лая и женился на царице, т.е. своей матери. Отсюда и берёт начало понятие, введенное Зигмундом Фрейдом, «Эдипов комплекс» – неприязнь сына к отцу, которого сын ревнует к своей матери.

Такая вот психоаналитическая загогулина. Она легла в основу сюжета трагедии Софокла «Царь Эдип». Эта же загогулина проявилась и в жизни Ивана Грозного. Только зеркально наоборот: Царь Иван IV убил своего сына царевича Ивана. Правда, не из-за матери царевича, а из-за его жены, невестки Грозного. Ну да, комплексы они потому и комплексы, что вылезают наружу не там, где им полагается вылезать, и не так, как полагается.

Будущий герой фрейдовского психоанализа сумел разгадать загадку Сфинкса. Он ответил ей: «Это человек в детстве, зрелости и старости». Дитя ползает на четвереньках. Взрослый ходит на своих двоих ногах. А старик на двух ногах плюс костыль или палка для опоры, вот и получается три точки. Ответ Эдипа сразил Сфинкса, которая бросилась со скалы вниз головой.

Мораль? Для чего мы морочим голову всякими историческими сравнениями? Просто нет ничего вечного, что не оказалось бы случайным. Или всё проходит. Весь вопрос – как, каким образом проходит. Без остатка? Или всё-таки со скрипом, скрежетом зубовным, рубцами заживлёнными, но кое-что все-таки остаётся?

Кстати, притча о бренности сущего подтвердилась не только на Иване Грозном, но и на блестяще сыгравшем его роль Николае Черкасове. Великий актёр в быту был великим скрягой и жадиной. В 60-е годы он уже имел под Ленинградом громадную дачу с забором в «три этажа». Куда, конечно, был заказан доступ местным жителям. А очень хотелось – лесок, речка, грибы. Но – забор. Перед своей смертью Черкасов сыграл, и тоже блестяще, роль академика в фильме «Всё остаётся людям». В фильме он, естественно, выглядел бессребреником, радетелем за народное благо. Детей у Черкасова не было, и когда он помер, местные знатоки греческой мифологии написали на трёхэтажном заборе великого актёра: «Всё остаётся людям». То есть, друг Коля, сколько бы ты ни копил, как бы ни скряжничал, ничего с собой туда ты не унёс, всё осталось здесь, нам, т.е. – никому. Стоило ли кочевряжиться? Вот какая чудная (или всё-таки чуднáя?) штука эта наша история. Начали с древнего Рима, а закончили бытовухой. Но, кто знает, в чём больше смысла – в великом, общезначимом или малом, доступном только немногим? На этот вопрос не ответит никакой Эдип. Он – бездонный и в нём нет горлышка.

Что же касается формулы Ивана IV: «Москва – Третий Рим, а четвёртому не бывать», то она была сформулирована иноком псковского монастыря Филофеем в письме к отцу Ивана Грозного. Эта формула дала простую, как ясный день, и глубокую, как народная мудрость, матрицу настоящего и будущего русской государственности. Наша государственность родилась, жива и будет жить только как государственность римская, то есть имперская. Любая другая форма ей противопоказана.

Ведь почему Москва стала центром собирания земель русских? Что, до Москвы никого не было? Были, и не раз, и не два. Целых четыре попытки. Киевская Русь началась как племенной союз, но к XI веку выросла до восточноевропейского великого княжества, включившего в себя Юг – Хазарию и половецкую степь, и Север с Новгородом и Псковом. Однако не удержалась. Ошибка допущена. Великим киевским князем Ярославом, почему-то названным Мудрым. Ведь это он не только свод древних законов «Русскую правду» произвёл на свет, но и сам же заложил мину под им же созданное централизованное государство – поделил Киевскую Русь между своими сыновьями на уделы. Из единой системы Киевская Русь превратилась в Русь удельную, уязвимую. Что и доказало в XIII веке татаро-монгольское нашествие.

Были и ещё попытки. Галицкое княжество. Западно-русские земли, не попавшие под ордынское иго. Не смогли выполнить роль объединителя. Не хватило то ли государственной, то ли экономической мощи. Но ведь и у Москвы такой мощи не было. Форменная деревня при Даниле Александровиче, с которого начиналась московская династия Даниловичей – Калита, Василий, Иван. Откуда же прыть взялась? Почему не Новгород со Псковом? Там была экономика, торговля, деньги. Могли запросто купить что угодно и кого угодно. Купили же, например, Александра Невского. Служил им верой и правдой.

И ведь, как и Галич, Новгород со Псковом не были под ордынцами. Стало быть, никто их не ущемлял так, как ущемляли Москву, Тверь, Рязань. Так ущемляли, что, скажем, разрушенный в начале XIII века татарами Курск так и простоял в развалинах почти полтораста лет. Только в XV в. при Иване III зашевелились. А до этого силёнок не было. Да и некому было отстраивать. Почему не Новгород? Логика подтверждалась и геополитически. Рядом с Балтикой, Европа у ворот, а Москва – чёрт знает где, за 2-3 тысячи вёрст, вся в лесах непроходимых. Сергий Радонежский, основавший Троице-Сергиевский монастырь (это полсотни километров от Москвы), костры жёг по ночам, от волков и медведей спасу не было, того и гляди загрызли бы! Вот какая глушь! Кстати, геостратегическое направление на Новгород потом полностью подтвердил и Пётр I, основавший в 200 км севернее Санкт-Петербург.

Хорошо, не нравится русским море, лес ближе, понятнее. За 100 лет до Москвы пробовал объединить всех владимирский князь Андрей Боголюбский. Всё было у владимирцев: сила, мудрый руководитель, даже епархию выпросили у Константинополя, тогда ещё столицы Византии. Не вышло. Почему?

Царские историки до октября 1917 г. и советские после октября 1917 извели тонны бумаги для разъяснения, почему именно Москве удалось с четвёртой или пятой попытки объединить Русь в централизованное государство. Каких только аргументов не приводилось. Тут тебе и географическое положение в центре Великой Русской Равнины. Здесь и ссылки на торговые пути с Юга на Север. Назывались и приятельские отношения московских Даниловичей с Ордой. Н.М. Карамзин прямо писал, что «Москва обязана своим величием ханам», т.е. Орде. Но главное, что подчёркивалось, если не всеми, то очень многими историками, это экономические обстоятельства выдвижения Москвы, мол, Русь постепенно отходила от шока после татаро-монгольского нашествия, налаживались ремёсла, хозяйство в целом, вот Москве и повезло подключиться к данному процессу быстрее других русских городов.

Много ссылок и на всякие другие особенности московского возвышения. Но все они нам кажутся притянутыми за уши. Нет в них путеводной нити или, как говорили классики, того звена, за которое можно было бы вытянуть всю цепь.

Как и в случае с Киевской Русью, Московское государство возникло как-то вдруг, ни с того ни с сего. Вот как представлял себе это появление один из наиболее объективных историков, объединивший обе исторические школы – до- и послеоктябрьскую – С.Ф. Платонов: «Начало Москвы. Во второй половине XIII и начале XIV в. (т.е. после покорения Руси татаро-монголами, – авт.) на Северо-Востоке Руси начинает возвышаться до сих пор незаметное княжество Московское» (С.Ф. Платонов. «Лекции по русской истории». Часть I. – М., 1994. С. 143).

Оно было настолько “незаметным”, что вызывает сомнение даже сам факт основания Москвы в начале XII в., т.е. официальная дата её рождения – 1147 г. По крайней мере, ни в одной летописи нет упоминания о Москве. 1147 год возник чисто произвольно. В Ипатьевской летописи приводится отрывок, в котором суздальский князь, занявший потом Киев, Юрий Владимирович Долгорукий приглашает вместе поохотиться и потом «посидеть» новгород-северского князя Святослава Ольговича. Последний, кстати, был отцом князя Игоря – героя «Слова о полку Игореве». Вот и вся ранняя «история» Москвы и её «основателя» – Юрия Долгорукого.

Не случайно даже сам С.Ф. Платонов, запутавшись в силках разных мнений о причинах возвышения Москвы, махнул на всё это явление рукой: «Разбираясь в указанных мнениях, – записал историк, – мы видим, что вопрос о принципах возвышения Московского княжества не развивается, и последнее по времени мнение не есть самое удовлетворительное» (там же. С. 156).

Важно отметить, что уж если кто и «повинен» в основании Москвы, то это владимирский князь Андрей Боголюбский, сын Юрия Долгорукого. Именно он превратил московское поселение в город, обнеся его деревянными стенами. Это обстоятельство дало основание И.Л. Солоневичу заявить, что «Московскую Русь основали эмигранты из Руси Киевской» (И. Солоневич. «Народная монархия». – 1991. С. 285). То есть люди, которым раньше других опротивели «феодальные отношения», выражавшиеся в бесконечных междоусобных разборках Мономаховичей и Ольговичей, т.е. потомков князей Владимира Мономаха и Олега.

Об Андрее Боголюбском у нас почему-то не любят вспоминать и говорить о его заслугах. А зря. Среди княжеского разнообразия времён Удельной Руси, той, которая рассыпалась на отдельные княжества – уделы, враждовавшие между собой и ставшие затем лёгкой добычей татаро-монгольских завоевателей, Андрей Боголюбский был одним из самых талантливых и ярких личностей. По сути дела, он предварил реформы Ивана Грозного и его кадровую политику по формированию новой русской политической элиты – служилого дворянства. Боголюбский подбирал соратников не по знатности и рождению, а по способностям и заслугам. Он не побоялся опереться на низы российского общества, противопоставив их самовластию и расколу верхов в лице удельных князей и их боярства. Он перенёс свою резиденцию из Суздаля во Владимир, где не было никакой аристократии. Боголюбский отказался сесть на Киевский княжеский стол и сделал административным центром Киевской Руси провинциальный городишко Владимир.

Тем самым показал почин всем другим князьям и городам русским – судить не по знатности и бывшим заслугам, а по полезности и вкладу в реальное дело. Путь к так называемым «безродным» городам-выскочкам, каким и оказалась Москва, век спустя после владимирского эксперимента Боголюбского был открыт настежь. Без этого поступка-подвига Боголюбского ни о каком возвышении Москвы не могло быть и речи. Почин в России – величайшее средство для последователей. Не зря Ленин назвал свою известную статью о зачатках коммунистического труда в Советской России «Великий почин» (1919 г.). И ведь прав оказался, пусть и на сравнительно небольшой временной отрезок нашей истории. Сотни миллионов советских людей в 20-60-е годы фактически работали по коммунистически, т.е. почти бесплатно вкладывая свой труд в копилку советского общества…

Это одно из важнейших обстоятельств. И другое, ещё более существенное, – горький опыт Киевской Руси. Развал Древнерусского государства на удельные княжества, приведший Русь в положение данницы Золотой Орды, фактически превратив её в зависимое государство с внешним управлением из Сарая – столицы Орды, научил не столько политэлиту, ее нельзя научить ничему, сколько служилые сословия. Именно киевские эмигранты Андрея Боголюбского и их потомки поддержали и трёх Иванов, которым Москва обязана своим положением сперва центра, а затем и столицы централизованного общерусского государства – Калиту, Ивана III и Ивана IV.

Итак, чтобы понять главное в некоторых исторических эпизодах, которые вопреки официальным версиям лучше и ярче высвечивают суть, не всегда стоит гнаться за общепризнанными авторитетами. Можно обойтись и столь же случайными, но, может быть, поэтому и более откровенными, чем официоз, мнениями. Одно из таких свидетельств содержится в справочнике-путеводителе В.В. Волиной «Моя Москва. Прогулки по Кремлю» (М., 1998). Там, в частности (на стр. 10-12), обращается внимание на следующие факты.

По первому упоминанию в летописи основателем Москвы считается суздальский князь Юрий Владимирович, сын Владимира Мономаха. Своё прозвище – Долгорукий он получил уже после смерти за постоянное вмешательство в южнорусские дела, в борьбу за киевский престол. В «Истории Государства Российского» Н.М. Карамзина читаем про нашего героя: «Знаменит в нашей истории гражданским образованием восточного края древней России, в коем он провёл все цветущие лета своей жизни. Распространяя там Веру Христианскую … умножил число духовных пастырей, тогда единственных наставников во благонравии, единственных просветителей разума; открыл пути в лесах дремучих, оживил дикие мёртвые пустыни … основал новые селения и города».

Но, справедливости ради, следует сказать, что он, «будучи сыном князя, столь любимого, не имел добродетелей великого отца, не прославил себя в летописи ни одним подвигом великодушия, ни одним действием добросердечия, свойственного Мономахову племени».

За что же так суров Н.М. Карамзин к личности, которую мы считаем выдающейся уже за одно великое дело основания Москвы? Может за убийство боярина Стефана Ивановича по прозванию «Кучка», владевшего «красными сёлами» Москвы? А был ли Кучка? Если нет, то кому и зачем понадобилось убивать его, несуществующего? Одно из летописных сказаний о начале Москвы повествует о том, что Москва, подобно древнему Риму, основана на крови (о чём свидетельствовал и старец Филофей, доказывавший, что Москва в действительности есть Третий Рим). По этому поводу сочинитель рассказывает следующее: «Два Рима убо падоши, а третий стоит, а четвёртому не быти. По истине град Москва именует Третий Рим…

Первый Рим создан от Рома и Ромула… Начали копать Алиан (от лат. aula – дворец, палаты, – авт.) здати, обретоша главу только что убитого человека, свежая тёплая кровь текла из неё, и лицо являлось, как живое. Волхвы – мудрецы, искусные толкователи подобных знамений сказали: «Сей град