Книга вторая Грозный гуп «Книжное издательство»

Об этой связи В. Богданов еще в самом начале своего творческого пути писал в стихотворении «Благодарность»:

Моя славянская душа

Обручена навек с востоком…

Пока вокруг вершин громады

И чистота стеклянных рек,

Все неудачи мне в награду

И каждый встречный человек –

Черкес, чеченец ли отважный

В седле, в папахе набекрень…

Родился Виктор Богданов в 1941 году в с. Мужичи Сунженского района Чечено-Ингушской АССР. Там же окон­чил среднюю школу и в 1958 году приехал в г. Грозный, где мы с ним и встретились. Устроился работать каменщиком на строительстве химического комбината, знаменитого позже на весь мир благодаря своей продукции, вывозимой в шестьдесят пять стран планеты (разрушен, стерт с лица земли после двух чеченских войн).

Сам В. Богданов в воспоминаниях, написанных по моей просьбе об этом времени, пишет так: «После школы я почти год работал на стройке в комсомольско-молодежной бригаде и мы работали как черти, не считаясь со временем. Это было счастливое время. Я клал за смену до полутора тысяч кирпичей в стену при норме семьсот. Фотограф молодежной газеты «Комсомольское племя» сфотографировал меня с мастерком на стройке и поместил в ней фотографию и заметку обо мне по рекомендации начальства СМУ-9. Вскоре за отличную работу обком комсомола наградил меня грамотой. Моя первая общественная награда! А потом я и сам пожаловал в газету и стал писать информации, статьи, очерки о стройке, о лю­дях, с которыми работал».

Проработав около года, в 1959 году Виктор Богданов поступил на отделение русского языка и литературы историко-филологического факультета Чечено-Ингушского госпединститута и окончил его в 1963 году. Сразу же был призван в ряды Советской Армии. После демобилизации в 1965 году пришел работать редактором сначала в дет­скую, а затем – редакцию художественных программ Грозненской студии телевидения; и вся оставшаяся его жизнь в Чечне была связана с ней. Тут он вырос до старшего, затем и главного редактора. Об этом времени в своих воспоминаниях В. Богданов пишет:

«Очень скоро я стал делать документальные телефильмы, в том числе для Центрального телевидения. По моим сценариям были сняты телевизионные документальные фильмы: «Когда расцветают пески» (о развитии виноградарства в Чечено-Ингушетии); «Эстафета» (о рабочих династиях завода «Красный молот») и др.

В семидесятые годы, – продолжает он, – я уже делал постоянные программы общественно-политического характера: о нефтяниках, телеочерки (телепортреты) о передовиках производства для Центрального телевидения, занимая в творческих телеконкурсах и смотрах всегда призовые места. Меня многократно звали работать на ЦТ, но мне было хорошо в Грозном и я не собирался уезжать.

Случилось так, что в 1990 году мои программы, подготовленные для ЦТ, занимали все четыре квартала первые места. Это телепередача «Вместе дружная семья» (о музыкальной семье Колпиковых); телевизионные документальные фильмы: «Река и люди» (о Тереке и хозяйствах, расположенных на его берегах, о проблемах экологии главной реки Чечено-Ингушетии), «Всемогущий бог молодости» (о Льве Толстом, который нашел в Чечне цель и смысл жизни: стал писателем) и, наконец, «Возвращение надежды» (о возрождении жизни в горах Шатойского района)».

Все это время журналистская и литературная деятельность В. Богданова шли рядом, дополняя друг друга. Правда, литературное творчество началось намного раньше. Как это было, он пишет в своих воспоминаниях:

«Я убежден, что судьба каждого человека предопределена Всевышним. В четвертом классе учительница Любовь Ивановна стала спрашивать нас, кто кем будет. И я спросил себя впервые, кем я хочу быть. И ответ словно кто-то продиктовал свыше: писателем. Я удивился несказанно сам. А в шестом классе неожиданно для себя написал первые стихи. После окончания средней школы приехал в Грозный. В 1959 году в газете «Комсомольское племя» появились первые мои стихи. Я посещал школу юнкоров и много писал и печатался. Стройка мне дала очень много как писателю, познающему жизнь. Позднее во всех своих произведениях я буду оценивать ситуации, политические решения с точки зрения рабочего человека».

С конца семидесятых годов стихи и рассказы Виктора Богданова часто печатались и в газетах «Грозненский рабочий», «Комсомольское племя», во многих коллективных сборниках поэзии и прозы молодых литераторов Чечни: «Чтобы жить на земле», «Звезды в ладонях», «Зовут нас горизонты», «Продолжение пути» и др.

За более чем тридцатилетнюю литературную деятельность в Чечне Виктор Богданов издал несколько автор­ских сборников стихов, поэм, рассказов, повестей: «Надежда», «Доверие», «Время восхода», «Дни поздней осени» (повести), «Крестовый перевал» и др. И уже в Краснодаре в 2002 году издал два тома собрания своих сочинений: том первый – «Я пока еще живу» (стихи и поэмы), том второй – «Печать фараона» (рассказы и повести), в т. ч. и рассказы о военных событиях в Чечне – «По дороге в Эдем» и «Моисей». Там же В. Богданов написал роман «Холмов вечерних тень». Он прислал мне эти тома с дарственной надписью: «Адизу, другу и земляку, с уважением. Виктор Богданов».

Виктор Богданов немало сделал для пропаганды чеченской литературы и творчества наших писателей, мастерски переводя их. А переводил он много и многих чеченских и ингушских поэтов. И за это тоже заслуживает большой благодарности. Он – член Союза писателей СССР, Союза журналистов СССР, заслуженный журналист Кубани, заслуженный работник культуры ЧИАССР и Кубани. Несмотря на возраст, продолжает работать, творить. Сейчас В. Богданов – заместитель председателя Краевого отделения Союза писателей России, доцент Кубанского госуниверситета.
По дороге в Эдем

(рассказ; в сокращении)

(Чечня. г. Грозный. Боевиками убиты мать, жена, дочь Курдюмова. Он готовит их в последний путь…)
…Он расстелил ковер на полу, потом осторожно поднял и положил на не­го тело дочери и завернул. То же он проделал с трупами жены и матери. Теперь надо было найти машину. Сделать это было сложно. Кому охо­та связываться с мертвыми? И все же надо попытаться. Курдюмов вы­шел на улицу. И стал терпеливо ждать. Спешить ему было некуда. Иног­да проходили редкие прохожие. Он не обращал на них внимания. Как и они на него. У каждого были свои проблемы. Рядом дымились разру­шенные дома. Город недавно пережил тяжелые бои. И был, как тяжело­раненый. Но город что? Его рано или поздно отстроят. А людей уби­тых не вернешь. Как не вернешь мать, жену, дочь. Для него они вмеща­ли то понятие, которым мы обозначаем жизнь. Этой жизни теперь не было. Зачем тогда ему жить? Жить с такой невыносимой болью. Она ни­когда не пройдет. Он это твердо знал. И в этот момент увидел, как из со­седнего переулка вывернула не­отложка. Курдюмов поднял руку. Неот­ложка остановилась рядом с ним, и водитель, пожилой чеченец, давно не бритый, в щетине густых с проседью волос, с плохо скрываемой зло­бой спросил: «Чего надо?».

– Мне нужно отвезти на кладбище мать.

– Зачем? Люди хоронят прямо во дворах.

– Я не могу так.

– Это будет дорого стоить.

– Сколько?

Водитель заломил огромную сумму.

– Я согласен, – сказал Курдюмов. – Заезжайте в этот двор. – И показал на многоэтажную коробку. – Третий подъезд.

Когда он подошел к своему подъезду, машина уже стояла там. Кур­дюмов топтался рядом с кабиной водителя.

– Чего тебе надо? – так же неприязненно спросил тот.

– Мне некому помочь. А один я, боюсь, не справлюсь. Может, вы поможете?

– Я не носильщик. Мы так не договаривались.

– Я доплачу.

– Черт бы тебя забрал, – проворчал злобно водитель. – Пошли. Они принесли в ковре труп матери. И положили в машину.

– Ты чего не садишься? – спросил водитель. – У меня мало времени.

– Там еще два мертвых человека, – он не мог выговорить слово «трупы».

– Ты же говорил, что одна мать. Кто там еще?

– Жена и дочь.

В лице чеченца прошло какое-то движение. Он хотел что-то сказать. Но передумал. Молча вылез из кабины и пошел в подъезд. Когда они уже сидели в машине, водитель спросил:

– Чем ты им так насолил?

– Не знаю.

– А топор зачем взял?

– У меня нет лопаты. Буду топором копать землю.

– У меня есть лопата дома. Заедем – возьмем.

– Спасибо.

Машина уже катила по разбитой снарядами мостовой. Мимо обго­ревших танков, самоходок, брошенного разбитого оружия.

– А где был ты?

– Ездил в Ставропольский край. Искал новое место для жизни.

– Нашел?

– Нет. Мы не нужны здесь и не нужны там. – Проехали мимо сквера. Сколько раз он бывал здесь. Гулял с будущей женой. Потом с маленькой дочкой. Теперь в сквере часть деревьев была срезана снарядами. Часть обгорела. Среди деревьев сиротливо стояли деревянные подобия крестов.

– Мог бы похоронить здесь, – сказал водитель.

– Я хочу по-людски. На кладбище, – упрямо ответил Курдюмов. Водитель ничего не сказал, только резко переключил скорость.

Скоро машина остановилась у частного дома.

– Я сейчас. Только возьму лопату, – сказал водитель. Он действительно вернулся скоро.

– Только одна, – сказал он и вручил Курдюмову. – Держи.

Когда они медленно тронулись, объезжая то горы кирпича, то упав­шие деревья, то сожженную военную технику, водитель спросил:

– Ты кто?

– Как – кто? – не понял Курдюмов.

– Ну, где работал до войны?

– Инженером в Грозном, в электрических сетях. А вы грозненец?

– Нет. Я из Шатойского района недавно приехал.

– Зачем?

– Был. Проводили свет в отдаленные аулы. На фермы.

– Чертов город, когда он кончится! – горячился водитель. – Пять метров нельзя по-человечески проехать. Рушить – все мастера. Восстанавливать – никого. Целыми днями здоровые, как быки, парни толкутся с оружием в городе. А чего толкутся? Лучше бы улицы, дворы расчис­тили. Убитых всех похоронили. Во многих домах, в подвалах, завалах мертвые лежат. Как дальше жить? Что делать? Ты что молчишь?

– Будете молиться своим богам. Вы получили, что хотели.

– Я хотел не этого. Я хотел жить, как хочу.

– Так не бывает.

– Почему?

– Потому что у каждого свое представление о жизни. Это только кажется, что все хотят одного и того же.

Машина, наконец, вырвалась из города. Но дорога стала еще хуже. Асфальт размолотили гусеницы танков, и машина не ехала, а ползла, пе­реваливаясь с колдобины на колдобину. До кладбища оставалось со­всем немного. Каких-то один-два километра. Это чувствовалось уже по тому, как вдоль дороги стали все чаще попадаться свежие холмики. С крестами и без них.

– Наших тоже намолотили федералы, – как бы полемизируя с молчащим Курдюмовым, сказал водитель. – У меня сын погиб. Два племянника. И так во многих семьях. Не одни русские погибали. Думали, вот прогоним гаски и заживем, как надо. А стало еще хуже. Проложили дорогу в рай. Счастья на чужой крови не бывает... И оружием его не до­бывают. А чем?

– Не знаю. Наверно, трудом, терпением, желанием понять другого.

– Как жить будешь дальше?

– Не знаю.

– А где?

– Тебе надо уезжать.

– Надо.

Машина остановилась у кладбищенской низкой ограды.

Курдюмов вылез из кабины, открыл дверцу салона.

– Подожди, я помогу, – водитель залез в кузов. И они положили три свернутых тяжелых рулона на пыльную траву.

Курдюмов достал деньги, чтобы рассчитаться.

– Успеешь, – сказал водитель. – Я посижу, покурю. Тихо здесь.

Курдюмов нерешительно взял лопату, осмотрелся. Сделал несколь­ко шагов вдоль ограды. В тени старой, полузасохшей акации остановился.

– Там не копай. Корни будут мешать, – предупредил водитель.

Курдюмов сделал еще несколько шагов и вогнал блестящее лезвие лопаты в податливую жирную землю. Скоро ему стало жарко. Он снял пиджак и остался в одной рубашке. Был конец октября. Дул по-зимнему резкий ветер. Но Курдюмов не ощущал его обжигающего дыхания. Пот тек по лицу ручьем, стекал с головы за ворот рубашки. Курдюмов углу­бился уже на три штыка, а водитель все почему-то не уезжал. Погляды­вал на него. Наконец, когда Курдюмов углубился на пять штыков, он поднялся, подошел к нему и коротко сказал:

– Отдохни. Давай я. – И спрыгнул в яму. – Здесь копать – одно удовольствие. Не то что в корнях. Один галечник.

Водитель стал не спеша копать. Земля методично вылетала на обра­зующийся бруствер.

– В этом деле главное – не спешить. Не загнать себя раньше вре­мени, – сказал он. – Я эту науку усвоил еще на войне с немцами. Сколько окопов пришлось покопать! Кровавые мозоли с рук не схо­дили.

– Зачем вы мне помогаете? Я же русский, – спросил Курдюмов.

– Потому и помогаю. У чеченцев всегда найдется сто родственни­ков. Они помогут. А тебе кто поможет? Ты тут сутки один копать бу­дешь. Можешь не успеть. Самого рядом кто-нибудь пристрелит. Сейчас шпаны много развелось. И каждый со стволом. Так что я тебе вроде вместо охраны побуду.

– Зачем?

– Не знаю.

– Я знаю. Давай, слазь сюда. Еще пару штыков и хорош.

Курдюмов помог водителю выбраться из ямы, а сам спрыгнул в зи­яющую черную пустоту. «Дорога в Эдем, – подумал он. – Вот так всег­да. Думаешь, она ведет в рай, а попадаешь в ад». Он остервенело долбил твердую как железо землю, как будто в этом был сейчас весь смысл жизни.

– Хватит, – донесся до его слуха голос водителя. – Давай руку. – Он нагнулся и помог Курдюмову выбраться. – Я предлагаю так: посте­лить один ковер вниз, а двумя прикрыть их, чтобы земля не попала на лица.

Так они и поступили.

– Отойди, – сказал водитель. – Я начну, тебе будет слишком больно.

Когда вырос сырой холм, чеченец произнес с сожалением:

– Жаль, нет креста. Все должно быть по закону.

– Какому? – спросил Курдюмов.

– Божескому. А бог один на всех. Как ты его не называй, – ответил водитель. Он пошел к машине и скоро вернулся с бутылкой водки с двумя пластмассовыми стаканчиками. – Держи, – протянул один из них Курдюмову. – Надо помянуть. Пусть земля им будет пухом. А теперь поехали. Здесь опасное место. Куда тебя подбросить?

– До дороги на Горячеводск. Может, будет машина. Проголосую.

Они проехали консервный завод. Точнее, то, что от него осталось.

Сзади их нагоняла машина. Водитель остановился. Вышел и проголосовал. Что-то спросил по-чеченски, потом сказал Курдюмову:

– Тебе повезло. Они едут в Моздок. Не бойся. Я их знаю. Они ни­чего тебе плохого не сделают.

– Хуже мне сделать уже нельзя, – сказал Курдюмов. И протянул водителю деньги. Тот решительно отвел его руку.

– Они тебе сейчас нужны больше, чем мне. – И пошел к машине. Остановился, оглянулся:

– Как тебя звать?

– Курдюмов Андрей.

– А я – Ваха. По-чеченски это значит «живи долго».

– Живи долго, Ваха.

– И ты.

Курдюмов обернулся. Ваха все еще стоял на том же месте, словно придавленный какой-то непосильной думой. И в этот момент неведомая сила подбросила машину высоко в воздух, а вместе с нею в небо взвил­ся сноп огня. «Слава богу, что все кончилось», – успел подумать Кур­дюмов, прежде чем его тело разлетелось на части.

«А, черт, – сказал с досадой Ваха. – Черт бы забрал вас всех с этой войной!». Потом сел в машину, развернулся и погнал ее в сторону го­рода.
Гостеприимство

В любой кавказской деревушке,

куда бы ночь ни привела,

вас ждут пуховые подушки

и щедрость горского стола.

Здесь навсегда один обычай,

и с ним вы встретитесь кругом:

не ради общего приличья –

вы гость и, значит, радость в дом.

И, значит, пиву щедро литься,

и пусть забота не томит,

святой закон гостеприимства

от всех вас бед предохранит.

Я по себе все это знаю.

Привык я к этому давно.

И как и должно принимаю

и хлеб, и скромное вино.

Благословляю тот обычай,

уже доживший до седин.

В нем гор заснеженных величье

и щедрость солнечных долин.

Чем больше я живу на свете,

тем все тревожней хлопочу:

чем заплачу за щедрость эту?

За доброту их заплачу?
* * *

– Куда ты мчишься, молодой джигит?

– Мне надоел вершин угрюмый вид.

Холодных речек неустанный гул

– Куда спешишь ты, старый аксакал?

– В ущелье милое среди родимых скал.

Где голос речек сладок и суров.

Где мой аул – гнездо моих отцов.

Шамсуддин Макалов

(1942)
«Я люблю горный край, где родился и живу. Я плоть от плоти и дух от духа этого края. Я здесь в своей родной стихии. Люблю альпийские луга, ущелья, девственные леса, пение птиц, пастушьи песни, тишину и таинственность. В горах должен жить человек только с красивой душой и чистыми помыслами. В моих произведениях мое настроение и переживания, печаль и радость», – пишет известный чеченский поэт, прозаик и публицист Шамсуддин Макалов о своем родном горном крае Шатое и о том, что его произведения – это он сам.

В настоящей поэзии и литературе – вообще так и должно быть, потому что, как писал В.В. Вересаев: «Как птица, в блаженной свободе бессознательного влечения, должен художник выражать то, чем полна его душа, не задаваясь вопросами, что такое поэзия, каковы ее задачи. Теория всег­да узка, схематична и деспотична, искусство же широко, многогранно и не терпит на себе никаких пут» (Собр. соч. в 4-х т. Т. 1. М., 1990. с. 49).

Свое восхищение родным краем Ш. Макалов демон­ст­рирует и в многочисленных стихотворных строках. Так, например, в стихотворении «Дай мне воспеть, Аллах…» он пишет:

Перенести мне дай, Аллах,

На грубый холст красу Чечни –

Ее вершин и башен взлет,

И рек стремительный полет

Дай мне на холст перенести.

Дай мне в стихах воспеть, Аллах,

Селений яркие огни,

И журавлей весенний лет,

И ледники сковавший лед,

Высоких звезд огни.

Родился Шамсуддин Макалов 25 января 1942 года в высокогорном чеченском селе Шаро-Аргун бывшего Чеберлоевского (сейчас – Шаройского) района ЧИАССР в семье преподавателя школы. Ему исполнилось ровно два года, когда «как враг народа» (в два года-то!) был изгнан из родных мест. Шамсуддин рос в с. Ивановка Тюлькубасского района Южно-Казахстанской области Казахской ССР. Там же начал учиться, но закончил уже дома в 1959 году Шатойскую среднюю школу. О дальнейшем Ш. Макалов пишет сам в автобиографии:

«В 1959 году поступил и в 1965 году закончил Дагестанский государственный медицинский институт. Работал врачом-терапевтом, заместителем главного врача района, а с 1969 года главным государственным санитарным врачом Шатойского района. С 2004 года заслуженный врач Чеченской Республики. Сейчас работаю в Надзоре Российских потребителей (Роспотребнадзоре)».

Литературную деятельность Шамсуддин Макалов начал в 1960 году, будучи студентом мединститута. «В Махачкале я уже работал и сотрудничал в молодежной газете «Комсомолец Дагестана», где были напечатаны первые стихи и рассказы, написанные мной на русском языке. В 1967 году в Махачкале вышла небольшая юмористическая повесть «Малярные кисти». С 1965 года по возвращении домой начал писать на родном языке, – пишет Ш. Макалов в автобиографии. – С тех пор мои стихи и рассказы как на чеченском, так и на русском языках стали печататься во всех газетах Чечни, в альманахе «Аргун», журналах «Вайнах», «Нана», «Аргун», а детские произведения – в журнале «СтелаIад». Они входили и в коллективные сборники литераторов Чечни».

В 1974 году вышел авторский сборник стихов Шамсуддина Макалова «Счастье движения» («Боларан ирс») в Чечено-Ингушском издательстве, в 1984 году – повесть «Первые шаги» («Хьалхара гIулчаш»), в 1994 году в г. Наль­чик – повесть «Один год в Чечне» («Нохчийчохь цхьа шо»). Дальше – больше. В 1997 году вышла повесть «Деши». В книгу под этим названием вошли также стихи и притчи на русском языке. В 2005 году изданы сборники «Весенние голоса» («БIаьстенан аьзнаш») – детские стихи и шутки, «Вечерние думы» («Суьйренан ойланаш») – стихи и поэмы, «Волшебный вечер» («Тамашийна суьйре») – рассказы.

Творить Шамсуддин Макалов не переставал и в труднейшие годы чеченских войн, о чем свидетельствуют его послевоенные издания.

Ш. Макалову очень повезло, что всю жизнь рядом с ним работал талантливый чеченский писатель его наставник Шима Окуев. О нем с благодарностью вспоминает поэт:

«Свои первые стихи и рассказы я показывал Ш. Оку­еву, поэту с глубоким мироощущением, тонко чувствовавшему психологию человека. Нас связывала большая дружба. Наши встречи проходили часто у него дома за чаепитием и чтением стихов. Затрагивались волнующие темы. Как-то Шима меня спросил: почему я начал писать стихи? Я ему ответил, что я, как мне кажется, острее своих сверстников ощущаю гармонию мира и его красоту. И поэтому есть желание передать это людям. Считаю литературу живой памятью нации. С малых лет я хотел иметь то, чем богат народ: тонкое чувство природы, мудрость, а главное – великую любовь к жизни и к человеку. У меня много детских стихов, сказок и легенд, которые выражают национальный характер и влияют на его формирование».

О том же, что произведения Шамсуддина Макалова написаны чистым, звучным языком и мастерски, говорит такой факт: многие его стихи («Синее поле», «Расставание со школой», «Белый халат», «Огонь любви», «Приходи», «Правда ли это?» и др.) переложены на музыку и исполняются с эстрады, звучат по телевидению и радио.

Шамсуддин Макалов, несмотря на возраст, и сегодня в строю, и мы верим, что он еще не раз порадует своих читателей новыми произведениями. Он творит потому, что принадлежит к тем писателям, о которых знаменитая Ольга Форш писала: «Прежде всего, я пишу потому, что не писать не могу. Это необходимость. После каждой работы только на короткое время испытываю радостное опустошение, но очень скоро опять прихожу в особого рода беспокойство. Оно отдаленно похоже на неотв­ра­тимую потребность найти… совершенно необходимую вещь» (Цит. по кн.: Медведев П.В. В лаборатории пи­сателя. Л.: «Советский писатель», 1971. с. 95–96).

В заключение предлагаем вашему вниманию отрывок в сокращении из последней главы повести «Деши» (о тяжелой жизни чеченцев в ссылке) – эпизод из жизни главных героев Саида и Деши и одно стихотворение Ш. Ма­калова.