Книга вторая. Под общей редакцией генерал-лейтенанта Б. И. Грибанова воронеж 1999

- Фронтовой опыт был, есть и останется наукой, на которую должен опираться и руководствоваться ею каж­дый, кто хочет добиться сколь-нибудь значительных ре­зультатов в службе, - не уставал повторять курсантам преподаватель тактики артиллерии полковник Дудинов. - В батарее, дивизионе, полку вашими сослуживцами будут офицеры уже послевоенного поколения. А пото­му, перенимая их знания и навыки, ищите в воспоминаниях, мемуарах ветеранов Великой Отечественной, специальных пособиях крупицы фронтового опыта. По­верьте, ему нет цены. Сродни этому кладезю мудрости разве что опыт интернационалистов. Возможно, кому-то из вас тоже выпадет доля выполнять свой долг в Афганистане, и уже ваш опыт будут потом изучать кур­санты военных училищ. А пока вернемся к урокам Ве­ликой Отечественной...

И преподаватель повел рассказ о том, как батарея «сорокапяток» в суровом бою преградила наступление целой армады фашистских танков, выстояла и не пропу­стила ее через рубеж обороны. Это и есть военное искус­ство.

Командир батареи приказал оборудовать огневые по­зиции орудий на участке местности, где в значительной мере был затруднен маневр вражеских танков. Огромное поле здесь вдоль и поперек изрезали овраги. Орудия рас­положили уступом вправо и влево, вывели их на прямую наводку. Когда танки в четком построении появились на поле, «сорокапятки» открыли по ним прицельный огонь. Орудия били по флангам движения немецких танков. Умелое расположение огневых позиций сильно увеличи­ло сектор обстрела.

Каждая цель была перед артиллеристами как на ладо­ни. Из этого противоборства наши воины вышли побе­дителями, буквально расстреляв танки прямой наводкой. Большинство фашистских машин осталось догорать на поле боя, и лишь нескольким удалось, чудом преодолев овраги, спастись.

Занятие продолжалось. На макете тактического поля курсанты раз за разом проигрывали ход этого поединка. Все они старались представить себя на месте того фрон­тового комбата и задавали себе один и тот же вопрос: «А как бы поступил я, готовясь к этому бою?». Восхищались командирской мудростью офицера, сумевшего противо­поставить многочисленной грозной броне противника точный расчет, принять единственно верное в этой ситу­ации решение.

Казалось бы, обычное занятие, каких много в четы­рехлетней курсантской учебной программе. Но именно оно врезалось Сергею Шульге в память и, быть может, стало где-то и отправной точкой в его офицерской био­графии. Во всяком случае, именно тогда он понял, что современная армия сильна своей преемственностью, умением, опираясь на пережитое, на опыт прошлых по­колений, шагнуть дальше.

В лязге гусениц танков, сверхзвуковых молниях ис­требителей, ракетных пусках из шахт и подводных глу­бин нам слышится и видится звон сабель Первой Кон­ной, штыковые атаки красноармейцев и залпы первых гвардейских минометов. История и современность едины в своем развитии. Потому и не трудно сейчас представить (увы, только представить) строй, где рядом стоят и ли­хой командир с обветренным в конных походах лицом, солдат Великой Отечественной с винтовкой на плече, прямо с парада на Красной площади шагнувший в смер­тельный бой за столицу, и современного офицера с ака­демическим значком на груди. Их разделяет время, но единит нечто большее - профессия защитника Родины.

Только некоторые из них были знакомы и раньше. «Артушку», одни ленинградскую, другие тбилисскую, они заканчивали в разные годы. Свела вместе и по-настояще­му сдружила их совместная служба в составе ограничен­ного контингента советских войск в Афганистане. И не их беда, что находились они друг от друга порой за десят­ки и сотни километров, разделяли их пустыни и скалис­тые горы. Говорят, мир слухом полнится. Нет-нет, да и придет с оказией весточка от «друга-артиллериста», ко­роткая, немногословная, но всегда такая желанная. Или где-то встретятся в дороге, на марше всего на несколько минут, но и этого времени хватает, чтобы вспомнить обо всех. А то и наш вездесущий брат-газетчик, исколесив­ший, да не обвинят меня в нескромности, половину Аф­ганистана, поделится впечатлениями от прошлых встреч с общими знакомыми, друзьями. Вот так и получается, что, беседуя с капитаном Юрием Блинковым, слушаешь рассказы о его боевом коллеге Сергее Шульге, а приез­жаешь в «гости» к Шульге, и он начинает говорить о Блинкове.

Шульга, Блинков, Морозов, Беляков, Петров, Ознобин были в Афганистане боевой артиллерийской гвар­дией. Все, как один, отмечены наградами за мужество и воинскую доблесть. Опытные, опытнейшие офицеры. По два, три года, а кто и больше, прослужили в РА. Прав был преподаватель тактики артиллерии: фронтовой опыт приумножается. Их усилиями, их самоотверженной служ­бой.

Назвать этих офицеров только друзьями, мне думает­ся, мало. Скорее, они побратимы. Так точнее. «Афганское братство» - понятие в наши дни теперь уже не отвлечен­ное. Это уже реальность.

Собраться всем вместе за время службы в РА им до­велось лишь раз. То памятная встреча. На ней и родился их «афганский» опыт.

Капитан Ознобин, чья служба проходила в высоко­горном районе Афганистана, скрупулезно подмечая де­тали, объяснил особенности ведения стрельбы из мино­метов в сложных условиях, когда цель расположена либо над точкой прицеливания, либо глубоко в ущелье, на одном из отвесных карнизов. Не нужно быть большим знатоком в артиллерийском деле, чтобы понять, насколь­ко трудные, подчас, казалось бы, невыполнимые задачи приходилось решать нашим воинам. Одной только тради­ционной тактики артиллерии здесь уже мало. Новые за­дачи требуют и новых решений.

Пустыня, горы, так называемая «зеленая зона» -местность сама диктует им, артиллеристам, свои условия. Научиться мастерски действовать в любой обста­новке, в любых условиях, ситуациях - нет главнее цели у каждого из них.

Тогда они выступали один за другим, обстоятельно, не спеша излагали то, чему научились сами, и что, по их мнению, должны были взять на вооружение остальные.

Блокнот с этими записями Шульга хранит и сейчас, хотя наизусть помнит все до последнего слова. Беглые строчки в блокноте, неказистые рисунки, схемы в нем теперь отработаны до мелочей на учебных занятиях, тре­нировках. Они - в боевых делах личного состава батареи. А значит, опыт живет и работает.

- Вот смотри, - Шульга протягивает мне плекси­гласовый квадратик размером в спичечный коробок: - Эта штукенция всегда со мной. Для чего? Объясняю. Видишь на ней пересекающиеся линии, деления? А теперь вспом­ни училищные занятия по топографии, когда на карте искали заданную точку. Про «улитку» все знают. Так вот и здесь тот же принцип. Вся соль в том, что с помощью этого простейшего приспособления в несколько раз со­кращается время для определения цели по карте после передачи мне на огневую позицию с КП исходных дан­ных о местонахождении противника. Что значат эти сэ­кономленные секунды и минуты в реальном бою, ты сам понимаешь.

Шульга расстелил на маленьком столике большую карту и протянул мне секундомер: «Называй район, ко­ординаты и засекай время. Сейчас сам все увидишь. Нор­мативное время...». И в течение получаса он сначала пе­рекрывал отведенные на выполнение команд минуты, затем, потренировавшись, перекрывал уже перекрытое... Убедительно.

Приспособление, с которым не расстается Шульга, придумал и первым применил на практике капитан Бе­ляков. А показал коллегам на той самой встрече. Теперь оно есть у всех, служит на пользу делу.

«Цель- 102... Осколочно-фугасным... Взрыватель... За­ряд... Прицел... Основное направление... Левее два - сорок. Огонь!». Голос у Шульги, несмотря на волнение, был ровный и твердый. А уверенность командира всегда пере­дается и его подчиненным.

- Как принимают нас, Пинчук? - спросил комбат связиста, который в нескольких метрах от него, у самого дувала, «колдовал» над радиостанцией.

- Нормально, товарищ старший лейтенант. Просят подкорректировать огонь.

Разрывы мин подняли вверх клубы пыли.

- Левее ноль - пятьдесят... Прицел... две мины - огонь! На этот раз попадание было точным. Из-за развалин

старого глинобитного дома с плоской провисшей кры­шей, рядом с которым рванули мины, стали выбегать уцелевшие душманы. Теперь дело за сарбозами, что плот­ным кольцом окружили кишлак. Остаткам банды уже не спастись. Шульга смахнул со лба капельки пота. Улыб­нулся расположившемуся рядом с дальномером рядово­му Александру Испанову: «Вроде неплохо сработали, а?».

... Их подняли по тревоге в тот самый момент, когда за десятки километров от месторасположения советских подразделений завязался жаркий бой воинов афганской народной армии с уходившей в горы бандой. Напав на ее след, сарбозы шли по пятам душманов, изматывали пре­следованием. И вот теперь, наконец, настигли их. Мя­тежники укрылись в старом заброшенном кишлаке и каж­дый дом, дувал превратили в опорный пункт. На их сове­сти немало преступлений и бесчинств в этом краю. Они тоже понимали: пощады не будет, придется держать от­вет перед народом.

В открытый бой душманы не вступали, били из-за укрытий. Сарбозы предприняли несколько атак, но все безуспешно. Бандиты были неплохо вооружены, да и бо­еприпасов, по-видимому, хватало. Они ставили своей целью продержаться до сумерек, а затем под покровом темноты попытаться вырваться из окружения.

Хорошо понимая замысел душманов, командир аф­ганского подразделения вышел на связь с «шурави» -советскими воинами, просил помочь выбить банду из укрытий.

Позиции для минометов Шульга выбрал сразу: за греб­нем ближней к кишлаку сопочки. Противник не ожидает минометного обстрела, наверняка и не догадывается о прибытии советских воинов. Грешно этим не воспользо­ваться. Вот если бы еще ударить сразу поточнее, пока бандиты глубже не заползли в свои норы, не успели по­прятаться. Нужна разведка местности, а затем и коррек­тировка огня.

С Шульгой пошли рядовой Александр Испанов, даль­номерщик, и Владимир Пинчук, связист. Добрались до сарбозов, дальше ориентироваться было уже легче. Возле невысокого дувала, к которому добрались через арыки, расставили дальномер, оборудовали нечто вроде КП. Сильная оптика приблизила серые контуры развалин: где-то там притаились душманы.

Первые же мины легли рядом с целью. Расчет во гла­ве со старшим лейтенантом Виктором Тарасовым тоже действовал грамотно.

Поднявшиеся в атаку сарбозы овладели неприступ­ными еще недавно позициями. Скоро банда перестала существовать.

Зеленая зона - настоящий оазис в пустыне. После многих часов песчаного безмолвия с бесконечно долги­ми волнистыми барханами и редкой колючкой, приби­той к земле «афганцем» - злым ветром-скитальцем, длин­ными палками-шестами с обветшалыми, выцветшими от солнца и времени, некогда яркими лоскутами мате­рии на выложенных камнями могилах кочевников, на­шедших здесь свою смерть (могилы в пустыне можно встретить гораздо чаще, чем живых людей), после неиз­менно преследующего вас по всему маршруту движения колонны пыльного облака, зеленая зона кажется мира­жом, сказкой. Она как глоток живительного воздуха в раскаленной изнуряющей духоте песков. Здесь, кажется, даже шум двигателей не может заглушить птичьего пере­полоха в густых кронах высоких деревьев.

Когда-то на таких вот редких в горном и пустынном Афганистане участках земли безраздельно хозяйничали баи: только для них в ухоженных садах цвели диковин­ные розы и пели птицы, услаждая толстосумов, живших чужим трудом, только для них струился голубой лентой меж камней, дыша прохладой, единственный во всей округе ручей. Теперь совсем другая картина: в бывших владениях бая живут семьи простых дехкан, их руками проведены вот эти неглубокие арыки, по которым бе­жит, серебрится вода из родника, вся земля принадле­жит кооперативу и пользуются ее плодами те, кто тру­дится на ней. Немалой ценой завоевано все это. В этом небольшом уголке афганской земли, как в зеркале, от­разились все этапы становления народной власти после апрельской революции. И он, капитан Сергей Шульга, сидящий сейчас на бронетранспортере где-то впереди меня, в голове колонны, и всматривающийся в уже зна­комые ему места, не напрасно начал свой второй срок службы в Афганистане.

Из «зеленки» выходили, когда уже совсем стемнело. До места назначения колонне оставалось еще несколько минут ходу. Впереди снова взгляду открывалась бескрай­няя равнина. У самого горизонта над остроконечными хребтами уже загорелись на вечернем небе первые звезды. Звезды... Они помогают найти верный путь идущим и ищущим. Они - вечный ориентир для тех, кто не остыл душой и сердцем.
Александр Тепляков

Языком плаката

Разные формы и методы убеждения людей в необ­ходимости защать завоевания революции использова­лись в Афганистане. Всмотритесь в эти документы. Они уникальны. Чем-то напоминают плакаты времен нашей гражданской войны. Вот так пытались выразить партий­ные активисты свои убеждения простым дехканам. Смотрите, читайте, размышляйте...

Находили они и возможность сказать доброе слово в адрес советских друзей. Перед вами - грамота партий­ного комитета провинции Балх.

Инженер Мохаммад Шариф, секретарь парткомитета провинции Балх.

Ручеек, весело журча, пересекал горную дорогу, заполняя рытвины, впадины, колею, проторенную мощными машинами, чистой водой, исчезал среди камней, громоздившихся рядом, вновь вырывался на простор, скрывая под собой отпечатки следов, остав­ляемых десятками дехкан, устремившихся под выход­ной день в город. Навьюченные ишаки, подгоняемые ребятишками, резво шли по ущелью. Люди торопились на рынок. Везли на продажу вязанки кустарника, не­большие поленница дров, чтобы затем приобрести себе необходимую в хозяйстве утварь.

Одну из таких групп и обогнала колонна автома­шин. Афганцы прижались к крутым скалам, пропуская ее вперед, долго смотрели вслед, приветливо прижи­мая руки к груди. Советские воины заслужили у них уважение. Не раз они приходили на помощь дехканам, спасая их от рук душманов, стремящихся задушить на­родную власть в кишлаке. Многих солдат они знали в лицо. Вот и сейчас, заметив на броне старшего сержан­та Юрия Дошука, дехкане приветствовали его. Сколь­ко раз он выручал их, обезвреживая мины на подступах к кишлаку!

Вскоре колонна, петляя по ущелью, скрылась за поворотом. Но через несколько минут афганцы вновь увидели ее. Подошли ближе, поравнялись с головной машиной. И тут заметили, как впереди Дошук осто­рожно, шаг за шагом, проверял щупом дно широко разлившегося здесь ручья. Вот он нагнулся, присел, начал руками разгребать верхний слой небольших ка­мешков. Через несколько секунд под водой показался желтоватый ребристый бок мины. Под ней находилась еще одна. Опытный сапер обезвредил их. Путь вновь стал свободен. От афганцев, наблюдавших за действи­ями воинов, отделились двое - старик и подросток. Подойдя ближе к старшему сержанту, дехканин при­жал руки к сердцу:

- Вы разминировали не только дорогу в город, а дорогу к нашим сердцам, - сказал он.

Подобных примеров немало на счету воинов сапер­ного взвода, которым командует старший лейтенант Владимир Усольцев. Почти каждый из них участвовал в обнаружении и обезвреживании различных взрывча­ток, устанавливаемых душманами. Но признанным ма­стером в коллективе считают сержанта Владимира Чернету. И по праву. Неоднократно от сопровождал колон­ны с грузом, следующие к удаленным объектам. И еще не было случая, чтобы сапер не смог разгадать какой-либо уловки, применяемой душманами. Лицевой счет обнаруженных мин у сержанта В. Чернеты перевалил за десяток. Его ратный труд отмечен медалью «За отва­гу». Стал он и участником слета победителей социали­стического соревнования за право подписать рапорт Ленинского комсомола XXVII съезду КПСС. А недав­но в коллектив пришла еще одна радостная весть: при­казом воину предоставлен краткосрочный отпуск с выездом на родину.

Когда я прибыл в подразделение, он уже уехал. Но сослуживцы Владимира рассказали немало интересно­го о нем. Все единодушно подчеркивали такую важную черту его характера, как постоянная готовность прий­ти на выручку товарищу. И еще: всякий раз, несмотря на опасность, он идет впереди, оставляя за собой не­обстрелянных новичков.

- За время службы я многому научился у сержанта Владимира Чернеты, - говорит секретарь комсомоль­ской организации взвода сержант Валерий Андрейчук. - И в первую очередь умению по едва заметным при­знакам обнаруживать наиболее вероятные места уста­новки мин душманами. Владимир охотно делится на­копленным опытом с товарищами. Все до мелочей объяснит перед выходом в марш, покажет на месте уловки, к которым прибегают душманы. Что и гово­рить, специалист он отменный. Служить с ним - одно удовольствие, - заключает комсомольский вожак.

В коллективе стало традицией доводить опыт луч­ших до каждого сапера. Во взводе регулярно выпуска­ются боевые листки, посвященные передовикам служ­бы и учебы. В одном из них рассказывалось о высокой бдительности, проявленной сержантом Валерием Андрейчуком, младший сержантом Сергеем Юфименко и ефрейтором Александром Николайчуком.

В тот день воины в составе головного дозора напра­вились в указанный район для встречи колонны. Пого­да не баловала саперов. Еще с вечера вершины гор уку­тались в белые покрывала. Снег, не переставая, падал всю ночь. К утру дороги замело. На снежном покрове легко проверять местность: следы хорошо заметны. Но саперы бдительности не снижали. Коварство душма­нов было им хорошо известно. Такая погода только благоприятствовала осуществлению их злодейских за­мыслов. Они могли заранее установить свой «сюрприз». И в своем предположении воины не ошиблись. Осмат­ривая колею, ефрейтор Александр Николайчук обратил внимание на подозрительное место. От его зоркого взгляда не ускользнули разбросанные комья земли, неестественно выделявшиеся на снежном покрывале. «Что-то здесь не так», - подумал он и медленно вотк­нул щуп в землю. Раз, другой. Послышался легкий удар иглы о пластмассовую пластину. Мина! Тут же после­довал доклад о ее обнаружении старшему группы. Вско­ре она была уничтожена на месте.

Самоотверженность саперов в службе и учебе оку­пается сторицей. Взвод по итогам прошлого учебного года занял первое место в социалистическом соревно­вании в подразделении. Высокие рубежи в боевом со­вершенствовании воины наметили в ответ на решения XXVII съезда КПСС. Они решили на «отлично» вы­полнить принятые обязательства. Слово воинов крепко. Ратный труд многих из них отмечен высокими награ­дами Родины. Не так давно уволились в запас братья старшие сержанты Игорь и Геннадий Зимины. Первый из них удостоен медали «За боевые заслуги», второй - «За отвагу». Такая же награда у рядового Юрия Шипака. Медалью отмечены и достижения в службе сержан­та Владимира Дидыка. К государственным наградам представлены ефрейторы Александр Николайчук, Юрий Кононенко, рядовой Владимир Новиков.

...Не наступает затишье в службе саперов. Вновь и вновь спешат они на выполнение очередного задания. Очищают землю Афганистана от смертоносных заря­дов. Прокладывают дорогу к сердцам людей, помогают им строить новую жизнь.

- Август 1981 года был памятен восьмым по счету переездом. От других он отличался тем, что муж уехал в Афганистан, а мы с детьми укрепляли житейские позиции в переполненном воинскими частями Душанбе. Начинался учебный год, и нужно было определить стар­шего сына в школу, младшего - в ясли, найти работу для себя. Вестей от мужа не было четвертый месяц, и по вечерам мы втроем ежедневно замеряли на карте линейкой расстояние между Душанбе и Афганистаном - расстояние до отца. Затем пластилиновое войско от­правлялось ему на помощь.

Я так ждала письма, что когда обнаружила его в почтовом ящике, не сразу сообразила, от кого оно. Но уже с первой строчки поняла, что не от мужа. В письме в тревоге металась, стонала от безызвестности и бе­зысходности, созвучно с моей, женская душа краса­вицы Ольги Завалко. Ее муж тоже уехал одновременно с моим в Афганистан. Я знала историю их любви. Люб­ви с первого взгляда. Увидев ее всего один раз на свадьбе друга, он не спал всю ночь и утром, в шесть часов, стоял у порога, чтобы увести ее навсегда в свою жизнь, ибо понял, что без нее эта жизнь потеряет для него смысл. Письмо было отправлено в надежде, что я знаю, где наши мужья. Я, как никто другой, понимала ее со­стояние, но помочь ничем не могла.

В тот же вечер, встретив в подъезде незнакомого усталого человека в зеленых погонах, извинившись, я сдержанно попросила выяснить что-нибудь о муже. Позже я узнала, что это был Виталий Дмитриевич Бубенин. На следующий день он сказал мне, что с мужем все в порядке, что он недалеко. А еще через две недели они с начальником Керкинского пограничного отряда Базалеевым организовали нам встречу, т.к. боевые дей­ствия тогда шли у самой границы.

Ночью, приехав в Керки из Душанбе с маленьким сыном, я поняла, что случилось нечто непредвиден­ное. По телефонным звонкам и подчеркнутому внима­нию ко мне я поняла, что операция не завершилась к намеченному сроку. Группировка, которой командо­вал муж, отчаянно отстреливалась от какой-то очеред­ной банды.

Так изматывающая, непроходящая тревога войны поглотила меня и мою семью на три долгих года, кото­рые мне показались вечностью.

Через двое суток ожидания в Керки прилетел вер­толет. Из него, покачиваясь от усталости, шагнул на­встречу мне человек, в котором я едва узнала мужа. Он, не спавший трое суток, не обнимал меня - он за меня держался... А потом он спал, а я выбирала мель­чайшие осколки, которыми, словно пылью, была усе­яна его красивая умная голова. Утром он снова уехал в свою «ответственность», а я - в свою, к детям.

В Душанбе меня ждал долгожданный вызов-мечта - в аспирантуру МГУ и, одновременно, разрешение на выезд в Афганистан. Проблема выбора даже не встала.

Забрав одного сына с собой, а другого оставив у сестры в Алма-Ате, я выехала в Мазари-Шариф. Семья снова разделилась. Тревога за сына, оставшегося в Алма-Ате, и за мужа была постоянной. И все же, думаю, это было легче, чем непрерывная неизвестность на Роди­не. По крайней мере, я ежедневно знала, что сегодня он жив. А младший сын обрел отца, как-то сразу по­взрослев и поверив наконец, что у него теперь будет все в порядке, потому что у него теперь тоже есть папа. «Ты не бойся, мама, ведь я с тобой», - говорил он мне во время очередных обстрелов, от которых вздрагива­ли все вещи в доме.

На окне всегда лежали автомат и две боевые грана­ты, и я знала, что даже в случае захвата я сумею за себя постоять. Там, в тех военных условиях, жили все - не я одна, и это дисциплинировало...

...Первый том книги под редакцией генерал-лейте­нанта Б.И. Грибанова «По обе стороны границы» зас­тавил многое и многих вспомнить. Она уникальна уже тем, что выступает как первоисточник-подлинник, пре­доставляя слово самим участникам афганских событий. В скупых, похожих на военный доклад рассказах-вос­поминаниях - ни одного лишнего слова, ни одной эмо­ции (не отболела еще война) - лишь образы и судьбы абсолютно мужского служения долгу и офицерской чести. Может, оттого возникает ощущение недосказан­ности.

Для меня, по воле другого долга - супружеского, оказавшейся в котле тех событий, за каждой непред­сказуемой операцией, эпизодом, судьбой стоит любовь и не менее прекрасные образы женщин, ставших не­вольными участницами тех событий. Независимо от того, с той или этой стороны границы они находи­лись, и какими сантиметрами на картах измерялись расстояния их разлук. Потому что каждая из них, не торгуясь, в равной степени с мужьями разделила все тяготы и лишения афганской войны. Каждая рассчиталась за нее самой высокой, не подлежащей никаким девальвациям монетой - постоянными разлуками, соб­ственным здоровьем, здоровьем своих детей, молодо­стью, красотой, руководствуясь самым высоким зако­ном - законом любви.

Любовь провожала и встречала участников тех со­бытий, делая их неуязвимыми. Любовь стояла на пере­сечении миров, дорог и судеб. Любовь соединяла бие­ние сердец и мыслей, расставляя все на свои места.

Возможно, сегодня кому-то покажется это только женской точкой зрения, но, быть может, это самая глубинная тема афганской войны, самая святая тема. Может, оттого о ней умолчали строгие мужчины, что она в офицерской судьбе, как душа - самое сокровен­ное, без которой не быть, как золотые купола на цер­квях, которые мы считаем само собой разумеющейся традицией. Но ведь эта традиция - из женских судеб. И, как свидетель тех событий, я должна рассказать, что больше всего слов перед заданиями и после, там, в Афганистане, было сказано о женах, их верности, доб­роте, красоте, великодушии и любви. И последние мысли, и наказы всегда были адресованы им. И у каж­дого в тех событиях на груди с собой была фотография семьи, жены, детей. Моего трехлетнего Андрея бук­вально не спускали с рук, потому что скучали по сво­им детям. Каждый считал за счастье подержать его на руках. И в этом была пронзительная тоска по своим детям, оставшимся на долгие три года без отцовской ласки.

Для тех же, кто сегодня ищет виновников афганс­кой войны среди людей в погонах, скажу, что более всего ненавидят войну люди в погонах. Ибо они лучше других знают, что такое война. Неправда, что война - это работа. Работа - это мир, а не война. Война для всех - аномалия, тотальность, пропасть, которую надо пе­решагнуть, преодолеть, чтобы жить дальше.

...Как-то перед очередной операцией у дома оста­новилась танковая колонна. Командиры пришли к нам скоротать обманчиво тихий вечер. Чай пили прямо на крылечке. После чая Сергей Цимбалов попросил: «Спой что-нибудь про березки». Я пробовала отказаться, со­славшись на то, что у меня обычный голос. Но тот тихо возразил: «Вот-вот, обычным, пожалуйста, как дома поют».

Утром я узнала: ночью их ждала банда из 700 чело­век, а дома у Сергея - донская красавица-казачка Анна с двумя детьми. В том бою он «отделался» контузией...

Там, в Афганистане, я поняла, что ждать - это тоже работа. Поняла, откуда взялись ослепительно прекрас­ные женские образы русского эпоса, поэзии и литера­туры, что они - не история, а традиция, каждый раз снова и снова повторяющаяся в индивидуальности. Что чуть не каждая жена, если не Царевна-Лебедь, то Марья-Искусница, если не княжна Ольга, то Васили­са Премудрая, если не Ярославна, то Купава Путятична. Они разные, непохожие до неповторимости и каж­дая - лучше другой.

Я уже после Афганистана встретила Валентину Ива­новну Згерскую и сразу поняла: только такой она мог­ла быть. Строгое спокойное лицо и внутреннее досто­инство. Ее выдержке могли бы позавидовать диплома­ты. Это про нее у Некрасова: «В горящую избу вой­дет...» И рядом дочь, как улыбчивая молодость, как вечное олицетворение жажды жизни.

Галина Бубенина - хрупкая, порывистая и несгибае­мая, всегда отзывчивая к чужой беде, она мне казалась инопланетянкой, окруженной неземным сиянием аб­солютного добра и высочайшей порядочности. Там, где появлялась она, сама судьба склоняла перед ней голо­ву.

Грибанова Галина Валентиновна. Это потом я ее воочию увидела. А сначала я о ней услышала. Молва не обманывала. В ней словно соединились все измерения женской красоты: необъятность души, безграничность самоотдачи, высочайшая ответственность за семью и женственность. И глаза, словно с иконы, с грустью от пережитой боли и испытаний, струящиеся светом люб­ви к людям.

«Судьба испытывает тех, кто достоин», - сказала я как-то Валентине Георгиевне Лукашевич, преодолев­шей столько, что не на одну книгу хватит. И она, быв­шая всегда для меня образцом силы духа, родившая с одной почкой двух детей, вдруг пошутила: «Лучше бы она не испытывала». Муж о ней говорит: «Она мне сча­стье приносит, потому и вожу с собой».

Янкаускас Лидия Васильевна. С таких, как она, бу­дут писаться лучшие женские образы XX века. Глубина самостояния угадывается сразу по грусти в глазах. Ду­маю, любовью такой женщины можно гордиться всю жизнь. Такой нельзя не соответствовать. О таких жен­щинах сложены все русские песни про лебединую вер­ность.

Комлева Наталья Геннадьевна. Это про нее у Пуш­кина: «С белой ручки не стряхнешь и за пояс не затк­нешь...». С ней не заскучаешь. Она, как Ягужинская, всегда готова встретить жизнь со всеми ее поворотами и превратностями,

Агошкова Любовь Николаевна. Пронзительной доб­роты, человечности и какой-то сверхнадежности че­ловек. На таких женятся сразу, не раздумывая, чтоб всю жизнь согревала дом теплотой своего сердца.

Коченова Вера Александровна. Такую, если нахо­дят, то только за тридевять земель и по «волшебному клубочку», и берегут, как Марью Искусницу, чтоб дом не оскудел, чтоб пирогами благоухал.

Кузина Галина Петровна. Такая, как родничок, дол­жна быть всегда рядом, чтобы душу омыть, жажду уто­лить, боль снять, детей растить.

Сколько их, этих самостояний?! Тоцкая Надежда, Круглик Тамара, Логинова Ирина, Тымко Людмила, Щербакова Люда...

Продолжать можно до бесконечности, и каждая, как чудное мгновение моей судьбы. За что ей и благо­дарна!
Женское счастье

Богданова Надежда Николаевна

Они познакомились в 70-м на танцах. Это было в Бабушкинском парке Москвы. Сергей - курсант курсов офицерского состава при Московском высшем воен­ном пограничном командном училище, Надя - сту­дентка профессионального училища. Лето пролетело бы­стро, а осенью младший лейтенант С. Богданов уезжал на службу в Среднеазиатский пограничный округ вме­сте с Надеждой.

В погранкомендатуре Хумлы Тахта-Базарского погранотряда, где Сергей служил помощником комен­данта по разведке, Наде работы по специальности (ка­кое там!) не нашлось. Центр Каракумской пустыни -на десятки километров ни души вокруг... Поэтому бра­лась за такое дело, которое в то время требовало ис­полнения. Вот и значится в ее трудовой книжке первой записью: «Старший писарь». Затем работала лаборан­том и делопроизводителем, заведующей банно-прачечного комбината и заведующей фильмохранилища... Но все это было уже много позже, а пока жила Надюша в непривычной еще для себя Средней Азии на первой свой заставе и... ждала мужа. Он по долгу службы часто ездил в командировки, длились они по неделе. Что тут поделаешь? Ну чего греха таить, без слез тут молодой жене было не обойтись. Но зато уж и радость встречи от того была ярче.

...Вспоминается Надежде Николаевне и такое. Тюль­паны там дикие росли целыми полями; весной сопки были разноцветными от их зеленых стеблей и красных головок. Очевидцы утверждают, что сказать об этом: «Тюльпанов - море», - значит, представить картину не­полной... Понятно поэтому, что и ценности они осо­бой не имели. Но вот когда Сергей, возвращаясь из своих бесконечных служебных поездок, входил в дом с охапкой нежных, благоухающих, только что сорван­ных цветов, дороже подарка для Надежды не было... 29 апреля 1973 года стало в их семье знаменательной датой. В этот день родилась их единственная дочь, Ирина. Рожать Надежда Николаевна уехала к маме, в Россию. А когда малышке было чуть больше месяца, вернулась на заставу. Жизнь шла своим чередом, муж служил, сама работала, подрастала дочка. Вообще, 70-е годы вспоминаются моей собеседнице радостны­ми и спокойными.

Но как у каждой настоящей офицерской жены, ис­тинной боевой подруги, многие ее жизненные вехи свя­заны со служебной деятельностью мужа. В бытность его начальником самой южной заставы страны - Медесан, что располагалась даже южнее Кушки, он был удосто­ен своей первой награды - медали «За отличие в охра­не государственной границы СССР». Она появилась на его груди после грамотно организованного им поиска, в результате которого был задержан нарушитель гра­ницы. А у Надежды Николаевны к чувству гордости за мужа примешивалось и еще одно - день ото дня усили­вающаяся тревога за него. Опасность грядущих афганс­ких событий тогда не просто витала в воздухе - там она ощущалась особенно явственно.

Первый «груз-200» она увидела в 80-м. А в октябре 81-го Сергей Николаевич, предупреждая ее о своей оче­редной командировке (а в их семье так делалось не­укоснительно, это было неписанным законом - вне­запные отъезды были исключены) сказал: «Ты не рас­страивайся, если завтра я не позвоню...» - и уехал.

Впереди были свободные от работы дни. В пустом доме одним сидеть не хотелось. Решила взять Иришку и съездить в гости к закадычным друзьям Луганским. Володя с Зиной жили в Тахта-Базаре за 40 километров от их комендатуры. И, как правило, Богдановы оста­навливались у них, бывало, что и с ночевкой. В. Луганс­кий тоже служил в пограничных войсках, и дружили они семьями давно.

Тот приезд не мог не запомниться Надежде Николаевне. Все три дня, что они с Ирой пробыли в гостях, хозяева были к ним особенно внимательны и предус­мотрительны. Но в то же время старались как можно чаще уходить из дома: то вызовы на службу, на работу, то - вечерами - за покупками. А Надежду Николаевну никак не покидало какое-то непонятное, щемяще-тревожное чувство.

К исходу третьего дня раздался телефонный звонок. И ее муж, как - будто с трудом произнося слова, ска­зал:

- Здравствуй, Надюша, это я...

...Эта фраза действительно стоила ему неимоверных усилий. Она была первой после двух перенесенных кон­тузий.

Надежда Николаевна немногое помнит сейчас из рассказов о той страшной боевой операции, в которой принимал участие ее муж, но одно забыть не может: по предварительным (неуточненным) данным он был в списке убитых. Луганским уже сообщили в то время об этом страшном случае. А они все не решались по­ставить в известность Надю - просто не знали, как об этом сказать. Или, может, надеялись - а вдруг?..

- Некоторые из наших общих знакомых уже и по­мянуть его за те три дня успели, - тихо говорит Надеж­да Николаевна. - А оно вон как получилось.

Узнала об этом моя героиня много позже. А 17 ок­тября 1981 года она могла осознавать лишь одно: он жив! Позади остались все дурные предчувствия, необъясненная тревога и гадкий сон, запомнившийся на десятилетия. И хотя последствия полученных одна за другой контузий плюс ранение в ногу, с которыми и был доставлен Сергей Николаевич в госпиталь, мог­ли быть весьма серьезны, все это было уже «пережива­емо». Главным оставалась сохраненная ему судьбой жизнь.

Лечение в госпитале растянулось на несколько месяцев. Поездом Надежде Николаевне добираться туда было около суток. Она ездила. Речь у Сергея Николае­вича постепенно восстановилась полностью, раненая нога зажила; После выписки он вышел на службу. Жизнь его семьи на границе продолжалась.

Опять замелькали в послужных списках Богдановых среднеазиатские географические названия: Кара-Кала, Ашхабад. В этот город Сергея Николаевича перевели в 1984 г. Надежда Николаевна переехала к мужу в 85-ом, уже в новую квартиру. Их «ашхабадский» период про­длился до 1993 года. За это время выросла Ирина - окон­чила школу, поступила на математический факультет университета. А 10 июня 1993 г., в день ее свадьбы, Сергею Николаевичу объявили о переводе его к ново­му месту службы - в Воронеж.

И здесь Надежда Николаевна, которая никогда не представляла себя без работы, вне коллектива, не ос­талась не у дел. Приобретя опыт в качестве помощника начальника склада еще в Ашхабаде, работает она сей­час завсекцией склада КЭС на военных складах ЗРУ. И командир части подполковник Б. Зайцев характеризует ее как одного из лучших специалистов.

Дома у Надежды Николаевны тоже все ладно. Жи­вут они теперь большой дружной семьей вместе с до­черью и зятем, которые, что называется, стали про­должателями семейной династии. Оба они нашли себя в пограничной службе. Ирина стала прапорщиком, а ее муж - Евгений Симанов - служит офицером.

А поскольку мнение зятя о теще всегда самое объективное, то узнать его было небезынтересно. В общем и целом оно сводилось к определению «Ми­ровая!» А поскольку готовит в их семье в основном Надежда Николаевна, то Евгений Вячеславович не смог удержаться от похвалы ее кулинарному искус­ству. Тут он отдает предпочтение маминым фирмен­ным тортам, из обеденных блюд больше всего любит приготовленные ею борщ и, конечно же, плов.

А еще подрастает в семье Богдановых-Симановых всеобщая любимица Настенька, которой 20 мая 1999 г. исполнилось пять лет. Бабушка с дедушкой во внучке души не чают.

...Есть такая примета: если здравствующего челове­ка по ошибке сочтут умершим, то жить ему еще дол­гие-долгие годы. Добро, если она - из разряда сбываю­щихся. И когда говоришь о простом женском счастье, то большего, думается, моей нынешней собеседнице и не пожелаешь.

Галина МИНИНА.
Не генеральша - жена генерала

Комлева Наталья Геннадьевна

Антон Павлович Чехов сочинил самый короткий в мире роман. Вот он без сокращений: «Он и она полю­били друг друга, поженились и были несчастливы». У моей визави иначе: он и она полюбили друг друга, поженились и до сих пор счастливы! Хотя многие зна­ют, как непроста бывает жизненная дорога длиной почти в тридцать лет...

Именно таков стаж семейной жизни у супругов Натальи Геннадьевны и Леонида Петровича Комлевых - генерала и генеральши. Признаюсь, не люблю этого слова, его мещанско-завистливого оттенка. Просто -жена генерала. Прошедшая весь нелегкий путь с му­жем, разделившая судьбу. Очаровательная, милейшая женщина. Шьет, готовит, любит петь, прекрасно танцу­ет, обожает оперу и балет. Со вкусом одевается. Играет на фортепьяно. Хозяйка, мать, бабушка. «Бабуля», как ласково называет ее внук Сашенька.

«Мы жили по-соседству,

Встречались просто так.

Любовь проснулась в сердце,

Сама не знаю как...»

- Да, почти так все и вышло,- рассказывает Ната­лья Геннадьевна. - Знакомы мы были с детства, дру­жили семьями. Потом он поступил в военное инже­нерное училище. Я училась в школе (он на три года старше), в музыкальной школе, затем в музучилище.

Прислал как-то письмо моим родителям, а мама говорит: «Ты бы ответила Лене». Я ответила. Переписы­вались три года. А 10 января 1969 в Новокузнецке со­стоялась свадьба.

Закончил училище, служил в Тоцких военных ла­герях. Я была на четвертом курсе музыкального. Полу­чаю телеграмму: «Уезжаю неизвестном направлении». Я, конечно, к нему. Назначение получил в Бикин. Тог­да серьезно обострилась обстановка с Китаем, войска перебрасывались поближе к границе. Поселили нас в комнате приезжих, где за тонкой перегородкой разме­щался дежурный (почти как в фильме «Офицеры»!). Сидела там до прихода мужа со службы, стеснялась выходить. Мне было 19, девчонка совсем.

С трудом удалось снять комнатенку в частном доме - грязь, убожество. Я как села на табуретку посреди комнаты с сумочкой на коленях, так и замерла от от­чаяния. А Леня взял ведро, тряпку, все вымыл, протер. Он вообще никогда не терялся в любых ситуациях.

Командировки были одна за другой. Бывало так: еще не вернулся из одной, а у него уже билет на поезд в следующую. Строил систему, инженерные сооружения. Как-то взял меня с собой. Жили на Уссурийском ост­рове. Дом со множеством незапирающихся дверей, тучи комаров, мошкары. А ночью в освещенное окно би­лись такие огромные мотыльки! Жутко. Я ведь никогда раньше не оставалась дома одна. Сижу, думаю: «Вот сейчас досчитаю до двадцати и свет выключу!». Боя­лась ложиться спать. Когда муж возвращался, я гово­рила, что буду всю ночь бродить по территории, не могу спать. А он мне: «Ты видела ров у заставы? Вот туда всех наших китайцы утаскивают. Не смей выхо­дить!». Напугал, конечно.

Но проходила ночь, наступало утро нового дня. Ве­село пели птицы, засыпали комары. Днем появлялась другая проблема. Честно говоря, я не умела готовить. Теоретически - да, видела, как мама варит мясо, гото­вит бульон для щей. Она оставляла мне все необходи­мые продукты - почищенный картофель, нарезанные капусту, морковь, свеклу, лук, ну и так далее. С под­робным описанием, что и когда закладывать. Разучи­вая гаммы на фортепьяно, я периодически вставала и опускала в кастрюлю то или иное составляющее - со­гласно списку, помечая галочкой нужную строчку. В общем, представляете, какой у меня был опыт. Боясь что-то перепутать, сделать не так, решила: лучше совсем готовить не буду. Муж приходил, что-то чистил, резал и вот уже на сковородке шкворчала и аппетитно пахла картошечка с салом.

Как-то постепенно, ненавязчиво стал приобщать меня к готовке, выписывая рецепты из газет, журна­лов. Увлеклись оба. Так родилась кулинарная тетрадь, которая бережно хранится и сейчас. (Брала в руки, пе­релистывала эту тридцатилетнюю семейную реликвию. Правильнее было бы назвать ее Книгой. В переплете, заполненная каллиграфическим почерком с выделени­ем всех важных моментов: расход продуктов, последо­вательность и т.д. - авт.).

С продуктами тогда очень плохо было - ели одну картошку. Книга с рецептами иногда казалась просто издевательством. Леонид же и сейчас любит готовить, может такое блюдо сотворить - восторг!

С острова Уссурийский вернулись опять в Бикин. Подходило время родов. Сняли комнатку на окраине. Хозяева старенькие, печь надо топить, воды наносить из колодца, а муж постоянно в командировках. При­ходилось все делать самой. Плакала, конечно. Как-то звонила маме с переговорного пункта, а рядом - мо­лодая, хорошо одетая женщина на высоких шпильках. Звонит в Ригу родителям и возмущенно кричит в труб­ку: «Мама! Здесь даже асфальта нет! Ходить невозмож­но!».

Да, как мы жили в тех условиях... Когда любишь, именно это чувство берет верх. Оно помогло нам все преодолеть. Я и дочкам всегда говорю - замуж выхо­дить нужно только по любви. Ведь пока любишь - про­щаешь...

Родила девочку. Она была очень беспокойная, крик­ливая до шести месяцев. Полночи Леня с ней ходит на руках, потом я. Ей было полгодика, когда мы поехали в отпуск к родителям. Год был очень трудным для нас, я, наверное, очень изменилась. Мама сказала мне тог­да: «Днем на тебя смотрю, а ночью плачу. Осталась от тебя только шапка соболиная». Мне эту шапку в каче­стве свадебного подарка преподнесли. Долго ее носила.

Из отпуска возвращались домой, нагруженные про­дуктами. Даже корзину яиц тащили. Они у меня потом покатились по полю аэродрома - ручка одна выскольз­нула. Жаль было. Но разбились не все.

Когда Ирочке было два года, нам дали, наконец, однокомнатную квартиру. Мебели, вещей практически не было. И опять командировки, командировки. Муж стал брать меня с собой. Жили на заставе. Там было получше. Даже фильмы крутили! Вечером Леня прихо­дил, мы ужинали, купали дочку, укладывали ее спать и бежали в кино. Это была такая отдушина. Еще на за­ставу иногда приезжала автолавка, что-то можно было купить, посмотреть.

Мне, наконец, удалось устроиться на работу в дет­ский сад. Работала и в музыкальной школе. Порой по­лучала больше, чем муж. Смогли купить какие-то вещи в дом. Даже телевизор, но он не показывал, так как не построили тогда телевышку. Приобрели стиральную машину - это Леня настоял, очень ему было жаль мои руки...

Говорят: «Бог создал Сочи, а черт - Сковородино и Могочи». Должна сказать, все, что касается дома - это я. Все, что касается служебных перемещений - это он. Всегда принимает решения сам. Так мы уехали в Ско­вородино. Конец декабря. Стужа. Транспорт не ходит. Но зато поселили нас в трехкомнатную квартиру. Ус­пела устроиться на работу в детский сад, но пробыли мы там всего полгода. Муж поступил в инженерную академию имени М. Куйбышева в Москве. Собрала кон­тейнер и поехали в столицу. Там у нас родилась вторая дочка, Оля.

После Москвы - Алма-Ата. Опять командировки, опять ожидание. Болью в душе остался Даманский, а здесь рядом был Афганистан, реальный и зловещий. Тревожные дни и ночи, вздрагивание от звонков. Спа­сала работа. Энергии у меня было очень много. Вела всевозможную общественную деятельность - в детском саду, где работала, в школе, где учились дети. Очень помогали девочки и папа, когда был дома. Нужно что-то написать - пожалуйста! У него прекрасный почерк, пишет любым шрифтом. Нарисовать? Девочки. Сшить? Это я уже сама. Вот и готов задник для сцены в детском саду, весь в березах-листочках-цветочках, красивая надпись, костюмы для персонажей. Общее дело так сближало нас, каждый знал, что от него зависит мно­гое, и никто не хотел подвести. До сих пор в нашей семье непреложный закон - друг за дружку горой! По­том была Камчатка - неповторимый край, удивитель­ная природа. Теперь - Воронеж.

Вырастили дочерей. Старшая замужем, двое детей. Младшая учится в школе милиции, играет в сборной по волейболу. С нами живет внук - Шурик. Непоседа и бабушкин хвостик. Любимое его занятие - собирать и разбирать мясорубку. Игрушки его почти не интересу­ют. Большие друзья с дедом. Нежно любят друг друга.

Папа у нас сторонник активного отдыха, когда выдаются свободные дни. Лес, речка, поле - он не ус­тает удивляться каждому цветку, каждой паутинке. Очень любит собирать грибы, ягоды. На Дальнем Вос­токе ходили за папоротником, черемшой. Для него глав­ное - чтобы мы были все вместе. Порой не хочется, неважно себя чувствуешь, но видишь, как он огорча­ется, и едешь, идешь. Как ниточка за иголочкой. Очень он добрый. Незаносчивый. Независтливый. Вообще в этом человеке так много хорошего, что для плохого просто нет места. Вот только упрямый очень. Может быть, знак его - он Скорпион по Зодиаку - дает такое право, сообщая ему какой-то дар предвидения. Много было в жизни нашей семьи ситуаций, когда находи­лись тому подтверждения. Есть мужчины, а есть муж­чины по большому счету. Вот он такой. За его спиной -надежная защита, спокойствие...

Легко ли быть женой генерала? Для этого нужно пройти весь нелегкий путь жены лейтенанта. Пройти и сохранить все лучшее в себе. Нелегко быть вообще же­ной, особенно хорошей. Как и непросто быть мамой и папой. Тем ценнее слова младшей дочери Комлевых, Оли: «Мне никогда не было стыдно за своих родите­лей!». Это ли не лучшая благодарность?

Светлана САВЕНКО.
С любимыми не расставайтесь...

Кожемякина Людмила Афанасьевна

БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА Кожемякина Людмила Афанасьевна. Родилась в г. Норильске, проживала с семьей в г. Прокопьевске (Ке­меровская область).

По окончании медучилища работала по распределе­нию в г. Хабаровске, где в 1980 г. вышла замуж за офи­цера-пограничника И. Кожемякина.

С 1981 по 1983 гг. жила и работала на территории Хорогского погранотряда Среднеазиатского пограничного округа.

1983-1984 гг. - Термезский погранотряд.

1984-1986 гг. - Панфилов (Казахстан).

1986-1997 гг. - Душанбе (Таджикистан).