Будьте самоучками, не ждите, пока вас научит жизнь.
Станислав Ежи Лец
«ВЕЧЕРКА» ПОМОГЛА
Обычно мы с отцом покупали газету «Вечерняя Москва» в киоске на Елоховской площади. Где — то в середине сентября 1946 года мы купили газету и на четвертой странице прочли объявление о наборе в студию клоунады при Московском ордена Ленина государственном цирке на Цветном бульваре. Возникла идея: а что, если попробовать? На семейном совете долго обсуждали: стоит или не стоит поступать в студию?
Мама склонялась к театру, считая, что рано или поздно, но мне повезет.
— Все — таки театр благороднее, — говорила она.
Отец придерживался другого мнения.
— Пусть Юра рискнет, — настаивал он. — В цирке экспериментировать можно. Работы — непочатый край. Если он найдет себя — выдвинется. А в театре? Там слишком много традиций, все известно, полная зависимость от режиссера. В цирке многое определяет сам артист.
И я решил поступать в студию цирка.
Документы принимали в маленькой комнате (теперь там одна из секций гардероба для зрителей). Невысокий мужчина с копной рыжих волос регистрировал заявления и анкеты, проверяя правильность их заполнения.
Он выполнял роль секретаря приемной комиссии и показался мне тогда представительным. Потом выяснилось, что он тоже из поступающих — Виктор Володин.
Мастерскую клоунов набирал режиссер цирка Александр Александрович Федорович. В 20 — е годы он, как и отец, руководил художественной самодеятельностью на одном из предприятий столицы, и они раньше нередко встречались по работе.
Первый тур, на который допускались все, проходил в крошечной комнате красного уголка. Вызывали по одному человеку. Я долго ждал и наконец предстал перед комиссией, сидящей за столом, покрытым красной скатертью. Прочел Пушкина. Хотел читать басню, но тут подзывает меня Федорович (он был в заграничной кожаной куртке на «молниях») и спрашивает:
— Скажите, пожалуйста, вы не сын ли Владимира Андреевича Никулина?
— Сын.
— Что вы говорите? — удивился он. — И что же, решили пойти в цирк?
Мне показалось, что в вопросе прозвучало какое — то сожаление.
— Да, — говорю, — люблю цирк. Хочу стать клоуном.
— Ну что ж, очень рад. Очень рад. Так мы вас прямо на третий тур допустим. Привет папе передавайте.
Привет я передал, а сам нервничал: конкурс — то большой. Во — первых, поступали многие из тех, кто не прошел в театральные институты и студии, во — вторых, допускали к экзаменам с семилетним образованием, что увеличило число желающих стать клоунами, в — третьих, цирк рядом с Центральным рынком, и некоторые его завсегдатаи и приезжие тоже почему — то, то ли из баловства, то ли серьезно, решили испытать счастье.
Одному из них я понравился.
— Если не примут, — говорил он, — ты приходи ко мне. Мы семечками торговать будем. С мячиком.
— Как с мячиком? — удивился я.
— Очень просто, — объяснил он — Пойдем к поезду и купим мешок семечек за тысячу рублей. Потом найдем старуху и предложим ей по 60 копеек за стакан, если оптом возьмет. Старуха, конечно, согласится, потому что сама будет продавать семечки по рублю. Первые два — три стакана мы ей насыплем полностью, а потом я незаметно теннисный мячик (я его в рукав спрячу) в стакан подложу и буду дальше отмерять… Лапища у меня огромная, мячика никто не увидит. Полное впечатление, что стакан наполняется доверху. Ты в это время начнешь ей что — нибудь заливать.
Наступил день третьего тура. Поцеловав на счастье нашу собачку Мальку, я, страшно нервный и невыспавшийся, в шинели и сапогах, пошел в цирк.
КАНДИДАТЫ В КАРАНДАШИ
Пожарник держит экзамен в музыкальную школу. Его спрашивают:
— Какая разница между скрипкой и контрабасом?
Пожарник, подумав:
— Контрабас дольше горит.
(Из услышанных анекдотов)
Экзамен проходил на ярко освещенном манеже. В зале собралось довольно много народу: сотрудники Главного управления цирков, работающие в программе артисты, униформисты, уборщицы, знакомые и друзья поступающих (моих знакомых в зале не было).
Комиссия занимала первый ряд, в центре сидел в своей кожаной куртке А. Федорович. Рядом с ним — художественный руководитель цирка Ю. Юрский. В комиссию также входили известный жонглер В. Жанто, режиссер Б. Шахет, инспектор манежа А. Буше, директор цирка Н. Байкалов и другие.
Первым экзаменовался мужчина лет тридцати, довольно пьяный — для храбрости, что ли, выпил? Он не придумал ничего лучшего, как встать на стул и запеть гнусавым голосом:
Кашка манная, ночь туманная,
Приходи ко мне, моя желанная…
Пел противно, но смешно. Не по исполнению, а просто оттого, что вышел дурачок, да еще пьяный, и голос у него гнусавый… Многие смеялись. Но нас, тех, кто держал экзамен, бил колотун.
Ожидая своей очереди, волнуясь, я наблюдал за сдающими экзамен. Вот полный, комичный на вид, обаятельный Виктор Паршин. Как и все, он сначала прочел стихи и басню, а потом ему дали задание: будто бы идет он за кулисы и там встречает только что вышедшего из клетки тигра Как нужно реагировать? Виктор Паршин. спокойно посвистывая, пошел за кулисы, и выбежал оттуда с диким криком, опрокидывая стулья, и через весь манеж пронесся к выходу. По — моему, сделал он это просто здорово.
Запомнился мне Анатолий Барашкин, которого попросили сделать этюд: заправить воображаемый примус керосином и разжечь его. Это он выполнил классически!
Высокий худощавый Георгий Лебедев поразил всю комиссию великолепным чтением стихов Владимира Маяковского.
Экзаменовались Илья Полубаров и Виктор Смирнов. Раньше они занимались в цирковом училище. Оба прекрасно жонглировали, владели акробатикой и нам казались сверхталантливыми и сверхумелыми. Они легко делали флик — фляки, каскады, разговаривали между собой, употребляя цирковую терминологию: «оберман», «унтер — ман», «шпрех»… Их, конечно, приняли.
Своей артистической внешностью среди всех выделялся Юрий Котов, приехавший из Орла. Он довольно успешно прочитал стихи Сергея Михалкова: «Я приехал на Кавказ, сел на лошадь первый раз…»
Экзаменовался и самый юный из нас — Николай Станиславский. По поводу его фамилии многие иронизировали, говоря: «Вот и Станиславский в цирк пришел».
Смотрел я на всех и думал: «Куда мне с ними тягаться?»
Пришла моя очередь выходить на манеж. Прочел стихи, басню, дали мне этюд: будто потерял я на манеже ключ от квартиры и ищу его. Придумал не самое оригинальное. Сделал вид, что долго ключ ищу, а всюду темно. Зажигал настоящие спички (мне казалось, если зажигать спички на ярко освещенном манеже, то будет смешно), но никто находку не оценил.
И вот наконец кидаюсь на ковер и что — то поднимаю, увы, это оказался не ключ, а плевок. Руку вытер о себя брезгливо. В зале засмеялись.
Потом экзаменовались и другие. Среди них Борис Романов. Своей общительностью, чувством юмора, а также тем, что он пришел на экзамен, как и я, в солдатской шинели (а у меня еще долго после войны ко всем, кто носил солдатскую шинель, оставалось отношение доброе), он привлек мое внимание, и мы познакомились. Для начала он рассказал мне анекдот:
На экзамене профессор спрашивает нерадивого студента:
— Вы знаете, что такое экзамен?
— Экзамен — это беседа двух умных людей, — отвечает студент.
— А если один из них идиот? — интересуется профессор.
Студент спокойно говорит:
— Тогда второй не получит стипендии.
От Бориса я узнал, что он воспитывался в детдоме, его учебу в театральном техническом училище (он собирался стать гримером) прервала война. Конечно, тогда я и не предполагал, что мы станем друзьями и мало того — партнерами, что Бориса примут у нас дома, полюбят и он будет завсегдатаем наших вечеров в Токмаковом переулке.
В три часа дня закончился последний тур, а в шесть часов вечера вышел какой — то человек со списком и буднично, в алфавитном порядке зачитал фамилии всех принятых. Среди них произнес и мою. Всего в студию зачислили восемнадцать человек, а пятерых взяли кандидатами.
Я сразу позвонил домой.
— Папа, меня приняли.
— Ну и хорошо. Приезжай скорее!
Приехал домой и подробно все рассказал. А в восемь вечера в Камерном театре (потом он назывался Театром имени Пушкина) проходил последний тур конкурса, на который меня тоже допустили. И я решил поехать.
И надо же! И здесь после конкурса мне сообщили, что меня приняли в студию.
Бывает же так: то всюду отказ, а тут в один день две удачи.
Вернулся домой поздно, и долго с отцом и матерью обсужали минувший день.
Куда идти: в студию Камерного театра или в студию цирка?
Отец вновь повторил свои доводы о том, что в цирке легче и быстрее можно проявить себя, найти новые интересные формы клоунады, и я решил идти в цирк.
Достарыңызбен бөлісу: |