Комендантский час Пьеса Действующие лица: Первый Второй



бет2/3
Дата25.07.2016
өлшемі267.5 Kb.
#220613
1   2   3

Тринадцатая сцена.
Мужик (Второму): А вас вообще-то не звали.
Второй: Вас, кстати, тоже.
Мужик: Впрочем, ладно, оставайтесь.
Первый: А может, вы без меня обойдетесь?
Мужик из ящика: Первый, мне нужны именно вы, потому что я хочу предложить вам свободу. Вы ведь хотите покинуть это цокольное помещение? Хотя давайте признаемся, это самый настоящий подвал.
Первый: Да какой же это подвал?
Второй: Кровавая провокация кровавого режима. Налицо попытка спровоцировать одного из самых активных противников режима…
Первый (Второму): Не называйте меня так!
Второй: …на акцию гражданского неповиновения, его хотят вывести на улицу и бросить под пули вооруженной охраны.
Мужик из ящика: О, вечный оппозиционер приревновал Первого. Второй считает, что только он может спровоцировать человека на акцию протеста.
Второй: Я делаю это ради свободы всех, в том числе этого человека. Первый, не разговаривайте с ним.
Первый: Пожалуйста, отстаньте от меня. Оба. Я ведь все делаю, как вы говорите: жру вашу резиновую баланду, но улыбаюсь, принимаю участие в акциях протеста, но помимо своей воли. Хотите, пойду на улицу, как вы говорите. (Направляется к выходу).

Второй: Стойте, он вас убьет!


Первый: Да пускай! Умру свободным.
Мужик из ящика: Никогда ты не умрешь свободным, болван. Нет там никакого охранника, это просто сапоги старые, они висят на веревочке и качаются. Отчего кажется, что солдат двигается.
Мужик из ящика дотягивается до старых сапог, которые вытягивает из окна, бросает их на пол.
Вот. Просто вас Второй пугал много-много лет. И никто вас убивать не собирается.
Первый: Ну, раз не убьют, тогда никуда не пойду.
Второй (Мужику из ящика): Ну, спасибо. Мы, между прочим, с вами так не поступали.
Мужик из ящика: В смысле?
Второй: Не развеивали мифы.
Мужик из ящика: Да вы вообще непонятно, чем занимались. Поэтому ты теперь здесь, а я – там.
Второй: Мы отстаивали права человека!
Мужик из ящика: Это правда. Только людьми далеко не всех людей считали.
Второй: Мы дали свободу каждому, и кто виноват, что некоторые бараны стали убивать друг друга.
Мужик из ящика: А тех, кто по случайности остался в живых, добили вы.
Второй: Лжете! Лжете! Лжете! Мы стреляли только в специально отведенных местах, и все граждане были предупреждены о том, что там появляться опасно.
Мужик: Ладно, Второй, не надо тут сейчас пропаганды. Я не с вами разговариваю, а с Первым.
Первый: А это очень надо?
Мужик из ящика: Надо, надо. Послушайте, Первый, я предлагаю вам свободу. Прямо сейчас мы выйдем с вами отсюда, и вы попадете домой.
Второй: Провокация!
Мужик из ящика: Второй, помолчите. Ну, что, Первый? Вы ведь хотите на свободу?
Первый: А надо хотеть?
Мужик из ящика: Надо, надо. Нельзя быть такой соплей, как вы. Понимаете.
Первый: С трудом.
Второй: Вынужден признать: Мужик из ящика в чем-то прав.
Мужик из ящика: Второй, молчите, он мой.
Второй: Как так - ваш?
Мужик из ящика: Первый, сколько лет вы уже находитесь в этом подвале?
Первый: Лет так пятнадцать-двадцать, двадцать пять…
Мужик из ящика: Неужели?
Второй: Вот именно. Больше пятнадцати лет, то есть когда он сел, у власти был еще я. Поэтому вы не имеете право приватизировать человека. Я его приватизировал до вас.
Мужик из ящика: Надо же, ладно. Но я все равно его у вас заберу.
Второй (Мужику): Это рейдерская атака! Вы нарушаете права человека.
Мужик: В смысле?
Второй: Вы отбираете у меня Первого - он мой.
Первый: Вы хотя бы понимаете, насколько это все бредово звучит?!?
Мужик: Конечно, понимаю. Время Второго прошло много лет назад, а он пытается наложить на вас лапу. Бред высшей степени.
Второй: Абсурд в том, что вы пришли и нарушили привычный уклад этого подвала. Зачем вы здесь?
Мужик: Я пришел его забрать. Первый, уходим.
Первый: Нет, я никуда не пойду.
Второй: Вот видите, он выбирает меня.
Мужик: Он просто вами запуган. Вы ему сказали, что я поведу его на бойню.
Второй: А разве не так?
Мужик: Не так. Послушайте, Первый, мы уходим.
Первый: Нет.
Мужик: Вас там ждут.
Первый: Нет.
Мужик: Хорошо, поговорим немного иначе. (Пауза). Вы помните свой последний день на свободе.
Первый: Нет. Нет никакой свободы. И не было.
Мужик: Да неужели. Вы провели весь день на работе. Вы ведь офисный трудоголик.
Первый: Да, я всегда много и честно работал.
Мужик: А почему вы всегда много и честно работали?
Второй: А потому, что вы поставили людей в такие условия, что они должны с утра до вечера гнуть спину в своих офисах, на полях, на фабриках. Иначе они не выживут.
Мужик: Второй, опомнитесь! Когда он гнул спину с утра до вечера в офисе, у власти были еще вы.
Второй: Ах, да, немного ошибся. Но вы тоже ничего не сделали для улучшения жизни своих граждан.
Мужик. Сейчас это не имеет значения. Первый, вспомните, от чего вы проснулись в тот день.
Первый: Я тогда не засыпал вообще.
Мужик: А почему? Хорошая ведь осенняя ночь была, капал дождик – самое время сладко поспать.
Первый (вспоминая): Он так громко хлюпал…
Второй: Кто?
Первый: Тот, кто ездил на этой тележке.
Мужик: Ну, и кто это был?
Первый: На тележке?
Мужик: Это был ваш отец.
Первый: Не понимаю, о чем это вы.
Мужик (громко): Повторяю, у вас есть отец-инвалид. Он ездит на тележке, потому что не может ходить. Вы много лет ухаживали за ним, а потом сбежали сюда. Вспомнили?
Пауза.
Первый: Да! Да! Все так и есть, но вам-то какое до этого дело? Что я нарушил с точки зрения ваших законов?
Мужик: Абсолютно ничего, но зачем же осуждать режим?
Первый: Да я никогда его не осуждал.
Мужик: Зато дали повод это сделать разным политическим проходимцам (передразнивая Второго): «А что мы скажем бедняге Первому?»
Первый: Да, я сбежал. Я помню тот последний день на свободе. Я был весь день на работе и возвращался домой.
Мужик: К своему любимому папе, прикованному к тележке, слепому и немощному.
Первый: Именно так.
Второй (Мужику): Не травмируйте человека!
Мужик: Не бойтесь, и вам немного достанется, он еще достаточно крепкий. Первый, так что там с последним днем?
Первый: Я всегда мыл его, кормил, выносил судно. Вся моя зарплата уходила на его лекарства.
Мужик: Да уж, при этих (показывает на Второго) недешево лечение обходилось.
Второй: Мы хоть народу жить давали.
Мужик: И это жизнь?
Первый: Да, это не было жизнью. Он так хлюпал во сне, так стонал и постоянно требовал меня к себе. Это было невыносимо. Я не мог привести домой женщину, не мог пойти на свидание, в компании остаться тоже не мог. Целые годы прошли в полной заботе о нем. Дни шли и шли, а он…
Мужик: … А он все не умирал.
Первый: В тот день я, как обычно, возвращался домой. Я накупил лекарств и продуктов. И уже подходил к своему подъезду, уже видел окна своего дома и уже представил, как увижу своего отца, как у меня потемнело в глазах. А вскоре я обнаружил себя в этом подвале.
Второй: Так все-таки в подвале!
Первый: Я стоял здесь с лекарствами в руках. Соседи говорят, что я простоял так несколько дней. Только я ничего не помню. А потом стал приходить в себя, потому что начал слышать, что меня кто-то зовет сверху.
Мужик: Кто бы это мог быть? Ладно. Словом, вы сбежали в это… цокольное помещение от своих проблем.
Первый: Наверное, так.
Второй: Ну, и прекрасно. Это значит, что мой режим не был виноват в том, что вы оказались здесь.
Первый: Выходит, так. Отец… Он еще жив?
Мужик: А вот это я предлагаю вам узнать самому. Идемте?
Первый: Не знаю. Наверное, нет.
Мужик: А-а, я знаю, вы панически боитесь, что ваш горячо любимый, ваш больной папа, которому требуется помощь, все еще жив.
Второй: Мужик, молчи!

Мужик: Нет-нет. Вы хотите, чтобы он все-таки оказался живым. И чтобы вы пришли к нему, а он сказал бы: «Дорогой, я знаю, ты допустил эту досадную слабость. Но ты вернулся, и я тебя прощаю, любимый сын». Он бы сказал это медленно и прочувствованно, после чего бы сразу – Ы!


Второй: Режим ответит за моральное насилие над своими гражданами!
Мужик: Так что скажете, Первый? Хотите узнать, как там ваш отец? Тогда идем.
Первый: Он давно уже ничего не говорил.
Мужик: Ладно, я не тороплю. Подумайте над моим предложением. А пока я должен кое-что сказать другим обитателям этого цоколя.
Мужик подходит к туалету.
Мужик: Третий, Четвертая, на выход.
Из туалета выходят Третий и Четвертая.
Четырнадцатая сцена
Мужик: А вы, Первый и Второй, займите их место.
Второй (Третьем и Четвертой): Если что, зовите на помощь. Мы вас в обиде не оставим.
Первый и Второй уходят.
Четвертая (Третьему): Чувствую себя, как на допросе.
Третий (Четвертой): Все хорошо.
Мужик: Знаете, я по-хорошему завидую вам. Это прекрасно, когда в таких сложных условиях между людьми остается любовь. Я наблюдал за вами, за тем, как зарождались ваши чувства, как они развивались.
Третий: Через видеокамеру в туалете?
Мужик: Да что вы все прицепились к этой камере. Она давно не работает, да и что там можно было разглядеть.
Третий: Это называется вуаеризм. Когда человек не способен создавать свою любовь, он занимается подглядыванием. И это заменяет ему его чувства.
Мужик: Знаете, как-то не думал об этом именно в таком ключе. Вуае… как вы говорите?
Третий: Вуаеризм – подглядывание.
Мужик: Надо же, как вы меня разложили по Фрейду. Наверное, так оно и есть, да, я подглядывал за вами, потому что у меня нет такой любви. Спасибо, что помогли сделать мне такое открытие.
Четвертая: На здоровье.
Мужик: Но знаете, вы не совсем правы. Дело в том, что я не просто пассивно подсматривал за вами. Я активно участвовал в вашей жизни.
Третий: Конечно. Кто еще так активно лишал нас свободы.
Мужик: Да? А мне показалось, вам нравится ваша несвобода.
Четвертая: Нравится? Он издевается. Пойдем отсюда, любимый.
Собираются уходить.
Мужик: Вот это правильно. Там, за поворотом, между двумя трубами, лежит то, что я вам каждый день подсыпаю.
Пауза.
Кучка белого порошка. Ваша доза и сейчас там. Да, девушка, прошу простить: вчера, когда вы бросались на телевизор, обвиняя режим, я не положил вашу порцию туда. Но сейчас она снова там. Идите и нюхайте. Уйдите от меня прямо сейчас, чтобы я знал, что цель вашего либератарного пафоса, прости Господи, сводится лишь к тому, чтобы сделать легальными наркотики.
Пауза.
Третий: Браво! Вас не обвинишь в том, что вы не знаете человеческую природу. Действительно, однажды обнаружив этот порошок, мы подсели на него.
Мужик: Я заметил.
Третий: Но если вы так знаете природу человека, то должны знать, как тяжело проживать день за днем в этом подвале. И наше пристрастие – всего лишь обезболивающий укол в этом мире. Много ли людей нас осудят, узнав, что мы употребляем наркотики, которые нам подсыпает этот человек. Пойдем, облегчим себе и этот день.
Мужик: Идите, никто вас не осудит. Тем более что это совсем не наркотик, а обычный стиральный порошок. Его нюхать можно сколько угодно.
Четвертая: Стиральный порошок? Он сделал нас наркоманами, еще издевается над нами.
Мужик: Никакого издевательства. Вы просто подсели на пустышку. Сила самовнушения, эффект плацебо.
Третий: Прекратите, вы, всесильный Мужик из телевизора. От стирального порошка нет таких картинок, которые мы видим каждый раз…
Мужик: Галлюцинаций. Да, у нормального человека они не появятся от стирального порошка. Но вы нас уникумы, господа. Каждый раз смотрю на вас и плачу. (Смеется).
Четвертая: Он издевается и блефует. Вот отсыпьте нам порошка из пачки, мы его понюхаем и увидите, что он нас не возьмет.
Мужик: Ну, теперь точно не возьмет. Я ведь вам все рассказал.
Третий: Еще одно преступление режима – он отобрал у несчастных людей иллюзии.
Мужик: Точно. Сначала подсадить на кокаин, а потом сказать, что это не кокаин.
Третий: Я знал, что это не кокаин…
Четвертая: Любимый?
Третий: Да, знал. Но, чтобы выжить, убедил себя и ее в этом. Прости меня, дорогая, нам нужна была эта маленькая радость в этом мраке.
Четвертая: Все хорошо, любимый.
Мужик: Ну, вот и разобрались. Это вы были зависимы, а чудовищный режим тут ни при чем.
Третий: Он чудовищный не потому, что нам что-то подсыпал, а потому, что закрыл нас здесь, в этом подвале.
Мужик: Вот об этом и речь. Предлагаю вам свободу. Покиньте это помещение прямо сейчас, выходите наружу.
Третий: Провокация.
Мужик: Конечно, провокация. Шаг к свободе - всегда провокация.
Четвертая: Но что нас ждет там, наверху.
Мужик: Не знаю. Но стирального порошка там – море. Вы можете нюхать его, сколько захотите. Ладно, вы подумайте над моим предложением. Закиньтесь порошочком, все взвесьте и решите.
Пятнадцатая сцена.
Мужик и Пятый. Звучит огранная музыка, Мужик стоит на коленях, склонив голову. Сверху над ним Пятый накрывает его материей, похожей на епитрахилью, и держит книгу.
Мужик: Как часто нарушаю законы человеческие и высшие? Да каждую секунду. Все лишаю людей свободы, лишаю. Но, с другой стороны, что я еще могу. Вот вы думаете, я сплю и вижу, что бы еще сделать плохого для своего народа?
Пятый: Они именно так и воспринимают.
Мужик: Конечно. Но у вас-то, Пятый, не девичья память, уж вы-то не забудете, что я пришел на смену тем лихим годам с их преступностью и беспределом. Сейчас это говорить не модно, но тогда каждый мечтал о крепкой руке. А что она у меня, крепкая? (Жмет руку Пятому). Нет. Я ведь только проводник этого порядка.
Пятый: Может быть.
Мужик: А сейчас вы все сидите в этом подвале, в тепле, с гостовской кашей, а некоторые и со стиральным порошком в ноздрях. Вы сидите, мечтаете о свободе и ненавидите меня. Но если хотите знать, я уже раз десять отменял комендантский час.
Пятый: В смысле?
Мужик: В прямом. Вот объявлю по ящику об отмене и вижу, как радостные люди бросились друг к другу обниматься. А потом гляну в окно, а там все серо, только зомбаки по улицам ходят. И комендантский час снова продлен на неопределенное время! Что за время-то такое, что мы его определить не можем?
Пятый: Память у меня не девичья, но я что-то не припомню ни одной отмены.
Мужик: Конечно. В вас всех механизм вмонтирован, который не позволяет воспринимать такие вещи. Феноменальное свойство - слышать только то, что вмещается в цокольном мышление. Каждый раз через минуту после объявления об отмене люди все забывают. Ровно через минуту.
Пятый: Надо же. А здесь вы зачем?
Мужик: Мучительно мне там без думающих людей. Вот и спустился я сюда. Спустился за любовью, как это ни поэтично звучит. Хочу ходить среди вас, всматриваться в лица. Не как мужик из ящика, а как простой человек.
Пятый: Так пожалуйста.
Всматриваются друг другу в глаза.
Мужик: Короче, Пятый, там, наверху, мне не хватает такого деятеля, как вы.
Пятый: Я тронут.
Мужик: Вы свободны. Для вас комендантский час отменен.
Пятый: Если вы хоть раз почувствуете внутреннюю свободу, то уже никогда не забудете ее вкус.
Пятый смотрит перед собой стеклянными глазами.
Мужик: Потерял! Пятый, вы меня слышите?
Пятый: Слышу, слышу.
Мужик: Пятый, куда вы улетаете? Пятый, вы свободны!
Пятый: Если вы хоть раз почувствуете внутреннюю свободу, то уже никогда не забудете ее вкус.
Мужик: Пятый, вы меня слышите? Я предлагаю вам свободу.
Пятый: Если вы хоть раз почувствуете внутреннюю свободу, то уже…
Мужик: Вот дятел! (Пауза). Ладно, скажу по-другому. Пятый, я назначу вас духовным лидером нации.
Пауза. Пятый приходит в себя.
Пятый: А разве я стану от этого духовным лидером нации?
Мужик: Попустило.
Пятый: Что попустило?
Мужик: Да ничего. Духовным лидером? Станете, как миленький. Сначала назначим, а потом и станете. Но нам главное, чтобы вы людей за собой повели.
Пятый: Куда?
Мужик: Туда. Из подвала на волю.
Пятый: Зачем вам это все надо?
Мужик: Открою вам тайну, только вам: там уже почти никого не осталось.
Пятый: Как, вообще?
Мужик: Во всяком случае, нормальных. Вчера последние скрылись. Ищи теперь их по всему подвалу.
Пятый: А кто тогда нормальные?
Мужик: Наверное, те, кто не может жить там, где я.
Пятый: А как оно тогда все там работает?
Мужик: Работает еще как-то, не знаю. Но, боюсь, что может рухнуть. Менять что-то надо, за волосы себя вытаскивать вместе с подвалом, иначе – гаплык. Пятый, выходите в свет, ведите людей. Я обеспечу вас всем необходимым.
Пятый: Но куда я без всего этого. Я здесь больше нужен. Люди слушают меня, ждут каждой новой главы моей книги. Она называется «Узы свободы».
Мужик: Знаю. Вы завладели рукописью другого человека, и теперь выдаете ее за свою. Вас это не смущает?
Пятый: Нет, что вы. Все мысли из этой книги пришли одновременно и в мою голову. А кто их первый записал, - это неважно.
Мужик: Не сомневался, что ответ будет примерно таким. А вы не догадываетесь, кто настоящий автор этой книги, которую вы нашли возле кашепровода?
Пятый: Да неужели?
Мужик: А вот.
Пятый: Хотите, чтобы я вам за авторское право заплатил?
Мужик: В некотором смысле. Словом, мое предложение остается в силе. Вы выводите людей. А я вас делаю духовным лидером целой нации и оставляю автором бестеллера «Узы свободы», который мы публикуем под вашим именем – Пятый.
Пятый: А если обманите?
Мужик: Может, и обману. Я еще не решил.
Пятый: А если я откажусь?
Мужик: То продолжите питаться объедками с барского стола. Но если согласитесь, шанс у вас есть.
Пятый: Хорошо, я подумаю. Сколько у меня времени?
Мужик: Минут пятнадцать.
Пятнадцатая сцена
Мужик и Шестая.
Мужик: Сколько тебе лет, девочка?
Шестая: Восемнадцать.
Мужик: Совершеннолетняя. Пить-курить уже можно. На свободу-то хочешь?
Шестая: Не знаю.
Мужик: Почему?
Шестая: Я здесь родилась. Там никогда не была.
Мужик: То-то у тебя кожа такая бледная. Боишься?
Шестая: Боюсь. Там солнце. Сгореть боюсь или ослепнуть.
Мужик: Да брось. Откуда у тебя такие страхи?
Шестая: Мама говорила. Она постоянно боялась солнца, а потом умерла.
Мужик: А откуда у нее это?
Шестая: Ей с мужчинами в жизни не везло.
Мужик: Тогда понятно, почему она боялась солнца. А у тебя как с мужчинами? Должно быть хорошо, правда? Эта бледная кожа – она тебе так идет. Я давно тобой любуюсь.
Шестая: Ваше право. Но я…
Мужик: Любишь Второго. Хороший выбор. В подвале. Но если не ограничиваться только подвалом, а посмотреть на все шире, а?
Мужик подходит к Шестой.
Мужик: Давно хочу воспользоваться твоим совершеннолетием. Уже лет пять.
Мужик начинает обнимать Шестую. Она отстраняется.
Шестая: Боюсь, вы не альфа-самец моего романа.
Мужик: Боюсь, это будет не роман, а обычное изнасилование.
Мужик хватает Шестую, она отбивается, кусает.
Шестая: Пусти, дрянь из телевизора!
Мужик: Сопротивляйся, моя плохая девочка! Я это люблю!
Шестая: Я буду кричать!
Мужик: Давай-давай!
Шестая кричит: Помогите! Насилуют!
Все остальные сбегается на крики. Первый с вилами, Пятый с топором. Третий с дубинкой. Все полны решимости расправиться с насильником.
Третий: Сколько можно издеваться над нами!
Первый: Это есть наш последний и решительный бой! Эх, была не была, в атаку!
Народ едва не бросается на мужика, как раздается громкий звук – кто-то стучит ложкой о миску. Все, кроме Второго, бросают свое оружие и с криками «Обед!» убегают. Остаются Мужик, Второй и Шестая.
Мужик: Гостовская кашка борозды не испортит. Можно так сказать?
Второй: Можно. Вам все можно.
Мужик: Да нет, глупо звучит, честно говоря.
Второй (Шестой): Сходи, поешь.
Шестая: Не хочу. Пойдем, Второй. Я не могу с ним находиться в одном пространстве.
Второй: Иди, мы поговорим, как мужчина с мужчиной.
Шестая уходит.
Мужик (Второй): Надеюсь, девочка, ты так же сильно будешь сопротивляться на свободе.
Семнадцатая сцена
Мужик: Вот знаешь, всегда хочется глупость какую-нибудь говорить. Да и вообще совершать такие поступки, от которых хоть стой, хоть падай.
Второй: Поэтому и решил изнасиловать Шестую?
Мужик: Скорее, хотел проверить, насколько она тебя любит.
Второй: Любит. В том-то и дело.
Мужик: Парадокс. Такая красивая девушка любит такого оболтуса, как ты.
Второй: Вот это правильно. Давайте теперь меня оскорблять.
Мужик: Ну, ты же постоянно оскорбляешь режим.
Второй: Лично вас я никогда не оскорблял.
Мужик: Еще раз повтори.
Второй: Ну, ладно-ладно. Что касается карикатур на вас, на вашу маму и вашу собаку, что касается изображений вас в гробу, так это все ради свободы народа.
Мужик: Ладно, Бог с ними, с оскорблениями и с народом. Что будет, как думаешь?
Второй: В смысле?
Мужик: В смысле, дальше ведь так не может продолжаться. Отменю я комендантский час.
Второй: Что значит «отменю»?
Мужик: Вот так, возьму и отменю.
Второй: Вы не имеете права! Это не вы его ввели.
Мужик: Так и что? Я давно хотел это сделать и сделаю.
Второй: Не смейте!
Мужик: А что тогда будет?
Второй: Я подниму народ против вас!
Мужик: За введение комендантского часа?
Второй: Ну…
Мужик: Понимаю, боитесь, что останетесь не у дел. Как же, вам, чтобы существовать, нужен враг, и я идеально подхожу для этой роли.
Второй: Нет, просто…
Мужик: Просто, если об отмене комендантского часа заявлю я, то вы не сможете никому доказать, что это ваша работа.
Второй: Так не делается. Ваша отмена… она будет… нелегитимной.
Мужик: Да кому какая разница. Знаете, что, Второй, я предлагаю вам после моего заявления об отмене выйти и стать главным лидером оппозиции. Будете сколько угодно выступать против меня, только там, наверху.
Второй: Но мой народ здесь!
Мужик: А будет там. Вы выйдете, но своим сторонникам скажете, что это никакая не свобода, а еще большее закручивание гаек. И продолжите делать все, что делали раньше. Только под нашим присмотром.
Второй: Понятно. Режим теряет контроль над подземельем, поэтому придумывает способы вернуть себе людей (Пауза). Хорошо, если я сделаю это, но в чем подвох?
Мужик: Ни в чем. Соглашайтесь. Тем более что после объявления свободы все ломануться из подвала, здесь никого не останется. И вам некого будет поднимать на борьбу с режимом.
Второй: Блефуете! Вы никогда не отмените комендантский час. Никогда! Это блеф.
Мужик: А вот увидишь.
Восемнадцатая сцена
Второй и Шестая.
Шестая: Правда думаешь, что его никогда не отменят?
Второй: Ты все слышала?
Шестая: Я была здесь, боялась, что он с тобой что-то сделает.
Второй: Что сделает? То же, что с тобой – попытается изнасиловать?
Шестая: Он всех нас давно изнасиловал.
Второй: Вот поэтому я положил всю жизнь на борьбу с комендантским часом.
Шестая: Ты боишься, что его отменят?
Второй: Да, я боюсь, что они его отменят по собственной воле, а не по воле народа. Я тебе уже об этом говорил: моя цель – сделать людей свободными, а не просто отменить комендантский час.
Шестая: Ты их не сделаешь свободней. Давай убежим отсюда.
Второй: Так, моя дорогая девочка, я попрошу тебя больше не вмешиваться в дела взрослых дядь.
Шестая: Хорошо.
Мужик один.
Мужик: Что значит, не отменю? Еще как отменю. Я специально спустился сюда, перестав быть Мужиком из телевизора. Стал живым и говорил с ними на самые больные темы, врезался каждому в память. Этому об отце-инвалиде сказал, другого в плагиате обвинил, тех разоблачил, сказав, что они не наркоманы, того за власть заставил бороться. Девочку, конечно, надо было изнасиловать. Но ничего, и так меня запомнит. Вы все меня запомните и выползите отсюда на свет Божий.

Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет