Красных В. В. К78 «Свой» среди «чужих»: миф или реальность?
жүктеу/скачать 4.03 Mb. Pdf көрінісі
|
| представлениях
древних или средневековых ученых. В данном случае критерием разграничения является «объективность», «адекватность» первых и отсутствие данных качеств у вторых. Что касается различий между индивидуальными и кол- лективными представлениями, то совершенно очевидно, что они далеко не все- гда совпадают. Так, мы можем не соглашаться с «общепризнанной» и/или «офи- циальной» оценкой того или иного произведения, того или иного события, того или иного персонажа. Вспомним в связи с этим, например, ситуацию, имевшую место в советские годы, когда официальная оценка была единственно разрешен- ной, но при этом, пожалуй, далеко не всегда являлась «общепризнанным» кол- лективным представлением (в нашем понимании), но она была хорошо известна и являлась безусловно коллективным достоянием. Так, столь неоднозначные пер- сонажи советской истории, как Павлик Морозов и Павка Корчагин, как пока- зывают результаты анкетирования, получают диаметрально противоположные оценки информантов (от абсолютного «плюса» до абсолютного «минуса»). При этом «плюсы»/«минусы» не обусловливаются возрастом информантов. Таким образом, можно предположить, что и в советские годы данные персонажи име- ли несколько «вариантов» представлений: во-первых, официальное — абсолют- но положительное, оно закладывалось в процессе «официального» воспитания и образования, представляло собой «официальное» коллективное представле- ние; во-вторых, индивидуальное — могло совпадать с официальным представ- лением и быть положительным, но могло и значительно отличаться от него и носить сугубо негативный характер. Такие индивидуальные негативные пред- ставления также могли складываться в некоторое коллективное представление. При этом каждый представитель того или иного сообщества, имея свое собствен- ное представление, несомненно, знает и о том, как воспринимается тот или иной «культурный предмет» (воспользуемся термином Н. В. Уфимцевой) в контексте той или иной, в нашем случае — русской, культуры. Приведу несколько примеров. Так, я могу не любить произведения Тол- стого, музыку П. И. Чайковского или живопись «передвижников». Но, если я «социализовалась» в условиях русской культуры, я не могу не знать, что и Тол- стой, и Чайковский считаются великими русскими авторами, а творчество «пере- 56 ГЛАВА II. ЧЕЛОВЕК ГОВОРЯЩИЙ движников» относится к русской классике. Далее, я могу увлекаться Филоно- вым, любить Зверева или считать вершиной русского изобразительного искус- ства картины Шагала, Малевича или Кандинского. Но, хочу я того или нет и независимо от моих пристрастий и личных (индивидуальных) представлений, если я принадлежу русскому национально-лингво-культурному сообществу, я не могу не знать то, что известно подавляющему большинству моих «культур- ных соотечественников». Хотя бы на уровне «imago». Что я имею в виду? Ду- маю, что, к сожалению, не всякий русский без труда назовет авторов таких кар- тин, как, например, «Бурлаки на Волге», «Боярыня Морозова», «Тройка» или «Грачи прилетели» (соответственно Репина, Сурикова, Перова и Саврасова). Более того, я легко могу представить, что известную картину Шишкина «Утро в сосновом лесу» многие, ни секунды не сомневаясь, назовут «Мишка косолапый» (по названию конфет, на фантике которых изображен фрагмент этого полотна). Но образ любого из названных произведений безусловно известен любому со- циализированному (инкультурированному) представителю русского националь- но-лингво-культурного сообщества. Если у меня таких знаний нет, то нет и не может быть абсолютной уверенности в том, что мое общение с русскими будет адекватным и успешным, так как в своей речи русские будут апеллировать именно к подобным феноменам, предполагая, что они известны их собеседнику. Итак, для общения более важными оказываются не индивидуальные, а кол- лективные представления, как бы они ни отличались от тех, которые лично до- роги каждому из коммуникантов. И речь идет именно о представлениях, посколь- ку последние включают в себя оценки и коннотации, субъективные по природе своей Но и это еще не все. У меня вообще могут отсутствовать какие бы то ни было индивидуальные представления, сложившиеся на основе моего собствен- ного индивидуального опыта. Но для адекватной коммуникации я обязательно должна владеть представлениями коллективными. К примеру, я считать главного героя романа Сервантеса «Дон Кихот» глупым, жалким стариком и абсолютно не разделять симпатий автора. А кто-то другой может считать Дона Кихота милым, но странным и неадекватным человеком. А некто третий может оценивать его просто как опасную личность (наличествуют индивидуальные Ср. с идеей Г. о том, что представление есть внутренний образ предмета, «возник- ший из воспоминаний о чувственных впечатлениях, которые человек имел раньше. Представле- ние субъективно: оно часто проникнуто эмоциями, ясность его отдельных частей различна и постоянно меняется; даже у одного и того же человека представления, связанные с одним и тем же смыслом, в различное время различны; представление одного не есть представление друго- го» по [Леонтьев 1969„: 56]). Таким образом, представление для субъективно, так как индивидуально и лабильно, на основании чего оно и противополагается смыслу как категории объективно-логической [Леонтьев 57]. Я же, говоря о «субъективности» представлений, беру термин в кавычки, так как предполагаю существование представлений не только индиви- дуальных, но и коллективных. Но для всех рассуждений оказываются важными «чувственные впечатления», т. е. эмоции, оценки и коннотации, связанные с тем или иным феноменом. ЗНАНИЯ И ПРЕДСТАВЛЕНИЯ 57 представления). Так, актриса Т. Васильева, безусловно, симпатизируя и сочув- ствуя Дону Кихоту, назвала его «клоуном номер раз в мире» (передача «Времеч- ко. Ночной полет» от 27.02.99), а известный актер, режиссер и писатель В. Лива- нов считает Дон Кихота достаточно страшным персонажем, предтечей крова- вых диктаторов (та же телепередача от 13.05.99; см. данную трактовку образа в фильме В. Б. Ливанова «Дон Кихот возвращается»). А теперь сравните это с высказыванием молодой актрисы об О. Ефремове: «Поработать с Олегом Ни- колаевичем Ефремовым мне не пришлось, но несколько раз мы встречались и подолгу разговаривали. У него была великолепная идея сделать новую версию «Вишневого сада»... Да... Ефремов — истинный Дон Кихот нашего времени...» [АиФ, 2001]. Шут? Фанатик? Конечно, нет! Бессребреник, светлая возвышенная личность — вот что имела в виду актриса. (Кстати, именно это и соответствует тому образу Дона Кихота, который бытует в русском национально-лингво-куль- турном сообществе.) Итак, я могу иметь свое собственное представление как о самом романе, так и о главном герое (наличествуют индивидуальные представления) или вообще не читать этого произведения (индивидуальных представлений нет), но если кто- либо назовет кого бы то ни было Дон Кихотом, то я, безусловно, пойму, что имеется в виду. Итак, если говорить о разграничении знаний и представлений на уровне син- хронии и попытаться обобщить только что сказанное, то основные различия могут быть представлены в виде следующих оппозиций: ЗНАНИЯ формируются информационными едини- цами коллективны характеризуются «объективностью» «аксиоматичны», т. е. не требуют доказа- тельств хранятся в «развернутом» виде (в виде еди- ниц информации) требуют работы памяти; «рациональны» неаксиологичны (коннотативно нейтраль- ны) лишены эмоциональной окрашенности ПРЕДСТАВЛЕНИЯ представлены образами (в самом широком смысле) коллективны и/или индивидуальны характеризуются «субъективностью» (вне- шней и «теоретичны», т. е. могут требовать дока- зательств и объяснений хранятся в «свернутом» виде (в виде обра- зов) требуют интеллектуально-творческой ра- боты; «интуитивны» аксиологичны (необходимо включают кон- нотации, оценки) связаны с интенсивной эмоциональностью Внешняя субъективность характерна для коллективных представлений, внутренняя — в первую очередь для индивидуальных. 58 ГЛАВА II. ЧЕЛОВЕК ГОВОРЯЩИЙ А теперь давайте посмотрим на наше мышление и попытаемся определить, какое оно? Логическое, дискурсивное, как утверждают некоторые исследовате- ли, или мифологическое? И так ли уж далеко мы ушли от наших далеких пред- ков, чье мышление было «первобытным», «примитивным», мифологическим? И здесь нам опять нужно вспомнить идеи Л. Леви-Брюля, касающиеся кол- лективных представлений «примитивных народов» [Леви-Брюль 1994], которые (представления) играют основную роль в мышлении мифологическом. Исследо- ватель выделял несколько особенностей таких коллективных представлений. Первое, они обладают крайней эмоциональной интенсивностью. Второе, они нечувствительны к логическим противоречиям. Третье, они непроницаемы для объективного опыта. Четвертое, они обладают мистическим содержанием. Пя- тое, они имеют свои собственные законы, главный из которых — закон парти- ципации (или сопричастности, в интерпретации Т. Г. Стефаненко). Если мы внимательно посмотрим на наше сегодняшнее мышление (я не беру сейчас собственно научное мышление в прямом смысле этого слова), то обнару- жим в нем практически все эти черты. Да, они проявляются несколько иначе, но они есть, и не признавать этого закрывать глаза на существую- щее положение вещей. Так, в обычной нашей жизни мы не стремимся анализировать существую- щие у нас представления и некритично относимся к вновь поступающей инфор- мации, если источник ее кажется нам «благонадежным» и авторитетным. Если поступающая извне информация противоречит существующим представлениям, то именно информация оценивается как неверная, не соответствующая действи- тельности. Мы воспринимаем образы и оперируем ими как чем-то нерасчлени- мым, единым в своей сущности. При этом образы эти всегда а оценки, как правило, «полярны»: или абсолютный «плюс», или столь же абсо- лютный «минус». При этом если оценки меняются, то только на противополож- ный знак и, как правило, с «плюса» на «минус». Склонность принимать как дан- ность тот или иной образ, в том числе и заключенные в нем оценки, и предпоч- тение, отдаваемое тому или иному авторитету, во-первых, свидетельствуют о принадлежности к определенной социальной группе или о желании принадле- жать ей, во-вторых, служат «маркерами» для различения коммуникативных парт- неров и размещения их на шкале «свой — чужой». «Поверь мне. Уж я-то вот классическое проявление мифологиче- ского мышления. Причем услышать эту фразу или «прочитать» ее между строк можно в любом типе дискурса: от повседневного до научного (даже так). Я уже не говорю о политическом дискурсе. Таким образом, для нас сегодняшних так же, как и для «примитивных наро- дов» (по Леви-Брюлю), характерны недискретность образов, некритичность вос- приятия, однозначность и субъективность оценок (или «хорошо», или «плохо», никаких «золотых середин» и аналитичности восприятия), значительная эмоцио- нальность восприятия образов и значимость их (образов) в социальном плане. КОГНИТИВНЫЕ ПРОСТРАНСТВА И КОГНИТИВНАЯ БАЗА 59 Иначе говоря, и коллективные представления, которыми мы обладаем, и само наше мышление обнаруживает массу черт мышления мифологического. Впрочем, это далеко не новость в научных рассуждениях. Так, сам Л. Леви- Брюль в более поздних своих работах признал гетерогенность мышления (т. е. наличие индивидуальных и коллективных представлений у любого человека, принадлежащего любой социальной группе) и наличие некоторых особенно- стей мифологического мышления у современников. А его научный оппонент К. Леви-Строс постулировал универсальность бессознательных структур клас- сифицирующего мышления и использование бинарных оппозиций при катего- ризации мира, которые свидетельствуют об отсутствии качественных различий между научным и мифологическим типами мышления [Леви-Строс 1994; 1985]. Вместе с тем, по мысли исследователя, различия все-таки существуют, и касают- ся они в первую очередь следующего: миф ориентируется на чувственные каче- ства, наука же — на абстрактные свойства Обобщая все только что сказанное, следует отметить, что для коммуникации представления оказываются не менее, а подчас и более важными, чем знания (речь не идет, разумеется, о случаях, когда общение затруднено собственно линг- вистическими причинами, как, например, плохое знание языка одним из комму- никантов). Почему? Ответ, на мой взгляд, достаточно очевиден. Во-первых, могут разниться сами представления (например, опросы показывают, что Стаханов воспринимается как герой, как фанатик и как «дутая фигура»). Во-вторых, оценки могут категорически не совпадать (например, для одних Павлик рой, оцениваемый сугубо положительно, для отца, оцени- ваемый, разумеется, однозначно отрицательно). Все это создает потенциальную опасность крайне неприятной коммуникативной неудачи. И опасность очень серьезную, поскольку, в отличие от знаний, представления аксиологичны и свя- заны с эмоциональностью, бытуют как таковые и не подвергаются внутреннему анализу. Следовательно, конфликт может быть спровоцирован не на рациональ- ном, а на чувственно-эмоциональном уровне. И в этом случае весьма затрудни- тельно бывает найти способ разрешения конфликта и прийти к некоторой дого- воренности по сути обсуждаемых вопросов. КОГНИТИВНЫЕ ПРОСТРАНСТВА И КОГНИТИВНАЯ БАЗА Первое, что следует об этих когнитивных совокупностях уже много писали и говорили участники научного семинара «Текст и коммуника- ция», который работает на филологическом факультете МГУ с г. Постоян- ными участниками семинара с момента его основания являются Д. Б. Гудков, И. В. Захаренко и автор этой книжки. Многое из того, что я излагаю в этом жүктеу/скачать 4.03 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|