,5 млн. 1 млн. 2 млн. 3 млн. 4 млн. 5 млн. ' 6 млн

1942 г., уже в августе того же года опять резко возросла. В отчётах генерала-квартирмейстера о военнопленных в зоне ответственности ОКХ среди «прочих потерь» были приведены цифры, которые могут служить примерными исходными данными по количеству смертных случаев⁵⁰, а именно, за апрель 1942 г. было по­казано 19535 человек, за май - 13 142, за июнь - 16736, за июль - 32977 и за август - 65814 человек⁵¹. В целом количество пленных с 1 июня 1942 г. по 1 янва­ря 1943 г. увеличилось на 1096241 человек, тогда как количество пленных, находя­щихся в лагерях в зоне ответственности ОКВ и ОКХ, выросло всего на 313292 че­ловека. Даже если предположить, что значительное количество пленных было освобождено в качестве «добровольных помощников» и что из-за неверных доне­сений вкралась ошибка в размере нескольких тысяч, то и тогда разница в 782949 человек приводит к выводу, что смертные случаи в этот период достигли шес­тизначного числа. Аналогичный вывод можно сделать также из уже приведённого приказа ОКХ от декабря 1942 г., в котором речь идёт о том, что смертность опять «значительно возросла»⁵².

Имеющиеся в распоряжении источники по зоне ответственности ОКВ под­тверждают это предположение. Несмотря на следующие из зоны ответственности ОКХ транспорты, количество советских пленных в зоне ответственности ОКВ, судя по месячным отчётам отдела по делам военнопленных, постоянно сокращалось. Так, с 1 октября 1942 г. по 1 августа 1943 г. оно сократилось с 1118011 человек до 807603. В августе 1943 г. это количество незначительно увеличилось, но затем к 1 декабря 1943 г. опять снизилось до 766314 человек, тем самым в целом сокра­тившись по меньшей мере на 355757 человек⁵³. Поскольку освобождение пленных в зоне ответственности ОКВ не достигало большого объёма⁵⁴, то и количество смертных случаев здесь с 1 октября 1942 г. по 1 декабря 1943 г., вероятно, достигло по меньшей мере 250000-300000 человек, тем более, что в этих расчётах не были приняты во внимание пополнения из зоны ответственности ОКХ, достигавшие, как минимум, шестизначного числа⁵⁵.

Благодаря данным, имеющимся по территории рейха, становится более понят­ной временная динамика смертности. Хотя и здесь данных для более точного из­ложения явно недостаточно, поскольку только в отдельных случаях можно полу­чить информацию о пополнении за счёт новых транспортов с Востока. Однако явно снижающиеся цифры дают знать, что осенью 1942 и весной 1943 годов смертность была особенно высокой.

Так, численность пленных на территории рейха только в ноябре 1942 г. со­кратилась с 713 325 до 636219 человек (- 77 106 человек = 10,8%); в январе 1943 г. она снизилась на 7220 человек, в феврале несколько увеличилась за счёт новых поступлений, а в марте и апреле опять сократилась на 12605 (1,88%) и 22028 (3,35%) человек соответственно, составив 634942 человек.

Низшая точка была достигнута 1 августа 1943 г. - 623 999 человек. С этого момента количество советских пленных росло медленно, но неуклонно вплоть до 1 декабря 1944 г.⁵⁶ Но и здесь цифры вводят в заблуждение; в то время как согласно им число пленных на территории рейха с 1 июля по середину ноября 1943 г. уве­личилось всего на 50000 человек - с 630000 до 680000, одна лишь немецкая уголь­ная промышленность получила в это период 88790 новых пленных⁵⁷.

За 1944 год отчёты службы по делам военнопленных не дают больше никаких разъяснений, поскольку в стремлении добыть для немецкой военной промышлен­ности рабочую силу и вывезти пленных из зоны боевых действий перед наступаю­щими союзниками, в лагеря на территории рейха постоянно шли эшелоны с плен­ными. Высокая смертность советских пленных, однако, не сократилась; напротив, многое говорит за то, что в последние месяцы она ещё раз существенно возросла.

Минимальная цифра получается из списка пленных, зарегистрированных в справочном бюро вермахта. Там была зарегистрирована лишь очень незначитель­ная часть советских пленных; максимальное количество - 647 545 человек - было достигнуто в июле 1943 г. После этого новые пленные, видимо, больше не посту­пали. С 18 декабря 1943 г. по 21 августа 1944 г. количество этих зарегистрирован­ных пленных сократилось с 621480 до 599750 человек, то есть на 21730 человек⁵⁸. Но общее число умерших было, конечно, гораздо большим.

У пленных теперь проявились последствия длительного недоедания при физи­ческих перегрузках. Заболеваемость и смертность ощутимо росли начиная с рубежа 1942-1943 гг. Это могут подтвердить некоторые примеры.

Команда по вооружению в Дортмунде заметила в своём отчёте за первый квар­тал 1944 г., что трудности с питанием из-за нехватки картофеля и овощей особенно негативно сказались на производительности труда советских военнопленных, «остарбайтеров» и интернированных итальянцев, и что количество больных дошло уже до 50%: «Увеличиваются смертные случаи из-за недоедания»⁵⁹.

Интересен в этой связи отчёт об обследовании консультанта по гигиене при старшем враче VI корпусного округа от 23 июня 1944 г., направленный начальни­ком службы содержания военнопленных в VI корпусном округе в Дюссельдорфе в окружную группу угольной промышленности Рура⁶⁰. Согласно этому отчёту десять процентов советских военнопленных в VI корпусном округе были на данный мо­мент амбулаторными больными, а ещё восемь процентов - стационарными боль­ными. Лишь немногим ниже была заболеваемость среди интернированных италь­янцев. Высокая заболеваемость привела к тому, что лазареты для пленных вообще были временно закрыты для приёмов. Большинство больных поступало из горной промышленности, что докладчику казалось «тем более поразительным», ибо «в гор­ную промышленность направлялись самые здоровые пленные». Во второй полови­не мая «произошло небольшое снижение уровня заболеваемости», однако приток больных, в особенности исхудавших, совершенно обессиленных русских и италь­янцев с отёками и поражёнными туберкулёзом легкими, продолжался и дальше во внушающем опасения масштабе.

Количество смертных случаев во время работы в самих шахтах также заметно возросло, причём доля случаев, причиной которых были внутренние заболевания, с октября 1943 по апрель 1944 гг. увеличилась в три раза⁶¹.

Из другого источника видно, что в период с 1 января по 30 июня 1944 г. только в горной промышленности Рура обратно в лагеря, как «окончательно непригодные для горной промышленности» были отправлены 8922 советских пленных, остар­байтеров и «интернированных итальянцев». В это число вошли также 7429 больных туберкулёзом и неназванное количество смертных случаев⁶². При этом следует учесть, что данные цифры скрывают истинный масштаб смертности, обусловлен­

ной непосильным трудом в горной промышленности, поскольку в лагерях, куда доставлялись эти «непригодные для горной промышленности» человеческие остан­ки, отмечалась гораздо более высокая смертность.

Этот высокий уровень заболеваемости и смертности был характерен не только для Рурской области. Инспекция по вооружению VIII b в Катовице, которая в апреле 1944 г. призывала начальника службы содержания военнопленных в Бреслау к более эффективному использованию рабочей силы советских военнопленных в горной промышленности путём увеличения рабочего времени, вынуждена была заметить, что «потери из-за недоедания и заболеваний туберкулёзом» в горной промышленности «особенно велики»⁶³. В июле эта инспекция отметила, что состоя­ние здоровья советских пленных даёт повод к «серьёзным опасениям», а в августе 1944 г. оно вообще стало «чрезвычайно тревожным»⁶⁴. В одном, ещё требующем бо­лее детального рассмотрения письме, в котором отдел по делам военнопленных в ОКВ в начале сентября 1944 г. жаловался имперскому объединению угля на «чрез­вычайно высокие потери среди советских военнопленных» в горной промышлен­ности, «убыль» в верхнесилезской горной промышленности в первой половине 1944 г. была оценена в 10963 человек. 818 пленных сбежало, 639 - умерло в шах­тах; 7914 чел. из-за болезней были возвращены в стационарные лагеря, ещё 1592 -в лазареты для пленных⁶⁵. Окружная группа угольной промышленности Верхней Силезии в отзыве на это письмо подчёркивала, что большая часть больных плен­ных больна туберкулёзом; по сообщению военных инстанций в июле 1944 г. только в 344-м стационарном лагере в Ламсдорфе было более 4000 больных туберкулёзом советских пленных, «из которых по данным лечащего врача каждую неделю умирало от 500 до 600 человек»⁶⁶.

Из упомянутого письма отдела по делам военнопленных в ОКВ от 4 сентября следует, что в первом полугодии 1944 г. сообщалось о 32236 занятых в угольной промышленности советских пленных, как об «убывших» вследствие нетрудоспо­собности или смерти, - на 1495 человек больше, чем за тот же период времени им­перским объединением угля было получено новых пленных. Исходя из этого, отдел по делам военнопленных в ОКВ оценил «среднюю месячную убыль советских во­еннопленных в угольной промышленности примерно в 5000 рабочих или в 3,3%»⁶⁷. При этом, однако, верхнесилезская горная промышленность, по-видимому, не занимала в этом отношении первого места, поскольку управляющий делами им­перского объединения угля Мартин Зогемейер 8 декабря 1944 г. в письме окруж­ной группе угольной промышленности Центральной Германии заметил, что его поражает,

что потери [советских] военнопленных вследствие полной нетрудоспособности или смерти в их округе гораздо выше средних показателей по всей угольной про­мышленности⁶⁸.

Но даже из всех имеющихся цифр вывести конкретные указания о величине смертности невозможно. Высокая численность больных туберкулёзом, которая, судя по всему, ещё более возросла в последние месяцы, кажется, однако, достаточ­ным указанием на то, что у большинства советских пленных силы были на исходе. Недоедание, нехватка витаминов, постоянное перенапряжение в течение долгих месяцев, а то и лет, жизнь в антисанитарных, тесных, плохо отапливаемых или со­

всем неотапливаемых бараках привели к росту их предрасположенности к дистро­фии и в особенности туберкулёзу лёгких в такой степени, что эти болезни распро­странялись теперь в виде эпидемий и гораздо быстрее и чаще приводили к смерти, чем это обычно бывает при заболевании туберкулезом⁶⁹.
3. Питание советских военнопленных в 1942-1945 гг.
Главной причиной повторения чрезвычайно высокой смертности советских плен­ных в 1942-1945 гг. по-прежнему оставалось недостаточное питание. Развитие со­бытий в 1944 г. и здесь является косвенным свидетельством растущей смертности. Выше уже говорилось, что весной 1942 года рационы советских пленных были сокращены и только в октябре 1942 года опять увеличены. После того как министр вооружения Шпеер сразу после своего вступления в должность безуспешно высту­пил за увеличение рационов⁷⁰, имперское министерство вооружения и боеприпасов летом 1942 г. продолжало безрезультатно настаивать на увеличении рационов для пленных, поскольку многие предприниматели постоянно указывали на то, что рационы для пленных и «остарбайтеров» не достаточны и что хорошей производи­тельности труда от них можно ожидать лишь тогда, когда они получают больше пищи⁷¹. В ответ на это отдел по делам военнопленных в ОКВ предложил в сентябре 1942 г. имперскому министерству продовольствия «предоставить советским плен­ным пищевые рационы несоветских пленных и тем самым уравнять советского военнопленного со средним [немецким] потребителем»⁷².

Это предложение было рассмотрено 29 сентября на совещании, в котором приняли участие представители имперской и партийной канцелярий, управления 4-хлетним планом, генерального уполномоченного по использованию рабочей силы и отдела по делам военнопленных, и отвергнуто. Когда в октябре хлебные рационы для немецкого населения опять вернулись на уровень июля 1940 - апреля 1942 гг., а мясные рационы выросли ещё больше⁷³, то увеличились и рационы для советских пленных. Но и теперь они оставались ниже уровня других пленных (а тем самым и немецкого гражданского населения), прежде всего из-за низкой питательности причитавшихся им продуктов питания⁷⁴. Эти рационы оставались в силе до середины 1944 г.

28 июня 1944 г. имперское министерство продовольствия по предложению ге­нерального уполномоченного по использованию рабочей силы, ОКХ и Немецкого Трудового Фронта отдало распоряжение о продовольственных добавках для совет­ских пленных и «остарбайтеров», а также интернированных итальянцев на 64-й и 65-й продовольственные периоды (с 26 июня до 20 августа 1944 г.); в то же время было объявлено о новых нормах рационов с 21 августа⁷⁵. Советские пленные должны были получать дополнительно 50 г низкосортного мяса и 400 г ржаной муки в неделю, а также 35 г супового набора, 0,7 л обезжиренного молока и 20 г сухих дрожжей. Не только тот факт, что теперь дали согласие на такое повышение, но и состав продуктов питания, является ясным указанием на чрезвычайно угро­жающее состояние здоровья советских пленных, «остарбайтеров» и «интернирован­ных итальянцев»⁷⁶.

Затем «в интересах сохранения и повышения трудоспособности советских воен­нопленных и остарбайтеров» имперское министерство продовольствия уравняло 26 июля 1944 г. рационы советских пленных и «остарбайтеров» с рационами всех остальных военнопленных⁷⁷. Чуть позже, 27 октября 1944 г. имперское министер­ство продовольствия распорядилось также уравнять рационы пленных с рационами гражданского населения⁷⁸, что, конечно, не привело к достойным упоминания изменениям, так как питание «несоветских» пленных на основании Женевской кон­венции и так, в общем и целом, соответствовало питанию гражданского населе­ния⁷⁹. Показательно, однако, что и это повышение рационов опять было частично сведено на нет: «в согласии с министром продовольствия выдача повышенных рационов [...] была увязана с производительностью труда того или иного лица», и предпринято разделение на три производственные категории⁸⁰.

Тем самым это соответствовало ещё требующим рассмотрения требованиям о «снабжении в соответствии с производительностью труда», которые начиная с 1942 г. приобретали всё больший вес сначала в экономике, а затем и в немецком руководстве⁸¹.

Рационы, установленные в октябре 1942 г., были бы вполне достаточны при оп­тимальной комбинации всех важных для питания факторов. Однако это не было правилом. Пленные, которые уже долгое время недоедали, не могли возместить этими рационами дефицит калорий и прежде всего дефицит витаминов. Тем боль­шее значение это имело в том случае, если продукты питания были низкого ка­чества или если пищу из-за близорукого стремления к эффективности производства выдавали через явно неразумные промежутки времени. Однако в директивах о пи­тании пленных, которые были изданы отделом по делам военнопленных в ОКВ, имперским министерством продовольствия и органами «самоответственности про­мышленности», всё равно постоянно содержатся требования - не «вываривать до конца» продукты питания, - что было особенно важно, так как картофель наряду с хлебом были единственными значительными носителями витаминов, - и выда­вать горячую пищу также и во время работы. Особенно в горной промышленности, по-видимому, долгое время было правилом, чтобы пленные в четыре часа утра в начале смены получали немного хлеба, а потом только в конце смены - после 16 часов - получали свой «обед» и в 20 часов свой «ужин»⁸².

Очевидно часто бывало и так, что предписанные рационы вообще не выдава­лись. Это могло быть вызвано как временными перебоями в поставках картофеля и брюквы, - основных продуктов питания пленных, - и тем, что их нельзя было заменить другими продуктами⁸³, так и просто незаинтересованностью органов снаб­жения. Однако в очень многих случаях это было вызвано тем, что промышленные предприятия, - либо по идеологическим причинам⁸⁴, либо из страха перед «лиш­ними» затратами труда, а то и просто из стремления к прибыли, - не желали пол­ностью выдавать рационы. Какое значение имели отдельные мотивы, на основании имеющихся в распоряжении источников определить невозможно. То, что они не были незначительными, видно на основании ряда примеров.

15 октября 1942 г. полковник Брейер из отдела по делам военнопленных в ОКВ позвонил в управление концерна Круппа. Он заявил, что благодаря органам служ­бы по делам военнопленных и «анонимным письмам от немецкого населения» в

ОКВ поступили «весьма основательные жалобы на обращение с военнопленными в фирме Круппа». Пленных, - имелись в виду не только советские, - избивали, они не получали причитающегося им довольствия, - так, они шесть недель не получали картофеля, - а также положенного им свободного времени. ОКВ предстояло рас­следовать этот случай⁸⁵. Жалобы отнюдь не были преувеличены; они были под­тверждены в отчёте, который несколько позже получил заместитель начальника от­дела по использованию рабочей силы в концерне Круппа. В нём говорилось, что во всех лагерях концерна охранники, - в том числе старые борцы за Россию, ко­торых, конечно, нельзя было считать друзьями большевиков, - сочли питание явно недостаточным и по количеству, и по качеству. Охранники также заявили, что наб­людали в ряде случаях, как пленные, которые прибывали здоровыми и сильными, полностью лишались сил в течение нескольких недель. Врачи вермахта высказа­лись аналогичным образом и заявили, что никогда не наблюдали при использова­нии советских пленных столь скверных общих условий, как в лагерях Круппа⁸⁶.

Точно так же в начале 1943 г. комендант стационарного лагеря VI А Хемер жа­ловался в Изерлон, в окружную группу угольной промышленности Рура на то, что советские пленные далеко не во всех случаях получали полные хлебные рационы, и что зачастую для удобства между ужином и концом смены во второй половине следующего дня еда вообще не выдавалась⁸⁷.

Тенденция извлекать выгоду из использования советских пленных любыми способами, по-видимому, особенно наглядно проявилась на металлургическом заводе «Максимилиансхютте» в Зульцбахе-Розенберге, предприятии концерна Флика. 26 февраля 1943 г. руководство фирмы дало указание отдельным заводам, как вести учёт расходов на советских пленных. Поскольку руководство фирмы счи­тало, что ему следует удержать из расходов по заработной плате, отчисляемых в стационарный лагерь, «сумму на содержание, превышающую фактические расходы на содержание»⁸⁸, то оно определило, что под «содержанием [...] следует понимать заботу о пленных в духовном или физическом отношении». Из соответствующих средств, таким образом, следовало финансировать

приобретение книг, радиоприёмников, одежды для военнопленных⁸⁹, починку

одежды и обуви, а также их дезинсекцию и стрижку.

«Расходы на поездки, налоги в биржу труда и т. п.» также должны были оп­лачиваться из этих средств⁹⁰. О состоянии здоровья занятых на этот момент вре­мени военнопленных ничего определённого сказать нельзя, но сомнительно, чтобы эта позиция руководства предприятия благоприятно отразилась на положении пленных⁹¹.

Какую прибыль можно было извлечь при политике сознательной «экономии», показывает другой случай. Завод «Штейнколенбергверкс-АГ» в Эссене, - ещё одно предприятие концерна Флика, - выразило 14 июля 1944 г. порицание руководству шахты в Дорстфельде за столовые расчёты, которые по своей расходной части резко отличались от расчётов всех остальных шахт, - расходы были на 50% ниже, чем в других шахтах. Так, например, в апреле 1944 г. руководство шахты выдало 577 со­ветским пленным и 463 «остарбайтерам» вместо 29120 кг картофеля - 15595 кг, вместо 17 940 кг хлеба - 11973 кг, вместо 234 кг макаронных изделий - всего 90 кг. «Поразительно низкими» были суммы, уплаченные за овощи; там, где другие шах­

ты тратили в среднем 27,4 пфеннига на человека в день, шахта в Дорстфельде тратила лишь 10,5 пфеннига⁹². Руководство предприятия подсчитало, что шахта при выдаче предписанных норм, - при том, что они вместо 28 кг картофеля на че­ловека в месяц использовали лишь 20 кг, - должна была израсходовать 23 757,35 рейхсмарок (76,5 пфеннигов на человека в день). Шахта потратила 15702,29 рейхсмарок (51 пфенниг на человека в день) и сэкономила ровно треть -8055 рейхсмарок⁹³. Тому, что руководство предприятия осудило позицию шахты в Дорстфельде, была серьезная причина. Ещё год тому назад представитель импер­ского объединения угля подчеркнул в докладе перед членами окружной группы Рура, что генеральный уполномоченный по использованию рабочей силы лично будет заботиться о том,

чтобы иностранным рабочим выдавали продовольствие в соответствии с отпу­щенным им количеством. Присвоение государственных средств, ростовщические цены и т. п. контрольные и исполнительные органы будут рассматривать как преступление против немцев⁹⁴.

Однако это предупреждение, очевидно, не везде произвело должный эффект.

Конечно, были предприятия, которые руководствовались иными принципами, но здесь можно привести лишь один пример. 2 октября 1942 г. имперское объеди­нение угля направило во все окружные группы угольной промышленности опыт­ный отчёт Вильгельма Генуита, директора завода «Луитпольдхютте» (в Амберге) концерна «Рейхсверке Герман Геринг»⁹⁵. На этом предприятии в то время было за­нято 516 советских пленных, отчасти уже с декабря 1941 г. С пленными обраща­лись в патриархальной манере. Генуит придавал значение «строжайшей дисцип­лине в лагерях и на рабочих местах», тому, чтобы «в точности соблюдались знаки уважения», «самой тщательной чистоте тела», - что включало «ношение волос дли­ной 0,1 мм», - а также

обильному определению продовольственных порций [...и] тому, чтобы выдаваемая пища не была слишком жидкой, но, как говорят в народе, чтобы ложка торчала в ней⁹⁶.

Чтобы создать дополнительные продукты питания, пленных заставляли весной собирать «съедобные дикорастущие растения (крапиву и т. п.)». Кроме того, был разбит большой сад, который пленные обрабатывали в свободное время для «осо­бых кушаний и табачных изделий». Тем самым здесь была достигнута самая низкая заболеваемость - она составляла всего 3 %. «Хорошее обращение с военнопленными (не бьют)» и «небольшие добавки.., как, например, специальная порция еды и не­сколько сигарет» для «особенно усердных пленных» привели к тому, «что произво­дительность труда во всех отделениях завода составляла 70-80% и могла быть оха­рактеризована как хорошая»⁹⁷.

Плейгер потребовал от горнодобывающих предприятий «воспринять полезные для горной промышленности меры», но, как видно из уже приведённых источни­ков, это, конечно, не было правилом. Но и это ничуть не изменило становившееся к концу войны всё более критическим положение рабочей силы. 2 ноября 1944 г. обер-группенфюрер СС фон дер Бах-Зелевский⁹⁸ потребовал в своём приказе к органам службы по делам военнопленных,

чтобы коменданты лагерей распорядились использовать на кухне самих военно­пленных в зависимости от объёма приготовления пищи. Этих военнопленных [...] нужно непрерывно информировать о причитающемся им количестве продуктов питания и путём взвешивания давать возможность убедиться [...] в правильности этого количества.

Поводом к этому предписанию послужило подозрение, «что рационы не всегда выдаются полностью», так как заболеваемость у рабочих команд в частной эконо­мике была выше, чем у команд на предприятиях вермахта".

Немецкое руководство, конечно, само поощряло соответствующий образ мыс­лей с помощью представленных им правил обращения с советскими пленными и, не в последнюю очередь, с помощью «высшего принципа - выжимать из военно­пленных из восточных народов такую производительность труда, какую только воз­можно»¹⁰⁰. К тому же поэтапное введение «продуктивного питания» облегчило воз­можность оправдывать невыдачу пленным пищи наказанием за низкую производи­тельность труда¹⁰¹.