Курс лекций «Психиатрическая власть»

С середины же XVII века в армии появляется дисциплинарная система; возникает расквартированная армия, в которой солдаты заняты делом. Заняты весь день, все время кампании, заняты, за вычетом отдельных демобилизаций, и в мирный период, в конечном счете — всю свою жизнь, так как с 1750 или 1760 года по прекращении службы солдат получал пенсию и становился солдатом в запасе. Военная дисциплина постепенно становится всеобщей конфискацией тела, времени, жизни; это уже не отбор активности индивида, но отбор его тела, жизни и времени. Всякая дисциплинарная система как мне кажется стремится отнять у индивида его время его жизнь и его тело/ ,

Во-вторых, дисциплинарная система не нуждается, для того чтобы действовать, в этой точечной, ритуальной, более или менее цикличной игре церемоний и маркировок, о которой я говорил. Дисциплинарная власть не точечна, наоборот, она подразумевает процедуру непрерывного контроля. В дисциплинарной системе вы находитесь не во временном распоряжении кого-то, но под чьим-то постоянным взглядом или, во всяком случае, в ситуации наблюдения за вами. Вы не маркированы жестом, совершенным раз и навсегда, или ситуацией, заданной изначально; вы видимы, вы в постоянной ситуации наблюдения. Более точно можно сказать, что в рамках отношения дисциплинарной власти нет отсылки к некому исконному акту, событию или праву; наоборот, дисциплинарная власть отсылает скорее к некому конечному или оптимальному положению. Эта власть смотрит в будущее, думает о моменте, когда дело пойдет само и надзор будет уже не более чем виртуальным — когда дисциплина, следовательно, войдет в привычку. Перед вами генетическая поляризация, временной градиент дисциплины, прямо противоположные отсылке к прошлому, которая была обязательным элементом власти-господства. Всякая дисциплина подразумевает эту своеобразную генетическую нить, в направлении которой из точки данной не как неизменяемая ситуация а наоборот как нулевая точка начала дисциплины должно развиться нечто такое что позволит дисциплине действовать без всякого руковод-ства. Но чем обеспечивается это постоянное функционирование дисциплины этт. своего рода генетическая неппепывность при-сущая дисциплинарной власти'? Конечно же неРитуальной или цикличной церемонией; наоборот она обеспечивается упраж нениями целенаправленными и поступательными упражнения ми из которых и скпядыияются ня всем протяжении временной шкалы рости совершенствшаниГдисциплины.

Здесь опять-таки можно привести пример армии. В армии, какою она существовала в рамках того, что я называю властью-господством, было нечто такое, что можно назвать упражнениями, но функцией последних было отнюдь не упражнение в дисциплине: я имею в виду поединки, игры. Военные, по крайней мере военные по статусу, то есть дворяне, рыцари, регулярно устраивали бои между собой. С одной стороны, эти бои можно истолковать как упражнения, как поддержание физической фор-

*

64

65

мы и т. п., но главным образом, я думаю, они были своего рода повторением храбрости, испытанием, которым человек демонстрировал, что он всегда может подтвердить свой статус рыцаря и тем самым воздать должное тому положению, которое было его положением и благодаря которому он обладал рядом прав и получал ряд привилегий. Отчасти поединок был упражнением, и все же в основном он был цикличным повторением того главного испытания, посредством которого рыцарь становился рыцарем.

Чтобы дисциплине всегда быть этим контролем, этой непрерывной и всеобъемлющей опекой тела индивида, она, как мне кажется, обязательно должна пользоваться орудием письменности. Иначе говоря, если отношение господства подразумевает актуализацию маркировки, то дисциплине с ее требованием полной видимости и построением генетических нитей — этого присущего ей иерархического континуума — необходимо письмо. Прежде всего, чтобы вести запись, регистрацию всего происходящего всего что делает индивид всего что он говорит но также и чтобы передавать информацию снизу вверх по всей иерархической лестнице и наконец чтобы всегда иметь доступ к этой информации и тем с Э.мы м соблюдать принцип всевиде-ния который по-моем v является вторым основным признаком дисциплины.,

Использование письма является, на мой взгляд, обязательным условием всеохватности и непрерывности дисциплинарной власти, и мы можем проследить, как с XVII—XVIII веков в армии

66

и школах, в ремесленных училищах, в полицейской и судебной системе и т. д. тела, поступки, речи людей постепенно обволакивались тканью письма, своего рода графической плазмой, которая записывала, кодировала их, перемещала их по иерархической лестнице и в конечном итоге централизовала. Таким было, как мне кажется, новое, прямое и непрерывное отношение письма к телу.* Видимость тела и постоянство письма идут рука об руку, и их следствием, очевидно, является то, что можно назвать схематической и централизованной индивидуализацией.

Во второй же половине XVII века возникают совершенно новые институты, в качестве примера которых я возьму организованную в 1667 году и постепенно развивавшуюся вплоть до окончательной регламентации в 1737 году Профессиональную школу рисунка и ковроткачества.9 Обучение в ней велось совсем по-другому. Все ученики подразделялись на возрастные группы, и каждой из этих групп давалась работа того или иного типа. Эта работа выполнялась учениками в присутствии преподавателей, то есть людей, которые за ними наблюдали, и затем оценивалась равно как и поведение старательность и аккуратность ученика во время ее выполнения. Оценки заносились в ведомости которые сохранялись и затем передавались по иерархи-

* В подготовительной рукописи М. Фуко уточняет: «Тела, жесты, поступки, речь постепенно охватываются тканью письма, графической плазмой, которая записывает, кодирует, схематизирует их».

67

ческой лестнице, вплоть до директора Мануфактуры гобеленов. Тот в свою очередь направлял министру двора краткий рапорт о качестве работы, способностях ученика, а также о возможности считать или не считать его мастером. Как вы видите, вокруг поступков ученика сплетается целая письменная сеть, которая сначала кодирует все его поведение согласно заранее установленной шкале оценок, затем схематизирует и в конечном итоге передает его в пункт централизации, где выносится решение о его мастерстве или негодности. Нагрузка письмом, затем кодификация, трансферт и централизация, а в целом — образование схематической и централизованной индивидуальности.

обязанность сосТЗвЛЯТЬ нЯ. поJTO^riревJlеVtKTX раТТОГУТМ в 71вух ^К

земплярах один из которых остается в полицейском участке и" таким обоазом позволяет наблюлать за человеком там гле он

у д сливе им , 1_Дт ш

да как второй копия' отправляется в ПяпиГ гпе в минигтрп" стве его регистрируют и рL ыпяют в nntruTlcnvLl^ruZli в ведение местных поп_Ицрй™ ирйтрнянтп» чтобы Г™яр пепрмешрнийчеГпврТмо^^^^^

ст^ях^Гнир тяГимIT!!!!!пГГ!!!_ТПгп Г-

68

И в 1826 году, когда в полиции вводится применение картотек, использовавшихся ранее в библиотеках и ботанических садах, формирование этой административной и централизованной индивидуальности можно считать завершенным.¹0

И если изнанкой отношения господства, как мы говорили, была война, то изнанкой дисциплинарного отношения является, как мне кажется, наказание — минимальное и вместе с тем непрерывное карательное воздействие.

Примеры этого также могут быть найдены в области рабочей дисциплины, дисциплины мастерской. Показательно, что в контрактах с работниками, которые подписывались с очень давних пор, некоторые — еще в XV и XVI веках, нанимаемый должен был выполнить работу в определенный срок или отдать столько-то рабочих дней своему заказчику. Если работа не была завершена в срок или если часть рабочих дней не предоставлялась работнику полагалось уплатить эквивалентную невыпол-ненной работе сумму денег или же предоставить в виде штрафа еще какое-то количество труда. Иными словами карательная система опиралась на то функционировала исходя из того что

было действительно совершено

—либо как нанесение урона

либо как* пппнинность

С XVIII века, напротив, устанавливается дисциплина мастерской— дисциплина поддерживаемая и относящаяся в некотором смысле к виртуальным поступкам. Согласно уставам мастерских этого времени, поведение рабочих по отношению

69

друг к другу подлежит надзору, фиксируются опоздания и прогулы, наказывается все, что может быть отнесено к рассеянности. Так, в уставе Мануфактуры гобеленов (1680) уточняется, что даже если некто поет за работой псалмы, их нужно петь как можно тише, дабы не отвлекать работающих рядом.¹¹ Встречаются уставы, в которых говорится, что после завтрака или обеда, возвращаясь на работу, не следует рассказывать фривольные истории, так как это расхолаживает работников и им уже не удается сосредоточиться на труде. Таким образом, дисциплинарная власть воздействует непрерывно, причем обращена она не на промашку или нанесенный урон, но на некую поведенческую виртуальность. Еще до того, как поступок будет совершен, должно быть замечено нечто, позволяющее дисциплинарной власти вмешаться — вмешаться в известном смысле до совершения поступка, до тела, жеста или слова, на уровне виртуальности, предрасположенности, воли; на уровне души. Так, за дисциплинарной властью намечается абрис души — души, резко отличающейся от той, чье определение можно найти в христианских теории и практике.

И наконец, третья особенность дисциплинарного диспози-тива, также противопоставляющая его диспозитиву господства, такова: дисциплинарные диспозитивы изотопны или, во всяком случае, стремятся к изотопии. И это выражается сразу в нескольких феноменах.

Во-первых, каждый элемент занимает в рамках дисциплинарного диспозитива свое определенное место, имеет подчиненные ему элементы и элементы вышестоящие. Звания в армии, четкое деление на возрастные классы, а этих классов — на постоянные места для каждого, в школе -— все это возникшие в XVIII веке

70

яркие примеры изотопии. Не стоит забывать, — поскольку важно, к чему это вело, — что в классах, упорядоченных по модели иезуитских коллежей12 и особенно по модели школы Братства общежития, места учеников определялись степенью их успеваемости.13 Locu** индивида — так называлось и место, занимаемое им в классе, и его место в иерархии оценок и достижений. Таков превосходный пример изотопии дисциплинарной системы.

Во-вторых, изотопия дисциплинарной власти означает, что между этими различными соревновательными системами нет несовместимости. Между различными дисциплинарными дис-позитивами должно быть возможным сочленение. Именно по причине кодификации, и схематизации, этих формальных особенностей дисциплинарного диспозитива, между их элементами всегда должна быть возможность перехода. Школьное деление на классы без особого труда и с минимальными поправками преобразуется в социально-технические иерархии взрослых. Иерархизация, которую мы находим в дисциплинарной системе армии, вбирает в себя, трансформируя их дисциплинарные иерархии гражданской системы. Котзоче говоря изотопия этих различных систем почти абсолютна

Наконец, в-третьих, изотопия означает следующее: принцип распределения и классификации всех элементов дисциплинарной системы с необходимостью предполагает некий остаток, иначе говоря, всегда есть нечто «неклассифицируемое». В рамках отношений господства возможным тупиком был тупик между различными системами господства — тяжбы, конфликты, своего рода постоянная война этих систем, — именно таким образом спотыкалась власть-господство. Дисциплинарные же системы, которые классифицируют, выстраивают иерархии, надзирают и т. д. будут спотыкаться о то что не поддается классификации о тех кто ускользает от надзора о тех кто не может

войти в систему распределения

__. об остаток, о неприводимое,

^: Место {лат.).—Примеч. пер.

71

о неклассифицируемое, о неассимилируемое. Таким будет возможный тупик в рамках этой физики дисциплинарной власти. Иными словами, всякая дисциплинарная власть имеет свои края. Скажем, до возникновения дисциплинарных армий не было дезертиров, ибо дезертир был просто-напросто будущим солдатом, который оставил армию, имея возможность затем в нее вернуться, и который при необходимости, когда ему этого хотелось или когда его забирали силой, возвращался. С появлением же дисциплинарной армии все переворачивается: люди, вступающие в армию, делающие военную карьеру, идущие по армейской лестнице, пребывают под непрерывным надзором, и тот, кто ускользает от этой системы, не приспосабливается к ней, оказывается дезертиром.

Итак, я думаю, что особенностью изотопии дисциплинарных систем является непременное существование остатков, которое, разумеется, влечет за собой появление вспомогательных дисциплинарных систем, призванных исправить неассимилируемых индивидов, и так до бесконечности. Поскольку есть умственно отсталые, то есть люди, не поддающиеся школьной дисциплине, создаются специальные школы для умственно отсталых, а затем школы для тех, кто не поддается и школам для умственно отсталых. То же самое относится и к преступникам: полиция

72

и сами неподдающиеся совместно, в некотором смысле, организуют «преступный мир». Преступный мир —это способ эффективного участия преступника в работе полиции, это, можно сказать, дисциплина для тех, кто не поддается полицейской дисциплине.

Попробуем подытожить сказанное. Важнейшим следствием дисциплинарной власти является то, что можно назвать глубинной переработкой взаимоотношений между соматической единичностью, субъектом и индивидом. В рамках власти-господства, в такой форме исполнения власти, какую я попытался вам представить, процедуры индивидуализации кристаллизуются вблизи вершины, идет постепенная индивидуализация по направлению к суверену, подразумевающая игру множественных тел, в силу которой индивидуальность, едва наметившись, пропадает. В дисциплинарных же системах, как мне кажется, наоборот, индивидуальная функция ослабевает с приближением к вершине, к тем, кто эти системы применяет или пускает в ход.

Дисциплинарная система создана, чтобы работать самостоятельно, и распоряжается или руководит ею не столько индивид, сколько функция, которую исполняет этот индивид, но может исполнять и другой, что совершенно невозможно в рамках индивидуализации господства. К тому же и тот, кто распоряжается одной дисциплинарной системой, сам входит в более обширную систему, которая в свою очередь надзирает за ним и в которой он подвергается дисциплинированию. Таким образом, имеет место ослабление индивидуализации по направлению к вершине. Наоборот дисциплинарная система и это в ней по-моему самое главное, подразумевает стремительное нарастание индивидуализации с приближением к подножию

В рамках власти-господства, как я попытался показать, функция-субъект никогда не сцеплялась с соматической единичностью, за исключением особых случаев — таких, как церемония,

73

маркировка, насилие и т. д., тогда как в основном, за пределами этих ритуалов, циркулировала над или под соматическими единичностями. В рамках же дисциплинарной власти функция-субъект, напротив, точно пригнана к соматической единичности: тело, его жесты, его место, его перемещения, его сила, время его жизни, его речи, — ко всему этому и прилагается, на все это и воздействует функция-субъект дисциплинарной власти. Дисциплина —это техника власти, посредством которой функция-субъект прилагается и плотно пригоняется к соматической единичности.

Итак, дисциплинарная власть включает в себя серию, в состав которой входят функция-субъект, соматическая единичность, непрерывное наблюдение, письмо, механизм мельчайшего наказания, проекция души и, наконец, деление на нормальных и ненормальных. Все это и образует дисциплинарного индивида, все это и обеспечивает взаимную пригонку соматической единичности и политической власти. И тем, что можно назвать индивидом, является отнюдь не точка прикрепления политической власти; индивидом следует называть вызванный эффект, следствие этой пригонки политической власти к соматической единичности с помощью перечисленных мною техник. Я вовсе не хочу сказать что дисциплинарная власть — это единственная процедура индивидуализации, суЩССТВОВЭ.ВШс1Я в нШЛСЙ ЦИвиЛИЗАЦИИ и к этому вOI1рOCV я верHVCb в сЛСЛУЮШИЙ рЭ.З НО ДЛя

меня важно, что конечной, капиллярной формой власти, которая

образует индивида как мишень, партнера, визави во властном отношении, является дисциплина.

И поэтому, если то, что я сказал, верно, нельзя утверждать, что индивид предшествует функции-субъекту, проекции души, нормализующей инстанции. Наоборот, поскольку соматическая единичность оказалась под действием дисциплинарных механизмов носителем функции-субъекта, постольку внутри политической системы и возник индивид. Поскольку неусыпный надзор, непрерывная запись, виртуальное наказание охватили собою приведенное тем самым к покорности тело и поскольку они извлекли из него душу, постольку и сформировался индивид. И наконец, вследствие тою, что нормализующая инстанция начала распределять, изолировать, без устали воспроизводить это тело-душу, индивид стал вырисовываться все четче и четче.

Чтобы придать значение индивиду, не нужно разрушать иерархии, снимать оковы и запреты, словно индивид — это нечто, существующее под всеми властными отношениями, предшествующее властным отношениям и несущее на себе их несправедливое бремя. На самом деле индивид — это следствие чего-то предшествующего ему самому, чем и является этот механизм, все эти процедуры пригонки политической власти к телу. Именно потому, что тело было «субъективировано», что к нему оказалась привита функция-субъект, что оно подверглось психологизации и нормализации — именно по причине этого и возникло то что именуется индивидом о чем можно говорить рассуждать з. тАКже выстраивать на его основе науки