Латыши башкортостана: формирование и функционирование этнической группы

Одежда изготавливалась собственными силами или покупалась. Из традиционных элементов народного костюма имели место платки в широкую полоску, юбки из домотканины и кожаная обувь. Несмотря на проживание в сельской местности, латыши одевались «по-городскому». До революции 1917 г. многие латышские семьи выписывали журналы мод. Отличалась обрядовая одежда. На крещение на маленькую девочку надевали белое платьице с кружевами, а на мальчика – белую рубашку. На конфирмацию и свадьбу девушки наряжались в белые платья с отложными воротниками. Юноши облачались в праздничные костюмы, с левой стороны пиджаков на лацканах прикалывали веточки мирта. На свадьбу на голову девушки плели венок из веточек мирта.

В третьем параграфе «Общественные обряды и праздники» описаны церковные (Рождество, Пасха, Троица) и календарные / земледельческие. В 30-х – 50-х гг. XX в в латышских колхозах проводился «латышский сабантуй» – Зеленый бал (Zala balle), приуроченный окончанию весенних полевых работ. На нем было много коллективных мероприятий, приоритет отдавался культурной программе: оркестровому исполнению музыки, танцам, хоровому пению. Любимым народным латышским праздником с давних пор до наших дней является праздник Лиго, аналог Иванова дня у славян, с ночными гуляниями, кострами на высоком столбе (ночной маяк) и поляне, поиском чудодейственного папоротника и появлением Яниса под сопровождение фольклорного ансамбля «Атбалсс». Праздник Мартыни символизировал приход зимы. После прихода Мартыни нельзя больше беспокоить землю. День 2 февраля считается покровителем коров и телят; было принято варить густую кашу, в которую втыкали свечи. Праздник символизировал ожидание прихода скорой весны. В настоящее время в латышском национально-культурном центре ведется работа по возрождению народных праздников.

В четвертом параграфе «Семейные обычаи» изучены основные для лютеран обряды крещения, конфирмации, свадебные (венчание и свадебное торжество) и похоронные. Крещение сопровождалось приходом гостей в праздничных одеждах с гостинцами. Комната украшалась миртом – выставлялись горшки с этим растением, отдельные веточки крепились на шторы и скатерти. Место, где стояла купель, скамья или стол застилалось светлым покрывалом, на котором также были разложены веточки этого растения. В купели тоже плавали миртовые веточки. Купель была не обязательно большого размера, так как ребенка в нее не погружали, а только окропляли водой. Проводился обряд крещения по канонам церкви. На руках младенца держал кто-то из крестных родителей (девочку – женщина, мальчика – мужчина). Если младенец был совсем маленьким, его заворачивали в пеленку, которая расстилалась рядом с купелью поверх мирта. В купель крестные родители и гости бросали деньги, которые потом хранили на память. После завершения обряда устраивался праздничный обед (крестины) и танцы под аккомпанемент музыкальных инструментов и пение песен.

Конфирмация была обрядом, специально не установленным Библией, а подтверждением крестильного обета, проводилась при достижении юношами и девушками 18 лет (совершеннолетия). Конфирмация делала юношей и девушек полноправными членами церковной общины, давала право на вступление в законный брак. Как в местных колониях, так и на этнической родине, считалась семейным праздником. Шили праздничную одежду (она отражена на фотографиях информаторов), готовили угощения и подарки. Из обнаруженных «Конфирмационных свидетельств» наиболее поздняя дата обряда указана в документе Я. Озола, выданным ему в Балажинской колонии в 1927 г. миссионером Э.О. Францем.

Этнографические особенности похоронных обрядов латышей варьировались в зависимости от возраста умершего и пожеланий (иногда сопровождались музыкой и песнями). Покойного никогда не держали в доме, а выносили в подсобные помещения (зимой – обычно в сени) или временную могилу (летом – в саду), обкладывая крапивой, льдом, сверху закрывая досками или брезентом, сроком до недели и более, дожидаясь приезда всех родственников³⁵. Традиция заранее изготовлять гробы, еще при жизни человека, сохранилась до наших дней. По-прежнему на похороны приходят только по приглашению, что связано с организацией поминального обеда. В день похорон в одной из комнат дома накрывают стол, на котором ставят бутерброды (с сыром и маслом), пирожки, из напитков – кофе и пиво. Гроб. принято украшать веточками мирта и хвоей. Покойному также в руку кладут мирт, а иногда и листок с молитвой. Перед выносом тела подают по рюмочке настойки или пива и на закуску бисквит. Чтобы проводить умершего в последний путь, раньше отбирались сивые или гнедые лошади³⁶. Так как во время похорон пасторы присутствовали редко, библейские тексты читали либо церковные старосты (пока существовал такой институт), либо кто-то из сельчан. Во время прохождения процессии и непосредственно похорон пелись религиозные песни. Сейчас они забыты. В довоенный период на латышских кладбищах имелись специально построенные часовни (kapliča), в которых проводилось отпевание³⁷. На могилах устанавливали кресты и памятники, садили барвинок (Kapu mirtes / Могильный мирт).

В пятом параграфе «Декоративно-прикладное искусство» замечено, что к началу XXI в. у латышей Башкортостана были утрачены основные виды прикладного искусства. Об их творчестве можно судить по вещам, хранящимся в семьях потомков латышских переселенцев, в экспозициях музеев школ сел М. Горький и Бакалдино Архангельского района, а также в коллекциях Национального музея РБ и Музея археологии и этнографии ИЭИ УНЦ РАН. Как отметила С.И. Рыжакова, «латышская культура – культура украшения пространства, и это, возможно, одна из важнейших ее доминант»³⁸. Подтверждение этому мы неоднократно находили во время полевых исследований. У латышей республики культивировались ткачество, украшение одежды и других тканых изделий кружевами и вышивкой, вязание скатертей, кружевных подзоров, салфеток. Широкое распространение получило изготовление верхней вязаной одежды, национальных латышских шерстяных одеял и тканых покрывал на кровати.

В шестом параграфе «Суеверия и знахарство» отмечено, что целители у латышей республики пользовались большим авторитетом, особенно во время социальных потрясений, когда переставали нормально функционировать или полностью отсутствовали медицинские учреждения, т.е. во время революций, войн, массовых эпидемий. Болезни объяснялись сглазом, порчей и колдовством. В Балажах Иглинского района знахарем была Рэкис Минна Ивановна, которая лечила молитвами и заговорами с использованием продуктов питания, например, соли, сахара, хлеба, конфет. Парадоксально, но распространению знахарства помогала высокая грамотность населения и традиция ведения внутрисемейных записей, в том числе свойств лечебных трав, заговоров и молитв, применявшихся при лечении. Во время полевых исследований 2011–2014 гг. в Иглинском и Архангельском районах республики такие документы встречались неоднократно. Наиболее интересный и объемный из них обнаружен в селе М. Горький Архангельского района – рукописный сборник Петра Рацена (Pehter Rahzen), датированный 1891 г. В тетради 67 заговоров и заклинаний как для лечения людей, так и животных, а также использовавшихся в различных жизненных ситуациях. В настоящее время практика лечения молитвами и заговорами в среде латышского населения республики практически отсутствует.

В «Заключении» подведены итоги проведенного исследования, сформулированы выводы, обобщен весь имеющийся материал по теме.

Новизна полученных результатов заключается в том, что впервые на основе большого корпуса разнообразных источников, литературы, архивных и полевых материалов была реконструирована этническая история латышей Башкортостана, показано формирование диаспоры, развитие хозяйственной, материальной и духовной культуры.
По теме диссертации опубликованы следующие работы:

В реферируемых журналах из списка ВАК:

1. Чегодаев Е.А. Ликвидация латышских хуторов в Башкирии в годы Советской власти: причины, условия и последствия // Вестник Балтийского Федерального университета им. И. Канта. – 2013 – № 6. – С. 108–112.

2. Чегодаев Е.А. Знахарство и суеверия у латышей Башкирии // Вестник ВЭГУ. – 2013. – № 6 (68). – С. 165–170.

4. Чегодаев Е.А. Спецпоселки на территории Башкортостана в 1930–1950 гг. // Вестник Академии наук Республики Башкортостан. – 2005. – Т. 10. – № 2. – С. 71–78. – (В соавт. с Ф.А. Шакуровой).

5. Чегодаев Е.А. Организация спецпоселков на территории Башкирской АССР и вопросы правового регулирования ссылки и высылки // Органы управления и правовая системы страны в экстремальных условиях развития государственности / Башкирская академия государственной службы при Президенте Республики Башкортостан. – Уфа, 2005. – С. 180–183. – (В соавт. с Ф.А. Шакуровой).

6. Чегодаев Е.А. Влияние бытовых условий на криминогенную обстановку в обществе // Духовно-нравственное воспитание в образовании: роль социо-гуманитарных дисциплин. Материалы конференции. – Т. 1. – Уфа, 2006. – С. 177–181.

7. Чегодаев Е.А. Спецпоселки // Родной край Нуримановский: Научно-справочное изд. – Уфа: Гилем, 2010. – С. 84–92.

8. Чегодаев Е.А. Этнический состав спецпоселка ЦЭС // Труды Института истории, языка и литературы Уфимского научного центра РАН. Материалы симпозиума, посвященного 80-летию Наиля Валеевича Бикбулатова. Уфа, 5 апреля 2011 г. – Уфа, 2012. – Вып. V. – С. 45–57.

9. Роль латышей в формировании маслодельческого производства Уфимской губернии // Этнос. Общество. Цивилизация: III Кузеевские чтения. – Уфа. 2012. – С. 95–99.

10. Чегодаев Е.А. Деятельность латышского просветительного общества «Prometejs» и театра «Skatuve» в Башкирской республике (30-е годы XX в.) // Вестник Академии наук Республики Башкортостан. – Уфа, 2012. – Том 17. – № 4. – С. 56–66.

11. Чегодаев Е.А. Латыши Башкирской АССР в первые десятилетия Советской власти: факторы выживания и сохранения этничности // Известия Уфимского научного центра РАН. – 2013. – № 2. – С. 115–122.

12. Чегодаев Е.А. Метелочки Лаймы как символ вечной жизни // Панорама Башкортостана. – 2014. – № 4 (48), авг. – С. 62–65.