Лбер проект атман трансперсональный взгляд на человеческое развитие Издательство аст издательство Института трансперсональной психологии Издательство К. Кравчука Москва 2004

Субъективный аспект

Это то, что мы называем субъективным аспектом проекта Атман. Поскольку он создан расщеплением между субъектом и объектом, то может разыгрываться за счет манипулирования обеими сторонами осознания, субъективной и объективной (к объективному аспекту мы еще вернемся). Субъективный аспект проекта Атман представляет собой невозможное желание, чтобы человеческая самость была бессмертной, космоцентрической и всезначимой, но основывается на верной интуиции, что подлинная Природа индивида действительно является вечной и бесконечной. Не то, что его глубочайшая природа уже является Богом, но что его «эго» должно быть Богом — бесконечным, космоцентричным, всемогущим — таков его проект Атман. Но может быть либо Атман, либо проект Атман.

У Юбера Бенуа есть превосходный отрывок о природе субъективного аспекта проекта Атман. «Человек должен спросить себя самого», — начинает он, — «как это может быть, как человек может начать верить, что он приемлет свое временное состояние, это ограниченное и смертное состояние [бытия всего лишь отдельной самостью, а не Целым], которое, в действительности, эмоционально неприемлемо, и как можно жить таким образом?» То есть, как человек может жить без Атмана? Ответ, конечно, состоит в том, чтобы создавать заменители этого Достояния, создавать проект Атман, заставляя (сознательно или бессознательно) отдельную самость выглядеть Атмано-подобной — космоцентрической, бессмертной, обожествленной, центральной по отношению ко всему существующему и перводвигателем всего. И как же тогда, продолжает Бенуа, душа человека справляется с такой неприемлемой ситуацией нереализованного Атмана? «Он приходит к этому по существу, благодаря игре своего воображения, благодаря тому, что его ментальность обладает способностью воссоздавать такой субъективный мир, где уникальным движущим принципом на этот раз является он сам. Человек никогда бы не примирился с тем, чтобы не быть уникальной побудительной силой в реальной вселенной [то есть не быть Атманом], если бы у него не было этой утешительной способности создавать вселенную для самого себя, вселенную, которая созидается им в полном одиночестве» [27]. Это — субъективная часть проекта Атман.

Жизнь и смерть

Итак, мы имеем Эрос и Танатос, Жизнь и Смерть, два главных динамических фактора, возникающих как функция разграничения субъекта и объекта. Эрос в предельном смысле является желанием вернуть обратно ту предсуществующую Целостность, которая была затемнена при построении границы между самостью и другим. Но действительное обретение подлинного воссоединения субъекта и объекта, себя и другого, требует смерти и растворения исключительно отдельной самости, а именно это вызывает сопротивление. Поэтому Эрос не может найти истинное единство, реальную Целостность и взамен увлекается поисками символических заменителей утерянного Целого, а эти заменители, чтобы быть действенными, должны быть представлены как исполнение желания предсуществующего Единства. Таким образом, Эрос является силой, лежащей в основе всякого стремления, обладания, хотения, желания, увековечения, любви, жизни, волеизъявления и т. п. И он никогда не удовлетворяется, потому что находит лишь одни суррогаты. Эрос — это своего рода онтологический голод.

Далее мы подходим к Танатосу. Танатос — это смерть и страх смерти. Для западной психологии оказалось очень трудным понять тот факт, что существуют, по меньшей мере, две главных, но совершенно различных формы страха и тревоги. Одна из них — это патологический или невротический страх: любой тип тревоги, который можно правомерно проследить до «душевного заболевания», патологических механизмов защиты или невротического чувства вины. Другая же форма страха обусловлена не психическим расстройством или невротическим заболеванием, а восприятием истины — это фундаментальный, неотвратимый, неизбежный ужас, присущий отдельному самоощущению. Изначальной Природой человека является Целое, но коль скоро он расщепил его на отдельную самость, противопоставленную внешнему «другому», то отдельная самость неизбежно сталкивается с осознанием смерти и ужасом смерти. Он является экзистенциальным, данным, врожденным (пока существует граница между субъектом и объектом) — и восприятие этого ужаса есть восприятие истинного положения дел, а вовсе не душевное заболевание.

Этот факт прекрасно выражают Упанишады: «Везде, где есть «другое», есть страх» [191]. На Востоке эта мысль является совершенно очевидной уже по меньшей мере 3000 лет. К счастью, наконец, и на Западе, после десятилетий бесплодных попыток ортодоксальной психиатрии низвести экзистенциальный страх до невротического чувства вины, психологи-экзистенциалисты выявили и объяснили это весьма существенное положение с такой ясностью, что теперь обойти его вниманием — означает выставить напоказ собственное невежество. «Сущностная, фундаментальная первичная тревога, — писал великий психолог-экзистенциалист Босс, — присуща от рождения всем изолированным, индивидуальным формам человеческого существования. В этой фундаментальной тревоге человеческое существование и страшится своего «бытия-в-мире» и тревожится за него» [25]. Большинство из нас, конечно, прямо не осознают это первичный страх, лежащий в основе наших повседневных «эго», но Зильбург объясняет, почему это происходит:

Этот ужас перед смертью неотъемлемо присущ отдельному самоощущению, отдельному субъекту и возникает в той или иной форме везде, где есть граница. И при пробуждении этого импринта смерти есть только две вещи, которые можно с ним сделать. Иными словами, у людей перед лицом смерти, перед лицом Танатоса, есть две возможности выбора: можно отрицать и вытеснять его или трансцендировать его в сверхсознательном «Всем». Коль скоро человек держится за ощущение своей отдельной самости, он должен вытеснить смерть и ужас перед ней. А чтобы трансцендировать смертельный ужас, ему следует трансцендировать самость. Отдельная самость ничего не может поделать, чтобы на самом деле избавиться от ужаса перед смертью, ибо она и есть этот ужас, — они вместе вступают в существование и исчезают тоже только вместе. Единственное, что можно сделать со смертью, — это отрицать ее, вытеснять, смягчать или как-то иначе скрывать. Только в сверхсознательном Всем, в действительной трансценденции, ужас перед смертью будет вырван с корнем, потому что отдельная самость там искореняется тоже. Но до того времени, как сказал Беккер, «именно сознание смерти, а вовсе не сексуальность, является первичным вытеснением» [25].

Ужас смерти, реакция против Танатоса. Но какова же в точности природа этого Танатоса? Что он означает в предельном смысле? Может быть, мы сумеем дать на это простой ответ.

Мы видели, что нигде нет никаких радикально отдельных сущностей, что граница между субъектом и объектом, в конечном счете, иллюзорна. Следовательно, эту границу между самостью и другим приходится постоянно воссоздавать в каждый текущий момент — по той простой причине, что она вообще не является реальной. В то же время, простая сила реальности, «тяга» Целого, в каждое мгновение пытается прорвать эту границу. И этой силой является Танатос. Пока индивид постоянно воссоздает свои иллюзорные границы, реальность столь же постоянно устраивает заговор, чтобы их разрушать.

Таков Танатос, и его действительным значением является трансценденция. Танатос — вовсе не сила, пытающаяся низвести жизнь до неорганической материи (такова, как мы еще увидим, сила «инволюции»), не навязывание повторяемости, не гомеостатический принцип и не желание самоубийства. Танатос есть сила шуньяты — сила и побуждение к трансцендированию иллюзорных границ, — но для самости, которая не хочет или не может отказаться от них (на любом уровне), он выглядит как угроза буквальной смерти и физической смертности.

Дело в том, что всюду, где есть границы, Танатос глубочайшей Природы человека в каждое мгновение действует так, чтобы убрать эту границу или принести ее в жертву. Пока есть граница, есть и Танатос. И индивидуум либо подчинится Танатосу, жертвоприношению и трансценденции, либо должен будет найти что-то еще, что можно сделать с этим желанием смерти, влечением к самопожертвованию. Как я попытался доказать в книге «Вверх от рая» [427], все, что есть гнусного в человеческих делах, что характеризует человека, как самого коварного из зверей, позорит его, как массового убийцу и мучителя, проходит под рубрикой подмены жертвоприношения. Это прекрасно объясняет формулировка Отто Ранка, подытоживающая все, что мы могли бы сказать по данному поводу: «Страх смерти «эго» ослабляется убийством другого, принесением в жертву другого; ценой смерти другого покупается свобода от наказания умиранием, от убийства тебя самого» [25]. Фрейд сказал: «Желание убивать заменяет желание умереть», а Беккер подытожил это как «жертвоприношение тела другого в качестве выкупа за собственную смерть» [26].

Отметим, что отрицание смерти (и отыскание заменяющих жертвоприношений) есть часть проекта Атман, мы называем ее негативной стороной — «негативной» стороной попытки вернуть себе сознание Атмана. Мы видели, что сразу после рождения самости из изначальной Целостности она сталкивается с двумя главными влечениями: увековечивать собственное иллюзорное существование (Эрос) и избегать всего, что угрожает ей уничтожением (Танатос). С позитивной стороны (это вовсе не означает «с хорошей стороны», а означает «со стороны Эроса», подобно положительному полюсу магнита), она ищет все виды суррогатных удовлетворений, претендующих на исполнение ее желания быть бесконечной, космоцентрической, всемогущей, героической, богоподобной. С негативной стороны (стороны Танатоса), она экранирует или вытесняет все, что угрожает смертью, исчезновением, трансценденцией, освобождением — и затем создает замещающие жертвования. И мы говорим, что оба эти влечения — подменять удовлетворение и подменять жертву — являются формами проекта Атман, потому что обоими, в конечном счете, движет верная интуиция о собственной бесконечности и вечности. Но эта интуиция искажается ее применением к ощущению отдельной самости, которая абсолютно конечна и смертна.

Таким образом, Эрос — желание большей жизни, желание обладать всем, быть центром космоса — движется верным интуитивным чувством, что человек, в действительности, является Всем. Но, будучи приложенной к отдельной самости, эта интуиция извращается в желание обладать Всем. Вместо бытия всем, человек просто желает иметь все, что составляет основу всех замещающих удовлетворений. Это ненасытная жажда в душе всех отдельных самостей, позитивная сторона проекта Атман, и ее утолит только Атман.

Точно так же, отрицание смерти (сторона Танатоса или негативная сторона проекта Атман) основывается на правильном интуитивном чувстве, что собственная предсущая Природа человека является действительно безвременной, вечной, бессмертной за пределами всех форм. Но когда эту интуицию безвременности применяют к отдельной самости, она извращается в желание просто жить вечно, бесконечно продолжаться, избежать смерти навсегда. Вместо того чтобы быть безвременным в трансценденции, индивид подменяет это желанием жить всегда. На место вечности он подставляет отрицание смерти, стремление к бессмертию и замещающие жертвоприношения. И это снова негативная сторона проекта Атман: горькое бессмертие вечного отрицания смерти.

Таким образом, ощущение отдельной самости пребывает под властью проекта Атман — попытки вновь обрести изначальную Целостность такими путями, которые заведомо препятствуют этому и навязывают символические заменители. Вместо того чтобы найти истинную Целостность, она движима заботами о простом существовании: Эрос побуждает ее продлевать свою псевдоотдельность, а Танатос вовлекает ее в смерть и в страх смерти. И битва Жизни против Смерти, Эроса против Танатоса, становится сверхбитвой, фундаментальной тревогой и дилеммой, неотъемлемо присущей всем отдельным самостям, — первобытным состоянием страха, которое устраняет только истинная трансценденция в Целостность.