Лекции по введению в психотерапию для врачей, психологов и учителей

Практическое значение индивидуальной психологии заключается прежде всего в уверенности, что из отношения человека к жизни, обществу и общественно необходимым, свойственным всем людям проблемам, из его политики престижа и чувства общности можно вывести его жизненный план и жизненные линии. В качестве побуждающего фактора в душевной жизни здоровых и нервных людей следует назвать фундаментальный факт “чувства неполноценности”, равно как и внутреннюю потребность в постановке цели и в повышении чувства личности, “компенсаторный” акт, а также навязанный индивиду “жизненный план”, который должен обеспечить ему достижение целей с помощью разного рода “агрессий”, “исключений” и “уклонений”, по линии “мужского протеста” или “боязни решений”. Кроме того, я могу считать общеизвестным понимание невротической и психотической душевной жизни как застревание на “ведущей фикции”, в отличие от душевной жизни здорового

* Впервые опубликовано в Zeitlschrill fur Individualpsycholoqie, Bd. 1, 1914, S. 8—16.
– 112 –
человека, который воспринимает свой “идеал” только как “приблизительно ориентирующий”, как средство объективное, а не субъективное. То же самое относится к общему аспекту невроза и психоза как “защите” чувства личности.

Чтобы сделать очевидным значение “финала” в душевной жизни и противопоставить его попыткам причинного объяснения, можно было бы показать, как непрерывное стремление человека “вверх” приводит к прогрессу культуры и вместе с тем создает метод и технику жизни, в которых находят применение (пусть даже неправильное) все имеющиеся возможности, включая органические реалии. Несостоятельность так называемой сексуальной психологии особенно отчетливо выявилась с тех пор, как самыми широкими кругами было подхвачено одно из основных положений индивидуальной психологии: половое поведение невротика следует понимать как “иносказательное” выражение его жизненного плана.

Благодаря этим исследованиям стремление к “получению удовольствия” стало известно нам в качестве одной из переменных, полностью соответствующих жизненному плану, а отнюдь не в качестве ведущего фактора. И наоборот, вопреки общепринятым представлениям черты характера, чувства и аффекты оказались испытанными, а потому прочно закрепленными, сформировавшимися свойствами, способствующими достижению фиктивной цели превосходства. Это открытие опровергает учение о “врожденных сексуальных компонентах, перверсиях и преступных наклонностях”. Всю область психоневрозов мы можем понимать как домен всех тех индивидов, которые (либо вследствие органических неполноценностей, либо из-за неправильного воспитания или вредной семейной традиции) принесли в свою жизнь из детства чувство слабости, пессимистическую перспективу, и вместе с тем всегда одни и те же или похожие уловки, предубеждения, трюки и экзальтации — такие же, как и при создании воображаемого субъективного превосходства. Каждая отдельная черта характера и любой выразительный жест настолько направлены к цели, предвещающей успокоение и победу, что правомерно утверждать: предпосылками существования невротических яв-
– 113 –
лений можно считать возвышающееся над всем честолюбие и недостаток веры в собственные силы у лишенной мужества личности. Данные невротические явления становятся понятными только с этих позиций. Самое лучшее определение невроза таково: “Да — но!”.

Такие же душевные сверхусилия наша школа обнаружила в фантазиях, сновидениях и галлюцинациях пациентов. Их побуждающий мотив всегда состоял в том, чтобы с помощью подготовительных, пробных попыток, в виде “как если бы” в воображении проложить путь тенденции к экспансии, стремлению добиться личной власти над другими или защитить себя от опасностей. При этом всегда следует иметь в виду, что внешне он может принимать вид совершенно другого намерения. Последовательность поведения не обязательно определяется актом принятия решения, и стремление к признанию часто удовлетворяется в собственном воображении (или же бывает достаточно социальных последствий предъявления доказательств болезни). Вместе с тем осуществление в одно и то же время внешне противоположных действий* (в диссоциации, в полярности, в амбивалентности), искажение внешнего мира, доходящее до отчуждения, произвольное, всякий раз тенденциозное формирование сферы чувств и ощущений с вытекающими отсюда внешними реакциями и планомерное сочетание воспоминания и амнезии, осознанных и бессознательных побуждений, знания и суеверий показывают, как часто все переживания становятся для невротика лишь средством или материалом, чтобы благодаря его перспективам получить новые импульсы в направлении своих невротических линий.

Если однажды твердо усвоено, что любое душевное проявление невротика несет в себе две предпосылки — чувство незрелости, неполноценности и гипнотизирующее навязчивое стремление к цели богоподобия, то отмеченная еще Крафтом-Эббингом “неоднозначность” симптома никого уже не введет в заблуждение. Эта неоднозначность представляла собой существенное препятствие в развитии психологии неврозов.

* Разве так трудно усмотреть “видимость” в так называемой интроверсии и ее противоположности, понять их как средство, а не как врожденную способность?

Если же придерживаться линий невротика (которые наша школа считает определяющими), нацеленных “вверх” вследствие чувства неполноценности, то из-за двойственности обоих эмоциональных состояний мы получим постоянное “колебание”, “пятьдесят на пятьдесят”, состояние бессильной экзальтации, в котором обычно более отчетливо проявляются либо черты бессилия, либо экзальтации*. При невротической мнительности, или неврозе навязчивых состояний, или фобии конечным эффектом также является “ничто” или почти ничто, в лучшем слу-

* Наиболее отчетливо такая последовательность проявляется при маниакально-депрессивном психозе.
– 115 –
чае подготовка к ситуации, которая представляется трудной, и констатация болезни, с которой иногда (в более благоприятных случаях), по-видимому, связано поведение пациента. В силу каких причин — мы увидим.

Этот необычный процесс, который всегда можно доказать во всех неврозах и психозах, при меланхолии, паранойе и слабоумии, подробно описан мною в виде “нерешительного поведения”. Пользуясь случаем, я позволю себе остановиться на этом несколько подробнее.

Если проследить жизненные линии пациента в указанном нами направлении и понять, как он характерным для себя образом (проще говоря, используя свой индивидуальный опыт и субъективные перспективы) усугубляет свое чувство неполноценности, но благодаря этому избавляется от ответственности, относя его к наследственности или взваливая вину на родителей или на другие факторы, если затем увидеть в его манерах и уловках претензию на превосходство и безгрешность, то всегда поражает то расстояние, которое отделяет невротика в определенный момент его экспансии от ожидаемого направления в его поведении.

Чтобы показать это нагляднее, я хочу описать модус, состоящий из четырех частей, для которого всегда характерно то, что пациент с уверенностью берется за дело, чтобы установить “дистанцию” между собой и ожидаемым поступком или решением. Чаще всего здесь возникает общее расстройство, подобное стартовой лихорадке, внешне проявляющееся в виде симптома или невротического заболевания. Наряду с этой тенденциозной дистанцией, которая довольно часто заявляет о себе и в соматических проявлениях, больной, испытывая сильное напряжение в связи с социальными проблемами, по-разному отгораживается от мира и действительности. Любой невролог легко может дополнить эту картину, опираясь на свой опыт, особенно если он помнит о многочисленных оттенках.

1. Движение вспять. Самоубийство, попытки самоубийства; тяжелые случаи страха открытых пространств; обмороки; психоэпилептические приступы; навязчивое покраснение и тяже-
– 116 –
лые неврозы навязчивых состоянии; невротическое удушье; мигрень и тяжелые истерические боли; истерические параличи; абулия; мутизм; сильные приступы разного рода страха; отказ от пищи; амнезия; галлюцинации; психозы; алкоголизм; морфинизм и т. д.; бродяжничество и преступные наклонности, ночные кошмары. Часто встречаются также сны, связанные с падениями и преступлениями, в которых видна чрезмерная предосторожность (что, например, могло бы случиться). Понятие внешнего принуждения чрезвычайно расширяется, и любое общественное и даже человеческое требование воспринимается с непомерной чувствительностью и отвергается. В подобных тяжелых случаях всякая полезная деятельность оказывается парализованной. Разумеется, признание болезни способствует также проведению собственной воли, негативистски противостоящей общим для всех социальным требованиям. Это относится также и к трем следующим категориям.

2. Состояние застоя. Больной как бы оказывается в заколдованном круге, не позволяющем приблизиться к фактам жизни, увидеть настоящее, приспособиться, испытать свои силы и ответить на вопрос, что он собой представляет. Как только в качестве жизненного вопроса появляются производственные задачи, экзамены, общественные, любовные и супружеские отношения, они тут же становятся актуальным поводом для развития невроза. Страх, слабость памяти, боли, бессонница с последующей неспособностью трудиться, навязчивые явления, импотенция, ускоренная эякуляция, мастурбация и совершенно ненормальные перверсии, истерические психозы и т. д. — все это защитные аранжировки, чтобы не дай бог выйти за рамки. Равно как и менее тяжелые случаи из первой категории. Часто встречаются сновидения, в которых человек чувствует себя скованным, не способным ничего добиться, он опаздывает на поезд, сдает экзамены. Эти сновидения нередко наглядно представляют жизненную линию пациента и то, как он в определенный момент ломается и конструирует “дистанцию”. “Тщеславие нации, как и личное, стыдится неудачи, свидетельствующей об ограниченности силы, сильнее, чем самого большого позора, который навлекает на себя бездействие, связан-

3. Сомнения и колебания в мыслях и действиях непременно приводят к установлению дистанции и появлению указанных выше заболеваний, часто сочетающейся с ними мнительности

4. Конструирование препятствий вместе с их преодолением как признак дистанции. Иногда выделяются более легкие слу-

Это удается выявить лишь с позиций индивидуально-психологической школы, когда на передний план выступает аналогия с поведением здорового человека. В любом случае психическое поведение в конечном счете следует понимать как планомерный ответ на вопросы, поставленные общественной жизнью. Тогда в качестве имманентных условий и защит мы всегда обнаружим стремящийся к целостности жизненный план, учитывающий тенденциозную самооценку, цель превосходства и душевные уловки, которые сами по себе — опять-таки в едином контексте — возникли в перспективе детства.

Не менее убедительным является сходство наших типов с образами мифов и поэтического творчества. В этом нет ничего удивительного. Все они являются образованиями психической жизни человека, созданы с помощью тех же самых средств и имеют такие же формы. В жизненных линиях всех этих художественных образов опять-таки обнаруживается признак “дистанции”, причем наиболее отчетливо — в фигуре трагического героя, куда она вводится в виде перипетии, с которой соединяется “нерешительное поведение”. Эта “техника” явно заимствована из жизни, и идея “трагической вины” с прозорливой интуицией указывает одновременно на активность и на пассивность, на “аранжировку” и на победу благодаря жизненному плану. В явлении героя перед нами предстает не просто судьба,
– 120 –
но прежде всего планомерные события, за которые он вроде бы не отвечает, но на самом деле несет ответственность, потому что он игнорирует всегда неотложный вопрос о своем проникновении в общественные требования, чтобы возвыситься над остальными* как герой.

Таким образом, каждому, кто пытается найти новый, чуждый обществу путь, грозит серьезная опасность утратить контакт с действительностью. Противоречивое сочетание честолюбия и неуверенности в себе, свойственное всем этим типам, вызывает в их жизни перипетию и в итоге загоняет их на индивидуальную для каждого дистанцию.

* И наоборот, “толпа” представляет собой голос общества, который в последующем развитии драмы переносится в уста героя.
– 121 –
О МУЖСКОЙ УСТАНОВКЕ У ЖЕНЩИН-НЕВРОТИКОВ*
Властолюбие начинается со страха оказаться во власти других людей и стремится к тому, чтобы заблаговременно захватить власть над другими в свою пользу.

Когда утонченная роскошь поднимается очень высоко, женщина бывает нравственной только по недоразумению и не делает тайны из того, что она больше хотела бы быть мужчиной: тогда она могла бы дать больше простора и свободы своим наклонностям; но ни один мужчина не пожелает быть женщиной.
Кант. Антропология
Опыт индивидуальной психологии свидетельствует: ни один человек не может спокойно переносить чувство реальной или мнимой неполноценности. Во всех случаях, когда мы можем констатировать наличие чувства неполноценности, мы обнаруживаем также чувство протеста, и наоборот. Более того, сама воля, поскольку она предшествует поступкам (в противном случае это будет лишь видимость воли), всегда движется в направлении снизу вверх; правда, иногда это становится ясным только при рассмотрении контекста.

В ряде работ о механизме невроза я описал общее состояние, которое следует рассматривать как основную движущую силу невротического заболевания, — мужской протест против женских или кажущихся женскими побуждений и ощущений. Исходным пунктом невротической диспозиции является патогенная детская ситуация, в которой формирование этого состояния происходит наиболее просто: с одной стороны, сомнение в своей будущей половой роли, с другой стороны, усилившая-

* Введение и случаи 1 и 2 впервые были опубликованы в Zentralblaff fur Psychoanalyse, Bd. 1, 191 I, S. 174-178; раздел 3 здесь (1920) новый.
– 122 –
ся тенденция играть мужскую (главенствующую, активную, героическую) роль, используя имеющиеся средства.

Помимо неуверенности в себе, которой повсеместно можно объяснить это отступление в поступках, желаниях и грезах невротика от своих “женских” линий и усиление “мужских”, фаза обретения пола у ребенка сопровождается большим напряжением, и в этом нет ничего удивительного. Многие пациенты сообщают, что вплоть до старшего детского возраста у них на этот счет были большие сомнения. Другие же в течение всей своей жизни имеют настолько выраженные черты чрезмерного мужского протеста, что из-за них терпит крушение любая их попытка включиться в социальную сферу, будь то в работе, в семье, в любви или браке. Все определенно высказываются, что всегда стремились к тому, чтобы быть настоящим мужниной, и это желание проявлялось у них самыми разными способами, однако у невротиков-женщин эта черта выражена еще более отчетливо. Опираясь на собственные данные, я считаю совершенно обоснованным следующее утверждение: то, что в этих замечаниях наших невротиков попадает в поле их сознания и практически лишено энергии благодаря тому, что значительно большая энергия остается неосознанной, вызывает у них невротические симптомы, поступки и грезы.

Далее я хочу предложить несколько выдержек из проведенных мною анализов, которые позволят нам словно со сторожевой башни взглянуть на мужскую установку у женщин-невротиков.
1. Стремление возместить недостаток

мужественности умом, хитростью и отвагой
Двадцатичетырехлетняя пациентка, страдающая головными болями, бессонницей и чрезвычайно бурными приступами ярости, направленной главным образом против матери, рассказывает о следующем переживании. Однажды вечером, когда она возвращалась домой, ее внимание привлекла такая сцена: неизвестный мужчина обрушился с бранью на проститутку, которая
– 123 –
попыталась с ним заговорить. Другие мужчины старались его успокоить. Тут пациентка почувствовала непреодолимое желание вмешаться и разъяснить разгневанному мужчине нелепость его поведения. Анализ выявил: она хотела вести себя как мужчина, возвыситься над ущемлявшей ее женской ролью, вести себя как равная ему, но лучше разбирающаяся в ситуации.

Она была студенткой и в этот же день присутствовала на экзамене. Экзаменатор, образованный, остроумный, но вместе с тем испытавший на себе влияние мужского протеста мужчина, вдоволь посмеялся над студентками-выпускницами, нередко даже называл их “гусынями”. Наша пациентка в ярости вскочила с места, покинула экзаменационный зал и остаток дня провела в мыслях о том, как бы ей проучить господина профессора во время экзамена. Ночь прошла без сна. Ей удалось заснуть только под утро. И тогда ей приснился такой сон:

Выражение “ведь через вуаль все равно видно” проистекает из лечения.

“С головы до пят закутана в вуаль”. Ей приходят мысли о внешней противоположности, о Венере Милосской. За день до этого она говорила о ней и восхваляла ее как произведение искусства. Другие мысли были связаны с позой Венеры Медичи и недостающими руками Венеры Милосской, что можно было легко предвидеть.

Дальнейший ход мыслей вызвал сомнения в словах пожилого мужчины. Разве нельзя с помощью множества вуалей, как, например, у танцовщиц, скрыть свою наготу?

Оба дневных переживания, бессонница, желание вести себя в уличной сцене как мужчина, проучить строгого профессора и обмануть меня, укрывшись вуалью, представляют собой часть континуума, содержание которого и образует невроз этой девушки. В сновидении едва заметно проявляется сомнение, удастся ли ей такое превращение. Если свести это сомнение к патогенной детской ситуации, то оно должно соответствовать изначальной неуверенности в себе, сомнению в своей будущей половой роли. С такой фазы начинает развиваться невротический характер, складывающийся из черт, которые представляются мужскими, и защитных тенденций. Последние направлены против угрозы оказаться в женской позиции, очутиться внизу, что можно наблюдать со всеми вытекающими последствиями (такими, как, например, фригидность) главным образом у честолюбивых девушек.