Лекция № 5. Период формирования литературы на новоперсидском языке

Лекция № 5. Период формирования литературы на новоперсидском языке

1. Арабское завоевание Ираны - переходный период между двумя языковыми эпохами. Приспособление арабской письменности для персидского языка (опыт применения консонантного письма уже был - арамейский алфавит

также, как и арабский, семитского происхождения). Эти системы плохо подходят для отражения фонетики персидского языка, тем не менее применялись в течении веков.

2. Исламизация Ирана. Активное участие покоренных народов в религиозной и культурной жизни арабского Халифата. Персы - комментаторы Корана (ал-Бухари), грамматисты, политики (советники при арабских правителях), профессиональные рассказчики (часто надимы), ученые, поэты, писавшие по-арабски. Влияние религиозного менталитета иранцев на складывание шиизма и его ответвления - исмаилизма (наследование имамата по мужской линии).

2. Шуубитское движение. Культурно-политический характер движения. Переводческая деятельность. Помимо многочисленных исторических хроник, объединенных под заглавием "Хвадай-намак" ("Книга владык"), на арабский язык переводились разного рода правовые документы (судебники, уложения), книги советов и наставлений по разным областям человеческой деятельности (начиная от управления государством и кончая ремеслами, музыкой, охотой и воинскими искусствами).

3. Среди переводных произведений оказались и упоминавшиеся мною обрамленные книги индийского происхождения. Благодаря переводу назидательных книг и появлению оригинальных арабских сочинений, созданных под их влиянием, в литературе Халифата сформировался жанр адаба. Что такое адабная литература (жанровые разновидности, назначение). Функциональность жанров средневековой прозы.

4. Арабо-иранский литературный синтез. Персы дали музыкальную традицию и, возможно, оказали влияние на складывание лирической (газельной) традиции в Хиджазе. "Персидским" было в эпоху Халифата и искусство повествования. Некоторые специалисты склонны предполагать, что у знаменитого сказочного свода "Тысяча и одна ночь" имелся утраченный пехлевийский прототип, носивший название "Тысяча сказок" и включавший индийский и иранский повествовательный материал. Наконец, преимущественно иранскими по происхождению были дидактические жанры.

4. В свою очередь арабы способствовали формированию поэтической системы, поскольку у них персы заимствовали метрику (квантитативная система - чередование долгих и кратких слогов), рифму, фигуры, "номенклатуру" жанров, теорию стиха. О терминологии традиционной арабской поэтики, заимствованной и разрабатывавшейся персами в течение всего классического периода, речь пойдет в одной из следующих лекций.

5. Теперь коротко об особом периоде развития литературы иранцев, который М.Занд метко назвал "инобытие персидской литературы в арабской языковой оболочке". Во времена правления династии Аббасидов в Халифате процветали науки и искусства, а столица - Багдад - явно склонялась к иранским вкусам и традициям. Это касалось дворцового этикета, который был ориентирован на сасанидские образцы. В моду вошли иранские сезонные праздники, которые с пышностью отмечались в Багдаде, правители предавались забавам и развлечениям, позаимствованным у покоренных народов - охотам, пирам, проводили время за изящной беседой или внимая музыке и стихам. Суровые "бедуинские" нравы уступают место изнеженной роскоши городского оседлого образа жизни. У этого нового уклада жизни появляются свои глашатаи из среды поэтов. Многие из них были иранцами по крови, писавшими по-арабски. Самые известные имена - Башшар ибн Бурд (714-783) и Абу Нувас (р. 756 или 762 - ум. между 813 и 815). Отстаивая культурное первенство иранцев, поэты вводили в арабоязычные стихи излюбленные иранские темы (описание календарных праздников, садов и дворцов, предметов роскоши, ловчих птиц и животных и т.д.). Их числят среди основоположников нового стиля арабской поэзии, который получил название бади’ ("новый", "удивительный"). В свою очередь этот новый стиль с его осознанным стремлением к риторической украшенности стиха дал название одного из трех разделов арабской классической поэтики. Термином бади’ стали именовать украшающие стих фигуры.

6. Башшар ибн Бурд, отстаивая свое благородное происхождение и древнюю родословную, жестоко высмеивает бедуинскую кичливость и настаивает на культурном приоритете персов:

Я скажу гордому арабу правду о себе и о нем, когда он начнет кичиться своим происхождением:

"Я знатный человек по отцу и по матери, но меня лишили должности марзбана (правителя пограничной области) в Тохаристане...

Неужели теперь, когда ты стал носить одежды из шелка - хоть раньше ходил нагим - и садишься пировать рядом с людьми благородными,

Обзавелся деньгами и пищей и стал употреблять с похмелья напиток из фиалки,

Ты - сын пастуха, рожденный женой пастуха, - пытаешься соперничать в славе с племенем благородных! Ты обречен на неудачу!

А ведь прежде, когда ты хотел испить воды, ты лакал ее вместе с собакой из дождевой канавы...

Твоя слава - это слава тушканчика и ящерицы по сравнению с таким великим молодцом, как я.

Помимо общего издевательского тона этих стихов обращают на себя внимание некоторые термины и реалии, введенные поэтом в текст. Башшар упоминает иранский термин "марзбан", говорит об обычае опохмеляться настоем фиалки, травестирует тему описания обитателей пустыни, принятую в доисламской арабской поэзии, сравнивая араба-бедуина с тушканчиком и ящерицей. Часто поэты иранского происхождения оказывались первооткрывателями в применении арабской графики для написания персидских слов.

7. Абу Нувас прославился застольными стихами, в которые он включил описание сасанидских серебряных винных чаш с изображениями тронных сцен и сцен государевой охоты. В шутливых тонах он живописует ночные походы багдадской "золотой молодежи" по любимым винным погребкам, держателями которых являются зороастрийцы, которым виноторговля не запрещена их верой. В одном из таких стихов поэт дает портрет юной "солнцепоклонницы"-виночерпия, девушки, одетой в мужское платье. Это по существу - предвосхищение бесчисленных описаний виночерпия в классической персидской поэзии, которые станут непременным атрибутом жанра.

Лекция № 6. Жанровая система арабской классической поэзии и ее эволюция на иранской почве (основные понятия и термины)
1. К моменту перенесения арабской поэтической система на иранскую почву (IX в.) она уже полностью сформировалась и имела сложившийся теоретический аппарат, предназначенный для объяснения явлений поэтической практики. При этом следует помнить, что иранцы заимствовали литературную систему, в создании которой сами принимали активное участие.

2. Обратимся теперь к жанровой структуре классической арабской поэзии, которая, в свою очередь, претерпела значительную эволюцию, пройдя путь от устно-авторского этапа к этапу развитого авторского письменного творчества. На стадии родо-племенного строя, который мы застаем на Аравийском полуострове в период, предшествующий распространению ислама, поэзия представляла собой устную память народа, лишь постепенно отходящую от своих ритуально-магических корней. По выражению праведного халифа Омара, одного из преемников пророка Мухаммада, "поэзия была знанием тех, кто не имел истинного знания (т.е. Корана, писания)". С наступлением ислама предшествующую эпоху арабы-мусульмане стали именовать "джахилиййа" ("невежество"), а поэзию того времени специалисты именуют джахилийской (т.е. доисламской).

3. В доисламской поэзии отразились многие черты бедуинского уклада жизни, представления о племенной чести (кодекс мурувва), рудименты древней магии и верований. Поскольку она была записана уже в раннеисламскую эпоху, ученые спорили и спорят относительно ее подлинности. Тем не менее, сама природа этих текстов (формульный стиль, слабая авторская атрибуция, текучесть текста) свидетельствуют о принадлежности к переходному от фольклора к письменной литературе периоду (стадиальное совпадение с сасанидской песенной традицией).

4. Основные жанры доисламской поэзии можно наблюдать в рамках касыды, основной арабской стихотворной формы. Наиболее архаичные виды арабского стиха делились с точки зрения метрической организации (раджаз и касыда). В раджазе рифмовались все строки (аааа и т.д.), в касыде, писавшейся всеми остальными размерами, кроме раджаза, рифмовались только четные полустишия (аа ба ва и т.д.). Позже это деление поэзии сменилось другим, поскольку продуктивность раджаза резко упала, и его практически полностью вытеснили стихи монорифмические, в которых рифмуется каждое второе полустишие (мисра’).

5. В арабской, а вслед за ней и в персидской поэзии, наименьшей смысловой единицей стиха считается бейт, что по-арабски означает "дом". Он состоит из двух половинок - мисра’, которые лишь в некоторых видах арабской (раджаз) и персидской поэзии (мусаммат - одна из строфических форм) выступают в качестве наименьшей единицы.

6. Арабской касыде, вытеснившей раджазную поэзию, стала противостоять другая жанровая форма, получившая название кыт’а (букв. "отрывок", "фрагмент"). Эти две основных поэтических формы объединял порядок рифм (уже известный вам монорим), а отличались они объемом - касыда противопоставлялась кыт’а как большое малому, а также количеством развиваемых поэтических тем - политематической касыде противопосталялась монотематическая кыт’а. При этом тематический репертуар этих двух форм практически ничем не различался.

6. Теперь вернемся к касыде. Пройдя несколько стадий формирования в доисламкий и раннеисламский периоды, касыда приняла канонический вид, о чем свидетельствует ее теоретическое описание, данное в IX в. известным филологом Ибн Кутайбой в его "Книге поэзии и поэтов". Приведем это описание целиком:

"Я слышал от некоторых литераторов, что составитель касыды начинает ее с воспоминания о жилье [племени], остатках кочевья и следах. Он плачет, жалуется, обращается с речью к [былой] ставке и просит своего товарища остановиться, чтобы воспользоваться этим поводом для воспоминания о жителях откочевавших оттуда; так как обитатели палаток и на стоянке, и в пути отличаются от живущих [оседло] на земле. Они переходят от воды к воде, отыскивают пастбища и следуют туда, где выпадает дождь, куда бы это их ни завело. Потом поэт связывает это с насибом (эротической частью), говорит о силе чувства, жалуется на боль разлуки, чрезмерность любви и страсти, чтобы склонить к себе сердца, повернуть лица и вызвать таким образом внимание слушателей. Ведь речь о любви близка душе, проникает в сердце, так как Аллах в укладе рабов своих заложил склонность к эротике (газели) и привязанность к женщинам. Нет почти никого, кто бы ни был связан с этим в какой-нибудь мере и не имел в этом какой-нибудь доли, дозволенной или запретной. Когда же поэт узнает, что он закрепил внимание к себе и что его слушают, он сопровождает это указанием на [свои] права [на награду]: в своем стихотворении он едет, жалуется на усталость, бессоницу, ночной путь, жар полуденного зноя, изнуренность верхового животного и верблюда. Когда же он узнает, чтоон уже обязал того, к кому обращается, правом надеяться и охранить его ожидания и что тот уверился в испытанных им в пути неприятностях, он начинает прославлять, побуждая его к возмещению, подстрекая к щедрости, превознося его над ему подобными и унижая перед его саном все великое. Искуссный поэт тот, кто идет по этим путям и уравновешивает эти части. Ни одной из них он не дает преимущества в своих стихах, не слишком удлиняет, чтобы не наскучить слушателям, но и не обрывает, когда в душе есть жажда к продолжению... Поздний поэт не имеет права отходить от путей древних в этих частях: остановиться у обитаемого жилья и плакать у воздвигнутого сооружения, потому что древние останавливались у брошенного жилья и опустелых следов, или ехать на осле или муле и описывать их, потому что древние ездили на верблюдице или верблюде, или приезжать к сладким текучим водам, потому что древние приезжали к испорченным и стоячим, или пересекать [на пути] к восхваляемому посадки нарциссов, миртов и роз, потому что у древних было в обычае пересекать заросли полыни и других растений пустыни" (перевод И.Ю.Крачковского).

7. Как видите, Ибн Кутайба описал некую идеальную "бедуинскую" касыду, построил модель. В реальной поэтической практике доисламского времени касыда лишь приближалась к этой устоявшейся норме. Выделим важные для нашего предмета особенности этого описания. Во-первых, перед нами, так называемое функциональное опреление касыды, в котором она выделяется среди других видов поэзии по тематике. Автор ничего не говорит нам о формальных признаках касыды (порядке рифм, количестве бейтов и т.д.). Подобный тип определения по своему происхождению считается более ранним, чем определение формальное. Оно по существу недалеко отстоит от выделения жанра в фольклоре, ибо там он определяется либо по отношению к обряду, с которым он связан (например, весенние, свадебные, погребальные др. песни), либо по отношению к бытовой ситуации (например, рекрутские или ямщицкие песни). Во-вторых, у Ибн Кутайбы можно обнаружить "охранительную" тенденцию, попытку защитить старую "бедуинскую" традицию от наступающей чуждой тематики, которую несли в арабскую поэзию представители покоренных народов, прежде всего персы. Арабский филолог перечислил "запретные" для касыды темы, назвав среди них столь любимые иранцами описания дворцовых построек, проточных вод, орошающих сады с посадками миртов и цветниками. Роза и нарцисс - едва ли не самые часто упоминаемые в персидской поэзии цветы, особенно если учитывать, что роза - постоянное сравнение или метафора для лика красавицы или ее румяных щек, а нарцисс - для ее глаз, фиалка – для пушка на щеках и над верхней губой, гиацинт – для кудрей и т.д. По существу, Ибн Кутайба, хотя и в осуждающих тонах, но дал описание новой арабской, а затем и персидской касыды, с ее цветочными, садовыми, плодовыми и тому подобными зачинами.

Лекция № 7. Жанрово-содержательные категории в касыде
1. Все перечисленные Ибн Кутайбой части касыды имеют свои жанровые наименования в поэтике. Они одновременно могут выступать как темы самостоятельных стихотворений малого объема, т.е. кыт’а. Терминология, относящаяся к арабской касыде, позже применялась и в персидской поэтике. Остановимся на этих терминах подробнее.

2. Плач над следами покинутой стоянки носит название вукуф ал-атлал ("остановка у следов покинутых жилищ") и начинался словами “Постойте, поплачем над следами покинутой стоянки”. В персидской касыде этот стандартный зачин не применяли за исключением случаев прямой ориентации на образцы "бедуинской" касыды. В персидских стихах этот зачин трансформировался: в него включалось, как правило, описание снятия каравана со стоянки, обращение поэта к погонщику верблюдов с просьбой помедлить или, наоборот, скорее отправляться в путь. Другой вариант этого зачина содержит просьбу к караванщику сделать остановку в краю, где живет возлюбленная (примеры из Манучихри, Муиззи и Саади).

Пример 1: О житель шатров! Свертывай шатер, ведь вожак каравана уже вышел со стоянки (Манучихри 1977, с. 53).

Пример 2: О погонщик верблюдов! Не останавливайся нигде, кроме края моей подруги, // чтобы я хоть раз мог поплакать над следами покинутой стоянки (Муиззи 1984, с. 545).

Пример 3: О караванщик, не спеши, ведь покой души моей уходит, //и сердце, бывшее со мной, вслед за возлюбленной уходит (Саади 1996, т.1, с.394)

За этим повторяющимся во многих текстах зачином, следовал насиб, представлявший любовную лирику (также тагаззул). Он был связан с зачином-плачем и элегической тональностью, и грамматическим временем, поскольку речь в насибе всегда шла о прошлом (воспоминания о ушедшей любви). Нередко в этой части разрабатывались также мотивы быстротечности человеческой жизни, наступления старости (так называемые "стихи о седине"), превратностей судьбы. О происхождении насиба написано значительное число научных работ, наиболее фундаментальной из которых считается монография французского арабиста Ваде "Куртуаазный дух на Востоке..." (1968). Видоизменяясь образно, содержательно, стилистически любовное вступление к касыде просуществовало века как в арабской, так и в персидской поэзии, воплотившись во множестве выдающихся образцов.

3. В доисламской арабской поэзии при наличии любовной темы и большинства образующих ее в последующие века мотивов и стандартных ситуаций (свидание, разлука, ссора, примирение, холодность, ревность, измена), трудно говорить о любовной лирике в нашем понимании этого слова. Современное представление о ней сложилось под влиянием идеалов индивидуальной любви, обязанных своим появлением в основном эпохе средневековья. Воспевание единственной возлюбленной и своих чувств к ней, уверенность в неподменимости объекта страсти появилось в поэзии только тогда, когда человек осознал себя индивидуальностью, выделился из родового коллектива. Естественно, что в доисламской арабской поэзии, сформировавшейся на стадии племенного строя, такого рода чувство творцу поэзии не свойственно, как не выражено у него и осознанное чувство авторства. К вопросу об индивидуальном авторстве, равно как и к проблеме зарождения темы индивидуальной любви нам придется возвращаться неоднократно. На стадии записи и комментирования (т.е. в раннеисламский период) джахилийской поэзии ее авторы, воспевавшие в стихах нескольких возлюбленных, вызывали осуждение, поскольку представления о единственной истинной любви уже укоренились в литературе. Так, знаменитого доисламского поэта и воина Имруулкайса, о приключениях которого сложилось множество легенд, называли одновременно идеальным влюбленным (за проникновенность его любовных стихов) и блудником (за то, что он посвящал их многим женщинам, часто перечисляя их в одном стихотворении). В период распространения ислама, и особенно в период расцвета арабского Халифата, любовная поэзия под влиянием самых разнообразных факторов быстро эволюционировала, но термин, которым она обозначалась в рамках касыды остался прежним – насиб, тагаззул.

4. Следующий тематический сегмент касыды носил название рахил ("отъезд"). В этой части описывался путь каравана через пустыню, дорожные тяготы и страхи. В арабских образцах касыды в рахил часто упоминались топографические названия (возвышенности, водоемы). В племенной бедуинской культуре поэтический текст выполнял множество внелитературных функций. В данном случае речь идет об информации по ориентированию в пространстве (такую же роль в касыдах выполняло упоминание восходящих на ночном небосклоне созвездий). Жанровую доминанту этой части касыды составляло описание (васф), объектами которого были пустынные ландшафты, растения и обитатели пустыни, верховые животные (преимущественно верблюд или верблюдица). По мере удаления касыды от бедуинских истоков объекты описания менялись (предметы роскоши, атрибуты пиршества, цветы и плоды, охотничье снаряжение, ловчие птицы и животные, охотничьи трофеи и т.д.), однако термин и техника обращения с образным материалом сохраняется. Васф впоследствии выступает не как особая тематическая разновидность стихов, а как способ соположения мотивов. Объекты описания могут относиться к различным темам лирического репертуара. В любовной лирике – “стати красоты” возлюбленной (лицо, глаза, ресницы, брови, губы, локоны, стан, талия), в “винной” лирике – атрибуты пиршества (винные чаши, кувшины или бутыли, цвет вина, его вкус и аромат), в календарной поэзии – это цветы, деревья, травы и плоды, птицы и животные (“сезонные слова”), в охотничьих стихах – ловчие птицы и животные и охотничьи трофеи.

5. В часть, описывающую странствие по пустыне, поэты нередко включали элементы самовосхваления (фахр), которые в доисламкое время отражали представления о племенной чести и рисовали идеал бедуина-воина. Представлял собой аналог "богатырской похвальбы" (магическая функция слова). Выносливость и отвага, упорство в преодолении трудностей и верность своему племени - вот те качества, которые каждый поэт хотел видеть в себе и в своих соплеменниках. По мере обретения поэзией статуса самостоятельного вида духовной деятельности фахр все более превращался в самовосхваление поэта, превозносящего перед лицом покровителя свои таланты и достоинства. Эта тема становится чрезвычайно важной в персидской поэзии и отражает представление создателей литературных произведений об эстетическом идеале, о назначении поэта, о функциях изреченного слова. Перечисленными вопросами мы будем заниматься в курсе "истории литературы".

6. Самовосхваление облегчает поэту переход к основной цели касыды (от корня ксд - "иметь цель, намерение"), восхвалению (мадх). По этой причине касыду именуют целевым стихотворением. Наряду с уже перечисленными доблестями покровитель поэта наделялся щедростью, мудростью и красноречием, благородной родословной. В восхвалении, как и в самовосхвалении, консервировались рудименты древних магических формул, призванных способствовать благополучию главы племени, а вместе с ним и всего племени. В позднейшей традиции как арабской, так и персидской восхваление утрачивает часть своих внелитературных функций (например, все, что связано с древней магией слова), сохраняя при этом ритуализованный характер и прямую связь с этикетными формами поведения. В восхвалении находят свое отражение такие представления средневекового общества, как нормы идеального правления, отношения господства и подчинения, принципы “долга”, “договора” и “служения”.

7. Близкую к восхвалению, отчасти магическую функцию в бедуинской поэзии выполняло "осмеяние" (хиджа, перс. хаджв), направленное на врагов племени и состоящее из ритуальных проклятий в их адрес и перечисления низких качеств их натуры, во всем противостоящих превозносимым качествам восхваляемого. В последующие века осмеяние неоднократно видоизменялось. Особенно это заметно в иранской традиции, где жаровые клише осмеяния применялись в "перебранках поэтов", в проповеднических инвективах, в стихах морально-этического характера, в пародийных жанрах.

8. В персидской касыде устойчивые темы арабских образцов не консервировались, а переосмыслялись в соответствии с нормами заимствованной у арабов теоретической системы, в создании которой персы также принимали участие. Многочастная структура вступительной части арабской касыды сохраняется, но выступает с иными тематическими составляющими. Календарные зачины становятся не менее популярными, чем любовные, а смена тематически разнородных частей уступает место иным принципам организации многочастного целого. В персидской касыде структуру вступительной части нередко определяет соотношение повествовательных и описательных элементов, сочетание которых в значительной степени зависит от авторских предпочтений.

9. Постепенно в персидской касыде складывается достаточно строго формализованный канон выделения структурно значимых единиц текста: начала, перехода от вступления к восхвалению и концовки. В арабской теоретической поэтике можно найти самые общие рекомендации, касающиеся украшения любыми известными способами названных частей касыды, в иранской традиции выполнение этого требования приобретает закрепленный характер. Выполнение фигуры “красота перехода” (хусн ат-тахаллус) в панегирических касыдах осуществляется за счет введения имени восхваляемого. Концовка восхваления, а вместе с ним и всей касыды маркируется с помощью особой “молитвы об увековечении” (дуа-йе табид). Характерно, что в персидской касыде формулы благопожеланий восхваляемому лицу или проклятий в адрес его недругов имеют устойчивую грамматическую форму с глаголом бад (“да будет”) и закрепленной положение в концовке текста. Преемственность этих поэтических формул по отношению к здравицам в честь государя, входившим в ритуалы доисламских иранских праздников, достаточно очевидна.

Лекция № 8. Жанрово-содержательные категории поэзии и их эволюция (продолжение)
1. Описанная нами теминологическая система, связанная с содержательной стороной традиционной касыды, нуждается в некоторых дополнениях. Уже в рамках доисламской касыды можно усмотреть тенденцию к выделению тем-антиподов и тем близкородственных. К восхвалению тяготеет самовосхваление и оплакивание (риса, марсийа), которое можно рассматривать как панегирик усопшему. Комплексу хвалебных тем противостоит осмеяние.

2. Рассматривая касыду, мы опустили некоторые темы, которые в доисламской поэзии арабов представлены довольно скромно, но позже развиваются очень динамично. Это пиршественная, "винная" тема, называемая хамрийат. Ее антиподом в жанровой системе выступает тема аскетическая, зухдийат, которая появляется в результате развития некоторых мотивов насиба, в частности "стихов о седине". Основные мотивы этого жанра – быстротечность человеческой жизни, непостоянство судьбы, преходящий характер земной славы, богатства, “тщета мирская”. Постепенно жанр эволюционирует, и к чисто рефлективным мотивам добавляются морально-этические, связанные с осуждением пороков (скупости, стяжательства, себялюбия и эгоизма, сладострастия, чревоугодия и т.д.). Особо продуктивным этот жанр оказался в рамках религиозно литературы, создававшейся представителями мусульманского мистицизма (суфизма, исмаилизма).

3. Насиб, называвшийся также ташбиб (градация довольно тонкая и по-разному объясняется средневековыми теоретиками), мог разрабатывать любовную тему в двух противостоящих друг другу направлениях: описание любви-страдания получило название узритской газели (по имени племени узра - по преданию юнощи этого племени умирали от неразделенной любви: Джамил и Бусайна, Кайс и Лубна, Урва(х) и Афра и др.), описание радостей любви стали называть омаритской лирикой (по имени известного поэта Омара ибн Аби Рабийа, мастера таких стихов).

4. Влияние покоренных народов на поэзию эпохи Халифата в значительной мере обогатило ее тематический репертуар, добавив к нему охотничью поэзию (тардийат), сезонную лирику (наврузийат и михрджанийат). Периодически в литературную моду входили и второстепенные для средневековой лирики темы, например, дружественния поэзия (ихванийат) и др. Большую роль в жанровой системе играли различного рода сетования, жалобы (шикайат), которые могли выступать в качестве доминирующей тональности практически в любой традиционной теме (в любовной и философской лирике, в "стихах о седине", в дорожных жалобах). В самостоятельную жанровую разновидности сетований выделилась "тюремная лирика" (хабсийат), получившая преимущественное развитие в персидской поэзии (Мас’уд Са’д Салман - XI в.).

5. В средневековой литературе жанровые системы выстраиваются в определенном иерархическом порядке. В соответствии со ступенью, занимаемой жанром в этой иерархии, в нем применяется приличествующая его месту лексика высокого, среднего или низкого стиля. Высшую ступень иерархической лестницы в нашем случае занимало восхваление и родственные ему оплакивание и самовосхваление, далее располагались описание и любовная лирика, за ними следовали "винные" и аскетические стихи, на последне месте стояло осмеяние и примыкавшие к нему пародийные и пасквильные стихи, в которых помимо низкой лексики применялись разного рода жаргонизмы, диалектизмы и т.д.

6. В арабской поэзии перечисленные темы реализуются в двух жанровых формах, тогда как в поэзии персидской форм оказывается больше, а распределение тематики между формами оказывается совершенно иным. Назовем те формы, которые добавились при перенесении арабской поэтической системы на иранскую почву. Древняя повествовательная традиция иранцев нашла воплощение в самой крупной поэтической форме, именуемой маснави (порядок рифм - аа бб вв и т.д.). Между касыдой и кыт’а в персидской поэзии вклинилась еще одна форма, получившая название газель и оттеснившая кыт’а на периферию системы. Последнее место в ряду форм поэзии заняло четверостишие - рубаи (порядок рифм - ааба или аааа, второй вид носит название таране). Кроме того иранцы пополнили систему несколькими строфическими формами - мусаммат и его разновидности, тарджибанд, таркиббанд, мустазад (краткое описание генезиса строфических форм, рифмовка, пример из мусаммата Манучихри).