1. Практически все литературные произведения новой языковой эпохи тесно связаны с традицией древнего периода. Влияние зороастризма на складывание литературы. Зороастризм - государственная религия. Сложившаяся форма государственности в эпоху Сасаниов. Развитый придворный этикет (свидетельства позднейших источников).
2. Первый образец эпического сказания "Йадгар-и Зариран" ("Поминание Зареридов") повествует о борьбе за правую веру Заратуштры. Идея жертвы за веру присутствует уже в ранних памятниках религиозной направленности.
3. Обработка авестийского сюжета близкого античному сюжету о Сфинксе, загадывающем загадки - "Повесть о Йовиште из рода Фрийанов". Четкая разбивка на главы, построенные по единому принципу (единоначалие и сходство концовок, различаются только вопросы Ахта и ответы Йовишты). Элементы дидактики.
4. Влияние исторической хроники (клинописной традиции) можно усмотреть в "Книге деяний Ардашира Папакана". Мифологизированная биография основателя династии Сасанидов. Развитый сюжет, обнаруживающий ряд знаменательных совпадений с греческими версиями легенды о воцарении Кира Великого, основателя династии Ахеменидов. Типология сюжета о провиденциальных младенцах (детство вдали от престола, вещий сон царя об утере власти, воспитание будущего правителя в простой семье и т.д. Ср.: детство Моисея, Иисуса). Историческая основа, эпические приемы.
5. Небольшая поэма в жанре прения "Асирийское дерево и коза". Пальма и коза спорят о том, кто из них приносит больше пользы человеку. Жанр, видимо, восходит к древним шуммеро-аккадским образцам (спор лета и зимы, вола и коня, пастуха и пахаря, золота и меди, тамариска и финиковой пальмы и т.д.). Получил дальнейшее развитие в персидской классической поэзии в жанре муназаре (Асади Туси - XI в.).
6. Жанр хождения в загробный мир представляет "Книга о праведном Вирафе". Тяготеет к зороастрийскому религиозному канону. Предвосхищает многие средневековые мистические поэмы о странствиях души в поисках Истины ("Странствие благочестивых к месту возврата" Санаи, "Язык птиц" Аттара и т.д.). К этому произведению примыкают более поздние дидиктические сочинения, тесно связанные с зороастризмом. Они создавались уже на исходе среднеиранской языковой эпохи, в условиях арабского господства в Иране. Самое значительное - "Суждение духа Разума". По форме - вопросы и ответы. Опять единообразное построение глав. Позже сходные композиционные принципы будут использованы в житийной литературе суфиев.
7. Имеется целый пласт среднеперсидской (пехлевийской) литературы, до нас не дошедшей и известной лишь по косвенным свидетельствам. Однако роль их в дальнейших судьбах литературы весьма значительна. Это прежде всего пехлевийские переделки древнеиндийских обрамленных повестей назидательного характера, самой известной из которых является "Панчатантра". Именно с пелевийской версии текста был сделан арабский перевод, получивший название "Калила и Димна" и положивших начало триумфальному шествию древнеиндийской книги по литературам средневекового мира. По всей видимости, на среднеперсидский язык была переведена еще одна обрамлення повесть, которую мы условно назовем "Книга о Синдбаде, или Семь мудрецов". Это произведение также было переведено на арабский и вошло в сказочный свод "Тысячи и одной ночи", а позже обрабатывалось и на персидском языке. К той же категории утраченных памятников принадлежат многочисленные исторические сказания, входившие в свод сасанидских династийных хроник (“Хвадай-намак”) и представлявшие собой исторические предания иранцев (от мифологических и легендарных первоцарей династий Пешдадидов и Кейянидов до исторических Сасанидов, в число которых были включены и Ахемениды). Эти сказания легли в основу “Шах-наме”, опосредованные арабским переводом Абдаллаха Ибн ал-Мукаффы (VIII в.), однако ни среднеперсидский оригинал и арабский перевод не сохранились. Указанными материалами пользовался и знаменитый арабоязычный историк ат-Табари (ум. в 923 г.).
Лекция № 4. Песенная традиция при сасанидском дворе и ее значение для дальнейшего развития литературы
1. Средневековые историки и поэты донесли до нас данные о существовании развитой придворной песенной культуры при дворе Сасанидов. Эти сведения передавались в виде названий песен и мелодий, сочинение которых приписывалось тому или иному легендарному певцу. Самое известное имя - Барбад (ему посвящена целая глава в поэме Низами "Хосров и Ширин", в которой перечислены тридцать его песен). Названия многих песен указывают на их каледарный характер. Предание гласит, что Барбаду принадлежали песни, созданные на каждый день зороастрийского солнечного года, на каждый из тридцати дней зороастрийского месяца (си лахн), на каждый из двенадцати месяцев, посвященных разным божествам зороастрийского пантеона, и, наконец, на каждый день недели (наваха-йе хафтгане). Сведения о сасанидской музыке содержатся в арабоязычных источниках, относящихся к VIII-IX вв., исторических хрониках, дидактических книгах типа “княжьих зерцал”, предназначенных для воспитания идеального члена общества, принадлежащего к образованному сословию. Например, в этих преданиях содержатся сведения о содержании некоторых песен. Так, считается, что песня Барбада “Шабдиз” была сложена на смерть любимого коня сасанидского царя Хосрова Парвиза, который носил имя Шабдиз, что значит “вороной”, “черный, как ночь”. Песня “Крупица мускуса” (“Машкдане”), как полагают, сложена в честь Ширин, жены Хосрова. Мелодия “Хосровани”, как считают специалисты, имела текстовую основу (рифмованная проза, возможно, безрифменный силлабический стих), представлявшую собой восхваление Хосрова Парвиза. Многие песни, если судить по названиям, были привязаны к зороастрийскому календарю с его многочисленными ритуальными праздниками, однако эти песни были в то же время частью дворцового этикета и назывались "царскими песнопениями" (суруд-и хусравани). Самые пышные торжества приходились в сасанидском Иране на два великих сезонных праздника - весенний Ноуруз и осенний Михрган. Средневековые арабские источники донесли до нас описания порядка празднования Ноуруза. Этот типично земледельческий праздник скорее всего был тесно связан с древними культами умирающих и воскресающих божеств, не зафиксированных в дошедших до нас частях Авесты, но частично реконструируемых по другим, более поздним источникам (например, "История Бухары" Наршахи - X в., "Памятники минувших поколений" Бируни - XI в.).
2. Попытаемся дать типологическую характеристику этой песенной традиции. Судя по наличию легендарного имени, которым эта традиция освящена и наличию элементов легендарной биографии, циклизовавшихся вокруг данного имени, перед нами образец устно-авторской поэзии, стоящей на границе между фольклором и письменной авторской литературой. Певцы принадлежали к разряду авторов-исполнителей, которым приписывалось прежде всего создание мелодий (Барбад, Накиса, Бамшад, Рамтин). Словесная основа носила достаточно подчиненный характер и, по всей вероятности, находилась в прямой зависимости от ритуальной стороны праздненства, для которого песня предназначалась.
Некоторые из этих ритуалов, входивших в состав новогоднего торжества, пережили крушение зороастрийской веры под натиском ислама (VII-VIII вв.) и дожили практически до наших дней. Выделим один такой обычай, поскольку он часто упоминается в классической поэзии. Новогодний праздник, видимо, еще в древности сопровождался выездами на лоно природы с ритуальной целью. Обряд любования красками цветущей степи (ср. японский обряд любования цветущей сакурой) поэты называют тамаша, т.е. созерцание, любование. Устойчивость этого мотива в классической поэзии может быть косвенным свидетельством того, что в доисламскую эпоху существовали соответствующие песни, его сопровождавшие.
3. Судя по произведениям поэтов X-XI вв., песенная традиция в своем изначальном виде просуществовала до IX - начала X в., поскольку в стихах Манучихри (1000-1040), придворного панегириста Газневидов (XI в.) упоминается более шести десятков таких мелодий и ладов. Среди них есть календарные названия, например, “Малый Михрган” (михрган-е хордак) или “Большой Ноуруз” (ноуруз-е бозорг), названия, содержащие сезонные слова, типа “Зелень весны”, “Зелень в зелени” (восьмичастный музыкальный цикл), “Жаворонок”, “Венец весны”. Имеется также группа названий, содержащих имена царей, например, “Кейкубадов Ноуруз”, “Сад Сиявуша”, “Трон Ардашира”, “Клад Фаридуна”. По всей видимости, это были песни, сочетавшие элементы повествования и прославления царей и героев. Они, вероятно, и дали всей сасанидской песенной традиции название “царские песнопения”.
Специалисты полагают, что классическая иранская музыка восходит именно к эпохе Сасанидов. Вероятнее всего, уже на стадии устного авторства эти песни обладали устойчивым тематическим и образным репертуаром, который в значительной мере перешел по наследству придворной поэзии первых веков господства ислама. Иначе было бы трудно объяснить такую популярность календарной тематики в зачинах хвалебных касыд X-XI вв. (стихотворения носят поздравительный характер и призваны заменить соответствующие темы песенного репертуара "суруд-и хусравани").
4. Особенно интересны для нас контексты так называемых “весенних касыд” (ноурузийа), в которых в качестве сезонных слов упоминаются птицы, поскольку в одном поэтическом контексте с птицами упоминаются лады и мелодии доисламских песен. В наследии Рудаки (860-941), которое сохранилось крайне неудовлетворительно, мы, тем не менее, находим такие строки весеннего зачина касыды (целевая часть не сохранилась).
Соловей распевает среди ветвей ивы, // скворец вторит ему с кипариса.
Горлинка на кипарисе [выводит] старинные мелодии, // соловей вторит ей с розового куста удивительными (новыми) напевами…
Призови виночерпия и вкушай вино под звуки струн, // ведь в полях стонет скворец, а в саду – соловей.
Спустя век Манучихри развивает те же мотивы с упоминанием названий “старинных мелодий”, возможно упоминавшихся и в не дошедших до нас стихах Рудаки. У Манучихри имеются четыре касыды и один мусаммат (строфическое произведение) с такими “птичьими” зачинами. Одна из касыд начинается такими строками:
Ушли холода, и, схожая с павлином, явилась весна. // Вырвался в сад всякий, кто сидел взаперти…
Напевает горлинка на стройном кипарисе мелодию “Стройный кипарис”, // напевает соловей на верхушке розового куста мелодию “Калуси”…
Каждый миг, когда насвистывает [куропатка] мотив “Горной куропатки”, // вторит ей аист с зубца крепостной стены “Колокольным” напевом.
Достарыңызбен бөлісу: |