Лео Таксиль священный вертеп святые распутники

ОДНА НА ДВОИХ

Его мечты осуществились только частично. Когда кардиналы собрались на конклав, сразу обрисовались три группировки: приверженцы императора, Франции и семейства Фарнезе. Последнее возглавлял кардинал Александр. Прелат предвидел, что ни он, ни его родственники не соберут большинства голосов: священная коллегия отлично знала о неприязни императора к его семейству и никогда не пошла бы против воли императора.

Тогда Александр сделал ловкий ход и поддержал кандидатуру кардинала дель Монте, на которого он оказывал сильное влияние.

Одного из кандидатов отвергли, заподозрив в сочувствии лютеранам. Другого также отклонили, но по более веским мотивам: у него не было ни фаворита, ни любовниц.

Он отличался добродетелью — по крайней мере такая нелестная слава ходила за ним, — и он не получил ни одного голоса!

Кардинала дель Монте избрали большинством голосов. Нечего было опасаться, что он вздумает заняться преобразованием церковных нравов. Серьезные занятия вообще не были в его вкусе. Он думал только об удовольствиях, а все остальное было ему глубоко безразлично. Достойный папы, один из любимых фаворитов Павла третьего принял имя Юлия третьего. Уроженец Рима, выходец из бедной семьи ремесленников, он шаг за шагом поднимался по высокой иерархической лестнице и обязан своей карьере, как говорит Бейль, тем, что «был очень красив в молодости; не трудно догадаться, каким путем он достиг высоких званий при римском дворе». Он был столь же циничен, сколь и распутен. Он не скрывал своего влечения к отрокам, прислуживавшим ему; не раз его ловили на месте преступления, хотя он не делал из этого никакой тайны, ибо отлично понимал, что именно подобные нравственные качества приближают его к цели. И он не ошибся! Бейль собрал любопытнейшую корреспонденцию Юлия третьего — его переписку с римской куртизанкой, возлюбленной святого отца и еще одного кардинала. Оба любовника никогда не были соперниками, а напротив, оставались ближайшими друзьями. Они сообща воспитывали детей куртизанки, а также сообща приглашали их впоследствии на свои оргии.

Никакие разногласия не омрачали трогательной дружбы внутри этого тройственного союза.

Письма Юлия третьего, опубликованные Бейлем, свидетельствуют о распутстве, по сравнению с которым все, о чем мы рассказывали выше, является невинным пустяком.

Мы совершенно не в состоянии изложить их здесь. Да и к чему: все, что уже сказано, дает ясное представление о нравственном облике святого отца Юлия третьего.

ОРГИИ В ВАТИКАНЕ

Удовлетворенный этим сообщением, император направил посла поздравить нового папу и уточнить дату созыва собора. Юлий третий восторженно принял посла, но, когда встал вопрос об открытии собора, потерял дар речи и стал бессвязно бормотать.

Обещание было дано слишком поспешно — во всяком случае, он не рассчитывал столь скоро его выполнить. Беседа с послом привела его в уныние — а этот почтенный человек так ценил спокойствие и безмятежность!

Он попытался робко возражать, ссылаясь на то, что надо заручиться согласием французского двора и монархов главных областей Италии, и добавил с лукавой усмешкой: «Мы всего несколько дней, как взошли на апостольский трон.

Согласитесь, что прежде всего надо отпраздновать это событие, заняться пиршествами, а уж потом приступать к делам…» После аудиенции посол написал императору о впечатлении, вынесенном им из беседы с папой: «…он готов на любые уступки, лишь бы ничто не нарушало его беспутной и праздной жизни в Ватикане».

«При дворе Юлия третьего, — рассказывает один заслуживающий доверия летописец, — дни и ночи проходили в пирах и сатурналиях. Очень часто во время пиршества папа, окруженный кардиналами и куртизанками, снимал с себя одежду, предлагая гостям последовать его примеру. Затем, напялив на голову маскарадный колпак, он во главе этого причудливого хоровода начинал бегать по садам Ватикана, приплясывая и распевая непристойные песни».

Тот же автор приводит следующее циничное замечание, брошенное папой во время обычной ночной пляски. «Послушайте, — обратился он к своим кардиналам, — как бы повел себя народ, если бы мы днем со свечами в руках устроили шествие, распевая непристойности и шутки вместо гимнов?» «Он бы нас забросал камнями», — ответил без запинки один из кардиналов. «В таком случае, — заявил папа, — мы обязаны нашей одежде избавлением от заслуженной кары».

Летописец отмечает, что последние слова папы не встретили ни у кого возражения.

«Ничто, — пишет он далее, — не даст точного представления обо всем, что творилось при дворе Юлия третьего. Его святейшество почти всегда во хмелю и большую часть своих ночей проводит в оргиях с куртизанками, отроками и кардиналами».

Надо думать, что и священная коллегия была в восторге от сделанного ею выбора.

ПРО СТОРОЖА ОБЕЗЬЯН И ВЛЮБЛЕННОГО ПАПУ

В те времена, когда Юлий третий был епископом в Болонье, он поселил у себя во дворце юношу, которого прозвал в шутку Иннокентием (что значит невинный). Юноша был его фаворитом и одновременно сторожем обезьян, с которыми у него было много общего. Своим усердием и нежной привязанностью юноша покорил сердце повелителя и вскоре получил право распоряжаться во дворце, как у себя дома. Молодой проказник порой позволял себе лишнее, но когда обезьяны по его наущению гурьбой налетали на почтенных епископов дель Монте, захлебывался от восторга.

По словам некоторых летописцев, Иннокентий (его еще звали Бертучино — обезьянка) был внебрачным сыном будущего папы.

После восшествия Юлия на престол фаворит продолжал жить в Болонье. На все просьбы папы приехать в Рим он упорно отвечал: «Приеду, когда назначите меня кардиналом. Пришлите красную шапку, не то остаюсь в Болонье».

Первое время Юлий третий не отваживался ставить вопрос на обсуждение, опасаясь недовольства священной коллегии; он ждал, когда положение его окрепнет. Но как-то после бурной ночи в порыве нахлынувших чувств он решил проверить, как отнесутся кардиналы к этой идее. Солнце уже приблизилось к зениту, пир, начавшись накануне вечером, затянулся, как обычно. Папа был сильно пьян, да и гости были немногим трезвее его. И тогда захмелевший первосвященник попросил кардиналов не расходиться, пробормотав, что он намерен провести совещание. Решив, что ретивость папы вызвана опьянением, пораженные кардиналы пытались отговорить его: время, действительно, было неподходящим для заседания. Но истосковавшийся по своему любимцу Юлий третий продолжал настаивать. Видя, что папу не переспоришь, кардиналы поплелись за ним в зал заседания.

Воссев на троне, в окружении почтенных коллег покровитель Бертучино, не мешкая, разъяснил причину столь экстренного совещания. «Я прошу, — сказал он, — наградить моего Бертучино кардинальской шапкой и кафедрой епископа».

По рядам почтенной ассамблеи прошел ропот возмущения; однако выпитое вино укрепило дух папы — неважно, что язык у него заплетался, — и он не смутился. Он стал горячо расхваливать достоинства своего возлюбленного, его поразительные способности доставлять новые и острые ощущения, о которых мы не решаемся здесь рассказывать. В качестве последнего аргумента папа сообщил, что еще в детстве астрологи обещали Бертучино богатство и величайшие почести и, несомненно, судя по гороскопу, судьба уготовила ему трон наместника святого Петра.

Заявление папы вызвало яростный протест. Некоторые кардиналы, забыв, что всего лишь час назад предавались чревоугодию и любострастию, пришли в благородное негодование.

Один из них в порыве благопристойных чувств заявил, что кардиналы сочтут позором появление в их среде сторожа обезьян. И неужели его святейшество впрямь считает, что перечисленные пороки его возлюбленного дают право на звание кардинала?

Выпад против Бертучино отрезвил папу, и он разразился обличительной речью, словно настоящий трибун.

«Клянусь чревом девы, Бертучино будет кардиналом! — воскликнул папа громовым голосом. — Какие пороки смутили вас, что вы отказываетесь принять его в священную коллегию, когда сами вы изъедены позорными болезнями, погрязли в чудовищном распутстве?! Пусть тот, кто не прелюбодействовал, бросит в него камень! Вы молчите? Значит, признаете, что все мы — позор человечества! Начнем с меня… Какие добродетели мои, какие особые знания побудили вас избрать меня папой? Или моя разнузданность не была известна вам? Я во много раз растленней моего любимца, сторожа обезьян, которого я совратил. Он гораздо чище меня, верховного отца христиан, избранного по вашей милости. Так как же вы смеете отказывать ему в кардинальской шапке и епископской кафедре?» Возражать, разумеется, трудно, когда доводы столь неоспоримы.

Ошеломленные кардиналы смолкли, точно завороженные, и Бертучино единогласно избрали кардиналом. В тот же день Юлий третий отправил своему любимцу в Болонью кардинальскую шапку и двенадцать тысяч экю из апостольской казны. Новоизбранный прелат тотчас отправился в путь. Излишне описывать радость первосвященника, когда он заключил нежного друга в объятия. Наконец-то они вместе! Папа пышно отпраздновал назначение Бертучино; отвел ему одно из лучших помещений в Ватикане, рядом со своими покоями; возвел его на должность первого министра папской курии, предоставив заниматься управлением делами церкви. Бертучино распределял бенефиции, звания, доходы от церковного имущества. Все свободные часы он проводил в личных покоях папы, на мягких подушках, в окружении четвероногих друзей, в то время как куртизанки жгли ароматные благовония и потчевали его винами. Мы могли бы закончить эту историю словами доброй сказки: «И стали они жить да поживать в согласии и радости…», вот только детей у них не было.

жүктеу/скачать 2.09 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: