Лео Таксиль священный вертеп святые распутники

ЕГО СВЯТЕЙШЕСТВО ПРИСТРАИВАЕТ РОДСТВЕННИКОВ

Восстанавливая прежние традиции римской церкви, он возродил старую идею полного подчинения итальянских земель. Сначала святой отец вмешался в дела Неаполитанского королевства, затем с присущей ему папской дерзостью запретил республикам Лукке, Генуе и Венеции, а также всем итальянским княжествам заключать без его согласия какие-либо договоры между собой и с иностранными государями. Заранее предупреждая протесты герцогов, он разразился буллой, грозившей отлучением от церкви за установление каких-либо взаимоотношений с иностранцами.

Поистине, несчастным правителям оставалось только держаться!

ПАВЕЛ ПЯТЫЙ И ВЕНЕЦИАНСКАЯ РЕСПУБЛИКА

Одновременно проходил процесс каноника, обвиненного в том, что он изнасиловал свою родственницу, вторгшись ночью вместе с замаскированными людьми к ней в дом.

Более того, венецианский дож осмелился своею властью заточить в тюрьму аббата, отравившего отца, брата и нескольких слуг и находившегося в кровосмесительной связи со своей сестрой (кроме того, почтенный аббат занимался грабежом на большой дороге и убил нескольких оскверненных им юношей).

Его святейшество заявил, что в силу их духовного звания преступники находятся под защитой закона и республика нарушила неприкосновенность духовных лиц, предав их светскому суду. Дожу было приказано под страхом отлучения от церкви немедленно передать богобоязненного августинца, каноника и аббата в руки апостольского нунция. Воспользовавшись этим случаем, Павел пятый потребовал отмены закона, запрещавшего священникам приобретать недвижимое имущество без санкции сената, а также продавать земли и дома, полученные в наследство от родственников.

Однако сенат отнюдь не испугался угроз и ответил, что в отношении прежних институтов и привилегий, предоставленных предшествующими первосвященниками, республике было дозволено издавать указы, касающиеся гражданских взаимоотношений духовных лиц с государством, и что святой престол не вправе ни отменять свои законы, ни подчинять преступников своей юрисдикции». Тогда Павел пятый заявил: «Все права, данные венецианцам его предшественниками, аннулируются».

Убедившись, что его угрозы не производят впечатления на отважную республику, первосвященник использовал и другие средства, стремясь подорвать промышленность и торговлю своих врагов. В конце концов он отлучил от церкви дожа и сенат и наложил интердикт как на город Венецию, так и на его владения на суше и островах в Адриатике.

Но республика пренебрегла папой и достойно ответила римскому двору, издав декрет, в котором говорилось:

«Духовным лицам под страхом самого сурового наказания запрещается распространять буллу святого отца и где-либо в церквах прекращать богослужение». Венецианское духовенство единодушно повиновалось указу, и только последователи Лойолы заявили, «что их совесть не позволяет ослушаться приказаний папы и они просят выпустить их за пределы республики».

Разумеется, просьба была удовлетворена. Одновременно сенатор Кирино и писатель Паоло Сарпи повсюду распространяли сочинения, в которых осуждали светскую власть пап и призывали судить римский престол великим трибуналом наций.

Опасаясь последствий, папа поручил своим кардиналам ответить противникам. Но ловкие кардиналы, уклонившись от спора, ограничились принципиальным положением о том, «что деспотизм исходит от бога и что человечество должно без возражений подчиняться тем, кто облечен высшей властью». Громогласно объявив о «превосходстве духа над материей», они сделали отсюда следующие выводы:

«Дух направляет и укрощает тело, поэтому светской власти недозволено возвыситься над духовной, так же как распоряжаться ею или подавлять ее, что было бы равносильно мятежу и языческой тирании. Священнику надлежит судить императора, а не императору священника, ибо абсурдно утверждать, что овца направляет пастуха».

Кирино и Паоло Сарпи заявили в свою очередь, «что всякая власть от бога», а затем, основываясь на доктринах королевской власти во Франции, заключили: «Королевская власть имеет тот же источник, что и папская, и папа не имеет права вмешиваться в государственные дела».

«Папа, — добавляли они, — также имеет над народами высшую власть, но эта власть чисто духовная, как и та, которую установил сам Христос. Сын божий никогда в течение всей своей жизни не вершил земного суда и не мог завещать ни святому Петру, ни своим преемникам права, которого сам никогда не добивался».

Но честолюбивый Павел придерживался иного мнения и утверждал, вопреки заветам Иисуса, что его собственное владычество распространяется на все дела земные.

Убедившись, что врагов невозможно заставить замолчать, он перешел к военным действиям, надеясь, что оружие принесет ему больше удачи, чем перо, и угрожал уничтожить Венецианскую республику.

Какой бойкий вояка, этот святой отец!

«Но, — продолжает Лашатр, — его воинственного пыла хватило ненадолго, — то ли он боялся разгрома своей армии, что существенно подорвало бы его власть в Италии, то ли недоставало средств на содержание войска, то ли он подозревал Филиппа третьего и Генриха четвертого в том, что они заключили тайное соглашение против него. В конце концов он внял советам французских послов и принял их посредничество для урегулирования конфликта с Венецианской республикой».

Его святейшество потребовал было возвратить иезуитов, но дож Лудовико Донато заявил, что предпочтет скорее продолжать войну, чем терпеть на территории республики хотя бы одного из последователей Игнатия Лойолы, которых он именовал пособниками сатаны.

Мир был заключен, и иезуиты остались в изгнании.

Рим не одолел Венеции!