Литература контрольные вопросы опосредующая роль языка в процессе познания
жүктеу/скачать 2.85 Mb.
|
| Познание локальной культуры требовало значительных усилий и осуществлялось путем погружения в нее индивида. Например, для познания немецкой культуры русскому человеку надо было ехать в Германию и некоторое количество лет просто жить в ней, рискуя даже потерять нечто национальное[11]. Две культуры соотносились как два языковых пространства, когда «допускается определенное пересечение этих пространств и одновременно пересечение двух противоборствующих тенденций: стремление к облегчению понимания, которое будет постоянно пытаться расширить область пересечения, и стремление к увеличению ценности сообщения, что связано с тенденцией максимально увеличить различие между А и В. Таким образом, в нормальное языковое общение необходимо ввести понятие напряжения, некоего силового сопротивления, которое пространства А и В оказывают друг другу»[12].
Пересечение двух языков пространств как двух культур представляет собой «диалог культур» (Д. Лихачев), суть которого заключается в том, что понимание собственной культуры может быть осуществлено лишь через познание другой культуры, в противном случае оно носит неполный характер, так как нет предмета сравнения. Связь между культурами была также локализованной, и общее коммуникационное пространство возникало внутри данных культур. При этом область пересечения (тождества) была относительно невелика, а область непересекаемого огромна. Область тождества выступает предпосылкой для проникновения в область нетождественного, неизвестного для проникающей культуры, а потому нетривиального и интересного. «Ценность диалога оказывается связанной не с той пересекающейся частью, а с передачей информации между непересекающимися частями. Это ставит нас лицом к лицу с неразрешимым противоречием: мы заинтересованы в общении именно с той ситуацией, которая затрудняет общение, а в пределе делает его невозможным»[13]. Именно познание области несовпадения (изначального непонимания) культур обогащает их новыми смыслами и новыми ценностями, хотя и затрудняет сам факт общения и в конечном счете делает культуру непознаваемой для другой в абсолютном смысле. Поэтому здесь мы можем говорить лишь об условном совпадении, о своеобразном динамическом тождестве разных культур. В качестве носителей языка (носителей смысла) в конечном счете выступают конкретные люди, которые формируются в конкретно-исторической культурной ситуации и несут в себе особенности этого формирования, традиции своего этноса, то, что можно назвать исторической памятью. Следовательно, абсолютная идентичность представителей разных культур невозможна. «Диалог культур» – это познание иной культуры через свою, а своей через другую путем культурной интерпретации и адаптации культур друг к другу в условиях смыслового несовпадения и даже конфликта. Но конфликт – одна из форм противоречия, позволяющая системе (в данном случае пространству двух культур) развиваться. Результатом такого развития становится взаимопонимание между культурами (и их индивидуальными представителями). Поэтому язык – не просто средство коммуникации или перебрасывания информации, а важнейший механизм культурного общения. Диалог культур не некое однородное наложение смыслов друг на друга, а своеобразный пульсирующий симбиоз смыслов, вживающихся друг в друга, иногда прямо переходящих один в другой на языковом уровне. Таким образом, если семиотически интерпретировать диалог культур, то он реализуется, по удачному обозначению Ю.М. Лотмана, внутри семиосферы как особого семиотического пространства, включающего в себя не только сумму отдельных языков, но и социокультурное поле их функционирования. «Любой отдельный язык оказывается погруженным в некоторое семиотическое пространство, и только в силу взаимодействия с этим пространством он способен функционировать... семиосфера – и результат, и условие развития культуры»[14]. В результате культура предстает перед нами, как мы уже отмечали, в виде ТЕКСТА, а диалог между культурами – в форме столкновения двух ТЕКСТОВ. Причем часть текста представляет собой относительно простое совпадение – если не прямое, то связанное с элементарным переводом слов одного языка на другой. А вот несовпадающая часть (та самая, которая наиболее интересна представителям культур) требует не прямого перевода, а смысловой адаптации. Как отмечал когда-то M.M. Бахтин, можно легко перевести отдельные слова одного языка на другой (что и отражается в словарях), но невозможно перевести даже одно предложение. Предложение – не просто механическая совокупность слов, но система смыслов, уходящих корнями во всю культуру. Совпадающая часть – это межкультурный первичный словарь, начало коммуникации. А несовпадающая часть культур – системы предложений, т.е. системы смыслов, уходящих корнями в свою собственную культуру и прямо не переводимые, а связанные со смысловой интерпретацией и адаптацией. Следовательно, диалог культур – это смысловая адаптация их друг к другу. Графически это можно было бы изобразить как слияние двух окружностей, но не за счет поглощения, а за счет замены смыслов одной культуры смыслами другой. в начало 3. НАРУШЕНИЕ ПРОПОРЦИИ И МЕХАНИЗМОВ ОБЩЕНИЯ КАК УСЛОВИЕ ГОСПОДСТВА МАССОВОЙ КУЛЬТУРЫ Описываемая модель локальной культуры с момента развития буржуазии, а вместе с этим науки часто обозначается как культура модерна. Само это понятие возникает гораздо позже, уже в XX столетии, когда как бы происходит осознание сущности данной культуры и она получает «несколько высокопарное название – “модернистский проект”»[15]. Анализируя данный проект с позиции сегодняшнего дня, внутри него можно выделить два периода. Первый – период становления фундаментальных основ ценностей данной культуры, которые были созданы под влиянием развития науки, общества и, безусловно, классической философии. Второй – период вырождения и пессимизма, связанный с накоплением негативных последствий научно-технического прогресса. «Свидетельством вырождения является постепенная подмена главного содержания модернистского проекта: на место “рационально познанного” и “рационально обоснованного” все чаще заступает просто новое. Новое ради себя самого не имеет ничего общего с просвещенческим, а затем модернистским идеалом рациональности»[16]. Культура этого второго периода продолжает носить локальный характер, она еще очень похожа на культуру классическую, но уже все более лишь подражает ей и сопряжена с процессами саморазрушения. В наше время становление общего коммуникационного пространства постепенно завершает процесс разрушения классической локальной культуры за счет разрушения самих механизмов общения между ними. На фоне резкого расширения возможности общения между культурами меняются его качественные характеристики. Наука, выступая как мощнейший фактор интеграции, снижает глубину общения между культурами, представители которой становятся неотличимыми друг от друга вплоть до неразличения своего основного коммуникационного и системообразующего фактора – языка. Если вернуться к используемой схеме, то на пространство общения культур – или семиосферу – начинают в большей, чем ранее, степени, оказывать влияние внешние факторы в виде научно-технических открытий, непосредственно вовлекаемых в характер межкультурной коммуникации. Это естественный процесс в рамках того технологического пути, который был выбран нашей цивилизацией. Ее достижения безусловны, ее вклад в создание духовных и материальных ценностей несомненен. Однако вряд ли все, что происходило в такой культуре, было позитивным. Вспомним этнические и религиозные распри, в основе которых лежали именно ценности локальных культур. Другая культура часто воспринималась как враждебная. Современное состояние культуры фиксирует стадию ее перехода от локального к интеграционному уровню. Переходный период всегда тяжел и требует нестандартных объяснений, основанных на вариативности развития ситуации, а значит, связан с вероятностью наступления того или иного результата. Для любого исследователя это наиболее плодотворная ситуация. Это время не обобщений, а прогнозов, причем прогнозов, которые в ряде случаев проверяются по историческим меркам почти мгновенно. Отметим основные черты данного процесса. Если ранее пространство коммуникации возникало между двумя или несколькими культурами, не влияя на сами культуры, и само зависело от них, то сегодня культуры оказываются внутри глобального коммуникационного пространства. Ранее семиосфера (локальное коммуникационное пространство + социокультурное пространство) была результатом диалога, который провоцировался самими культурами за счет необходимости понимания и адаптации другого. Сегодня коммуникация как таковая является самостоятельной силой, помещающей диалог культур (часто без их согласия) внутрь глобального коммуникационного пространства. Здесь диалог ведется часто вынужденно, по законам и правилам «новых условий коммуникации». Здесь ситуация не адаптации друг к другу, а подчинения более сильной и агрессивной среде. В такой внешней для культур среде создается предпосылка замыкания межкультурного диалога в Единое Глобальное Коммуникационное Пространство. Для диалога периода локальных культур важным было различие между ними как условие включения механизма адаптации через постигаемый смысл. Современные изменившиеся формы коммуникации приводят к тому, что в общемировом общении начинают господствовать интегративные тенденции. Проявлением их становится подчинение всех языков тому, который в наибольшей степени способен себя распространить в силу политических, научно-технических и других условий. Мир уже начинает говорить на языке стран, господствующих в нем. В результате расширяется «псевдокультурное» поле общения, диалог в котором осуществляется по принципу познания наиболее доступных, совпадающих или почти совпадающих смысловых структур. А это, как мы отметили выше, является наименее содержательной, если можно так сказать, наименее культурной частью культуры. В указанном коммуникационном поле господствуют общие стереотипы, общие оценки, общие параметры требуемого поведения, ее общедоступные, наиболее простые компоненты. Безусловно, это сопряжено с массой удобств, но одновременно лишает диалог между культурами всякого смысла. Наука, выступая в качестве мощнейшего интегративного фактора, с помощью новейших средств аудиовизуального воздействия значительно сужает область неодинакового (недоступного, но потому и интересного, требующего особой культурной обработки) в культурах, либо подчиняя их некоей искусственной суперкультуре (например, компьютерной культуре с фактически единым языком), либо просто растворяя менее развитые (в техническом плане) культуры в более развитой. Ситуация складывается таким образом, что действительно возникает некая интегративная культура. Диалог в ней практически невозможен, точнее, неинтересен и лишен смысла или же упрощен до предела. Мы сможем понять любого человека в любой точке Земли, но на уровне совпадения или даже тождественности смыслов. Это общение ради общения. Общение без насыщения смыслами. Гипотетически это общение со своим зеркальным отображением, но по заданным стереотипам коммуникации. Царство мертвой тождественности при огромной внешней активности. Все это могло бы показаться фантастичным. Но посмотрите на характер общения в большинстве «чатов» Интернета. Вы встречали там вопросы о смысле жизни? Происходит резкое увеличение скорости разрушения старых ценностей, сжатие временных рамок данного процесса, что не позволяет новым символам и знакам адаптироваться к традиционной знаковой системе ценностей. Это положение усугубляется тем, что мыслители, которые дают оценку сегодняшней культурной ситуации, объективно являются носителями прошлой по отношению к сегодняшней культуры, а потому их оценка идет как бы из прошлого. Они воспитаны в определенной системе традиций и, естественно, рассматривают их как некий культурный эталон. Подняться над этим личностным образованием очень трудно и для многих мыслителей просто невозможно. Так было всегда. Но на современное состояние культуры стал оказывать колоссальное влияние научно-технический прогресс (особенно в сфере коммуникации), который изменил сами способы общения между людьми, а некоторые из них, например письмо как форма общения, просто на наших глазах исчезают из жизни. Таким образом, с одной стороны, налицо резкое увеличение образований, претендующих на статус культурных, а с другой – их адаптация к старым ценностным системам укладывается в более сжатые временные рамки. Порой это происходит за период жизни одного человека или даже еще быстрее. Результатом становится разрушение старых систем ценностей и традиций, разрушение целостной знаковой системы культуры, которая господствовала на протяжении столетий. Символы и образы старой культуры исчезают или меняют свой смысл и значение. Новые ценности настолько расходятся с традиционными, что их культурообразующий смысл остается пока не ясным. Людям уже некогда «впитывать» новые ценности, соотнося их постоянно с предшествующими. Они начинают их потреблять. На семантическом уровне это проявляется как быстрое отягощение языка новыми словами и речевыми оборотами, которые могут быть понятны молодым людям, но уже недоступны даже среднему поколению. Указанные процессы, происходящие в культуре на современной стадии ее развития, заставляют нас уточнить ряд ее особенностей. Прежде всего, как было показано выше, культура никогда не была единым образованием, хотя мы часто склонны относить к культурным явлениям только ее рафинированные, идеализированные формы. Но такой идеальной конструкции не существует, кроме как, может быть, в головах философов и специалистов в области культуры. Следовательно, вместо чисто негативной оценки современной массовой культуры необходимо разобраться с ней хотя бы в силу того, что она есть. Напрашивается следующая интерпретация. То, что мы сегодня называем массовой культурой, есть не что иное как «низовая» часть культуры, которая всегда сосуществует с ее «высокой» частью. Что же изменилось? Изменилась система коммуникации и средства ретрансляции. Действительно, кто бы в Средние века мог узнать о четырех парнях из Ливерпуля, исполнивших незатейливые песенки? На соседней улице, может быть, через неделю, в другом городе через пару лет, в другой стране – никогда или лет через 50. А сегодня это возможно практически мгновенно. Следовательно, доминирующим фактором оказывается не смысл или качество продукта творчества, а система его распространения (тиражирования). Поп-культура[17], таким образом, это типичная низовая культура, но значительно усиленная новейшими средствам аудиовизуального воздействия, позволяющего репродуцировать ее образцы на весь мир, причем очень быстро. Она стара по сути, но значительно отличается по форме. Она базируется не на этническом, локально замкнутом основании, а представляет собой новое интегративное образование, в котором практически все является общим, стереотипичным. Благодаря средствам массовой информации она уже не имеет своих генетических корней (даже если сопряжена с языком своей культуры), а является достоянием всех. Это типичное образование нового глобального коммуникативного поля. Отсюда и тот факт, что произведения неотделимы от воспринимающей его массовой среды и средств технической репродукции. Исполняющий поп-музыку и слушающий ее составляют одно целое, их невозможно представить друг без друга, что и получает свое языковое выражение в понятии «музыкальное шоу». В чем содержательный смысл данного понятия? Шоу – типично интегративное (массовое) образование, где господствует не индивидуальное, отличное от другого творчество, а принцип соучастия. Участие само по себе становится формой коммуникации без необходимости какого-то понимания другого или передачи какого-то смысла. Поэтому и знание языка здесь практически не нужно или сведено к минимуму. Шоу в силу свое глобальной сущности выходит за пределы только массового искусства, подчиняя своим законам действия всего общества. В 1993 году в Москве люди собираются на мосту, на котором стоят танки, готовые стрелять по «Белому дому», и ждут начала выстрелов, а затем наблюдают за этим. Атака американских десантников откладывалась из-за того, что не успели приехать телевизионщики с камерами, которые должны были вести прямой репортаж. И, наконец, смерть на электрическом стуле в США демонстрируется с предварительной продажей билетов и показом в Интернет. Современный мир есть лишь большое шоу, и работает оно по законам жанра. А жанр диктует, например, что зритель и исполнитель должны быть в буквальном смысле слиты, а восприятие не должно носить чисто индивидуального, внутреннего характера. Отсюда феномены «разогревания» публики перед выступлением поп-звезд и т.д. Традиционное прослушивание музыки (например, симфонической) представляло собой внутренний диалог каждого отдельного человека с музыкальным произведением, и то, что в зале могло находиться много людей, не изменяло интимной сути восприятия музыки. Шоу всегда опирается на активное поведение и взаимодействие массы, сиюминутно учитывает ее реакцию. Исполнитель воспринимается слушателями как часть их самих, и они требуют от него соответствующего их настроению поведения, а не элитарной отстраненности. На что все это похоже? А не было ли всего этого ранее? Ответ положителен. Это было и в локальной культуре, в виде карнавала. А в чем различие? И вновь тот же ответ. В изменении технических средств и возможностей коммуникации и репродукции. В результате мы живем в обществе, в котором карнавал затягивается и вместо одной-двух недель или месяца длится почти постоянно. Нарушены пропорции. Карнавал, перейдя в саму жизнь и став постоянным явлением, отодвигает на периферию некарнавальные формы жизни. Более того, изменение форм коммуникации в человеческом обществе привело к такому широкому распространению образцов высокой культуры, к такому их тиражированию, что фактически сделало их также предметом повседневной культуры, характеристикой современного быта. Оказалось, что музыка Баха сама по себе не является гарантией того, что она не станет продуктом массовой культуры, что причины этого лежат вне ее. Естественный баланс между высокой и низовой культурой нарушился, и соотношение ее частей изменилось в пользу последней вплоть до того, что она стала выступать в виде официальной культуры как ее превращенная форма. Культурная оппозиция «низа», выступавшая, по замечанию Кнабе, в форме плебейского протеста низовой культуры народных масс против высокой культуры[18], перешла в период своего господства, перестала носить временно ограниченный (праздниками) характер. Изумительным примером подобного доминирования «низа» стала передача по нашему ТВ «За стеклом», которая, безусловно, представляет собой типичное контркультурное явление, т.е. явление, разрушающее культуру. На современном этапе развития культуры ее двойственный характер сохраняется, но в связи с резким увеличением самого массива новокультурных образований «низовая», массовая культура начинает доминировать, в каком-то смысле, по крайней мере временно, подавляя «высокую». Описанное состояние культуры, нравится нам это или нет, по-видимому, соответствует данной стадии развития человечества и является продуктом естественноисторическим. Оно имеет глубокие внутренние мотивы, выражая протест против стереотипов и норм поведения, характерных для поколения эпохи модерна: оно много обещало, кое-что выполнило, но одновременно привело к таким катастрофам, которые нельзя ничем оправдать. Человек начинает сознательно противопоставлять себя данной культуре. Своим поведением, одеждой, прической и т.д. он протестует против растворения в обществе. Но парадокс заключается в том, что общество даже этот протест превращает в товар и легко уходит от последствий протеста, сделав его просто очередной модой. Альтернативность остается альтернативностью самой по себе. Это как бы зеркало высокой культуры, в котором отражаются отброшенные ею образования. Она становится частью шоу, частью всеобщего затянувшегося карнавала, который превратился в реальность. Альтернативное состояние современной культуры чревато агрессивностью по отношению к иным формам проявления культуры. Устойчивый и длительный характер такой альтернативности приводит к вырыванию из культуры фундаментальных основ в виде системы общечеловеческих ценностей и интересов. На фоне этой альтернативности можно стоять на позициях «высокой» культуры и игнорировать все остальные феномены современного общественного сознания, забывая, что их носителями является большая часть общества, для которой новые ценности не менее значимы. Это лишь замкнет «высокую» культуру в ее элитарных образцах и в конечном счете приведет к тому, что такая культура будет понимаема все меньшим числом людей. в начало 4. ПРОЯВЛЕНИЯ ПОП-КУЛЬТУРЫ В ОБЩЕСТВЕ И ФИЛОСОФИИ Понятие поп-культуры становится настолько общим для современного состояния общества, что оно проникает в иные, кроме искусства, сферы духовной деятельности. Выше мы указали, что поп-культура – это некоторое отражение, некоторая имитация реальной культуры, реальной деятельности. Ее условием является постоянная раскрутка СМИ, а последние описывают не только развлекательную сферу, но и иные сферы бытия человека. Соответственно, такие описания в большей степени связаны с «законами раскрутки», чем с действительным анализом положения дел. Естественно тогда, что если речь идет, например, о науке и научных открытиях, то на рынок выбрасывается адаптированная часть результатов данного вида деятельности, причем часто адаптированная до неузнаваемости или даже до своей противоположности. Как есть поп-звезды эстрады или религии, справедливо отмечает Симон Кардонский, точно так же возникают и поп-ученые с полным наборам атрибутики поп-звезды. «Мнения поп-ученых, иногда обоснованные их научными результатами, но чаще всего не обоснованные, стали весьма ходким рекламным товаром. Ведь технологизированная наука жизненно нуждается в массовом потребителе, а значит – в воспитании и формировании массовых потребностей в новых наукоемких товарах. Оказалось, что вкладывать деньги в персонифицированную научную рекламу и научные страшилки гораздо эффективнее, чем в получение нового знания»[19]. В классической культуре ученый всегда выступал от имени истины, которая чаще всего была недоступна обыденному сознанию. Над ним могли смеяться, его могли уважать, но его не обязаны были понимать. Сегодня же, внешние обстоятельства в виде рынка стали детерминировать, как это ни кощунственно прозвучит, даже научную продукцию. «А это привело к тому, что востребуемыми в первую очередь оказались не столько фундаментальные знания и творческая потенция ученого, оригинальные идеи и глубина замысла исследовательского проекта, сколько умение подать “товар” лицом, найти нужные формулировки и формы для рекламы этого товара, включив в них именно те значимые, ключевые, “магические” слова и аргументы, которые смогли бы произвести решающее впечатление на людей, распоряжающихся заветными фондами. В итоге преимущество получают не фундаментальные исследования, перспективность которых обосновать и доказать обывателю, сидящему в кресле распорядителя финансами, не просто трудно, но подчас и невозможно, а прежде всего проекты прикладного характера, реализация которых сулит быстрые, конкретные и весомые результаты»[20]. Все это могло бы показаться некоторой натяжкой и увлечением автора тематикой, однако появляются все новые и новые аргументы в пользу изложенной позиции. Имитация научной деятельности, которая к тому же хорошо финансируется различными премиями и грантами, привела к бесконтрольности данной ситуации в обществе. Если в нашей стране это в какой-то мере оправдано в силу постоянного недофинансирования науки и нищенской зарплаты ученых, когда гранты часто просто компенсируют саму возможность жить и заниматься наукой, то на Западе это становится уже большой проблемой, проявляющейся в увеличении доли недобросовестности. Серия скандалов прокатилась по Германии. Так, например, «видный гематолог и исследователь рака Фридхельм Херманн в своих многочисленных публикациях подтасовывал данные. DFG[21] в течение трех лет проводило собственное расследование, после чего сообщило – из 347 статей, опубликованных этим плодовитым биологом, 52 “содержат фальсификации”, а еще в сорока двух обнаружены основания подозревать манипуляцию данными»[22]. Порой виноваты здесь сами ученые, а позиция СМИ, которые всегда нацелены на сенсацию, дабы заинтересовать читателя. Фактически именно СМИ способствуют «попсизации» науки. Это было в той или иной степени всегда, особенно когда речь шла об адаптации научных открытий к научно-популярным журналам. Дело в том, что ученые выдвигают гипотезы, для проверки которых иногда требуются годы и годы. Часто эти гипотезы еще неподтвержденными попадают в СМИ как последнее слово науки. Увеличение объема информации из мира науки, ограничение времени на разъяснение проблемы, особенно по ТВ, привели к тому, что «научное сообщение резко трансформируется – оно начинает жить по законам журналистики, а не научной публикации. И если эти две ипостаси еще можно хоть как-то совместить в солидной научно-популярной статье... то в короткой, на две странички заметке это сделать практически невозможно. Попробуйте-ка пересказать за две минуты что-нибудь вроде “Влияние спектра метахиразы на мультипликативную w-хромосому у регуляризованной Pochericia Coli“»[23]. жүктеу/скачать 2.85 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|