НЕМЕЦКАЯ ЛИТЕРАТУРА Иоганн Вольфганг Гете (Iohann Wolfgang Goethe) 1748 - 1882

Годы странствий Вильгельма Мейстера, или Отрекающиеся (Wilhelm Meisters Wanderjahre oder die Entsagenden)

Роман является продолжением «Годов учения Вильгельма Мейстера». Герой, ставший в конце предыдущей книги членом Общества башни (или Отрекающихся, как они себя именуют), получает от своих то­варищей задание отправиться в странствия. При этом ему ставится

416

условие не задерживаться под одним кровом более трех дней и удалять­ся всякий раз от прежнего пристанища не менее чем на милю — чтобы избежать «соблазна оседлости». В странствиях Вильгельм должен лучше постичь мир, найти свое окончательное жизненное призвание и по мере возможности способствовать установлению благородных, нрав­ственных отношений между людьми. Его сопровождает сын Феликс. С Наталией герой временно разлучен, но он «принадлежит ей навеч­но» и поверяет свои переживания в регулярных письмах.

Такая свободная форма — которая представляется поначалу не­брежной и почти сырой — дала писателю возможность вложить в роман свои самые дорогие, глубокие и сложные размышления о том, что волновало его на протяжении всей жизни. Вольная композиция, перемежающая прозу, стихи, страницы прямых афоризмов, откры­тый финал — книга кончается ремаркой «Продолжение следует» — это не столько недоработанность, сколько предвестье нового типа ро­мана XX в.

Мировосприятие главного героя лишено теперь того трагизма и гамлетовского эгоцентризма, которое отличало юного Вильгельма. Уз­навший личное счастье, обретший сына и друзей-единомышленников, Мейстер в «Годах странствий...» предстает как человек, умудренный опытом и принимающий действительность во всей ее бесконечной полноте и разнообразии. Теперь он не борец со всем миром, а борец за этот мир, за его разумное и человеческое устройство. Он различает элементы глубокой разумности в самих основах бытия, и это важней­шая идея книги, придающая ей глубокий оптимизм. Вот, например, какие размышления навевает Вильгельму встреча с астрономом, кото­рый из своей обсерватории показывал герою звездное небо. «Что я такое по сравнению со Вселенной? — говорил себе Вильгельм. — Как я могу противопоставлять себя ей или ставить себя в ее средото­чие?.. Может ли человек противопоставлять себя бесконечному, иначе

417

Персонажи романа, рассказанные в нем истории, прослеженные судьбы — это образное выражение того, как, в понимании Гете, сле­дует вести бережное строительство более совершенного жизненного уклада. Через все повествование проходит образ ясновидицы Макарии — женщины, благотворно действующей на окружающих, пере­дающей им свою духовную силу и альтруизм. Так же, как друзья Мейстера по Обществу башни, она отреклась от себялюбия и корыс­ти. Целью и смыслом жизни любимых героев Гете становится служе­ние человечеству, помощь людям и утверждение нравственных начал.

Некоторые рассказы вызывают в памяти «новых людей» Черны­шевского — персонажи свободны от эгоизма, способны подняться над сиюминутными страстями и преодолеть рамки, казалось бы, без­выходных ситуаций. Таковы герои новеллы «Пятидесятилетний муж­чина». Суть ее в том, что Гилария, которая с детства была предназначена в невесты двоюродному брату Флавио, поняла, что в действительности она любит совсем не жениха, а его отца, своего дядю, майора-вдовца. Возможно, на девушку подействовало то, что ее мать всегда с восторгом относилась к брату. И вот дядя при очеред­ной встрече тоже почувствовал к Гиларии пылкую любовь. Когда отец отправился в смущении объясниться с сыном, то оказалось, что сын в свою очередь влюблен в некую молодую вдову и совсем не стремится к женитьбе на Гиларии. Однако, познакомившись с майором, эта мо­лодая вдова начинает, как и Гилария, испытывать к нему весьма неж­ные чувства. Майор также впечатлен встречей с этой очаровательной женщиной. После ссоры с ней смятенный Флавио приходит в дом Гиларии, где сильно заболевает. Девушка начинает ухаживать за ним. И именно теперь в ней просыпается истинная любовь, которая встречает взаимность... Важно, что при этих непредсказуемых хитро­сплетениях чувств персонажи не дают власти злобе или ревности, со­храняют благородство и глубокую деликатность по отношению друг к другу, словно бросая вызов стандартным подходам к сложностям жизни.

Другая новелла — «Новая Мелузина» — рассказывает о фантасти­ческой или сказочной истории. Однажды рассказчику этой новеллы встретилась прекрасная незнакомка в богатой карете. Она попросила его об одной услуге — чтобы он возил с собой ее ларец. За это дама ссудила юношу деньгами и отдала свой экипаж. Через некоторое время рассказчик истратил все деньги и загрустил. Незнакомка вновь

418

внезапно явилась перед ним и снова дала ему кошелек с золотом, предупредив о том, чтобы он был бережлив. Наконец юноша угово­рил прекрасную даму не покидать его. Она фактически стала его женой. И однажды он узнал ее тайну — оказывается, красавица была принцессой эльфов, она принадлежала к племени крошечных человеч­ков, жизнь ее проходила в ларце, и лишь иногда она принимала обычный человеческий вид. Дама нуждалась в рыцаре, верном и лю­бящем, чтобы спасти свой вымирающий народ. Рассказчик сначала в пылу чувств согласился тоже стать крошечным эльфом. Однако вско­ре он не выдержал испытания и бежал из волшебного леса... Сам он вспоминает в романе об этом с чувством глубокого раскаяния, и ясно, что прошедшее изменило всю его жизнь и отношение к миру.

Один из афоризмов ясновидящей Макарии, подборкой которых заканчивается роман, таков: «Что такое трагедии, как не переложен­ные в стихи страсти тех, кто из внешних обстоятельств делает бог весть что?»

Особое место в книге занимает тема воспитания. Феликса опреде­ляют на учебу в особую школу, точнее, в Педагогическую провинцию. Это сочиненная Гете социальная утопия. Педагогическая провинция представляет идеальный пример благотворного воздействия на юную личность. Принципом здешних учителей является стремление содей­ствовать воспитанию общественного человека, с прочным чувством собственного достоинства и уважением к окружающему миру. «Муд­рые наставники незаметно наталкивают мальчиков на то, что отвеча­ет их натуре, и сокращают кружные пути, на которых человеку так легко заблудиться и отклониться от своего призвания».

Таким образом, в романе постоянно взаимодействуют и переклика­ются две темы, составляя гармоничное единство, — тема нравственного самосовершенствования отдельного человека и идея воспитания кол­лективного сознания, развития общественных навыков и чувства об­щечеловеческого единства.

«Нет ничего драгоценней, чем один день» — это также важный афоризм из «Архива Макарии». Персонажи романа стремятся как можно полнее реализовать свое предназначение, деятельно и вместе с тем бережно, мудро вторгаться в жизнь. Пример такого решительно­го действия — намерение нескольких товарищей Вильгельма эмиг­рировать в Америку во главе группы ткачей, которым новые промышленные отношения несут угрозу разорения. Сначала Виль-

419

И конечно, как закономерность мы воспринимаем тот факт, что главный герой романа после долгих поисков призвания остановился на профессии хирурга — чтобы творить «чудо без чудес», опираясь на опыт и знание природы человека.

Позже он рассказывает, что большую роль в его овладении мастер­ством сыграл один скульптор. Вильгельму трудно было препарировать человеческие ткани и органы, изучая анатомию, но «чувство это всту­пало в противоречие с требованьем, которое ставит себе всякий стре­мящийся к знанию человек...». Подружившись со скульптором, он услышал от него глубокие суждения о том, что «большему можно на­учиться, строя, нежели расчленяя, соединяя, нежели разъединяя, оживляя умершее, нежели дальше его умерщвляя». Эти принципы стали важнейшими для Вильгельма, символизируя его отношение к природе, в том числе природе человека.

В последних главах описан волнующий эпизод — Феликс упал с кручи в реку вместе с конем. Подоспевшие гребцы на лодке вытащи­ли юношу и перенесли его на берег, однако Феликс не подавал призна­ков жизни. «Вильгельм немедленно схватил ланцет, чтобы отворить жилу на руке, кровь брызнула обильным током <...>. Жизнь верну­лась к юноше, и едва успел участливый хирург закончить перевязку, как тот бодро встал на ноги, бросил на Вильгельма пронзительный взгляд и воскликнул:

— Если жить, так с тобою!»

В. А. Сагалова

Фауст (Faust)

Трагедия открывается тремя вступительными текстами. Первый — это лирическое посвящение друзьям молодости — тем, с кем автор был связан в начале работы над «Фаустом» и кто уже умер или нахо­дится вдали. «Я всех, кто жил в тот полдень лучезарный, опять при­поминаю благодарно».

Затем следует «Театральное вступление». В беседе Директора теат­ра, Поэта и Комического актера обсуждаются проблемы художест­венного творчества. Должно ли искусство служить праздной толпе или быть верным своему высокому и вечному назначению? Как со-

420

Обозначенная в одной строке проблематика «небес, земли и ада» развивается в «Прологе на небе» — где действуют уже Господь, ар­хангелы и Мефистофель, Архангелы, поющие славу деяниям Бога, умолкают при появлении Мефистофеля, который с первой же репли­ки — «К тебе попал я, Боже, на прием...» — словно завораживает своим скептическим обаянием. В разговоре впервые звучит имя Фаус­та, которого Бог приводит в пример как своего верного и наиусерд­ного раба. Мефистофель соглашается, что «этот эскулап» «и рвется в бой, и любит брать преграды, и видит цель, манящую вдали, и требу­ет у неба звезд в награду и лучших наслаждений у земли», — отме­чая противоречивую двойственную натуру ученого. Бог разрешает Мефистофелю подвергнуть Фауста любым искушениям, низвести его в любую бездну, веря, что чутье выведет Фауста из тупика. Мефисто­фель, как истинный дух отрицания, принимает спор, обещая заста­вить Фауста пресмыкаться и «жрать <..-> прах от башмака». Грандиозная по масштабу борьба добра и зла, великого и ничтожно­го, возвышенного и низменного начинается.

...Тот, о ком заключен этот спор, проводит ночь без сна в тесной готической комнате со сводчатым потолком. В этой рабочей келье за долгие годы упорного труда Фауст постиг всю земную премудрость. Затем он дерзнул посягнуть на тайны сверхъестественных явлений, обратился к магии и алхимии. Однако вместо удовлетворения на склоне лет он чувствует лишь душевную пустоту и боль от тщеты со­деянного. «Я богословьем овладел, над философией корпел, юриспру­денцию долбил и медицину изучил. Однако я при этом всем был и остался дураком» — так начинает он свой первый монолог. Необык­новенный по силе и глубине ум Фауста отмечен бесстрашием перед истиной. Он не обольщается иллюзиями и потому с беспощадностью видит, сколь ограниченны возможности знания, как несоизмеримы загадки мирозданья и природы с плодами научного опыта. Ему смеш­ны похвалы помощника Вагнера. Этот педант готов прилежно грызть гранит науки и корпеть над пергаментами, не задумываясь над крае­угольными проблемами, мучающими Фауста. «Всю прелесть чар рас­сеет этот скучный, несносный, ограниченный школяр!» — в сердцах говорит о Вагнере ученый. Когда Вагнер в самонадеянной глупости изрекает, что человек дорос до того, чтоб знать ответ на все свои за­гадки, раздраженный Фауст прекращает беседу.

421

Наутро вдвоем с Вагнером они вливаются в толпу праздничного народа, Все окрестные жители почитают Фауста: и он сам, и его отец без устали лечили людей, спасая их от тяжких болезней. Врача не пу­гала ни моровая язва, ни чума, он, не дрогнув, входил в зараженный барак. Теперь простые горожане и крестьяне кланяются ему и усту­пают дорогу. Но и это искреннее признание не радует героя. Он не переоценивает собственных заслуг. На прогулке к ним прибивается черный пудель, которого Фауст затем приводит к себе домой. Стре­мясь побороть безволье и упадок духа, овладевшие им, герой прини­мается за перевод Нового Завета. Отвергая несколько вариантов начальной строки, он останавливается на толкованьи греческого «логос» как «дело», а не «слово», убеждаясь: «В начале было дело», — стих гласит». Однако собака отвлекает его от занятий. И наконец она оборачивается Мефистофелем, который в первый раз предстает Фаусту в одежде странствующего студента.

На настороженный вопрос хозяина об имени гость отвечает, что он «часть силы той, что без числа творит добро, всему желая зла». Новый собеседник, в отличие от унылого Вагнера, ровня Фаусту по уму и силе прозрения. Гость снисходительно и едко посмеивается над слабостями человеческой природы, над людским уделом, словно про­никая в самую сердцевину терзаний Фауста. Заинтриговав ученого и воспользовавшись его дремотой, Мефистофель исчезает. В следующий раз он появляется нарядно одетым и сразу предлагает Фаусту рассе­ять тоску. Он уговаривает старого отшельника облачиться в яркое платье и в этой «одежде, свойственной повесам, изведать после долго­го поста, что означает жизни полнота». Если предложенное наслаж­дение захватит Фауста настолько, что он попросит остановить мгновенье, то он станет добычей Мефистофеля, его рабом. Они скрепляют сделку кровью и отправляются в странствия — прямо по воздуху, на широком плаще Мефистофеля...

Итак, декорациями этой трагедии служат земля, небо и ад, ее ре­жиссеры — Бог и дьявол, а их ассистенты — многочисленные духи и ангелы, ведьмы и бесы, представители света и тьмы в их бесконечном

422

взаимодействии и противоборстве. Как притягателен в своем насмеш­ливом всесилии главный искуситель — в золотом камзоле, в шляпе с петушиным пером, с задрапированным копытом на ноге, отчего он слегка хромает! Но и спутник его, Фауст, под стать — теперь он молод, красив, полон сил и желаний. Он отведал зелья, сваренного ведьмой, после чего кровь его закипела. Он не знает более колебаний в своей решимости постичь все тайны жизни и стремлении к высше­му счастью.

Почему так влечет Фауста именно эта простолюдинка, наивная, юная и неискушенная? Может быть, с ней он обретает ощущение земной красоты, добра и истины, к которому прежде стремился? При всей своей неопытности Маргарита наделена душевной зоркос­тью и безупречным чувством правды. Она сразу различает в Мефисто­феле посланца зла и томится в его обществе. «О, чуткость ангельских догадок!» — роняет Фауст.

Любовь дарит им ослепительное блаженство, но она же вызывает цепь несчастий. Случайно брат Маргариты Валентин, проходя мимо ее окна, столкнулся с парой «ухажеров» и немедленно бросился драться с ними. Мефистофель не отступил и обнажил шпагу. По знаку дьявола Фауст тоже ввязался в этот бой и заколол брата воз­любленной. Умирая, Валентин проклял сестру-гуляку, предав ее все­общему позору. Фауст не сразу узнал о дальнейших ее бедах. Он бежал от расплаты за убийство, поспешив из города вслед за своим вожатым. А что же Маргарита? Оказывается, она своими руками не-

423

Ее любимый далеко. Нет, не в ее объятиях он попросил мгновенье повременить. Сейчас вместе с неотлучным Мефистофелем он мчится не куда-нибудь, а на сам Брокен, — на этой горе в Вальпургиеву ночь начинается шабаш ведьм. Вокруг героя царит истинная вакхана­лия — мимо проносятся ведьмы, перекликаются бесы, кикиморы и черти, все объято разгулом, дразнящей стихией порока и блуда. Фауст не испытывает страха перед кишащей повсюду нечистью, которая яв­ляет себя во всем многоголосом откровении бесстыдства. Это захва­тывающий дух бал сатаны. И вот уже Фауст выбирает здесь красотку помоложе, с которой пускается в пляс. Он оставляет ее лишь тогда, когда из ее рта неожиданно выпрыгивает розовая мышь. «Благодари, что мышка не сера, и не горюй об этом так глубоко», — снисходи­тельно замечает на его жалобу Мефистофель.

Однако Фауст не слушает его. В одной из теней он угадывает Мар­гариту. Он видит ее заточенной в темнице, со страшным кровавым рубцом на шее, и холодеет. Бросаясь к дьяволу, он требует спасти де­вушку. Тот возражает: разве не сам Фауст явился ее соблазнителем и палачом? Герой не желает медлить. Мефистофель обещает ему нако­нец усыпить стражников и проникнуть в тюрьму. Вскочив на коней, двое заговорщиков несутся назад в город. Их сопровождают ведьмы, чующие скорую смерть на эшафоте.

Последнее свидание Фауста и Маргариты — одна из самых траги­ческих и проникновенных страниц мировой поэзии.

Испившая все беспредельное унижение публичного позора и стра­дания от совершенных ею грехов, Маргарита лишилась рассудка. Простоволосая, босая, она поет в заточении детские песенки и вздра­гивает от каждого шороха. При появлении Фауста она не узнает его и съеживается на подстилке. Он в отчаянье слушает ее безумные речи. Она лепечет что-то о загубленном младенце, умоляет не вести ее под топор. Фауст бросается перед девушкой на колени, зовет ее по имени, разбивает ее цепи. Наконец она сознает, что перед нею Друг. «Ушам поверить я не смею, где он? Скорей к нему на шею! Скорей, скорей к нему на грудь! Сквозь мрак темницы неутешный, сквозь пламя адской тьмы кромешной, и улюлюканье и вой...»

Она не верит своему счастью, тому, что спасена. Фауст лихорадоч­но торопит ее покинуть темницу и бежать. Но Маргарита медлит, жалобно просит приласкать ее, упрекает, что он отвык от нее, «разу-

424

чился целоваться»... Фауст снова теребит ее и заклинает поспешить. Тогда девушка вдруг начинает вспоминать о своих смертных гре­хах — и безыскусная простота ее слов заставляет Фауста холодеть от ужасного предчувствия. «Усыпила я до смерти мать, дочь свою утопи­ла в пруду. Бог думал ее нам на счастье дать, а дал на беду». Преры­вая возражения Фауста, Маргарита переходит к последнему завету. Он, ее желанный, должен обязательно остаться в живых, чтобы выко­пать «лопатой три ямы на склоне дня: для матери, для брата и тре­тью для меня. Мою копай сторонкой, невдалеке клади и приложи ребенка тесней к моей груди». Маргариту опять начинают преследо­вать образы погибших по ее вине — ей мерещится дрожащий младе­нец, которого она утопила, сонная мать на пригорке... Она говорит Фаусту, что нет хуже участи, чем «шататься с совестью больной», и отказывается покинуть темницу. Фауст порывается остаться с нею, но девушка гонит его. Появившийся в дверях Мефистофель торопит Фа­уста. Они покидают тюрьму, оставляя Маргариту одну. Перед уходом Мефистофель бросает, что Маргарита осуждена на муки как грешни­ца. Однако голос свыше поправляет его: «Спасена». Предпочтя муче­ническую смерть, Божий суд и искреннее раскаяние побегу, девушка спасла свою душу. Она отказалась от услуг дьявола.

На этот раз Мефистофель приводит Фауста к императорскому двору. В государстве, куда они попали, царит разлад по причине оску­дения казны. Никто не знает, как поправить дело, кроме Мефистофе­ля, выдавшего себя за шута. Искуситель развивает план пополнения денежных запасов, который вскоре блестяще реализует. Он пускает в обращение ценные бумаги, залогом которых объявлено содержание земных недр. Дьявол уверяет, что в земле множество золота, которое рано или поздно будет найдено, и это покроет стоимость бумаг. Оду­раченное население охотно покупает акции, «и деньги потекли из ко­шелька к виноторговцу, в лавку мясника. Полмира запило, и у портного другая половина шьет обновы». Понятно, что горькие плоды аферы рано или поздно скажутся, но пока при дворе царит

425

эйфория, устраивается бал, а Фауст как один из чародеев пользуется невиданным почетом.

Теперь герой одержим идеей найти прекрасную Елену. Его ждет долгий путь через толщи эпох. Этот путь пролегает через его бывшую рабочую мастерскую, куда перенесет его в забытьи Мефистофель. Мы вновь встретимся с усердным Вагнером, дожидающимся возвращения учителя. На сей раз ученый педант занят созданьем в колбе искусст­венного человека, твердо полагая, что «прежнее детей прижитье — для нас нелепость, сданная в архив». На глазах усмехающегося Ме­фистофеля из колбы рождается Гомункул, страдающий от двойствен­ности собственной природы.

Когда наконец упорный Фауст разыщет прекрасную Елену и со­единится с нею и у них родится ребенок, отмеченный гениальнос­тью — Гете вложил в его образ черты Байрона, — контраст между этим прекрасным плодом живой любви и несчастным Гомункулом выявится с особой силой. Однако прекрасный Эвфорион, сын Фауста и Елены, недолго проживет на земле. Его манят борьба и вызов сти­хиям. «Я не зритель посторонний, а участник битв земных», — заяв­ляет он родителям. Он уносится ввысь и исчезает, оставляя в воздухе светящийся след. Елена обнимает на прощанье Фауста и замечает:

«На мне сбывается реченье старое, что счастье с красотой не ужива­ется...» В руках у Фауста остаются лишь ее одежды — телесное исче­зает, словно знаменуя преходящий характер абсолютной красоты.

Мефистофель в семимильных сапогах возвращает героя из гармо­ничной языческой античности в родное средневековье. Он предлагает Фаусту различные варианты того, как добиться славы и признания, однако тот отвергает их и рассказывает о собственном плане. С воз­духа он заметил большой кусок суши, которую ежегодно затопляет морской прилив, лишая землю плодородия, Фаустом владеет идея по­строить плотину, чтобы «любой ценою у пучины кусок земли отвое-

426

Теперь Фауст жаждет приступить к осуществлению своего заветно­го замысла, однако ему мешает пустяк. На месте будущей плотины стоит хижина старых бедняков — Филемона и Бавкиды. Упрямые старики не желают поменять свое жилище, хотя Фауст и предложил им другой кров. Он в раздраженном нетерпении просит дьявола по­мочь справиться с упрямцами. В результате несчастную чету — а вместе с ними и заглянувшего к ним гостя-странника — постигает безжалостная расправа. Мефистофель со стражниками убивают гостя, старики умирают от потрясения, а хижина занимается пламенем от случайной искры. Испытывая в очередной раз горечь от непоправи­мости случившегося, Фауст восклицает: «Я мену предлагал со мной, а не насилье, не разбой. За глухоту к моим словам проклятье вам, про­клятье вам!»

Он испытывает усталость. Он снова стар и чувствует, что жизнь опять подходит к концу. Все его стремленья сосредоточены теперь в достижении мечты о плотине. Его ждет еще один удар — Фауст слепнет. Его объемлет ночная тьма. Однако он различает стук лопат, движение, голоса. Им овладевает неистовая радость и энергия — он понимает, что заветная цель уже брезжит. Герой начинает отдавать лихорадочные команды: «Вставайте на работу дружным скопом! Рассыпьтесь цепью, где я укажу. Кирки, лопаты, тачки землекопам! Вы­равнивайте вал по чертежу!»

Незрячему Фаусту невдомек, что Мефистофель сыграл с ним ковар­ную штуку. Вокруг Фауста копошатся в земле не строители, а лему­ры, злые духи. По указке дьявола они роют Фаусту могилу. Герой между тем исполнен счастья. В душевном порыве он произносит пос­ледний свой монолог, где концентрирует обретенный на трагическом пути познания опыт. Теперь он понимает, что не власть, не богатст­во, не слава, даже не обладание самой прекрасной на земле женщи­ной дарует подлинно высший миг существования. Только общее деяние, одинаково нужное всем и осознанное каждым, может при­дать жизни высшую полноту. Так протягивается смысловой мост к открытию, сделанному Фаустом еще до встречи с Мефистофелем: «В начале было дело». Он понимает, «лишь тот, кем бой за жизнь изве­дан, жизнь и свободу заслужил». Фауст произносит сокровенные слова о том, что он переживает свой высший миг и что «народ сво­бодный на земле свободной» представляется ему такой грандиозной картиной, что он мог бы остановить это мгновение.

427

Немедленно жизнь его прекращается. Он падает навзничь. Мефис­тофель предвкушает момент, когда по праву завладеет его душой. Но в последнюю минуту ангелы уносят душу Фауста прямо перед носом дьявола. Впервые Мефистофелю изменяет самообладание, он неистов­ствует и проклинает сам себя.

...Гете закончил «Фауста» перед самой смертью. «Образуясь, как облако», по словам писателя, этот замысел сопровождал его всю жизнь.