Марина Ивановна Цветаева 1892—1941 Крысолов - Поэма (1922)
«Крысолов» — первая поэма Цветаевой, написанная в эмиграции, в Праге. Это пророчество о судьбах русской революции, романтический период которой закончился и начался мертвенный, бюрократический, диктаторский. Это приговор любой утопии о возможности народного торжества, народной власти. Это же издевка над разговорами о революционности масс, в основе бунта которых всегда лежат самые низменные мотивы — социальная зависть и жажда обогащения.
Поэма Цветаевой чрезвычайно многопланова. «Крысолов» потому и стал одним из вечных, бродячих сюжетов мировой литературы, что трактовка каждого персонажа может меняться на прямо противоположную. Крысолов — и спаситель, и убийца, жестоко мстящий городу за обман. Горожане — и жертвы, и подлые обманщики, и снова жертвы. Музыка не только губит крыс, но и дарит им в гибели последнюю возможность обрести достоинство, возвышает их, сманивает чем-то прекрасным и уж во всяком случае несъедобным.
Легенда о крысолове впервые появилась в литературной обработке в «Хронике времен Карла IX» Мериме. До этого она существовала в нескольких фольклорных вариантах. Фабула ее проста: в немецком городе Гаммельне нашествие крыс грозит истребить все запасы еды, а потом и самих горожан. В Гаммельн приходит загадочный крысолов,
234
который обещает увести всех крыс за огромное вознаграждение. Ему обещают эти деньги, и он игрой на дудке сманивает крыс в реку Везер, где крысы и тонут благополучно. Но город отказывается выплатить ему обещанные деньги, и крысолов в отместку той же игрой на флейте завораживает всех до одного гаммельнских детей — уводит их из города в гору, которая перед ним расступается. В отдельных вариантах легенды люди, выходящие из горы, встречаются много после в окрестностях Гаммельна, они провели в горе десять лет и обладают тайными знаниями, но это уже варианты неканонические и к легенде прямого отношения не имеющие.
Цветаева сохраняет эту фабулу, но придает персонажам особое значение, так что конфликт выглядит совсем не так, как в фольклорной первооснове. Крысолов у Цветаевой — символ музыки вообще, музыки торжествующей и ни от чего не зависящей. Музыка амбивалентна. Она прекрасна, независимо от того, каковы убеждения художника и какова его личность. Потому, мстя горожанам, крысолов обижается не на то, что ему недоплатили, не от жадности уводит детей, а потому, что в его лице оскорблена музыка как таковая.
Музыка равно убедительна для крыс, бюргеров, детей — для всех, кто не желает ее понимать, но волей-неволей вынужден подчиняться ее небесной гармонии. Художник с легкостью уводит за собой кого угодно, каждому посулив то, что ему желательно. А крысам желательна романтика.
Победивший пролетариат у Цветаевой довольно откровенно, с массой точных деталей изображен в виде отряда крыс, который захватил город и теперь не знает, что делать. Крысам скучно. «Господа, секрет: отвратителен красный цвет». Им надоедает собственная революционность, они зажирели и обрюзгли. «У меня заплывает глаз», «У меня оплывает слог», «У меня отвисает зад...» Они вспоминают себя отважными, зубастыми и мускулистыми, ненасытно-голодными борцами — и ностальгируют о том, что «в той стране, где шаги широки, назывались мы...». Слово «большевики» встает в строку само собой, ибо «большак», большая дорога, символ странствий, — ключевое слово в главе.
Их-то и сманивает флейта: Индией, новым обещанием борьбы и завоеваний, странствием туда, где они стряхнут жир и вспомнят молодость (пророчица Цветаева не могла знать, что в головах некоторых кавалерийских вождей вызревал план освобождения Индии, чтобы не пропадал попусту боевой пыл красноармейцев после победы в гражданской войне). За этой романтической нотой, за обещанием странствий, борьбы и второй молодости крысы уходят в реку.
Но детей крысолов сманивает совсем другим, ибо он знает, чьи
235
это дети. Это дети сонного, благонравного, обывательского, сплетничающего, жадного, убийственного Гаммельна, в котором ненавидят все непохожее, все живое, все новое. Таким видится Цветаевой мир современной Европы, но и — шире — любое человеческое сообщество, благополучное, долго не знавшее обновления и потрясения. Этот мир не в силах противостоять нашествию крыс и обречен... если только не вмешается музыка.
Дети этого мира могут пойти только за сугубо материальными, простыми, убогими посулами. И крысолов у Цветаевой сулит им «для девочек — перлы, для мальчиков — ловля их, с грецкий орех... И — тайна — для всех». Но и тайна эта простая, детская, глупая: дешевая сказка с сусальным концом, с благоденствием в финале. Мечты благовоспитанных мальчиков и девочек: не ходить в школу, не слушаться будильника! Всем — солдатики, всем — сласти! Почему дети идут за флейтой? «Потому что ВСЕ идут». И эта детская стадность, тоже по-своему крысиная, демонстрирует всю внутреннюю фальшь «детского» или «молодежного бунта».
А музыка — жестокая, торжествующая и всесильная — уходит себе дальше, губя и спасая.
Д. Л. Быков
Повесть о Сонечке - (1937, опубл. 1975, 1980)
«Повесть о Сонечке» рассказывает о самом романтическом периоде в биографии Марины Цветаевой — о ее московской жизни в 1919 — 1920 гг. в Борисоглебском переулке. Это время неопределенности (ее муж у белых и давно не подает о себе вестей), нищеты (ее дочери — одной восемь, другой пять — голодают и болеют), преследований (Цветаева не скрывает, что она жена белого офицера, и сознательно провоцирует враждебность победителей). И вместе с тем это время великого перелома, в котором есть что-то романтическое и великое, и за торжеством быдла просматривается подлинная трагедия исторического закона. Настоящее скудно, бедно, прозрачно, потому что вещественное исчезло. Отчетливо просматриваются прошлое и будущее. В это время Цветаева знакомится с такой же, как она, нищей и романтической молодежью — студийцами Вахтангова, которые бредят Французской революцией, XVIII в. и средневековьем, мистикой, — и если тогдашний Петербург, холодный и строгий, переставший быть
236
столицей, населен призраками немецких романтиков, Москва грезит о якобинских временах, о прекрасной, галантной, авантюрной Франции. Здесь кипит жизнь, здесь новая столица, здесь не столько оплакивают прошлое, сколько мечтают о будущем.
Главные герои повести — прелестная молодая актриса Сонечка Голлидэй, девочка-женщина, подруга и наперсница Цветаевой, и Володя Алексеев, студиец, влюбленный в Сонечку и преклоняющийся перед Цветаевой. Огромную роль играет в повести Аля — ребенок с удивительно ранним развитием, лучшая подруга матери, сочинительница стихов и сказок, вполне взрослый дневник которой часто цитируется в «Повести о Сонечке». Младшая дочь Ирина, умершая от голода в пятилетнем возрасте, стала для Цветаевой вечным напоминанием о ее невольной вине: «не уберегла». Но кошмары московского быта, продажа рукописных книг, отоваривание пайками — все это не играет для Цветаевой существенной роли, хотя и служит фоном повести, создавая важнейший ее контрапункт: любовь и смерть, молодость и смерть. Именно таким «обтанцовыванием смерти» кажется героине-повествовательнице все, что делает Сонечка: ее внезапные танцевальные импровизации, вспышки веселья и отчаяния, ее капризы и кокетство.
Сонечка — воплощение любимого цветаевского женского типажа, явленного впоследствии в драмах о Казанове. Это дерзкая, гордая, неизменно самовлюбленная девочка, самовлюбленность которой все же ничто по сравнению с вечной влюбленностью в авантюрный, литературный идеал. Инфантильная, сентиментальная и при этом с самого начала наделенная полным, женским знанием о жизни, обреченная, рано умирающая, несчастливая в любви, невыносимая в быту, любимая героиня Цветаевой соединяет в себе черты Марии Башкирцевой (кумира цветаевской юности), самой Марины Цветаевой, пушкинской Мариулы — но и куртизанки галантных времен, и Генриетты из записок Казановы... Сонечка беспомощна и беззащитна, но ее красота победительна, а интуиция безошибочна. Это женщина «пар экселянс», и оттого перед ее обаянием и озорством пасуют любые недоброжелатели. Книга Цветаевой, писавшаяся в трудные и страшные годы и задуманная как прощание с эмиграцией, с творчеством, с жизнью, проникнута мучительной тоской по тому времени, когда небо было так близко, в буквальном смысле близко, ибо «недолго ведь с крыши на небо» (Цветаева жила с дочерьми на чердаке). Тогда сквозь повседневность просвечивало великое, всемирное и вневременное, сквозь истончившуюся ткань бытия сквозили его тайные механизмы и законы, и любая эпоха легко аукалась с тем временем, московским, переломным, накануне двадцатых.
В этой повести появляются и Юрий Завадский, уже тогда щеголь,
237
эгоист, «человек успеха», и Павел Антокольский, лучший из молодых поэтов тогдашней Москвы, романтический юноша, сочиняющий пьесу о карлике инфанты... В ткань «Повести о Сонечке» вплетаются мотивы «Белых ночей» Достоевского, ибо самозабвенная любовь героя к идеальной, недосягаемой героине есть прежде всего самоотдача. Такой же самоотдачей была нежность Цветаевой к обреченной, всезнающей и наивной молодежи конца серебряного века. И когда Цветаева дарит Сонечке свое самое-самое и последнее, драгоценные и единственные свои кораллы, в этом символическом жесте дарения, отдачи, благодарности сказывается вся неутолимая цветаевская душа с ее жаждой жертвы.
А сюжета, собственно, нет. Молодые, талантливые, красивые, голодные, несвоевременные и сознающие это люди сходятся в гостях у старшей и одареннейшей из них. Читают стихи, изобретают сюжеты, цитируют любимые сказки, разыгрывают этюды, смеются, влюбляются... А потом кончилась молодость, век серебряный стал железным, и все разъехались или умерли, потому что так бывает всегда.
Д. Л. Быков
Приключение - Поэма (1918-1919, опубл. 1923)
Гостиница; ночь; Италия; год 1748-й. Главный герой — Джакомо Казанова, двадцати трех лет, доподлинный, извлеченнный из IV тома собственных его мемуаров и дополненный, дорисованный женской грезой о вечном Казанове, спит, роняя с губ женские имена. Его беспокойный сон прерывает гусар Анри, по первому впечатлению — юный проказливый ангел в мундире. Казанова в волнении: «Вы кредитор? Вы вор? Вы хуже: / Вы чей-то муж! Нет, хороши для мужа. / Зачем вы здесь? Зачем на ложе / Нисходит этот лунный луч?» Диалог, как лунный свет, сплетает прихотливые ритмические узоры. Знаменитый герой-любовник со сна слеп, и ночной визитер вынужден сам открыться: «Анри-Генриетта»... Казанова вспыхивает скоропалительным любовным огнем. Легкомысленный (покамест кажущийся легкомысленным) ангелок упархивает в окно.
Следующим вечером. Казанова настойчив, Генриетта уклончива,он восторжен, она нежно насмешлива: «Я никогда так страстно не любил, / Так никогда любить уже не буду...» С помощью говорливых модисток происходит преображение гусара в блистательную даму. Тихо вкрадывается вопрос: «Кто ты?» — «Тайна».
238
...Кто бы она ни была, она — совершенство. Исполнена тонкой прелести; учтива той изысканной учтивостью, что царила в очарованном мире замков и парков; остроумна, умна; музыкальна, как сама музыка, — она покоряет всех блестящих гостей аристократической пармской виллы, где хозяин-горбун, случайный знакомец, дает прием в ее честь. Оркестр легко роняет «жемчужины менуэта», небрежно ткутся шелковые нити тонких речей, как вдруг: «К вам посланный с письмом. / — А! Семь печатей! / Казанове. / Моя любовь, — расстаться мы должны».
Последнее прощание — на «дорожном развале», в гостинице «Весы». Казанова в тоске молит остаться с ним еще хоть ненадолго, она непреклонна — отчего? Атмосфера тайны сгущается... Кольцо, не принятое им назад, она бросит в заоконную ночь, но прежде того алмазной гранью вычертит на стекле какие-то быстрые слова — записку в будущее, на которые Казанова, увлеченный отчаянием, не обратит внимания... Но в самом деле, почему разлука так неизбежна? Почему ей должно уйти? Кто она, наконец? Может быть, пришла из другого века? Недаром ей известно грядущее: «Когда-нибудь, в старинных мемуарах, / Ты будешь их писать совсем седой, / В богом забытом замке на чужбине...» Может, лунная Генриетта — это лирическая маска Цветаевой, ее мечта о самой себе: владычице сердец, прельстившей Казанову? «Даю вам клятву, что тебе приснюсь!»
...Тринадцать лет спустя в ту же комнату той же гостиницы Джакомо приводит свою тысяча первую подругу. Ей семнадцать лет, она прелестна, бедна, жадна — до денег, сладостей, плотских утех. Он — еще Казанова, но уже как бы нарицательный: профессиональный любовник, не вспыхивающий сердечным огнем, а только пышущий телесным жаром... За окном восходит луна, высвечивает нацарапанные на стекле слова: «Забудешь и Генриетту...» Ошеломление: «Или я ослеп?» — взрыв, страсть, мгновенно прежний Казанова наполняется прежним бурным отчаянием. Девчонка в страхе и слезах, хочет бежать. Но страстная буря стихла, Казанова уже вернулся из прошлого, уже снова готов развлекаться с тысяча первой... И утешенная красотка, конечно, не может удержать любопытства: «А что это за буквы?» — «Так — одно-единственное — приключение».
Е. А. Злобина
Достарыңызбен бөлісу: |