Литература XX века олимп • act • москва • 1997 ббк 81. 2Ря72 в 84 (0753)



бет78/118
Дата16.06.2016
өлшемі4.16 Mb.
#139483
1   ...   74   75   76   77   78   79   80   81   ...   118

Борис Львович Васильев р. 1924

А зори здесь тихие - Повесть (1969)


Май 1942 г. Сельская местность в России. Идет война с фашистской Германией. 171-м железнодорожным разъездом командует старшина Федот Евграфыч Васков. Ему тридцать два года. Образования у него всего четыре класса. Васков был женат, но жена его сбежала с полко­вым ветеринаром, а сын вскоре умер.

На разъезде спокойно. Солдаты прибывают сюда, осматриваются а потом начинают «пить да гулять». Васков упорно пишет рапорты, и, в конце концов, ему присылают взвод «непьющих» бойцов — дев­чат-зенитчиц. Поначалу девушки посмеиваются над Васковым, а он не знает, как ему с ними обходиться. Командует первым отделением взвода Рита Осянина. Муж Риты погиб на второй день войны. Сына Альберта она отправила к родителям. Вскоре Рита попала в полковую зенитную школу. Со смертью мужа она научилась ненавидеть немцев «тихо и беспощадно» и была сурова с девушками из своего отделе­ния.

Немцы убивают подносчицу, вместо нее присылают Женю Комелькову, стройную рыжую красавицу. На глазах Жени год назад немцы расстреляли ее близких. После их гибели Женя перешла фронт. Ее подобрал, защитил «и не то чтобы воспользовался безза­щитностью — прилепил к себе полковник Лужин». Был он семей-

606

ный, и военное начальство, прознав про это, полковника «в оборот взяло», а Женю направило «в хороший коллектив». Несмотря ни на что, Женя «общительная и озорная». Ее судьба сразу «перечеркивает Ритину исключительность». Женя и Рита сходятся, и последняя «от­таивает».

Когда речь заходит о переводе с передовой на разъезд, Рита вооду­шевляется и просит послать ее отделение. Разъезд располагается непо­далеку от города, где живут ее мать и сын. По ночам тайком Рита бегает в город, носит своим продукты. Однажды, возвращаясь на рас­свете, Рита видит в лесу двоих немцев. Она будит Васкова. Тот полу­чает распоряжение от начальства «поймать» немцев. Васков вычис­ляет, что маршрут немцев лежит на Кировскую железную дорогу. Старшина решает идти коротким путем через болота к Синюхиной гряде, тянущейся между двумя озерами, по которой только и можно добраться до железной дороги, и ждать там немцев — они наверняка пойдут окружным путем. С собой Васков берет Риту, Женю, Лизу Бричкину, Соню Гурвич и Галю Четвертак.

Лиза с Брянщины, она — дочь лесника. Пять лет ухаживала за смертельно больной матерью, не смогла из-за этого закончить школу. Заезжий охотник, разбудивший в Лизе первую любовь, обещал по­мочь ей поступить в техникум. Но началась война, Лиза попала в зе­нитную часть. Лизе нравится старшина Васков.

Соня Гурвич из Минска. Ее отец был участковым врачом, у них была большая и дружная семья. Сама она проучилась год в Москов­ском университете, знает немецкий. Сосед по лекциям, первая лю­бовь Сони, с которым они провели всего один незабываемый вечер в парке культуры, ушел добровольцем на фронт.

Галя Четвертак выросла в детском доме. Там ее «настигла» первая любовь. После детского дома Галя попала в библиотечный техникум. Война застала ее на третьем курсе.

Путь к озеру Вопь лежит через болота. Васков ведет девушек по хорошо известной ему тропке, по обе стороны которой — трясина. Бойцы благополучно добираются до озера и, затаившись на Синюхи­ной гряде, ждут немцев. Те появляются на берегу озера только на следующее утро. Их оказывается не двое, а шестнадцать. Пока не­мцам остается около трех часов ходу до Васкова и девушек, старшина посылает Лизу Бричкину обратно к разъезду — доложить об измене­нии обстановки. Но Лиза, переходя через болото, оступается и тонет. Об этом никто не знает, и все ждут подмоги. А до тех пор девушки решают ввести немцев в заблуждение. Они изображают лесорубов, громко кричат, Васков валит деревья.

607

Немцы отходят к Легонтову озеру, не решаясь идти по Синюхиной гряде, на которой, как они думают, кто-то валит лес. Васков с де­вушками перебирается на новое место. На прежнем месте он оставил свой кисет, и Соня Гурвич вызывается принести его. Торопясь, она натыкается на двоих немцев, которые убивают ее. Васков с Женей убивают этих немцев. Соню хоронят.

Вскоре бойцы видят остальных немцев, приближающихся к ним. Спрятавшись за кустами и валунами, они стреляют первыми, немцы отходят, боясь невидимого противника. Женя и Рита обвиняют Галю в трусости, но Васков защищает ее и берет с собой в разведку в «вос­питательных целях». Но Васков не подозревает, какой след в душе Гали оставила Сонина смерть. Она напугана до ужаса и в самый от­ветственный момент выдает себя, и немцы убивают ее.

Федот Евграфыч берет немцев на себя, чтоб увести их от Жени и Риты. Его ранят в руку. Но ему удается уйти и добраться до острова на болоте. В воде он замечает юбку Лизы и понимает, что помощь не придет. Васков находит место, где остановились на отдых немцы, уби­вает одного из них и идет искать девушек. Они готовятся принять последний бой. Появляются немцы. В неравном бою Васков и девуш­ки убивают нескольких немцев. Риту смертельно ранят, и пока Васков оттаскивает ее в безопасное место, немцы убивают Женю. Рита просит Васкова позаботиться о ее сыне и стреляет себе в висок. Васков хоронит Женю и Риту. После этого он идет к лесной избушке, где спят оставшиеся в живых пятеро немцев. Одного из них Васков убивает на месте, а четверых берет в плен. Они сами связывают друг друга ремнями, так как не верят, что Васков «на много верст один-одинешенек». Он теряет сознание от боли только тогда, когда на­встречу уже идут свои, русские.

Через много лет седой коренастый старик без руки и капитан-ра­кетчик, которого зовут Альберт Федотыч, привезут на могилу Риты мраморную плиту.

Е. А. Журавлева

Василь Быков р. 1924

Круглянский мост - Повесть (1968)


Сидящий в яме по причине отсутствия в партизанском отряде специ­ального помещения для арестованных, Степка Толкач перебирал в па­мяти обстоятельства последних дней. Не везло Степке в этом отряде, не очень ему здесь доверяли и служить поставили в хозяйственный взвод. И вдруг подрывник Маслаков предложил ему сходить на зада­ние. Степка обрадовался, несмотря на молодость, он все же был опытным подрывником. Пошли вчетвером — Маслаков, Степка, Бритвин, бывший комбат, за что-то разжалованный и теперь старающий­ся заслужить прощение, и хорошо знающий эти места Данила Шпак. Задание: сжечь деревянный мост у села Кругляны. Когда оказались в нужном месте, надвигались сумерки и собирался дождь. «Идти нужно сейчас, — решил Маслаков. — Возле моста еще не поставили ночную охрану. К тому ж, если дождь разойдется, мост не загорится. Кто со мной?» Бритвин и Шпак под разными предлогами отказались. «Пойдешь ты», — приказал Маслаков Степке. Когда они выходили из леса, дорога и мост казались абсолютно безлюдными. Но уже на под­ходе к мосту в дождливом тумане вдруг прорезалась какая-то фигура. Прятаться было поздно, и они продолжали движение. От моста грох­нул выстрел. Маслаков и Степка метнулись с дороги, Степка по одну, а Маслаков по другую сторону насыпи. Держа в одной руке винтовку,

609

в другой — канистру, Степка бежал вдоль насыпи, которая станови­лась ниже, и наконец увидел фигуру стрелявшего. Степка бросил ка­нистру и почти не целясь выстрелил. Перемахнул через дорогу и наткнулся на лежавшего Маслакова. Похоже, тот был мертв. Стояла тишина, никто не стрелял. Степка взвалил на себя тело командира и потащился назад. Он все ожидал, что навстречу выйдут помочь Бритвин и Шпак, но встретил их только в лесу. Степка чуть не плакал от горя и отчаяния: Маслаков ранен, канистра осталась возле моста, да и толку бы от нее уже не было — немцы теперь усилят охрану и к мосту не подобраться. «Иди ищи подводу», — приказал Степке Бритвин, принявший командование группой. Коня, пасшегося в лесу, Степка нашел быстро. Но хозяин его, пятнадцатилетний подросток Митя, уперся: «Не могу дать. Мне утром везти молоко в Кругляны». — «Ладно, — предложил Степка, — пойдем вместе. К утру вернешься с конем домой». Степку встретили мрачно: «Зря старал­ся». Маслаков умер. Мальчика решили оставить до утра, Бритвину не понравилось, что Митя — сын полицая. Но Степка почувствовал, что у Бритвина появилась какая-то мысль, когда он услышал, что завтра утром Митя должен везти молоко через тот самый мост. Бритвин тут же послал Шпака за взрывчаткой, а Митю отправил домой, догово­рившись, что тот утром заедет к ним с молоком. Привезенный Шпа­ком аммонит оказался сильно отсыревшим, и Бритвин приказал сушить его прямо на огне. Сушили Степка и Шпак, Бритвин наблю­дал за ними с отдаления. «Ну вот, — когда взрывчатка просохла, ска­зал он, — это вам не какая-то канистра с бензином. Тоже мне взрывники, чем хотели мост уничтожить. Да еще без помощи мест­ных жителей». — «А может, Маслаков никем не хотел риско­вать», — возразил Степка. «Рисковать? Знаешь, что такое война? Это риск людьми. Кто больше рискует, тот и побеждает. Терпеть не могу умников, которые рассуждают, что правильно, а что неправильно. И как бы невиновные не пострадали. При чем тут невиновный — война!» И Степка подумал, что, может быть, Бритвин лучше Масла­кова понимает войну.

Под утро появился Митя с телегой и молочными бидонами. Из одного бидона они вылили молоко и набили его взрывчаткой, встави­ли взрыватель и вывели наружу бикфордов шнур. «Шнур горит пять­десят секунд. Значит, нужно будет поджечь шнур метров за тридцать от моста, а на мосту скинуть этот бидон и хлестнуть лошадей. Пока полицаи опомнятся, моста уже не будет», — объяснял Бритвин маль­чику. «А кто поедет?» — спросил Степка. «А ты беги быстро к мосту. Твое место там!» — вместо ответа прикрикнул Бритвин на

610

Степку. И Степка отправился к мосту. Подобрался к нему Степка со­всем близко. Дорога долго была пустой. И наконец на ней появилась подвода. В подводе сидел Митя и неумело курил папиросу. Бритвина и Шпака там не было. «Где же они?» — забеспокоился Митя. Один из охранников что-то крикнул, и мальчик остановил подводу и соско­чил на землю в каких-нибудь десяти метрах от моста. «Все, — решил Степка. — Сейчас полицай подойдет и увидит бикфордов шнур. Про­пал Митя». Степка вскинул автомат и дал очередь. Конь рванулся вперед, вылетел на мост и вдруг, как бы споткнувшись, упал на коле­ни. Митя кинулся на мост к коню. С другой стороны бежали трое полицаев. Степка прицелился в бегущих, но спустить курок не ус­пел — мощная взрывная волна отбросила его назад. Полуоглушенный Степка уже бежал к лесу. Сзади горело, и на середине моста зиял ог­ромный пролом. В лесу его поджидали Бритвин и Шпак. «Здорово грохнуло, а!» — радовался Бритвин. А Степка все никак не мог за­дать вопрос: где же они были, почему выставили одного Митю? «Ты что, недоволен? — спросил его наконец Бритвин. — Мы же взорвали мост! И получилось все, как распланировали. Когда подвода оказалась на мосту, мы подстрелили коня». «Вот почему Митя кинулся на мост, — понял все Степка. — Он бросился к раненому коню». «Сво­лочь! — закричал он Бритвину. — Ты — сволочь!» — «Сдать ору­жие», — жестко приказал Бритвин и пошел на Степку, ожидая привычного послушания. Но Степка вскинул автомат и нажал на спусковой крючок. Бритвин согнулся, схватившись за живот...

И вот теперь Степка сидит в яме и ожидает суда. Его навестил Шпак, сообщил, что Бритвину делают операцию, что он выживет и что зла на него Бритвин не держит, только просит, чтоб Степка ниче­го не рассказывал про Митю и вообще про всю эту историю. Степка послал Шпака подальше. Нет уж, он не боится. Он, конечно, виноват, и его накажут. Но прежде он расскажет, как все случилось, и назовет Митю...

С. П. Костырко

Сотников - Повесть (1970)


Зимней ночью, хоронясь от немцев, кружили по полям и перелескам Рыбак и Сотников, получившие задание добыть продовольствие для партизан. Рыбак шел легко и быстро, Сотников отставал, ему вообще

611

не следовало отправляться на задание — он заболевал: бил кашель кружилась голова, мучила слабость. Он с трудом поспевал за Рыбаком. Хутор, к которому они направлялись, оказался сожженным. Дошли до деревни, выбрали избу старосты. «Здравствуйте, — стараясь быть вежливым, поздоровался Рыбак. — Догадываетесь, кто мы?» — «Здравствуйте», — без тени подобострастности или страха отозвался пожилой человек, сидевший за столом над Библией. «Немцам прислу­живаешь? — продолжал Рыбак. — Не стыдно быть врагом?» — «Своим людям я не враг», — так же спокойно отозвался старик. «Скотина есть? Пошли в хлев». У старосты взяли овцу и не задержи­ваясь двинулись дальше.

Они шли через поле к дороге и внезапно уловили впереди шум. Кто-то ехал по дороге. «Давай бегом», — скомандовал Рыбак. Уже видны были две подводы с людьми. Оставалась еще надежда, что это крестьяне, тогда все обошлось бы. «А ну, стой! — донесло злой окрик. — Стой, стрелять будем!» И Рыбак прибавил в беге. Сотников отстал. Он упал на склоне — закружилась голова. Сотников испугал­ся, что не сможет подняться. Нашарил в снегу винтовку и выстрелил наугад. Побывав в добром десятке безнадежных ситуаций, Сотников не боялся смерти в бою. Боялся только стать обузой. Он смог сделать еще несколько шагов и почувствовал, как ожгло бедро и по ноге по­текла кровь. Подстрелили. Сотников снова залег и начал отстрели­ваться по уже различимым в темноте преследователям. После нескольких его выстрелов все стихло. Сотников смог разглядеть фигу­ры, возвращавшиеся к дороге. «Сотников! — услышал он вдруг шепот. — Сотников!» Это Рыбак, ушедший уже далеко, все-таки вер­нулся за ним. Вдвоем под утро они добрались до следующей деревни. В доме, куда они вошли, партизан встретила девятилетняя девочка. «Как мамку зовут?» — спросил Рыбак. «Демичиха, — ответила де­вочка. — Она на работе. А мы вчетвером тут сидим. Я самая стар­шая». И девочка гостеприимно выставила на стол миску с вареной картошкой. «Я тебя здесь хочу оставить, — сказал Рыбак Сотникову. — Отлежись». «Мамка идет!» — закричали дети. Вошедшая жен­щина не удивилась и не испугалась, только в лице ее что-то дрогнуло, когда она увидела пустую миску на столе. «Что вам еще надо? — спросила она. — Хлеба? Сала? Яиц?» — «Мы не немцы». — «А кто же вы? Красные армейцы? Так те на фронте воюют, а вы по углам шастаете», — зло выговаривала женщина, но тут же занялась раной Сотникова. Рыбак глянул в окно и отпрянул: «Немцы!» — «Быстро на чердак», — распорядилась Демичиха. Полицаи искали водку. «Нет у меня ничего, — зло отругивалась Демичиха. — Чтоб вам околеть».

612

И тут сверху, с чердака, грохнул кашель. «Кто у тебя там?» Полицаи уже лезли наверх. «Руки вверх! Попались, голубчики».

Связанных Сотникова, Рыбака и Демичиху повезли в соседнее местечко в полицию. В том, что они пропали, Сотников не сомневал­ся. Мучила его мысль о том, что они оказались причиной гибели вот для этой женщины и ее детей... Первым на допрос повели Сотнико­ва. «Вы думаете, я скажу вам правду?» — спросил Сотников у следо­вателя Портнова. «Скажешь, — негромко сказал полицай. — Все скажешь. Мы из тебя фарш сделаем. Повытянем все жилы, кости переломаем. А потом объявим, что всех выдал ты... Будилу ко мне!» — приказал следователь, и в комнате появился буйволоподобный детина, огромные его ручищи оторвали Сотникова от стульчика...

Рыбак же пока томился в подвале, в котором неожиданно встре­тил старосту. «А вас-то за что посадили?» — «За то, что не донес на вас. Пощады мне не будет», — как-то очень спокойно ответил ста­рик. «Какая покорность! — думал Рыбак. — Нет, я все-таки за свою жизнь еще повоюю». И когда его привели на допрос, Рыбак старался быть покладистым, не раздражать зря следователя — отвечал обстоя­тельно и, как ему казалось, очень хитро. «Ты парень вроде с голо­вой, — одобрил следователь. — Мы проверим твои показания. Возможно, сохраним тебе жизнь. Еще послужишь великой Германии в полиции. Подумай». Вернувшись в подвал и увидев сломанные паль­цы Сотникова — с вырванными ногтями, запекшиеся в сгустках крови, — Рыбак испытал тайную радость, что избежал такого. Нет, он будет изворачиваться до последнего. В подвале их было уже пяте­ро. Привели еврейскую девочку Басю, от которой требовали имена тех, кто ее скрывал, и Демичиху.

Наступило утро. Снаружи послышались голоса. Говорили про ло­паты. «Какие лопаты? Зачем лопаты?» — тягостно заныло в Рыбаке. Дверь подвала отворилась: «Выходи: ликвидация!» Во дворе уже стоя­ли полицаи с оружием на изготовку. На крыльцо вышли немецкие офицеры и полицейское начальство. «Я хочу сделать сообщение, — выкрикнул Сотников. — Я партизан. Это я ранил вашего полицая. Тот, — он кивнул на Рыбака, — оказался здесь случайно». Но стар­ший только махнул рукой: «Ведите». «Господин следователь, — рва­нулся Рыбак. — Вы вчера мне предлагали. Я согласен». — «Подойдите поближе, — предложили с крыльца. — Вы согласны слу­жить в полиции?» — «Согласен», — со всей искренностью, на кото­рую был способен, ответил Рыбак. «Сволочь», — как удар, стукнул его по затылку окрик Сотникова. Сотникову сейчас было мучительно стыдно за свои наивные надежды спасти ценой своей жизни попав-

613

ших в беду людей. Полицаи вели их на место казни, куда уже согна­ли жителей местечка и где сверху уже свешивались пять пеньковых петель. Приговоренных подвели к скамейке. Рыбаку пришлось помо­гать Сотникову подняться на нее. «Сволочь», — снова подумал про него Сотников и тут же укорил себя: откуда у тебя право судить... Опору из-под ног Сотникова выбил Рыбак.

Когда все кончилось и народ расходился, а полицаи начали стро­иться, Рыбак стоял в стороне, ожидая, что будет с ним. «А ну! — прикрикнул на него старший. — Стать в строй. Шагом марш!» И это было Рыбаку обыкновенно и привычно, он бездумно шагнул в такт с другими. А что дальше? Рыбак провел взглядом по улице: надо бе­жать. Вот сейчас, скажем, бухнуться в проезжающие мимо сани, вре­зать по лошади! Но, встретившись с глазами мужика, сидевшего в санях, и почувствовав, сколько в этих глазах ненависти, Рыбак понял: с этим не выйдет. Но с кем тогда выйдет? И тут его, словно обухом по голове, оглушила мысль: удирать некуда. После ликвидации — не­куда. Из этого строя дороги к побегу не было.

С. П. Костырко

Знак беды - Повесть (1983)


Степанида и Петрок Богатька живут на хуторе Яхимовщина, в трех километрах от местечка Выселки. Их сын Федя служит в танковых войсках, дочь Феня учится «на докторшу» в Минске. Начинается война. Быстро прокатывается на восток фронт, приходят немцы. На­ступает страшная в непредсказуемости новых бед жизнь.

Поначалу немцы хозяйничают лишь в местечке и на хутор не на­ведываются. Первыми являются «свои» — полицаи Гуж и Колонденок. Колонденок когда-то, в пору коллективизации, был при сель­совете мальчиком на побегушках. Хотя Гуж приходится Петроку дальним родственником, он грубо унижает хозяев, требуя беспрекос­ловного подчинения. Петрок терпит оскорбления и угрозы, Степани­да держит себя гордо и вызывающе. Гуж припоминает, что она была колхозной активисткой, и угрожает расправой. Наконец полицаи ухо­дят, выпив принесенную с собой самогонку. Степанида ругает мужа за его заискивающее поведение. Приход полицаев был не случай­ным — Гуж присмотрел хутор для постоя немецкого офицера с ко-



614

мандой. Через несколько дней приезжают на тяжелом грузовике и немцы. Они приказывают хозяевам вымыть хату для офицера, самих же Степаниду и Петрока выгоняют жить в истопку. Немцы учиняют полный разгром в хозяйстве. Хозяева со страхом наблюдают все это и ждут еще больших бед. Когда Степанида пытается показать, что ко­рова дает мало молока, немцы сами доят корову и за «сопротивле­ние» избивают хозяйку. В следующий раз Степанида тайком выдаивает все молоко в траву. Не получив молока, фельдфебель при­стреливает корову. Пока немцы возятся с коровьей тушей, Степанида успевает спрятать за хутором, в барсучьей норе, уцелевшего поросен­ка. Помогает ей в этом глухонемой пастушок Янка. Ночью Степанида выкрадывает винтовку повара и бросает ее в колодец. Наутро немцы перетряхивают в поисках винтовки всю истопку, забрав при этом скрипку Петрока. Днем его заставляют копать клозет для офицера. Ободренный тем, что офицер похвалил его за работу, Петрок решает­ся вечером идти просить скрипку. Он долго играет немцам. Скрипку возвращают. Ночью слышатся близкие выстрелы и крики: «Бандитен!» Немцы притаскивают во двор застреленного Янку, неизвестно по какой причине подошедшего к хутору. Назавтра, после приезда посыльного на мотоцикле, немцы собираются и покидают хутор. Степаниде кажется, что она перестает ощущать себя в этом мире, и ду­мает только: за что? За что такая кара обрушилась на нее, на людей? И память переносит ее на десять лет назад...

Тогда в Выселках организовывали колхоз. На очередном собрании выступал уполномоченный из района, ругал всех за несознатель­ность — кроме членов комбеда, никто в колхоз не записывался. Вось­мое собрание закончилось так же. Через день представитель окружкома Новик применил новый метод организации колхоза: на комбеде ставился вопрос о раскулачивании тех, кто не хотел записываться. За­пугивая членов комбеда часто повторяющимися словами «саботаж», «уклонизм», Новик добивался, чтобы перевес в голосовании был за раскулачивание. На этих заседаниях присутствовал мальчик на побе­гушках при сельсовете — переросток Потапка Колонденок, который все услышанное использовал в своих заметках в районную газету. С ужасом читали потом члены комбеда эти заметки, подписанные псев­донимом Грамотей. В них упоминались многие местечковцы, совсем не кулаки. Но так как они использовали наемную силу, их раскулачи­вали. Степанида вспоминает горе семей, выброшенных из домов на снег, увозимых вместе с малыми детьми в неизвестность. Милиционер Вася Гончарик, из местных, после того как раскулачил семью своей любимой девушки, застрелился. Он был старшим братом Янки, кото-

615

рому тогда было три года и которого, ставшего на всю жизнь глухо­немым, застрелят немцы на хуторе Яхимовщина.

Вспоминает Степанида и то, как достался им с Петроком этот хутор. Он принадлежал пану Яхимовскому, обедневшему шляхтичу, одинокому старику. Степанида с Петроком, поженившись, работали у старика и жили у него на хуторе. После революции начали отби­рать у панов имущество и землю и делить среди бедняков. Хутор до­стался Богатькам; из обширных земельных владений, которые Яхимовский сдавал в аренду, Степаниде с Петроком нарезали две де­сятины на горе. Чтобы отвести от земли беды, Петрок поставил на горе крест, и народ прозвал эту гору Голгофой. Когда Степанида при­шла к Яхимовскому просить прощения — ее мучила совесть, что она владеет чужим имуществом, — старик ответил: «Пан Езус простит». Степанида оправдывалась, — мол, не им, так все равно другим бы от­дали, а старик произнес выстраданно: «Но вы же не отказались... Грех зариться на чужое». Они кормили старика, ухаживали за ним, но он ничего не ел и в один страшный день повесился в амбаре. В этот день, перед тем как обнаружить в амбаре старика, Степанида с Петроком нашли на поле замерзшего жаворонка, который обманулся первым теплом. И Степанида решила, что это предзнаменование беды, ее знак. Так оно и случилось. Пала лошадь, глинистая земля не родила, и вся трудная жизнь не приносила Богатькам ни счастья, ни радости. Потом — коллективизация с ее людским горем, беспросвет­ный колхозный труд, и вот — война...

За убитым Янкой приезжают Гуж с Колонденком на подводе. Гуж приказывает Петроку идти на работу достраивать разбомбленный мост. С работы Петрок приходит еле живой. Он решает выгнать самогона, чтобы откупиться от полицаев. За змеевик для аппарата он обменивает свою скрипку. Но самогон не помогает — полицаи тре­буют его все больше и больше, вваливаются однажды и полицаи из дальней деревни. Не найдя самогона, который уже забрал Гуж, «чужие» полицаи до полусмерти избивают хозяев. Петрок решает по­кончить с самогоном — разбивает аппарат, откапывает спрятанную в лесу бутылку первача, несет ее домой, чтобы полечить избитую Степаниду. Его уже поджидает Гуж. Отчаяние заставляет Петрока выкри­кивать в адрес полицаев и немцев все проклятия, что накопились у него на душе. Полицаи избивают его, тащат, полуживого, в местеч­ко — и навсегда пропадает Петрок... Пропадает человек, за всю жизнь не сделавший никому зла, безвольный, но все-таки однажды прикоснувшийся к безжалостным жерновам истории. Когда-то снеж­ной зимой застряли какие-то машины на большаке возле хутора.



616

Люди из машин зашли в хату погреться. Главный из них, приглядев­шись к тяжелой жизни хозяев, дал им червонец — на лекарство для болеющей дочери. Этот человек был председатель ЦИКа Белоруссии Червяков. И когда арестовали председателя колхоза Левона, Степани­да собрала подписи с колхозников под письмом о невиновности пред­седателя и послала Петрока в Минск — отдать письмо Червякову и заодно вернуть долг — червонец. Петрок опоздал на день — Червякова уже похоронили...

Степанида, придя в себя после побоев, после того как слышала расправу Гужа над Петроком, решает мстить полицаям, немцам — всем, кто разрушил и без того горемычную жизнь. Она знает, что у моста кто-то из местных забрал неразорвавшуюся бомбу. Степанида уверена, что это мог сделать только Корнила. Она идет в местечко, чтобы попытаться передать что-нибудь поесть Петроку в тюрьму и попросить у Корнилы бомбу. От тюрьмы ее гонят, забрав передачу. Хитрый Корнила соглашается привезти к ней бомбу на подводе — в обмен на уцелевшего поросенка. Степанида решает бомбой взорвать мост, который уже построен заново. Степанида до поры закапывает бомбу в землю. В местечке она встречает конвой, ведущий куда-то Корнилу, и в страхе возвращается домой, чтобы спрятать бомбу по­лучше. Обессиленная, Степанида ложится отдохнуть в истопке. В дверь ломятся полицаи, они требуют, чтобы она показала, где бомба. Степанида не открывает. Дверь начинают ломать, стреляют сквозь нее. Степанида обливает истопку изнутри керосином и поджигает. Думая, что бомба внутри, полицаи разбегаются. Никто не тушит по­лыхающее пламя, опасаясь мощного взрыва бомбы. «Но бомба дожидалась своего часа».

В. М. Сотников



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   74   75   76   77   78   79   80   81   ...   118




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет