Литературный альманах Выпуск 3 Бишкек 2006

Вопросы, вопросы и нет им числа. И как, однако, не присовокупить к ним еще и резонные вопросы, которые прозвучали в реплике «Литературной газеты» «Послесловие к публикации», появившейся 10 октября 1990 года: «...Неизвестно, кто дописывал сокращенные Фадеевым слова, корректировал знаки препинания, оставляя в то же время в неприкосновенности очевидные описки и добавляя свои. Кто, наконец, никак этого не оговорив, позволил себе сократить Фадеевский текст? 213

Странное дело, – продолжает автор реплики В. Радзишевский, – но сегодняшняя газета, забыв указать место хранения предсмертного письма Фадеева, а также представить тот комплекс документов, в котором оно находится, – вещи, необходимые для столь серьезной публикации, не удержалась от того, чтобы ввернуть упоминание о болезни при перечислении причин самоубийства, заботливо вороша угольки старого, дискредитирующего мифа». 214

И впрямь, дело странное, потому как не был Маршак у Фадеева и не вел с ним «продолжительной беседы», приблизившей роковой для Фадеева час. 214

Вспоминает поэт Валентин Берестов: «Перед самоубийством, как мне рассказывал С.Я. Маршак, Фадеев навестил его и еще нескольких писателей, как бы прощаясь с ними. Никто не заметил, в каком он был состоянии, кроме Т.Г. Габбе... Когда Фадеев приехал к Маршаку, она успела шепнуть: «Не о Твардовском с ним говорите, а о нем самом. Смотрите, какие у него глаза...». 214

Стало быть, не Маршак приезжал к Фадееву, как написано в «Гласности», а Фадеев приезжал к Маршаку, и в тяжелом моральном предшествующем самоубийству состоянии он находился еще до их встречи, а не в результате ее, как утверждается там же со ссылкой на секретаря Фадеева Е.Ф. Книпович. 214

В полдень 12 мая 1956 года Фадеева на даче навестил Юрий Либединский с женой. В разговоре в Либединским – а разговор этот, по воспоминаниям Лидии Либединской, «был долгий, мучительный – точнее, это был монолог страдающего человека» – Фадеев между прочим сказал, что «после обеда собирается с сыном Мишей в Москву и хочет сегодня навестить Самуила Яковлевича Маршака». Расставание Фадеева с Либединскими было в тот день, как показалось Лидии Либединской, необычным, не свойственным Фадееву – скорее похожим на прощание. И «было что-то в этом прощании, что кольнуло мне сердце», – вспоминает она. 214

О том, что не Маршак, а Фадеев нанес последний визит, сообщает и Валерия Иосифовна Зарахани, сестра жены и секретарь Фадеева: «12 мая была суббота, по тем временам – обычный рабочий день. Приехав с дачи в город, он занимался своими делами... Затем ездил к Маршаку. От Маршака звонил мне. Сказал, что едет на дачу. Спросил: "Ты приедешь завтра?" Я говорю: "Дай мне выходной". Ведь завтра – воскресенье. Потом мне говорили: почему ты к нему не поехала? Но он не настаивал, и голос у него был спокойный». 215

Подчеркнем это: Фадеев звонил от Маршака, «и голос у него был спокойный». Ничто не внушало тревоги, не вызывало ощущения надвигающейся катастрофы. А до нее, между прочим, уже оставалось менее суток. 215

«Фадеев застрелился днем, перед обедом, – вспоминает Корнелий Зелинский. – Перед этим он спускался вниз в халате, беседовал с рабочими, которые готовили землю под клубнику, говорил, что, где надо вскопать. В соседней комнате находилась Е. Книпович, но она сказала, что ничего не слышала. Находящиеся в саду люди слышали сильный удар, как будто бы упал стул или кресло» [c. 185]. 215

Весьма красноречивую деталь запомнил Константин Федин – сосед Фадеева по даче, он «вместе с Вс. Ивановым первым вошел в комнату после самоубийства». «Рядом, на столике, возле широкой кровати», на которой полусидя лежал только что застрелившийся Фадеев <...> Фадеев поставил портрет Сталина». Не жены, не сына Миши, не мамы – Сталина. «Не знаю, – передает воспоминания Федина К. Зелинский, – что он этим хотел сказать – с него ли спросите или мы оба в ответе, – но это первое, что бросилось в глаза Федину» [там же]. 215

И снова – вопросы, вопросы... 215

Кому, например, и зачем понадобилось бросить тень тяжелых подозрений на Маршака? Ведь если верить публикаторам из «Гласности», получается, что Маршак чуть ли не подтолкнул к гибели Фадеева. Зачем и для чего понадобилось в хронике последних суток жизни Фадеева представлять факты перевернутыми с ног на голову? Ведь если официальное расследование, на которое ссылается анонимный публикатор «Гласности», действительно было, то установить последовательность встреч Фадеева не представило бы особого труда. И почему, наконец, так внезапно повредился слух у Е.Ф. Книпович, сумевшей ничего не услышать из соседней комнаты, когда выстрел слышали даже в саду? Зачем и с какой целью утверждала она, будто «после разговора с Маршаком А.А. Фадеев никак не мог успокоиться, на него не действовали никакие снотворные средства», – ведь ни участницей разговора с Маршаком, ни домашним врачом Фадеева Евгения Федоровна Книпович не была и «снотворными средствами», надо полагать, его не потчевала. И вообще, что, собственно, такого сокрушительного, чего не знал или о чем не догадывался Фадеев, мог сообщить ему Маршак, чем окончательно вывел его из равновесия, подтолкнув к роковому решению? Проводившие официальное расследование, разумеется, не могли не поинтересоваться этим. 215

Иными словами, до тех пор, пока не будут обнародованы полный текст предсмертного письма Фадеева и материалы официального расследования, проводившегося по следам этого трагического события, любой вывод о непосредственных причинах самоубийства писателя будет только предположением. И предположения эти будут множиться и обрастать легендами, как множатся и обрастают легендами версии «самоубийств», к примеру, Владимира Маяковского или Сергея Есенина. 216

Не более чем версия и эти заметки. На наш взгляд, бесспорно одно: трагическое решение Фадеева свести счеты с жизнью не было результатом эпизодического эмоционального потрясения, как это кое-кому хотелось бы представить. В той новой, послесталинской эпохе, в которую вступала затерроризированная страна, места для него, живого, не было – он это понял.
А начать жизнь с чистого листа уже не позволяли ни годы, ни груз непоправимых ошибок и поступков, терзавших совесть, ни сотоварищи по ремеслу, не желавшие ни понять, ни простить содеянное. «Жизнъ моя как писателя теряет всякий смысл, – с трагической смиренностью напишет в предсмертном письме Фадеев, – и я с превеликой радостью, как избавление от этого гнусного существования, где на тебя обрушиваются подлость, ложь и клевета, ухожу из этой жизни...» 216

В сущности, предсмертное письмо Александра Фадеева – даже в варианте, обнародованном «Гласностью», – документ потрясающей взрывчатой силы, не оставляющий камня на камне от пресловутой идеи так называемого «партийного руководства» литературой: эту бредовую идею, оказавшую драматическое воздействие на судьбу национальной культуры, подверг уничтожающей критике человек, верой и правдой послуживший ей, утверждавший ее всячески, принесший в жертву ей и свой талант, и свою творческую свободу, и свою жизнь. «Его письмо, – справедливо заметил Евг. Евтушенко, – великий предупредительный документ о том, как губительна служба у дьявола, который с лицедейской ловкостью может показаться богом – хотя бы временно». 217

Коммунистическая дьяволиада закончила свой кровавый век. Российская культура понесла колоссальные потери. И среди этих потерь, быть может, самая трудно восполнимая – почти полное разрушение преемственности исторического развития духовной христианской традиции. Мракобесие коммунистического атеизма привело к трагическому разрыву в эволюции русской национальной культуры. Большевистский дьявол-молох в течение семи десятилетий нещадно истреблял духовный генофонд нации. Только из числа членов писательского Союза страны за эти годы расстреляны почти две тысячи человек, свыше тысячи вернулись из лагерей с непоправимо разрушенным здоровьем, изломанными либо раздавленными духовно. А кто считал умерших во время следствия, инквизиторских допросов, в заключении, в ссылке? Кто знает, сколько их, образованнейших и талантливейших людей России, навсегда осталось в вечной мерзлоте Чукотки, Магадана, Воркуты, Норильска, сколько их, безымянных, лежит в земле Котласа и Тобольска, Соловецких островов и печально знаменитого Карлага? Говорят, мир на костях стоит. Похоже, это про наш только мир и сказано, про наш «большевистский рай». 217

Последствия партийного руководства литературой и искусством – самые негативные, они чудовищны по своим масштабам. Их тлетворное воздействие на литературно-художественный процесс продолжается и еще долго будет сопутствовать ему как дурная болезнь. «Мы больше командуем, чем воспитываем, больше приказываем, чем объясняем», – это понял даже Фадеев. Правда, поздно понял и сказал об этом вслух лишь осенью 1953-го. Но ведь многие и сегодня, спустя полвека, всё еще тоскуют по партийному «кнуту» и «прянику». И как многолико, как изобретательно проявляется эта тоска! Скажем, когда в школьном классе или студенческой аудитории горестно сетуют на отсутствие единой «выверенной» истории отечественной словесности – что это, как не тоска единомыслию по тому времени и той стране, «где так вольно дышит человек»? 217

«Скажу прямо: я не вижу ни возможности, ни надобности в некой единственно правильной истории литературы. Тосковать о такой истории побуждает только наша заскорузлая «винтиковая» любовь к единожды установленному, обязательно утвержденному наверху и неукоснительно соблюдаемому канону, при котором все иначе мыслящие тут же получают ярлык уклониста, ревизиониста, релятивиста». 218

Напомню: это было сказано еще в годы так называемой «перестройки». Многие ли захотели услышать эти слова? Увы... Наверное, самое трудное – это осознать, как мало мы изменились. Страна уже вроде бы другая, а мы по-прежнему рабы той античеловеческой системы, по-прежнему её рабы... Признание этой истины болезненно для нашего самолюбия, однако не признав ее, мы никогда не станем другими. 218

VIII 218

В автобиографической хронике «Бодался теленок с дубом» А.И. Солженицын с горечью обронил: «У нас ложь стала не просто нравственной категорией, но и государственным столпом». Воистину так. Какой страницы официальной истории отечественной культуры не коснись – всюду ложь либо на лжи замешано. Причем, характерно: чем крупнее художник, чем он больше был на виду – тем отчаяннее про него лгали казенные летописцы. Впрочем, почему – лгали? Безнаказанные, они бесстыдно лгут и сегодня. Самые прыткие проворно «перестроились». Как в свое время писал еще Мих. Лифшиц, этих людей «природа в таком изобилии одарила чувством нового, что они всегда правы, всегда впереди прогресса, всегда не помнят, что говорили вчера, и всегда, в сущности, повторяют одну и ту же "бодягу", то непробиваемую, как застывший железобетон, то жидкую, как эклектическая каша». Теперь же, легко и походя, с высокомерным небрежением они поплевывают вослед тем, кому еще вчера поклонялись и подражали, кому, в сущности, подражают и сегодня, подражают даже вопреки желанию, потому как по-другому ни думать, ни жить не обучены. 218

Нужны примеры? – их сколько угодно. 219

В одной уважаемой российской газете читаем такой вот странный пассаж: «На фоне какого-нибудь Фадеева или Суркова никто не замечал Платонова и Мандельштама». Подумалось: ну зачем уж так горячиться: «никто не замечал»... Замечали – если печатали, конечно, – и тех, и других. Вот только отмечали по-разному: одних – орденами и премиями, других – тюрьмами да ссылками, отлучением от литературы. И потом: почему «какого-нибудь»? Да, был А.А. Фадеев – угодливый сочинитель биографии сталинского наркома Ежова и вымученных верноподданнических романов «Молодая гвардия» и «Черная металлургия». И, несомненно, останется на века Александр Фадеев – автор бессмертной и, к сожалению, тоже оболганной книги «Разгром». 219

Речь о другом: приличествует ли современному литературоведу, к тому же стихотворцу, перенимать стиль и манеры лефовских зоилов? Те-то хоть не лукавили, писали – будто шапкой махали и дум своих заветных не скрывали, самые навязчивые – прямиком в заголовок: «Разгром Фадеева», разгром без кавычек – просто, целеуказуще и доходчиво. Ужели и ныне, после стольких лет крайнего озлобления и бессмысленных потерь – снова за шашки? Поостыть бы, осмотреться да поразмыслить, к примеру, о том – до чего домахались и с чем остались? Куда идем?
И главное – с чем?.. 219

Много лет назад М. Горький, устав от междоусобных драчек, неожиданно вступился за коллегу, которого, мягко говоря, недолюбливал, сетуя: «У нас на святой Руси не умеют ни похвалить, ни похулить человека: ежели хвалить начнут – вознесут выше леса стоячего, а примутся хулить – прямо втопчут в грязь». 220

Уж столько воды утекло с той поры, однако нравы «на святой Руси», похоже, переменились мало. Весьма показательным в этом смысле был, к примеру, 90-летний юбилей А. Фадеева 24 декабря 1991 года. Наверное, не меня одного удивило беспамятство, в одночасье поразившее всю российскую прессу – ту самую, которая ещё десятью годами раньше, по случаю 80-летия этого же писателя, не в меру сладко и наперебой вещала миру о «славном» юбилее. О самоубийстве писателя и его причинах эта самая пресса, понятное дело, стыдливо умалчивала, зато в оценках деятельности юбиляра, помнится, не скупился никто. Одни заголовки чего стоят: «Властитель дум» (хотя властителем дум Фадеев, понятное дело, никогда не был), «Певец революции», «Мечтой окрыленный», «Художник, патриот» и т.д., и т.п. Призванные возбудить в читателе прилив верноподданнических чувств и внушить почтение к юбиляру и несчастному Отечеству, им воспетому, заголовки эти, да и сами статьи, меньше всего вызывали желание обратиться к книгам писателя. С больших и малых трибун, едва ли не на всех языках доживающего свой век Союза Советов лилось нескончаемым потоком дежурное, помпезно-фалъшивое «Слово о Фадееве». Угодливо бесновалось радио, терялось в выборе приличествующих моменту торжественных сюжетов телевидение... – словом, всё шло, как и всегда: придворное «прогрессивное человечество» по привычке захлебывалось в славословии. А тут, десять лет спустя, как по команде (впрочем, в запуганной, затерроризированной большевиками стране все юбилеи отмечали по команде) вдруг онемели все разом. 220

Успели забыть? Или обществу нашему и в самом деле, как сказала Л.Я. Гинзбург, присущи только «две формы обращения с литературными ценностями прошлого – оплевывание и облизывание»? 220

Случившийся ещё через десять лет вековой юбилей только подтвердил её догадку: а мы и вправду другого языка не знаем... 221

Всеобщее озлобление, воспитывавшееся десятилетиями в каждом из нас безнравственной коммунистической системой, уже дало свои ядовитые плоды. В литературной среде это наиболее заметно проявляется в снижении этического тона: «Он мог бы стать... Он стал советским функционером, литературным сановником, верным слугой режима, мучеником догмата… Первый роман Фадеева стал его последней удачей... Впереди было еще сорок лет жизни и литературной работы... Метафора разгрома стала итогом его судьбы…» 221

Сухих И. Догма долга: 1925–1926. «Разгром» А. Фадеева // Звезда. – 1999. – № 10. – С. 233. 221

По существу сказано все верно, а вот по форме... Так ли уж это далеко от оценок типа «какой-нибудь Фадеев»?.. 221

В «Дневнике писателя» за 1876 год Ф.М. Достоевского читаем: «Истребление себя есть вещь серьезная <...>. Страдание тут очевидное <...>. К такому состоянию духа надо относиться человеколюбивее и отнюдь не так высокомерно <…>. В фактах этих, может быть, мы и сами все виноваты…». 221

Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений. – Т. 24. – С. 34. 221

Будто это нам, нынешним, в назидание сказано. 221

Сегодня, может быть, не самое лучшее время звать к всепрощению, милосердию и доброте. Но милосердие – это, пожалуй, то единственное, что еще способно остановить нарастающую волну озлобления, пробудить и мобилизовать в каждом нравственные силы, которые могут не только противостоять разрушительной работе зла, но и приумножить добро. Мне кажется, об этом же в связи с гибелью Фадеева говорил и Евг. Евтушенко: «Самоубийство, конечно, грех, но догматизм всенепрощающий не менее безнравственен, чем всепрощающая вседозволенность. Самодовольные убийцы, и не помышляющие о самоубийстве, – вот кто страшен. Фадеев принадлежит к людям, достойным христианской ненадменной жалости, но не презрения. Древнее выражение "кровью искупил свой позор" – это и о Фадееве». 221

Не будем лукавить: «христианская ненадменная жалость», к которой взывает поэт, необходима сегодня даже не столько по отношению к Фадееву. Она необходима нам самим – для того, чтобы жить дальше. Стремясь не осудить, а понять, мы, возможно, придем к осознанию сути и масштабов произошедшего со страной, ее культурой. Самоубийство Фадеева – это, как сказал бы Альбер Камю, своего рода «педагогическое самоубийство». В том смысле, что Фадеев, если угодно, принес себя в жертву нам всем: и тем, кто остался жить после него, так ничего в этой жизни не поняв; и тем, кто пришел или еще только придет в эту новую нарождающуюся систему человеческих отношений, чтобы наполнить ее новым, подлинно нравственным смыслом. 222

*** 222

«Ну и каков же вывод?» – спросит иной читатель, осиливший эти заметки. 222

А вывод весьма прост: я не призываю осудить Фадеева, хотя он и заслуживает осуждения; не настаиваю на прощении, хотя он успел сделать немало и такого, что заслуживает восхищения даже. Нет, это совсем не тот случай, когда надо определиться, где поставить запятую в известной формуле «казнить нельзя помиловать». Почему-то вспомнилась надпись, которую сделал в последний год своей жизни Л.Н. Толстой на обороте собственной фотокарточки, подаренной отбывающему заключение социал-демократу А. Руфину: «Среди наших чувств и убеждений есть такие, которые соединяют нас со всеми людьми, и есть такие, которые разъединяют. Будем же утверждать себя в первых и руководствоваться ими в жизни и, напротив, сдерживаться и осторожно руководствоваться, в словах и поступках, чувствами и убеждениями, которые не соединяют, а разъединяют людей». 222

Может быть, прислушаемся к словам великого старца и – подумаем о себе? 223

2005 г. 223

 Из неопубликованного романа «Ак-Суек» («Белая кость»).

1 Пушкин А.С. Послание к цензору // Полное собрание сочинений: В 6 т. / Под ред. И.Я. Цявловского. – М.-Л.: Academia, 1936. – Т. 1. – С. 338.

2 Пушкин А.С. Собрание сочинений: В 10 т. – М.: Правда, 1981.

3 Там же.

4 Пушкин А.С. Послание к цензору // Полное собрание сочинений: В 6 т. /Под ред. И.Я. Цявловского. – М.-Л.: Academia, 1936. – Т. 1. – С. 338.

5 Пушкин А.С. Собрание сочинений: В 10 т. – М.: Худож. лит-ра, 1974.

6 Пушкин А.С. Стихотворения / Ред. и примеч. Б.С. Мейлаха. – Л.: Сов. писатель, 1949. – Т. 1; Пушкин А.С. Собрание сочинений: В 10 т. – М.: Худож. лит-ра, 1974.

7 Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: В 10 т. – Л.: Наука, 1977–1979.

8 Пушкин А.С. Собрание сочинений: В 10 т. – М.: Худож. лит-ра, 1974.; Пушкин А.С. Собрание сочинений: В 10 т. – М.: Правда, 1981.

9 Пушкин А.С. Орлов с Истоминой // Полное собрание сочинений: В 6 т. / Под ред. И.Я. Цявловского. – М.-Л.: Academia, 1936. – Т. 1. – С. 222; Пушкин А.С. Сегодня грустно за столом // Собрание сочинений: В 10 т. – М.: Худож. лит-ра, 1974. – С. 449–450; Пушкин А.С.
К кастрату раз пришел скрыпач // Собрание сочинений: В 10 т. – М.: Правда, 1981. – С. 286.

10 Пастернак Б. Люди и положения: Автобиографический очерк / Борис Пастернак об искусстве: «Охранная грамота» и заметки о художественном творчестве. – М.: Искусство, 1990. – С. 225.

11 Цветаева М.И. Цит. по: Белкина М. Скрещение судеб. – М.: Книга, 1988. – С. 320.

12 Пастернак Б. Люди и положения: Автобиографический очерк / Борис Пастернак об искусстве: «Охранная грамота» и заметки о художественном творчестве. – М.: Искусство, 1990. – С. 225.

13 См.: Коротков Ю. Самоубийства советских писателей // Новый журнал. – США, 1968. – № 91. Перепечатано: // Совершенно секретно. – М., 1991. См. об этом: // Родина. – М., 1991. – № 11–12. – С. 112

14 Гинзбург Л. Литература в поисках реальности: Статьи, эссе, заметки. – Л.: Сов. писатель, 1987. – С. 326, 327

15 Бушмин А. Александр Фадеев: Черты творческой индивидуальности: Издание второе, доп. – Л.: Худож. лит., 1983. – С. 218

16 Фадеев А. Письма: 1916–1956. – М., 1967. – С. 194.

17 Там же.

18 Бушмин А. Александр Фадеев: Черты творческой индивидуальности: Издание второе, доп. – Л.: Худож. лит., 1983. – С. 265.

19 // Вопросы литературы. – 1991. – № 1. – С. 195.

20 Зелинский К. В июне 1954 года // Вопросы литературы. – 1989. – № 6. –С. 184. Далее номера страниц указаны в тексте.

21 Шешуков С.И. Неистовые ревнители: Из истории литературной борьбы 20-х годов. – М.: Моск. рабочий, 1970. – С. 249.

22 См. об этом: Иванов Вяч. Вс. Почему Сталин убил Горького? // Вопросы литературы. – 1993. – Вып. I. – С. 118–11I9.

23 Черноуцан И. В те 30-е годы: Из воспоминаний об ИФЛИ и ифлийцах // Литературная газета. – 1989. – 14 июня.

24 Как утверждает К. Зелинский [с. 184], эта фраза «потом была вычеркнута из стенограммы».

25 Конецкий В. «Живу в тени вопроса...» // Книжное обозре­ние. – 1988. –
9 дек. – С. 6.

26 Цит. по: Обертынский А. «Тихий Дон» читает машина... // Литературная газета. – 1990. – 28 февр.

27 // Литературная газета. – 1949. – 2 марта.

28 О ранней смерти Тарасенкова Ариадна Эфрон сказала: умер «от двуличия и двуязычия эпохи... от ее излучения».

29 Цит. по: Белкина М. Скрещение судеб... – С. 58.

30 Цит. по: Михайлов 0. Реквием / Рукописи не горят... (Из антологии русской прозы XX века). - М.: Мол. гвардия, 1990. – С. 7.

31 Справедливости ради отметим: поведение Фадеева в этой истории не было однозначным. После известного постановления ЦК КПСС Ахматову и Зощенко не только исключили из писательского Союза, но и лишили продовольственных карточек. Узнав об этом, Фадеев лично привез карточки: постановление ЦК к голодной смерти вас не приговаривало, сказал он. Подробнее об этом см.: Погореловский С. Проблеск и во тьме // Нева. – 1989. – № 4.

32 Цит. по: Белкина М. Скрещение судеб... – С. 83. Далее номера страниц указаны в тексте.

33 Цветаева просила Фадеева помочь вызволить ее рукописи, книги и вещи, задержанные таможней. Багаж, уезжая из Парижа на родину, М.И. послала на имя дочери Ариадны Эфрон. После ареста дочери в выдаче багажа М.И. Цветаевой было отказано.

34 Директор голицынского Дома писателей.

35 Подробнее об этом см.: Белкина М. Скрещение судеб... – С. 313.

36 // Известия ЦК КПСС. – 1990. – № 5. – С. 217–218.

37 Зелинский К. В июне 1954 года... –С. 174.

38 См., напр., об этом же: // Звезда. – 1990. – № 6. – С. 154.

39 // Литературная газета. – 1990. – 10 окт.

40 Шешуков С. Неистовые ревнители... – С. 250.

41 Цит. по: Обертынский А. «Тихий Дон» читает машина... // Литературная газета. – 1990. – 28 февр.

42 Иванов Вяч. Вс. Почему Сталин убил Горького? // Вопросы литературы. – 1993. – Вып. I. – С. 117–119.

43 Фадеев А. Письма: 1916–1956. – М., 1967. – С. 429.

44 Союз писателей СССР перед своим Вторым съездом: По материалам Центра хранения современной документации // Вопросы литературы. – 1993. – Вып. Ш. – С. 220. Далее номера страниц указаны в тексте.

45 Кичин В. Пожать руку дьяволу // Российская газета. – 2003. – 19 нояб.

46 Но даже то малое, что стало доступно, – ужасает масштабами моральных компромиссов с преступным режимом, потрясает готовностью к предательству, нетерпеливым желанием угадать и подсказать дряхлеющим инквизиторам имена тех, кто мог бы стать новой жертвой кровожадного коммунистического режима. К примеру, всё тот же А.А. Фадеев (в соавторстве с Сурковым и Симоновым) в конце марта 1953 года, то есть уже после смерти диктатора, обращается в ЦК с невозможной для нормального человека, тем более писателя, юдофобской докладной запиской «О мерах Секретариата Союза писателей по освобождению писательской организации от балласта», в которой сетовал на то, что «в результате сниженных требований, приятельских отношений, а в ряде случаев и в результате замаскированных проявлений националистической семейственности» писательский Союз непомерно отягощен «балластом» – писателями еврейской национальности: вот только в московском отделении СП их уже 29,8 процентов. И далее воодушевленно, с изуверским энтузиазмом рапортовал о том, скольких уже изгнали из СП, сколько человек намечено к изгнанию и какая просто захватывающая творческий дух работа по освобождению СП от «балласта» предстоит. Подробнее см.: Файман Г. Уголовная история советской литературы и театра. – М.: Агриф, 2003; Золотоносов М. Пиня из Жмеринки // Московские новости. – 2003. – № 44. – С. 24.

47 Дудинцев В. Три ушата партийной воды // Литературная газета. – 1990. – 10 окт.

48 Алигер М. Где же этот текст? // Литературная газета. – 1990. – 10 окт.

49 Бочаров А. Покушение на миражи // Вопросы литературы. – 1988. – № 1. – С. 43.

50 // Новый мир. – 1991. – № 8. – С. 120.

51 Кедров К. Литературный разъезд // Известия. – 1992. – 17 янв.

52 Гинзбург Л. Литература в поисках реальности: Статьи, эссе, заметки. – Л.: Сов. писатель, 1987. – С. 326.

53 Сухих И. Догма долга: 1925–1926. «Разгром» А. Фадеева // Звезда. – 1999. – № 10. – С. 233.

54 Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений. – Т. 24. – С. 34.

55 Евтушенко Е. Подальше от царей! // Литературная газета. – 1990. – 10 окт.

56 Камю А. Кириллов // Бунтующий человек. – М., 1990. – С. 83.

57 См.: Булгаков В. Л.Н. Толстой в последний год его жизни: Дневник секретаря Л.Н. Толстого. – М., 1989. – С. 299