Глава 11. ЛСД экспириенс и реальность

Глава 11. ЛСД экспириенс и реальность

Меня часто спрашивают, что произвело на меня наибольшее впечатление в моих экспериментах с ЛСД, и достиг ли я нового понимания благодаря этим опытам.

К этому пониманию можно прийти и путем научных рассуждений. Проблема реальности с незапамятных времен была и остается главным вопросом философии. Тем не менее, есть существенная разница, подходить к этой проблеме рационально, логическими методами философии, или же эмоционально, через жизненный опыт. Первый запланированный эксперимент с ЛСД оказался столь глубоким и тревожным, потому что повседневная реальность, которую я до этого считал единственной реальностью, и "Я", воспринимающее ее, растворились, и незнакомое "Я" начало воспринимать незнакомую реальность. Здесь возникает проблема нашей внутренней глубинной сути, которая, оставшись незатронутой, смогла зафиксировать эти внешние и внутренние изменения. Реальность немыслима без воспринимающего субъекта, без эго. Она является производной внешнего мира, передатчика, в роли же приемника выступает эго, в самой глубине которого становятся осознанными эманации внешнего мира, зарегистрированные антеннами органов чувств. Если одно из двух отсутствует, то не возникает никакой реальности, музыка не играет и экран остается пустым.

Если развить концепцию реальности, как сочетания приемника и передатчика, то вхождение в другую реальность при помощи воздействия ЛСД можно объяснить тем, что мозг, то место, где находится приемник, изменяется биохимически. Таким образом, приемник настраивается на другую длину волны, отличную от обычной, повседневной реальности. Поскольку бесконечное многообразие вселенной соответствует бесконечному множеству различных настроек приемника, то в сознание вторгаются самые разнообразные реальности, каждая с соответствующим ей эго. Эти различные реальности, которые правильнее называть различными аспектами единой реальности, не взаимоисключают, а взаимодополняют друг друга, и все вместе составляют всеобъемлющую, вечную, трансцендентную реальность, в которой пребывает неизменная суть нашего самоосознания, способная запоминать различные эго.

Истинная ценность ЛСД и родственных галлюциногенов состоит в их способности изменять настройку длины волны приемника "Я", и вызывать, таким образом, изменения в восприятии реальности. Исходя из способности вызывать к жизни различные новые картины реальности, этой истинно космогонической силы, становится понятным культовое поклонение галлюциногенным растениям, как священным.

В чем же заключается основное характерное различие между повседневной реальностью и видением мира под воздействием ЛСД? В нормальном состоянии сознания эго и внешний мир раздельны; мы находимся лицом к лицу с внешним миром; он стал объектом. Под воздействием ЛСД границы между воспринимающим "Я" и внешним миром более или менее исчезают в зависимости от глубины воздействия. Имеет место обратная связь между приемником и передатчиком. Часть "Я" выходит за свои пределы во внешний мир, мир предметов, которые оживают и приобретают иное, более глубокое значение. Это может восприниматься как блаженство или как демонические изменения, пронизанные ужасом; в результате этого теряется уверенность в собственном "Я". В лучшем случае, новое эго чувствует блаженное единство с предметами внешнего мира, и, следовательно, с другими существами. Такое переживание полного единства с внешним миром может даже усилиться до ощущения единства с целой вселенной. Состояние космического сознания, которое в благоприятных условиях может быть вызвано ЛСД или другим галлюциногеном из группы мексиканских священных снадобий, сходно с произвольными религиозными озарениями – unio mystica. В обоих состояниях, которые зачастую длятся лишь мгновение, воспринимается реальность, дающая мимолетный взгляд на трансцендентную реальность, в которой вселенная и "Я" едины. Готтфрид Бенн, в своем эссе "Provoziertes Leben" (Искусственная жизнь) (Limes Verlag, Wiesbaden, 1949), определяет реальность, где эго и мир раздельны, как "шизоидную катастрофу, Западный невроз". Далее он пишет:... Эта концепция начала формироваться в южной части нашего континента. Мучительный греко-европейский принцип победы через усилия, коварство, зло, талант, силу и поздний европейский дарвинизм и его "сверхчеловек" были инструментами для ее формирования. Эго возникло, преобладало, сражалось; для этого ему были необходимы инструменты, материалы, сила. Оно имело иное взаимоотношение с материей, более отдаленное в смысле чувств, но формально более близкое. Оно анализировало материю, испытывало и классифицировало: оружие, предметы обмена, деньги. Оно разъяснило материю путем изоляции, свело ее к формулам, разделило ее на кусочки. (Материя стала) концепцией, нависшей проклятием над Западом, с которой Запад боролся, не понимая ее, которой он жертвовал огромные количества крови и счастья; концепцией, чья внутренняя натянутость и раздробленность делали невозможным растворение в изначальном единстве и покое дологических форм бытия... вместо этого все яснее становился катастрофический характер этой идеи... государство, социальная структура, общественная мораль, для которой жизнь имеет экономическое значение и которое не признает мира искусственной жизни, не может остановить ее разрушительную силу.

Общество, гигиена и расовое воспроизводство которого, как современный ритуал основаны только на пустой биологической статистике, может представлять только внешнюю точку зрения масс; с этой точки зрения оно может вести войну непрерывно, поскольку реальность - это просто сырье, но ее метафизическая основа останется навсегда сокрытой. (Этот отрывок из эссе Бенна взят из перевода Ральфа Метцнера: "Искусственная жизнь: эссе по антропологии эго", который был опубликован в Psychedelic Review (1): 47-54, 1963. Небольшие исправления в тексте Метцнера были сделаны А. Х.) Как сформулировал Готтфрид Бенн, концепция реальности, которая разделяет "Я" и внешний мир, решительно определила ход истории эволюции западного интеллекта. Восприятие мира как материи, объекта, которому противостоит человек, родило на свет современные естественные науки и технологии - создания западного ума, изменившие мир. С их помощью человек покорил мир. Его богатства эксплуатировались и разграблялись, и грандиозные достижения технологической цивилизации, комфорт западного индустриального общества находится лицом к лицу с катастрофическим уничтожением окружающей среды. Предметный разум проник даже в сердце материи, в ядро атома, и его расщепление, и, таким образом, выпустил на волю энергию, которая угрожает жизни на нашей планете.

Ни один из множества тех, кто был посвящен в таинства Элевсина, не сделал этого. Павсиний, Платон, многие римские императоры, такие как Гардиан и Марк Аврелий, и много других известных античных личностей приняли это посвящение. Оно, вероятно, было похоже на озарение, визионерский взгляд на таинственную реальность, на истинную основу вселенной. Это можно понять из утверждений посвященных о значимости и ценности этого видения. В одном из гимнов Гомера говорится об этом: "Блажен тот человек Земли, кто видел это! Тот, кто не был посвящен в эти святые мистерии, кто не был там, остается трупом во мраке и тьме". Пиндар говорит об Элевсинском таинстве следующими словами: "Блажен тот, кто, увидев это, ступает на путь в подземное царство. Он знает конец жизни, также как и ее божественное начало". Цицерон, тоже один из знаменитых посвященных, точно так же превозносит то величие, которое снизошло на него в Элевсине, он говорит: "Мы не только получили там повод для того, чтобы радостно жить, но, кроме этого, и повод для того, чтобы умереть с надеждой."

Но как же могло мифологическое представление такого очевидного явления, происходящего перед нашими глазами ежегодно - зерно падает в землю, замирает там, чтобы весной новое растение, новая жизнь тянулась к свету - быть столь глубоким, экстатическим переживанием, как следует из упомянутых отрывков. Хорошо известно, что тем, кто принимал посвящение, во время заключительной церемонии подавали напиток кикеон. Также известно, что ингредиентами кикеона были экстракты ячменя и мяты.

Религиоведы и мифологи, например Карл Керений, из книги которого "Элевсинские мистерии" (Rhein-Verlag, Zurich, 1962) были взяты вышеупомянутые цитаты, и с которым я сотрудничал во время исследований напитка этих мистерий, считают, что в составе кикеона был некий галлюциноген. (В книге "Дорога в Элевсин", которую написали Р. Гордон Уоссон, Альберт Хофманн и Карл А. П. Рак (Harcourt Brace Jovanovich, New York, 1978), обсуждается возможность того, что кикеон действовал благодаря ЛСД-подобному препарату из спорыньи.) Тогда становиться понятным, откуда возникало экстатическое визионерское восприятие мифа о Деметре и Персефоне, как символа цикла жизни и смерти во всеобъемлющей и вечной реальности.

Когда король пришедших с севера готов Аларих, в 396 нашей эры захватил Грецию и разрушил святилище Элевсина, это стало не только концом религиозного центра, но и обозначило собой крах античного мира. Вместе с монахами, сопровождавшими Алариха, в страну, которую следует считать колыбелью европейской культуры, проникло христианство. Культурно-историческое значение элевсинских мистерий, их влияние на европейскую историю, едва ли можно переоценить. В них, в восприятии мистического единства, в вере в бессмертие и вечное существование, страдающее человечество нашло лекарство от рационального, предметного, расщепленного разума. Эта вера выжила и во времена раннего христианства, хотя и в других символах. Она встречается как обещание, даже в некоторых местах Евангелий, наиболее отчетливо в Евангелии от Иоанна, глава 14. Иисус, покидающий своих учеников, говорит им: И я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя,да пребудет с вами вовек. Духа истины, которого мир не может принять, потому что не видит Его и не знает Его, ибо Он с вами пребывает и в вас будет. Не оставлю вас сиротами; приду к вам. Еще немного, и мир уже не увидит Меня; а вы увидите Меня, ибо Я живу, и вы будете жить. В тот день узнаете вы, что Я в Отце Моем, и вы во Мне, и Я в вас. Это обещание представляет собой самое сердце моей христианской веры и моего призвания как ученого естествоиспытателя: через дух истины мы достигнем вселенского знания, и понимания нашего единства с самой тонкой, всеохватывающей реальностью, с Богом. Церковное христианство, с его определением двойственности творца и создания, с его отчужденной от природы религиозностью, во многом уничтожило Элевсинско-Дионисийское наследие античности. В христианской вере только отдельные счастливцы были свидетелями вечной, непрерывной реальности, воспринимая ее в своих спонтанных видениях, тогда как в античные времена бесчисленные поколения избранных прикасались к ней через посвящение в Элевсине. Unio mystica католических святых, видения представителей христианского мистицизма, таких как Якоб Бёме, Майстер Экхарт, Ангелус Силезиус, Томас Траэрн, Уильям Блейк и других, описанные в их работах, очевидно по своей сути сходны с озарениями, которые испытывали посвященные в элевсинских мистериях.

Существенное значение мистического экспириенса для выздоровления человека западного индустриального общества, который страдает от одностороннего, рационального, материалистического видения мира, подчеркивается сегодня не только приверженцами восточных религиозных течений, таких как Дзен-буддизм, но и ведущими представителями академической психиатрии. Из соответствующей литературы мы упомянем здесь только книги Балтасара Штеелина, базельского психиатра, работающего в Цюрихе. (Haben und Sein "Иметь и быть" (1969), Die Welt als Du "Мир - Ты"(1970), Unvertrauen und zweite Wirklichkeit "Недоверие и вторая реальность" (1973), и Der flnale Mensch "Последний человек" (1976); все опубликованы издательством Theologischer Verlag, Zurich.)

Они ссылаются на многих других авторов пишущих о подобных проблемах. В настоящее время "метамедицина", "метапсихология" и "метапсихиатрия" начинают обращаться к метафизической основе человека, которая проявляется в восприятии глубинной, над-двойственной реальности, и эта основа становиться главным исцеляющим принципом в терапевтической практике.

В дополнение к этому, наиболее важно, что не только медицина, но другие сферы нашего общества считают преодоление двойственного, разделенного видения мира главной предпосылькой для исцеления и духовного обновления западной цивилизации и культуры. Это обновление могло бы привести к отказу от материалистической философии и развитию осознания новой реальности. Медитация, в различных ее формах, занимает в настоящее время видное место, как способ достижения глубинной, абсолютной реальности, в которой находит пристанище ее воспринимающий. Существенное различие между медитацией и молитвой в обычном смысле слова, которая основывается на двойственности творец-создание, заключается в том, что медитация стремиться к разрушению барьера Я-Ты путем слияния объекта и субъекта, приемника и передатчика, предметной реальности и "Я".

Предметная реальность, видение мира, порождаемое духом научного исследования, является мифом нашего времени. Она заменила собой церковно-христианское и мифическо-аполлоническое видение мира. Но это вечно расширяющееся фактическое знание, которое и составляет предметную реальность, не следует профанировать. Наоборот, если только оно разовьется достаточно вглубь, оно неминуемо приведет к необъяснимой изначальной основе вселенной: чуду, божественной тайне, заключенной в микрокосме атома, в макрокосме спиральных туманностей; в семенах растений, в теле и душе людей.

Медитация начинается на границе предметной реальности, в самой дальней точке, достигнутой рациональным знанием и восприятием. Таким образом, медитация не означает отказа от предметной реальности; напротив, она состоит в проникновении в глубинные слои реальности. Это не бегство в воображаемый мир снов; скорее это поиск абсолютной истины предметной реальности, при помощи одновременного стереоскопического созерцания ее глубин и поверхностей. Было бы более важным, чем преходящая мода, чтобы все больше и больше людей сегодня взяли бы себе в привычку каждый день посвящать час, или, хотя бы, несколько минут медитации. Результатом углубления и расширения естественнонаучного видения мира при помощи медитации стало бы развитие нового, более глубокого, осознания реальности, которое все больше становилось бы способностью каждогочеловека. Оно могло бы стать основой для новой религиозности, которая основывалась бы не на вере в догматы различных религий, а скорее на восприятии "духа истины". Здесь имеется в виду восприятие, чтение и непосредственное понимание текста "книги, которая писалась рукой Бога" (Парацельс).

Трансформацию предметного видения мира в более глубокое, и поэтому религиозное, осознание реальности, можно осуществить постепенно, практикую медитацию. Однако могут случаться и внезапные озарения; визионерский опыт. Тогда он бывает особенно глубоким, счастливым и важным. Тем не менее, такие мистические переживания могут "не возникать и после десятилетий медитации", как пишет Балтасар Штеелин. Это не случается с каждым, хотя способность к мистическому экспириенсу - неотъемлемая часть духовности человека. Тем не менее, в Элевсине мистические видения, прозрения и исцеляющий опыт, могли происходить в установленном месте в назначенное время со всеми, кто принимал посвящение великих мистерий. Это можно объяснить тем, что там использовался галлюциноген; и это, как уже было сказано, подтверждают ученые религиоведы.

Благодаря отличительному свойству галлюциногенов с помощью экстатического, эмоционального переживания разрушать границы между воспринимающим "Я" и внешним миром, становиться возможным с их помощью, при надлежащей внутренней и внешней подготовке, запланированно вызывать мистический экспириенс так, как это происходило в Элевсине. Медитация - это подготовка к той цели, к которой стремились, и которой достигали посвященные в элевсинские мистерии. Соответственно, в будущем, возможно при помощи ЛСД, мистические видения, вершина медитации, станут доступными все большему числу практикующих медитацию.Я вижу истинное значение ЛСД в возможности оказывать существенную помощь медитации, направленной на мистическое восприятие глубинной, абсолютной реальности. Такое его применение полностью соответствует сущности и характеру действия ЛСД, как священного снадобья.