Луи-фердинанд

бокого кармана огромный будильник из черной стали... шесть часов с половиной!., мне всегда казалось, что мы достаточно трудолюбивы, рациональны, но почему-то нас все постоян­но считают бездельниками... вот каторжники, так те по-на­стоящему вкалывают... встают до зари... эти-то действитель­но старались... это было видно... они строили что-то вроде избы, добрых тридцать на тридцать метров, целиком из ело­вых бревен... и на опорных балках! у них здесь точно должна быть лесопилка... я спрашиваю у эсэсовца... это там, на дру­гом конце деревни, в Дансинге!.. Tanzhalle!.. поскольку этот эсэсовец оттаял, я интересуюсь, кто это такие... рабы Бо­жьи!., я о них уже слышал... так это они? толстопузые столя­ры, «отказники по религиозно-этическим соображениям»... если бы они были французами, им бы показали, как играть в Библию и в отказ... я говорю эсэсовцу...

— Гитлер — славный малый!., а вот во Франции уже на­стал полный Kapout!

— Ja! ja! hier auch! здесь тоже!

И он похлопывает по своему здоровенному маузеру... вполне дружелюбно!., мы смеемся!., вот мы и подружились!

— Heil! heil!

Я спрашиваю у него...

— Сходить, что ли, к фон Лейденам, напротив, может, у них найдется кофе?..

— Sicher! конечно!..

Ладно! пошли!., через парк, а потом через большой двор... налево хлев, свинарник... и высокие силосные башни, от ко­торых так воняет... цементная тропинка вдоль пруда с навоз­ной жижей, который воняет еще сильнее... они все вложили в этот двор... здесь еще и гуси, утки, куры... конечно, за всем этим нужно присматривать, наблюдать за происходящим сверху, с фермы... я что-то не вижу наших работников, двух французов, Леонара и Жозефа... я слышу русские песни... вижу женщин и детей... босоногих... и мужчин в сапогах... они идут через двор... машут нам руками... что-то кричат... думаете, дружески?., нет!., вид у них, скорее, злобный... прав­да, чувствуется задор!., они, должно быть, отправляются па­хать, полоть... туда, на равнину... где виднеются картофель­ные борозды... маленькие... огромные... тянущиеся до самого Моорсбурга... весь горизонт в бороздах... наверное, они идут туда... что это за люди?.. Харрас же мне говорил... это все русские, которых вывезли с Украины... они здесь в качестве «вольнонаемных»... само собой... целые деревни... Иван из

139

есть животное, он был гораздо счастливее нас... ну все, мол­чу, даже шевелиться больше не буду... пусть хоть Лили не­много поспит... а я сам могу часами лежать без сна... я уже к этому привык, лежу и слушаю шум у себя в ухе... я научился дожидаться рассвета... небо в бойнице наверху сереет... по­том светлеет... надеяться на большее нечего, ведь уже сен­тябрь... должно быть, шесть часов, или что-то около того... я не буду будить Лили... лучше схожу проведаю Ля Вигу... но как же насчет кофе? я посоветуюсь с ним... где взять кофе?., на ферме?., может, он знает?., я спускаюсь босиком... снова прохожу мимо Яго... Яго спит прямо на каменном полу... он слабо рычит... пропускает меня...

эсэсовец нас пока не пригласил, но ведь это вполне могло случиться... я ничего не сказал Ля Виге, но он и сам об этом подумал... ах, ну вот мы наконец и на ферме... у дверей их кухни... стучим! сильнее!., никто не отвечает!., точно как в замке... думаю, мы все же увидим сына!., поднимаемся по маленькой лесенке... посмотрим, выставят нас или нет! в слу­чае чего, мы зашли извиниться за происшедшее накануне, ведь они нас приглашали, а мы тогда просто спутали день... главное — самообладание... пахнет кофе!., вот это да! причем настоящим кофе!., неужели и нам достанется?., забавно!., тук! тук!., стучим еще... herein! мы входим в какое-то подобие маленькой гостиной... безногий и Изис сидят за маленьким квадратным столиком, они как раз раскладывают карты... Николя тоже здесь, русский великан, который носит сына фон Лейдена, он стоит за его креслом... они планируют свое будущее...

— Что вам здесь нужно?

Все явно недовольны... этого я и ждал.

— Не найдется ли у вас небольшого frahstuck? завтрака? Я хотел сказать: нескольких булочек!., я ведь заметил це­лую корзину... но он не дает мне закончить...

— Вами занимается фрау Кретцер... а не мы... и не здесь! Его жена Изис не так груба... она поясняет...

— Извините его!., он просто на пределе!., он мучился всю ночь!., я уже послала свою дочь Силли... с молоком... для вас... вы найдете ее там...

Ясно, она нас тоже выставляет, но не так грубо... однако мы хотим именно кофе!., а с молоком можно и повременить!.. . — Ну и как там в картах? Ля Вига уже разозлился...

— Что в картах?

— Что они вам говорят?

— Они говорят, что сейчас вы отправитесь отсюда!., и немедленно!

Этот безногий решительно вышел из себя, гнусный обру­бок! мы выходим, не прощаясь... вот мы и опять в большом дворе, так ничего и не добились...

— Неужели у них тут нет ни одной булочной?., бакалеи?., или бистро?

— Давай поищем!..

Где это может быть?., со двора видна колокольня... если бы это было во Франции, то около церкви мы бы наверняка что-нибудь нашли... идем дальше... на этом подобии ули-

141

— Видите эту равнину, это небо, эту дорогу, этих лю­дей?., все это тоскливо, не так ли?., вот и в России так же!., тоскливо!., до самого Урала!., и дальше!

Конечно, мы все видели... одна деревня... яма... другая деревня... гуси... борозды... у нас, к счастью, был ориентир: колокольня, часы... девять часов!., идем туда!., неужели это и вправду бакалейная лавка?., она должна быть открыта... две... даже три собаки лают на нас... я вижу, эта широкая дорога огибает Цорнхоф целых два раза... она разветвляется у край­них хижин, а потом снова соединяется на краю деревни... дальше же идет совершенно прямо... уходит вдаль... эти пей­зажи просто созданы для русской музыки, фанфар с коло­кольчиками... уходящие вдаль полки казаков... а с нас доста­точно и одного колокола!., вот и церковь!., мы пришли! не то, что в Феликсруе, эта церковь не разваливается, она в пре­восходном состоянии... внутри полно ребятишек, которые занимаются уборкой, они на всех скамейках... а какой там шум!., девочки, мальчики... ну они и развеселились!., ведь пришли мы! наш приход их совсем не удивил! они сразу же предлагают нам немного поиграть... они встанут с одной сто­роны кафедры, а мы — с другой... в кого первого попадут метлой?., что ж, займемся уборкой!., заодно и русский поду­чим... я слышу, среди них есть и русские, и боши... и еще поляки... все вместе... они играют в войну, но не в нашу... хотя сноровки у них достаточно!., им хочется, чтобы мы при­соединились к их войне... но сперва нужно выучить их воен­ные крики... lourcha! lourcha! кажется, это относится к нам... я, в свою очередь, спрашиваю у них, где пастор... я обраща­юсь к тем, кто говорит по-немецки... «он с пчелами!» с пче­лами, это должно быть, возле ульев... мы уходим от них... и

довольно поспешно... еще бы, они же в нас целятся... в ход идет все: метлы, ведра, щетки!., мы им уже не нравимся, ведь мы не хотим с ними играть... дом священника, навер­няка там, совсем рядом... действительно, очень чистенький домик, свежеокрашенный, все окна нараспашку... а в окнах маленькие девочки... веселые... все смеются... их спрашива­ют, где пастор... они нас понимают...

— Где пастор?

— У пчел!

— Там?., там?

Мы показываем на сад...

— Нет!., нет!., далеко! дальше!

Они моют дом пастора, пока те, другие, моют скамейки в церкви... но эти все же не такие агрессивные... они не броса­ют в нас ни щетками, ни метлами, хотя могли бы, ведь мы как раз под их окнами... их примерно по четыре на каждое окно... они спрашивают нас, не хотим ли мы зайти... о, луч­ше все же проявить осторожность! позже, в тюрьме, я позна­комился с немецкими солдатами, которые воевали с русски­ми в лесах, в восточном Тродьеме, так вот, русские воспиты­вали из пленных девочек очень и очень опасных стрелков, элитных снайперов... они сидели высоко на деревьях и были обучены распознавать офицера с расстояния больше чем в две тысячи метров, даже если он был одет, как обычный солдат, во все белое... они его не пропускали! птаф! одной пулей, рраз! инстинктивно! у самок это в крови... у сук, есте­ственно, тоже... узнают того, кто командует!., возьмите тот же случай с Жанной д' Арк в Шиноне, ведь Карл VII тоже скрывался...

Но что касается кофе, то пока мы не нашли ни капли... мы осмотрели весь сад, груши... картофель... яблони...

— А пчелы далеко?..

— Да!., да!., ja! ja!.. далеко!., далеко!..

Думаю, этот пастор вернется еще не скоро... ну а мы хоте­ли всего-навсего выпить чего-нибудь горячего;., конечно, неплохо было бы и Лили принести... мы прощаемся с эти­ми малютками... у них у всех одинаково убраны головы... платочки завязаны под подбородками... очень смешливые крошки!

Сразу же за ангаром — большая вывеска... TanzhalleL Дансинг... этот Tanzhalle закрыт!., а внутри слышны удары молотка! сильные!., и звуки пилы! и плюм!.. плюм!.. мотор... должно быть, там у них мастерская? наверное, нас уже кто­

143

— Мы ищем какое-нибудь бистро!., wirtschaft! wirtschaft! Он предлагает мне подождать его начальника... кажется

так?., а вот и он!., это тот же, что был возле избы, мы только что с ним говорили!., там он тоже командовал!.. Цорнхоф не такой уж большой, он быстро его обошел... он приглашает нас зайти...

— Но вот только, teufel! черт! кофе уже закончился! по­смотрите сами!

Мы заходим в этот Tanzhalle... он показывает нам казар­му... на полу солома, они все здесь спят, тридцать пять «от­казников» и он... достаточно толстый слой соломы... мы спа­ли на менее толстом, и не один день, а годы... а что касается кофе, то уже слишком поздно, слишком поздно, он показы­вает мне кофейник... мы говорим о том, о сем... а как насчет вшей?., их здесь нет...

— VerbotenL

Ну а пауки? полно!., у нас тоже!

— Nient verboten! пауки не запрещены!

Неподалеку мы видим станок... много станков... и инст­рументы!., вот откуда шум мотора!., здесь они обрабатывают стволы... я вижу, они вовсе не бездельники, сколько они на­валили этих стволов вдоль всей дороги... эти «отказники» вполне отрабатывают свой суп! мы можем посмотреть их об­щий котел!., рядом со спальней... в трех огромных баках что-то варится... мне предлагают попробовать... Ля Виге тоже... поварешкой... но там не просто пустая похлебка!., там еще два гуся!., мы сообщаем об этом эсэсовцу... на сколько потя­нут эти два гуся?., два... три кило! я понимаю, почему все эти работяги такие пузатые!., где они их берут?., в полях!., во всяком случае, это получше, чем суп Кретцеров!.. я думаю о Лили и о Бебере... хорошенькую прогулку мы совершили, зашли довольно далеко, но зато съели по полной повареш­ке... эгоисты! а как же Лили, Бебер? я не решаюсь... не реша­юсь просить слишком много... хотя и думаю об этом!.. Ля Вига тоже... мы еще не настолько подружились с этим эсэ­совским надзирателем каторжников и надо знать меру... а на этой кухне есть, чем поживиться!., уверен, жизнь у них не сахар, они вкалывают, как роботы, но все же у них ест* хав­

ка... им лучше, чем на фронте, и лучше, чем нам... мы снова отправляемся в путь, мы много чего видели, есть, что обсу­дить... я вам говорил, что по обе стороны дороги стояли хи­жины, но на нас никто не смотрел... мужчины на фронте, а женщины в полях со своими ребятами... здесь только гуси и утки... посреди дороги лужи, мы в них хлюпаем... я уверен, что в этой деревушке должна быть какая-нибудь лавка... на­верняка... или мы ее прошли?., нет!., на одной из крыш, со стороны равнины, табличка... Wirtschaft... а, вот!., зелеными буквами... удача!., мы входим... здесь собираются работники с фермы, вокруг стоят скамейки... тепло... кирпичная печь... посредине... я вижу, что они топят торфом... а в глубине один столик, я его не сразу заметил, и прилавок... там тоже стоят рабочие... я их считаю... шесть!., они говорят по-фран­цузски... и вдруг сразу начинают шептаться, глядя на нас... они знают, кто мы такие... и сразу же в наш адрес! «колла-бос!.. дерьмо!» будь то в Цорнхофе или на Холме, или даже в Медоне, тридцатью годами позже, репутация все та же!., в сущности, это было бы даже забавно, будь у нас бабки, но отсутствие бабок многое усложняет... в конце концов, пле­вать, но есть ли здесь кофе?., я подхожу к прилавку... они толкают друг друга локтями... я смотрю на них... все они похожи друг на друга, правда, один более наглый и, кажется, более хамоватый, именно он обзывал нас «фрицами», навер­няка, он и возглавляет местное «Сопротивление»... во вся­ком случае, здесь я вижу белый хлеб, масло, тартинки... они неплохо устроились... Fràulein!.. я тоже не теряюсь... какая-то мочалка с косичками... наверное, хозяйка?., увидев нас, она сразу смылась... потом снова появляется... nichts! nichts!.. для нас ничего нет! да, хорошенькое местечко! почти так же мило, как и в 18-м округе!., замечательное место подыскал для нас наш Oberfuhrer... тихий уютный уголок...

А кстати, интересно, где он сейчас? этот Харрас? навер­ное, где-нибудь в Лиссабоне, обжирается в поисках эпиде­мий! черная икра, портвейн, клубника со сливками... да уж, мимо такого не проскользнет "ни один случай тифа!., и в ре­зультате отважные бойцы благополучно покинут театр воен­ных действий!., мы получим какую-нибудь эпидемию! нет нужды ехать так далеко! она скоро начнется в Цорнхофе! и мы увидим, как эти крысоподобные барышни будут корчиться от микробов!..

Да! так и будет!., а мы между тем так и остались с пусты­ми руками! конечно! еще бы! еще и осыпали ругательствами!

145

стоит ли рассказывать об этом Лили?., нет! конечно!., мы снова проходим мимо пустых хибар... слышен звук рожка!., даже двух!., в отдалении... я говорю Ля Виге: это сельский полицай, сейчас спросим у него!., но где он может быть? а вот, в тупике между двумя крытыми гумнами, но он нас не видит... он трубит... рожок с тремя клапанами, извлекаются только три ноты, но на нем можно трубить что-то вроде тре­воги... днем его слышно далеко... и ночью тоже... его, навер­ное, кто-то предупреждает... хотя телефонов ведь тут больше нет... мне кажется, он дудит просто из принципа... по его лицу не похоже, чтобы он что-то знал... просто это его рабо­та, и он ее делает... ходит себе по улочкам... а что у него за униформа, каска с пикой образца «14-го года», типично прус­ская... широкая портупея из лакированной кожи, для его барабана... но мундира на нем нет, обычная рабочая блуза, рваная на локтях, и штаны в лохмотьях... его не особенно балуют!., мне кажется, он в галошах, хотя непонятно, его ступни все облеплены комьями грязи, а выше — нечто, на­поминающее сапоги... правда, мы тоже от него не сильно отличаемся, так что имеем полное право прогуливаться по Цорнхофу... мы смотрим на него... он устал, прислонился спиной к забору и больше не дудит... каска с пикой сползла ему на лоб... он посасывает кончики своих желтовато-белых усов...

Он-то должен знать... он смотрит на нас, как будто пыта­ется что-то вспомнить!., но сперва он спрашивает нас...

— А где вы живете?

— У Rittmeister'a! там! там!

Мы показываем ему направление.

— Ach! ja! ja!.. franzosen!

Он в курсе, но настроен не враждебно! напротив, он го­тов нам все показать... бакалея?., да там же!., как раз в на­шем направлении! за второй!., или третьей хижиной!., он считает на пальцах... два... три... четыре... пять!., нет, с нами он не пойдет!., заблудиться невозможно... просто нужно быть повнимательнее... я говорю Ля Виге...

— Внимание!., если там кто-нибудь есть, ни слова!., ска­жем, что нам надо, только когда останемся одни!., может повториться то же, что и в бистро!

* Колониальные товары (нем.).

— Ты хочешь их тряхануть?

— Нет!., но если пустить в ход обаяние!., ты-то здесь за­чем!., с твоими глазами!., давай! уверен, что там будет жен­щина!..

И действительно!., я точно угадал, это была полная блон­динка, и весьма недурная собой... сама же бакалейная лавка помещалась в большой хибаре, такой же, как и другие, толь­ко внутри было множество полок... вдоль всех стен... я видел точно такие же в Канаде, да и в Сен-Пьер-и-Микелоне73 тоже... я не собираюсь изображать перед вами из себя вели­кого путешественника, этакую «Мадонну спящих»74 и даже в Камеруне в 18-м году... что-то вроде фактории75, ведь сейчас все, кому не лень, могут вот так, экспромтом на уик-энд, слетать в Кейптаун и обратно!., и атмосфера в Нью-Йорке покажется вам гораздо скучнее, чем даже в Робинзоне76...

Что касается фактории, у меня самого была такая же, в соломенной хижине, с кучей полок, это было в 17-м, у Ма-феа, в Бикобимбо... трехэтажный домишко, который я вы­строил с помощью местных столяров... кажется, они были антропофагами... хотя я ни разу не видел, как они ужина­ют... уверен, они промышляли пиратством... такие же граби­тели, как и «сынки» с улицы Жирардон, или же китайцы, которые не сегодня-завтра заявятся сюда... там у меня было много товара, не то что в Цорнхофе! кассуле*, рис, филе трески, набедренные повязки... а вот воды не было вовсе!., болотная же вода — это не шутки... ваши кишки навсегда превращаются в компот... и стоит налететь урагану — пиши пропало... улетает все: полки, товар, подпорки из лиан, рис, бочки с табаком!., все поставки от Джона Ходдта и К° разле­таются к чертям... вы грезите о ночах в тропиках! но там вас ждут лишь скорпионы, змеи и клещи... а всего остального вы можете лишиться навсегда!., как и я своего скарба на улице Жирардон... стоит вам только обзавестись каким-ни­будь барахлом... кстати, и в Копенгагене, в Дании, ничуть не лучше... правда, я не жил там настолько долго, чтобы узнать, что же последует дальше... но думаю, было бы то же самое... «Молодость забывается»... а вот я почему-то ничего не за­был, это доказывает и тот факт, что воспоминания молодос­ти помогают мне заработать на жизнь... а вам, наверное, даже и рассказать не о чем, кроме какой-нибудь чепухи... так что болтайте себе за коктейлем и в отпусках! но раз уж мы сюда

* Кассуле — рагу из бобов с птицей или мясом, запеченное в глиня­ной посуде.

147

явились, то не будем отвлекаться... я уже видел полку с хле­бом... «карточки»? она просит их у меня... я уверен, что Крет-церы, фон Лейдены, ландрат, эсэсовец Крахт и все барышни Dienstelle уже сговорились, и мы никогда больше не увидим наших карточек... там сгрудились примерно двадцать мат­рон, которые о чем-то судачат... покупая банку горчицы, кусок фальшивого сыра бри... все почти как на Монмартре, на улице Жирардон и позже, в Дании.

Конечно, я согласен, на Монмартре было бы гораздо хуже, да те же «бешеные с Би-би-си» набросились бы на нас, что­бы разрезать на части, и еще перегрызлись бы за право за­брать наши почки... кусочек печенки... унести домой в своих авоськах... о, такое вполне могло произойти!., нисколько не сомневаюсь! неделька-другая... в Цорнхофе... на Монмарт­ре... и у них просто начинаются эпилептические припадки... ведь даже и сегодня, через двадцать лет, я продолжаю полу­чать письма с ужасными угрозами, а ведь тогда все эти лич­ности еще не родились... но я уже привык, еще бы!., кстати, как я заметил, письма с самыми злобными угрозами никог­да не подписываются... в то время как на других письмах, от всевозможных поклонников, всегда стоит и имя, и адрес... ох уж эти славные любители автографов!., забавно, но впол­не возможно, что это именно они совсем недавно предуп­реждали вас, что придут и разрежут вас на кусочки, просто через неделю у них вдруг меняется почерк, и они внезапно осознают, что вы — настоящий гений... они проникаются

этим до такой степени, что просто места себя не находят ни днем ни ночью от одной мысли о том, что эти отвратитель­ные людишки вас все травят и травят... как если бы вы были последним отцеубийцей... построить этот мир было непрос­то, но еще сложнее устроиться в нем по-человечески... когда я об этом думаю, у меня невольно опускаются руки!., однако там для нас все складывалось не так уж и плохо, мы оста­лись наедине с бакалейщицей!.. я говорю Ля Виге...

— Вот подходящий момент!..

Так во всяком случае мне кажется... я достаю свои сто марок и протягиваю ей...

— Дайте хлеба! brot!

Сто марок тщательно сложены... вот!., готово!., она дает мне батон... мы поняли друг друга...

— А мед у вас есть? Я вижу банки...

— KunsthonigL искуственный мед! но по карточкам!

— Наши карточки в Моорсбурге!

Сволочь!., еще сто марок!., ладно, одну банку она нам дает!., но предупреждает...