Луи-фердинанд

Думаю, и десяти лет не пройдет, как молодежь начнет принимать имя Петэна за название бакалейной лавки... а «Коломбе-ле-Де»шз — за скабрезную игру слов... Вердэн — за нечто вроде анисового ликера... «доверие, отпуска, безза­ботность»... пройдитесь по Бийянкуру, поспрашивайте, бом­били ли их... вас примут за больного!., попробуйте найти там хоть одну мемориальную доску или хотя бы крошечный бу­кетик где-нибудь, даже не на самом видном месте...

— Где погиб такой-то?., такая-то?..

— Так почему же они не спустились в убежище? и чего вы добиваетесь своими дурацкими вопросами?., да это же чокнутый «коллаборационист», эта ваша несчастная жертва RAF! он, наверняка, специально шлялся тогда по улицам!..

Можно не сомневаться, этот проныра еще и бабки кое-где получал!., эта ваша так называемая жертва!., но в каком окошечке?., найдутся люди, которые знают... однако мы к этому еще вернемся...

Теперь все вокруг оборудовано для туристов, повсюду площадки для вертолетов и пляжи с красотками, но так ведь было далеко не всегда... отнюдь!., спросите тех, кто знал Вар-дар и Балканы задолго до Тито, при Карагеоргиевиче, а то и при Стампаре104, тогда нам приходилось иметь дело исклю­чительно с мошкарой!., тифом! всевозможными разновид­ностями чумы!., и с «фельдшерами»... в тех же самых про­

винциях, долинах и на рынках мы мало напоминали турис­тов, этих обремененных багажом кусков мяса на колесах, вечно чем-то недовольных, раздувшихся от местных креп­ких алкогольных напитков и чересчур наперченных куша­ний, которые никак не могут нажраться досыта и найти себе достаточно влагалищ, сочных пизденок и пухлых мальчуга­нов... любые автобусы кажутся им недостаточно вместитель­ными... а все известия недостаточно скандальными...

Во времена Карагеоргиевичей все общественное здраво­охранение Европы держалось на фельдшерах... ведь подобно тому, как погода на ближайшее лето приходит из Гренлан­дии... настоящие великие эпидемии, гораздо более мощные, чем все войны, включая атомные, приносят нам крысы... а фельдшеры отслеживали направления их миграций по кры­синым трупам, валявшимся животами вверх... если их коли­чество увеличивалось, они били тревогу... фельдшеры обхо­дили все восточные базары, рынки, церкви со своими «специальными крюками», и от их бдительности зависело спокойствие Европы...

Небольшое отступление в прошлое... Карагеоргиевич, Стампар... эпидемии...

Ну а сейчас ко мне как раз зашел Роже105... этот предан­ный друг... конечно, особых иллюзий у меня нет... он прихо­дит ко мне отчасти как фельдшер... не перевернулся ли я уже животом вверх?., не выпадают ли у меня волосы?., не высунул ли я язык?., не задыхаюсь ли?., не хуже ли мне, чем на прошлой неделе?., кстати, надо сказать, эта зима выда­лась суровой!., но только не для Ахилла, нет!.. Ахилл в свои восемьдесят выскакивает из машины с гвоздикой в петлице, как у шафера... ну просто, как огурчик!., а на что я похож рядом с ним? стонущая подагрическая развалина... оно и понятно, Ахилл ведь никогда не работал, с самой колыбели, ни секунды! ничего толком не умеет, переползает от одной сиськи к другой, командует, гребет под себя... и все!., луч­ший способ дожить до глубокой старости... ни хера не де­лать, ловить кайф и плевать на все!., все статистические ис­следования это подтверждают...

Ладно! не будем об этом!., просто получается, что я ро­дился слишком трудолюбивым, и вот теперь, уже достаточно пожив и к тому же приобретя такое количество доброжелате­лей, включая и самого Ахилла, естественно, теперь я могу спокойно умереть... но вот в чем загвоздка, мне было бы очень обидно помереть на работе, я бы тоже, как Ахилл,

215

ах как сладко ничего не делать! когда вокруг вас все суетятся! туруррррру! туруррррррррру!

Это не только сладко, но еще и гарантирует вам долгую жизнь, что видно даже слепому!., возьмите Хрюхрющева... полковника Пифпафа, Эйзенхауэра... да будь они шахтера­ми, они бы уже давно умерли!., и уже ни о чем бы не говори­ли, не рассуждали, ничего не делили... в то время, как все эти их бла-бла-бла и великолепные обеды гарантируют им попадание в Ларусс, да еще и с комментариями!., на трех... четырех страницах!., а уж представляю! что за похороны их ждут! словами и не опишешь! фанфары, девочки и море цве­тов!

Я говорю обо всем этом Роже, и он мне не возражает, он и сам все прекрасно видит... если у тебя нет устоявшейся репутации сутенера или отъявленного извращенца, то даже то, что тебе причитается по праву, бывает очень тяжело по­лучить! особенно с годами... когда вы достигаете опреде­ленного возраста, на вас обрушиваются всевозможные труд­ности, а уж обо мне с моей репутацией «неслыханного чу­довища» и говорить нечего!., все люди вокруг мнят себя великими гуманистами, они так добродетельны, чисты и де­ликатны, что даже слегка винят себя за то, что по доброте душевной вовремя вас не раздавили и не содрали с вас кожу... о, это они виноваты в том, что вы еще живы! до сих пор!., но, конечно же, все еще можно изменить!., строгие судьи возобновят процесс! опять суд!., у меня забрали все, но я все еще дышу!., да как он смеет!., и мне не забывают об этом громко напоминать!., крайне правые, крайне левые, центри­сты, со всех сторон, и из «Ривароля», и из «Юманите»... я вызываю устойчивое отвращение буквально у всех... я при­вык всем ставить диагноз, так вот, эта всеобщая, тайная или явная, мелочная ненависть, на которую я натыкаюсь повсю­ду, кажется мне результатом заговора империалистов... их шайки!., правда, в данном случае я опираюсь исключитель­но на свои субъективные впечатления...

Роже человек очень тонкий, настоящий друг, с благород­ной и возвышенной душой... проницательный, отзывчивый,

солнечный!., и как фельдшер он делает все, чтобы помочь крысе, пока она не сдохла... не подумайте только, что это меня раздражает... наверняка на подобную снисходительность смотрят косо в высших кругах, и самозабвенно перемывают нам кости везде, где можно: в редакциях, ложах, на радио, в ризницах, в модных книжных магазинах... и мой недогадли­вый фельдшер вынужден постоянно все это выслушивать!., ведь я же являюсь объектом для излияния всеобщей ненави­сти, чем-то вроде барабана! стукни по мне изо всех сил, и тут же получишь сполна! все вдохновляются, наступает бе­зумная эрекция! спускай, лови кайф!

Роже пришел поговорить со мной и сообщить об очеред­ных неудачах... «Из замка в замок» уже совсем не продает­ся... они даже и 30 ООО не напечатали!., в то время как такой-то, такая-то... и прочие... уже издаются по 500... 700 000... их едва успевают допечатывать! они буквально разлетаются! на вокзалах, в судах, на коктейлях, в будуарах... так на кой хрен им я с моими россказнями! а Новое французское обосре-ние... этот Аргус сего издательского дома вообще не считает возможным опубликовать хотя бы одну мою строчку, даже бесплатно... видите, до чего я дошел!., ведь о том, что я не более чем кусок дерьма, уже поведали, и весьма доходчиво, практически все величайшие писатели нашего времени... пра­вые, левые, центристы, включая таких светочей обществен­ной мысли, как Кусто, Ривароль, Жакоб, Сартр, мадам Ла-пизд, Обрыгон106... и сотни других!., не считая тех, что в Америке, Италии и Японии...

Таким образом, Роже слово за слово, приводя веские до­воды, постепенно начинает меня убеждать, что я должен быть крайне осторожным, более осторожным, чем если бы я на­меревался замочить сразу трех пастухов, двух рантье и поч­тальона, когда я вдруг решусь послать пусть даже самую незначительную свою рукопись в «Фигаро иммобилье», пред­ставить ее по телевидению или хотя бы в бистро... сначала мне надо будет все тщательнейшим образом взвесить!

И Роже меня не обманывает... я сам видел, как сюда при­шли репортеры, а потом вдруг все убежали с дикими вопля­ми, бросив у меня все свои вещи! сумочки, технику, шля­пы!., вне себя! в панике!

Конечно, мне все это известно... еще тогда, на улице Ле-пик, я понял, что не вошел в обойму! и больше всего мне не повезло, что все «сильные мира» против меня... конечно, я знаю нескольких «слабых», которые «за», но я предпочитаю, чтобы они молчали, дабы количество моих неприятностей

217

не увеличилось еще... я был бы счастлив, к примеру, если бы хоть кто-нибудь заинтересовался одним из моих балетов107!., а то мои карманы уже почти опустели!., еще лучше, если бы кто-нибудь решил экранизировать «Путешествие»... ничего, я, конечно, подожду!., но одно дело, если тебя поддерживает какой-нибудь «денежный мешок»!., это еще куда ни шло!., но когда все «против», да еще как!

— Никогда!., никогда его там не будет!., вот если только... если только?., если только он умрет!

Клянусь вам, что в нынешней ситуации, учитывая все возрастающие расходы, введение нового франка108, лето, ко­торое длится всего три месяца, уголь!., да уж!., тонны!., я бы с удовольствием послал на фиг все свои романы и осталь­ное!., не лучше ли подумать о пенсии?., черт, ведь я же имею на нее право! сперва вкалывал на хозяев, затем лечил боль­ных, и вообще, сколько себя помню, начиная с аттестата зрелости, и потом, всегда трудился на благо Франции... пора бы, пожалуй, мне и на покой... думаю, я его заслужил... да я в двадцать пять раз больший сын народа, чем любой дру­гой109, я искалечен на 75 процентов из 100... хотя, на самом деле, мне все-таки лучше заткнуться...

— Не нужно отчаиваться, Фердина! хотя, конечно, у вас есть причины! само собой! напасти, невзгоды! но ведь нельзя же все время только жаловаться! возьмите, к примеру, всех великих писателей, они же каждое утро, проснувшись, смот­рели на себя в зеркало и спрашивали: «ну что, сегодня я напишу что-нибудь новенькое? не то, что вчера?»... журна­листы от вас отвернулись! вы вычеркнуты из кино... ладно!., скажем спасибо телевидению!., вас обзывают по-всякому у Кусто, у Жуановиси, у Тореза... и даже среди бедняков в «Эммаусе»110... и в Нейи, и на Терн... и вообще, всюду... где есть духовная жизнь... на Холме, в писсуарах, в Салонах... во всех вертепах!., на Араго, в Рокетт, в Булонском лесу... ну так, может, вам все же пойти на попятную? попросить проще­ния?

— Ну уж нет, Роже, ни за что!

— А вы никогда не думали про комиксы? Признаюсь, я совершенно не в курсе...

— Да комиксы же!., это покруче, чем атомная бомба!., суперсенсация эпохи!.. Ренессанс!.. Кватроченто меркнет!..

так, пфуй!.. комиксы! комиксы! через десять лет все будет издаваться в виде комиксов!., в одном стиле!., в Сорбонне, в школах!., вы об этом не думали?

— Нет... нет, Роже... но я мог бы попробовать... Он видит, что не очень меня убедил... Поэтому он продолжает...

— Возьмите Ахилла, вы ведь с ним знакомы, знаете, сколь­ко ему лет?., о, он просто помолодел!., а уж он всегда старал­ся смотреть в будущее!., ну так вот, он больше не смотрит телевизор!., он часами просиживает в своем кабинете, за­гипнотизированный комиксами!., если у него еще какие-нибудь дела, его приходится буквально стаскивать со стула, настолько он на них западает, просто с места не может сдви­нуться... а вы представляете, как это выгодно?..

— Да это настоящее чудо!..

— Ну да, вот именно, можно сказать и так! он просто набрасывается на посыльных мальчишек!., отбирает у них все газеты!., ради комиксов!

— Скажите пожалуйста! скажите пожалуйста! Однако Роже не только говорит, он готов действовать...

— Сколько там у вас уже готово?

— Около тысячи страниц...

Он имел в виду эту рукопись, «Север»...

— Иллюстрировать можно?

— Я думаю... немного...

— Сколько, вы думаете, будет еще?

— Почти столько же...

— Я найду вам художника... художника, который согла­сится... может быть?., это и есть ваш шанс!., но внимание, Фердинанд! три... четыре картинки — на главу... главы будут в сокращенном виде... из пятидесяти ваших обычных полу­чится три строчки... вы меня понимаете?

— О ля-ля!., да это какой-то «этикеточный стиль», если я верно вас понял!., вы скоро сами убедитесь!.. Роже!., насколько я молод и как хорошо вписываюсь в будущее! а Ахиллу я желаю больше никогда не выйти ни из своего кабинета, ни из своей кровати, ни из отхожего места...

* * *

Комиксы?., комиксы?., художник?., я не особенно в это верю... он никого не найдет... все известные мне иллюстра­торы настроены крайне враждебно!., сдали меня с потроха­

ми, трясутся от страха!., а что касается комиксов, то я уже видел их в молодости, раскрашенные в семь цветов... «Пре­красные картинки»111 продавались по 0,1 франка... а в ны­нешние времена я все это не очень хорошо себе представ­лял, даже если сильно урезать мою историю... как мои романы, даже в сильно сокращенном виде, стали бы прода­ваться в киосках, на вокзалах и в книжных магазинах, если и так уже все вопят, что они плохо продаются... а публика так занята, утомлена, пресыщена, пребывает в постоянном подпитии, что вообще не хочет ничего слышать, не то чтобы читать, ну разве что про игрища педерастов, это еще куда ни шло... или про то, как все дети в яслях сразу рехнулись... или откровения сиделок-лесбиянок... но чтобы кого-то заинте­ресовали наши злоключения при свете фосфорного пламе­ни, сопровождаемые подземными толчками, такого я себе даже не представлял...

Я рассказывал вам про Изис, калеку, bibelforscher'oB, Крет-церов, про наши mahlzeit'bi, состоявшие из теплых водянис­тых супов в высокой темной обеденной зале под огромным портретом того, кто через несколько месяцев сам должен был очутиться в огне... heil! heil! все эти люди вокруг стола дела­ли вид, что им, как и нам, очень нравится суп, они, как и мы, просили добавки, так было нужно... все барышни, сек­ретарши и бухгалтерши должны были продемонстрировать свою благонадежность и духовность... аптекарь-эсэсовец Крахт, шеф пристроек и архивов герр Кретцер, его такая нервная и слезливая жена, и мы втроем, тоже просили до­бавки! этого вкусного замечательного питательного супчи­ка!., мы и не думали воротить от него нос!., маленькая горбу­нья тоже ела за двоих... она больше не ездила в Берлин за рыбой и уже несколько месяцев не видела своих родителей... этот хваленый неуязвимый бункер все-таки принял на себя решающий удар... он дал трещину, раскололся и развалил­ся... ее родители как раз были там!., но об этом лучше было не говорить... теплый суп в тарелках покрывался рябью, дро­жал, по нему шли крошечные волны... бомбежки не прекра­щались... а ведь Берлин находился от нас в ста километрах! кстати, дрожали не только суп и вода в стаканах, но и порт­рет Адольфа... в своей золотой раме... мы больше не получа­ли никаких «коммюнике», но, судя по супу и по стеклянной посуде, было совершенно ясно, что с каждым днем к нам что-то приближается... скорее всего, русская армия... основ­ные события разворачивались на востоке... очевидно, они

взяли Берлин в тиски... и само собой разумеется, скоро явятся и сюда... засвидетельствуют нам свое «почтение», направят к нам танк... из-за того, что мы постоянно слышали, как пада­ют бомбы, мы постепенно начали считать, что Цорнхоф, эта деревня, утопающая в коровьем навозе по самые соломен­ные крыши, является важнейшей стратегической точкой, местом, куда устремлялись все армии... как-то незаметно для себя мы все в это поверили... хотя, на самом же деле, самым важным для нас были табак и шкаф... и еще свобода дей­ствий, которую я, благодаря этому, получил... благодаря «Лаки»! «Нэви»! «Крэвен»!.. конечно же, я брал не для себя, для других... каждый день по две-три пачки... постепенно ведь ко всему привыкаешь... я все распределял... шесть сига­рет для Крахта... в соответствии с его указаниями, в его ко­буру для револьвера, на вешалке... естественно, все вокруг были в курсе!., табак учуяли все!., я ведь не идиот, и пре­красно понимал, что именно этого и добивался этот стукач Крахт: чтобы я засветился перед всеми со своим шкафом... а вот вернется Харрас, тогда посмотрим!., но раз уж я брал их для Крахта, то почему бы мне тоже этим не воспользоваться и не поменять их на похлебку... эсэсовец тоже это понимал, тот, что из кухни при Dancing'e... он предпочитал «Нэви»... о, а наша бакалейщица каждый вечер давала нам хлеб и ис­кусственный мед... в обмен на пять-шесть пачек «Кэмела»... мне было, где развернуться: этого склада вполне хватило бы года на три... а там были не только сигареты, еще и коньяк, черная икра, перно, кьянти... я не мог точно сказать, сколь­ко там всего, но определенно немало!., кажется, никто не успел еще этим воспользоваться, но вовсе не потому, что я их спугнул... такие разнесли бы этот шкаф к чертовой ба­бушке!., а если действовать в выработанном мной темпе, брать по сигаре и по три, четыре пачки, война уже подойдет к концу прежде, чем запас будет исчерпан...

Итак, я описывал вам церемонию за столом, этот mahlzeit, когда все секретарши и Крахт, как и мы, просили добавки супа... правда, мы, в отличие от них, даже совсем не криви­лись... Крахт обращался к нам подчеркнуто внимательно, пощипывая свои гораздо более тонкие, чем у фюрера, уси­ки... три волосинки... это заметили все за столом, хотя вслух никто ничего не говорил, все только шептались...

Однако просто глотать теплый суп было недостаточно, нужно было еще и поддерживать беседу... ежедневно демон­стрировать всем свое отличное настроение... комментиро­

221

вать последние новости... фрау Кретцер выполняла функ­ции местной газеты... и откуда она все узнавала?., об этом она никогда не говорила... а вот и самая свежая новость: их Revizor, инспектор из Бранденбурга, уже три недели назад отправился в Берлин и, должно быть, там потерялся... а без него тут все застопорилось, все счета Dienstelle пришлось пока отложить... и никаких вестей!., он намеревался при­ехать в Моорсбург... может, его где-нибудь задержали?., но где?., и кто?..

— А вам удалось устоять, Крахт? Да он вообще туда не ходил...

— А вот и ходил!., ходил!..

Все барышни весело захихикали, они же его там виде­ли!., он пытается оправдаться...

— Nein! nein!

— Ja!.. ja!.. ja!..

Но доказательств нет! эта швабра Кретцер думает только об одном... так, она начинает выходить из себя! впадает в бешенство!..

Они осыпают друг друга грубой бранью!., вот-вот поле­тят тарелки!

Я вмешиваюсь... все же Кретцерша опасна!

— Мы сами туда сходим, втроем!

Я имею в виду себя, Ля Вигу и Лили...

— А потом расскажем вам, есть ли там хорошенькие!

Заодно все и выясним!., больше всего меня интересова­ло, кем была та нахалка, что приходила к нам: мужчиной или женщиной... я вытащу ее из кибитки... пусть снова рас­скажет нам про «казенный дом»... и про наше будущее!., вряд ли у этих цыган есть «Лаки»!., табак, особенно светлый, це­нится больше, чем водка, больше, чем масло, и, можно даже

сказать, больше, чем золото... с его помощью вы узнаете все, что хотите... вам расскажут про самые жуткие заговоры про­тив вас... если только у вас найдется хотя бы одна пачка! в подарок... никаких слов не нужно!., и еще спички... если уж вы решили стать искусителем, то должны понимать, на что идете... нам нужно забрать с собой в сумке и Бебера, я не собирался оставлять его ни Кретцерам... ни этим маленьким польским шалуньям... ни бухгалтершам... можно себе пред­ставить, что бы они с ним сделали!., они вообще не любили животных: на ферме не было ни кошек, ни собак... кроме Яго — в подвале, но он был нужен, чтобы возить старика и показывать свои тощие бока, дабы все думали, что в замке царит голод.

Мы встаем из-за стола... счастливо оставаться! heil! heil! дружно отвечают они...

А теперь — в кибитку!., она недалеко, повернуть налево и пройти метров сто... ни черта себе!., наши «страдальцы за веру» строят еще одну избу!., что за неутомимая шайка!., а вот и кибитка, я вижу ее чуть поодаль!., совершенно несураз­ная, разукрашенная в разные цвета... пестрая... желтый... фи­олетовый... розовый... разводы вроде камуфляжа... может, они этого и добивались?., а что внутри?., мы подходим... через маленькое окошечко на нас смотрит старик... выглядывает...

— Чего вам надо?

Он говорит по-французски... наверняка, знает, кто мы такие... старик весь седой, с вьющимися волосами... не осо­бенно приветливый... он переходит на немецкий... странный у него акцент, не цыганский... он говорит, пришепетывая... то по-немецки... то по-французски...

— Fas follen chie?.. фы франсузы?

— Да!., да!., именно!

— Страстфуйте!..

Я тут же протягиваю ему «Лаки»!., и спички... я все пре­дусмотрел...

— Ах спички! тоже франсуский?

У него акцент, как у жителей Центрального массива... Я отдаю ему коробку... пусть оставит себе... он зовет кого-то из кибитки...

— Зеноне!.. Лайка! Синюль!..

А вот и барышни... выходят на нас посмотреть... и не только они... все прильнули к окнам... они, должно быть, работали... там, внутри... обычно цыгане работают на улице, а эти — нет!., я вижу, они чинят стулья... судя по голосам,

223

мужчины и женщины... кажется, их там довольно много... они говорят по-венгерски?., по-чешски?., я стараюсь раз­глядеть их лица... в первую очередь, женские... похоже, мо­лодые... но совсем не красивые... Кретцерша их плохо рас­смотрела! тип, конечно, скорее, восточный, но уж слишком все курчавые... волосы спутаны в один колтун... здоровенный маслянистый колтун... они вовсе не кажутся мне привлека­тельными!., вид такой же утомленный, как у русских гор­ничных, даже хуже... русские, правда, постоянно носят за­крытую одежду... все, даже самые простые крестьянки на полевых работах, так как им приходится защищать свою кожу, ведь у них все время то шквалы, то палящее солнце... в отли­чие от этих цыганок!., такое впечатление, будто они все вы­мазаны маслом и серой... и не только женщины, у мужчин тоже смуглый цвет лица... у старика были серьги... а на жен­щинах — вообще никаких украшений... насколько я могу судить, не все из них говорят на одном языке... вероятно, разные народности!., но что-то я не вижу нашей «предсказа­тельницы будущего»... может, тоже вместе со всеми чинит корзины и стулья?., я спрашиваю... но по-немецки говорит только старик... sprechen nicht!.. они знают только это, и еще жесты... nein! nein! немецкий, наверное, у них не в чести... они что, так никогда и не выходят из своей кибитки? а по нужде?., или за жратвой? я совсем не видел кастрюль... а спят они тоже один на другом?., неужели они живут еще хуже? или все-таки лучше, чем мы? уверен, света у них тоже не особенно много... тут рядом изба и еще эти высокие дере­вья... и где же вход в эту кибитку?., с другой стороны?., на­верняка ведь у них тут не только стулья и корзины... чем они еще там занимаются? однако это нас не касается, они нас просто выгонят, вот и все!., но мы же пришли, чтобы кое-что разузнать... может, они все-таки наконец откроют свои ставни?., я еще раз окидываю взглядом кибитку... какая она длинная... по меньшей мере, тридцать окон... ну и мону­мент!., и несуразная... из трех... четырех частей... а сколько колес... на надувных шинах... и весь этот базар передвигает­ся с помощью двух моторов! сзади — громоздкий газоген... Роже хотел получить комиксы!., вот если бы он нарисовал все это, у него бы получился просто прекрасный комикс! из этой колымаги в разных местах торчали еще и четыре не­больших трубы... кухни, что ли? я же еще не все рассмот­рел... с другой стороны — полно иллюминаторов... и огром­ных крючьев... штук двадцать... тут появляется молоденькая