Луи-фердинанд

все остальные встают вслед за ним, весь стол... prosit! prosit! heil!.. heil! и поют, стоя!., настроение приподнятое! велико­лепное... кругом снова царит доверие! а ведь эта Кретцерша и вправду сумасшедшая! ее нужно запереть! sicher! sicher! непременно! они прекрасно усвоили все, что я сказал!., prosit! prosit! еще по стакану! heil! heil! у Крахта в заначке есть еще несколько пузырей... больше ферма никого не волнует!., а уж как они тут поначалу все обосрались... вдруг начнутся волнения, вся Dienstelle закусит удила, все бухгалтерши обе­зумеют, восстанут, выскочат и перережут им глотки! о, ля­ля! но ведь и в хлеву может созреть заговор!., там тоже могут поджечь их ферму и залить ее кровью!., если только они не поделятся с остальными бухаловым!

А тем временем представление продолжалось!., я заме­чаю, что у всех за столом резко изменился цвет лица... у всех бухгалтерш, как у молоденьких девушек, так и у взрослых дам!., все, что было бледным, вдруг стало багрово-красным! и prosit! за здоровье фюрера! heil! встать! Крахт уже не может вытянуться по стойке «смирно» и поднять руку... он ищет опору!., пошатывается... но все-таки встает... маленькой гор­бунье, этому добрейшему и чуткому существу, вдруг прихо­дит прекрасная мысль... она предлагает подняться наверх и высечь Кретцершу! птаф! птаф!

— Ну нет! ну уж нет!

Крахт против!., ему хочется порезвиться, постучать в сте­ну... кулаками... головой... в такт с бомбами!., браум — над Берлином!., о, как это забавно! все присутствующие делают, как он!.. Крахт отходит от стены, снова садится за стол и пьет... прямо из горлышка!., другие — тоже! одним словом, все в очень хорошем настроении!., о, но что он делает со своими усиками «а-ля Адольф», да он их отрывает!., оказы­вается, они были приклеены... не настоящие... teufel! teufel!.. дьявол!., это единственное, что он в состоянии сказать!., дья­вол! дьявол!., и снова пьет!., из-за того, что они до этого пили только воду, это шипучее рейнское вино здорово уда­ряет им в голову!., они натыкаются на стены... так же, как и Крахт!.. ну а что касается настроения, то дело в шляпе! оно неимоверно улучшилось! я-то не пью, я никогда не пью, поэтому все замечаю... и Лили даже не притронулась к их rheinwein, Ля Вига — тоже... в общем, мы чувствуем здесь себя по-настоящему чужими... они же все любят друг друга и обнимаются... страстно!., мужчины — с мужчинами, жен­щины — с женщинами... и все едва держатся на ногах, на­

247

— Детуш! доктор! ich habe sie gern!.. я вас очень люблю!.. вы смелый человек!., порядочный!., а все они там! все!

Он указывает мне туда, откуда мы вышли... на окна обе-

денной залы...

— Dreck! dreck! настоящие отбросы!

Вот как я вырос в его глазах!

Он хочет мне еще что-то сказать... я должен его выслу-ша1'ь!.. совершенно конфиденциально!., ну, валяй!..

,— Braver mann, Детуш! отважный человек!., vorsicht! но внимание! Леонар!.. Жозеф!.. aile môrderer! vorsicht! настоя­щие убийцы!

рарочка еще та!., я согласен!..

г- Крахт! aile! все! môrder! donnerwetter!... черт бы их по-бра/

£мех, да и только! однако все же он меня предостерег... а теперь он меня обнимает и плачет, он уже сделал все, что мог,. и теперь у него другие дела! он оставляет меня, сейчас еМу нужно через лес, туда! он показывает мне на ферму... наверняка, он нас заложит!., наплетет им, что я говорил то!., говорил это!., он идет не очень прямо, я это вижу... зигзага-ми однако я не собираюсь идти с ним... пусть говорит им все ,гго хочет!., какое это имеет значение?., ладно, мне пора... я СН(;ва поднимаюсь... перистиль, лестница... Лили, Ля Вига, Бебе? ждут меня... все остальные за столом уже совершенно косыг••• сУда по всему... слышен храп... Ля Вига спрашивает, что с!сазал мне Крахт...

_ О, ничего особенного!

И что я обо всем этом думаю?., да то, что этот Цорн-хоф г вонючая дыра... а Харрас — законченная сволочь... прос1э жуткая отвратительная гадина!., и т.д... и т.п... мы оба твердом одно и то же... и мы твердили одно и то же еще

час...

мы ш на... надо опять успеть сходить туда до темноты и наполнить их... это не так и сложно, и не особенно рискованно, раздат­чик пищи из bibele`й уже почувствовал вкус английских си­гарет, сержант тоже...

Они нас уже ждали, все проходит гладко, мы возвраща­емся мимо бакалейщицы... я замечаю, что в магазине нико­го нет, и вхожу без стука... выкладываю на прилавок шесть пачек «Лаки»... отлично!., я отбираю для себя!., один батон... второй... кроме того, я добавляю еще двадцать марок... в два раза больше, чем это стоит... бакалейщица наверняка нас видит... хотя и не показывается... во всяком случае, мы ниче­го не украли и завтра можем прийти снова... а дальше, через три хижины от бакалеи, находится wirtschaft, бистро... вот уж где нас совсем не ждут, там ведь собираются все местные антинацисты и упертые антиколлабос... конечно, они ниче­го не говорят, когда ты проходишь мимо, а только немного приоткрывают дверь и «тьфу! тьфу!»... харкают! в нашу сто­рону!., они бы и выстрелили, но не решаются... во всяком случае, пока... лучше об этом помнить и избегать ходить этой дорогой... хотя других ведь нет!., может, какая-нибудь тро­пинка?., надо поискать... вот мы и наполнили свои котелки, один — для Яго, другой — для Бебера... как только входим в замок, сразу же спускаемся вниз к псу, угостить его содер­жимым котелка, чтобы Ля Вига мог спокойно вернуться к себе, в келью в конце коридора... Яго очень доволен, ему предлагают хорошую похлебку, он, не долго думая, расправ­ляется с ней в три приема... влаф! влаф!.. ну, кажется, теперь мы с ним приятели... Ля Вига, воспользовавшись ситуацией, заскакивает в свою комнатушку, оп! «можешь дрыхнуть!»... и ^действительно, он сразу же ложится и засыпает... а я опять (Поднимаюсь к себе, где меня ждет Лили... есть новости, при­входила малышка Силли... завтра в полдень нас приглашают она ферму... Лили не все поняла... они вместе с Силли даже сходили к Марии-Терезе, чтобы та ей перевела... Мария-СТереза тоже будет на этом обеде... а ее приглашают крайне Кредко! семейный и дружеский обед, плюс старик фон Лей-Гден... зачем они все собираются?., чтобы сказать Ля Виге, IIмне и Лили, что мы должны освободить этот угол в башне?.. ;"Для других беженцев?., нас что, собираются выставить?., и '''Что дальше? нас отошлют в Грюнвальд?.. или в Феликсруе?.. .!*ы все время ощущаете беспокойство, потому что уже поня­ли, что вы всюду лишний, от вас жутко смердит, и вас дей-дагвительно пора ликвидировать... я ничего не преувеличи­

249

А там, в Цорнхофе, мы еще не окончательно дошли до ручки... у нас еще хватало смелости и наглости думать, что, несмотря ни на что... мы сможем продержаться еще три... четыре месяца...

Ну да! хрен тебе, три-четыре месяца! веками люди совер­шают одну и ту же непоправимую ошибку! как ни крути, а заботиться о других — это значит подставлять себя!., истин­ная Мудрость всегда выступает в паре с Эгоизмом, сочета­ние, конечно, не слишком приятное и симпатичное, но зато чрезвычайно эффективное и надежное!

Я не высказывал столь глобальных сомнений Лили... а вот с «крепостями» и грохотом над Берлином все было пре­дельно ясно... тряслись земля, стены, паркет!., и все сильнее и сильнее!., особенно по ночам... теперь им понадобятся Иери­хонские трубы... наш Хьельмар с барабаном и рожком уже себя полностью исчерпал!., думаю, в Берлине уже не оста­лось и стен... а кстати, как там пастор Ридер? а сержант из авиационного лагеря? со своей малиновкой... в сложных жиз­ненных ситуациях, когда вы не можете заснуть, иногда бы­вает очень полезно подумать о разных маленьких безобид­ных тварях...

Эта малиновка... и крысы ее не сожрали!., сержант вер­нулся вместе с ней!., он правильно поступил!., браво!., бра­во!., вот вы и задремали... браво!., браво!..

* * *

прием... уже у самого входа на лестницу — большая надпись «Да здравствует Франция!»... неужели это ради нас? и все ступени раскрашены в голубое, белое, красное... тоже ради нас? что они хотят продемонстрировать?., а наверху все уже ждут за столом... и каким столом!., совсем не похожим на наш mahlzeit!.. ломящимся от салатов и фруктов... три-четы­ре тарелки с ветчиной... индюшки и пулярки... настоящий пир!., и это что, тоже в нашу честь?., посмотрим... они уже все расселись... нас начинают представлять... ну, с графом фон Лейденом, rittmeister'oM, я уже знаком... и с Зиммером я тоже знаком, Харрас ведь водил нас к нему... весьма оттал­кивающий старый хрен, весь накрашенный, напомаженный, раненный под Верденом... и, судя по всему, еще и ужасно злобный, во всяком случае, нас об этом предупреждали... если верить тому, что говорят, он под любым предлогом с удовольствием отправлял на тот свет пленных... русских, по­ляков, французов, вешал даже женщин... а поводов было пре­достаточно, да хотя бы те же масло и яйца на черном рын­ке... после Моорсбурга я его больше не видел... он никогда сюда не приезжал... однако, кажется, он в прекрасных отно­шениях с Изис фон Лейден... «так все говорят»!., и вот он, разодетый, напудренный, с увесистой золотой цепью на шее и гигантскими перстнями с кабошонами на всех пальцах, сидел тут, перед нами... да он, и вправду, накрашен, как старая кокотка, губы напомажены, ногти покрыты лаком... как только я его увидел, то чуть не сказал... «коллега, как хорошо бы сейчас очутиться в Шатле, послушать музыку!»... Я имел в виду балеты... но Харрас ведь меня предостерег... ®н мог прийти в ужасную ярость из-за любого пустяка и строго наказать... он же был «наделен полномочиями»... так /что шутить не стоило!., начнем с того, что этот полковник уланов императрицы нас недолюбливал!., а теперь представьте Звебе его наряд: сапоги с помпонами, кивер, фиолетовые пет-

!яицы, обшитые шнуром, сабля с золотым темляком... он был Еоистину неподражаем... но в конце концов, возможно, он был ненамного хуже других... опасаться следовало всех!., а ОН сидел себе и был просто изумительно любезен... надолго ЯИ? вот он представляет нас своей соседке... он говорит по-французски довольно хорошо, с небольшим акцентом, но не дШощим и резким, а скорее, певучим... должно быть, он из Хорошей семьи, ведь в хороших семьях в те времена были французские гувернантки... в России, Германии, Дании, Англии... вы, наверное, и сами замечали, что почти у всех

251

Он представляет нас графине Тулф-Чеппе... о, наконец-то! скажем прямо, она заставила себя ждать!., о ней тут гово­рят уже месяца три!., ну и видок же у нее! просто картина маслом! накрашена еще сильнее, чем этот ландрат!.. а уж ук­рашений-то сколько... целых три золотые цепи!., лорнет, усы­панный бриллиантами... высокая трость времен Регентства с выточенной головкой... светлые волосы, точнее, парик... ог­ромный шиньон... основная трагедия женщин всех стран и народов заключается в том, что если они продолжают цеп­ляться за жизнь, то становятся похожими на содержатель­ниц борделей... а если они махнули на себя рукой?., ну, тог­да это дамы-патронессы, которые годятся лишь на то, чтобы оплакивать или обмывать мертвецов... о, как безжалостна Природа!..

А эта дама, графиня Тулф фон Чеппе, обращалась с нами вовсе не презрительно, наоборот... она так счастлива нас ви­деть! так восхищена нами!., что не может сдержать эмоций!..

— О, вы здесь!., французы! что за счастье!., да еще втро­ем!., надеюсь, моя дочь прилично с вами обращается?., я хочу знать! ну а мой зять, это всего лишь несчастный калека, вы ведь знаете!

— Конечно, конечно, мадам!

— Все это в вашу честь, наши дорогие французские дру­зья!., мы все ужасно рады видеть вас тут!., отведайте нашего скромного угощения!

Проквохтала она!

В качестве скромного угощения я видел огромные блюда с закусками и копченого лосося... цыплята в желе... черная икра... компот из фруктов... тарелочки с маслом... такого я не видел с самого Brenner'a... а что они сделают с нами потом? после этого замечательного обильного угощения? в Камеру­не, например, был такой тайный местный обычай: хорошенько накачать спиртным тех, кого они собираются сварить... мо­жет быть, именно это и намеревались сделать с нами эти люди, ставшие вдруг такими любезными? нам было чего опа­саться... особенно когда все настроены столь враждебно... и не только к нам, к друг другу тоже... и еще как... старый rittmeister — рядом с Изис... оба, правда, молчат... но ведь

сидят-то все равно рядом... наверняка, что-то скрывают... я смотрю за тем, что они едят?., совсем немного закусок... мо­жет быть, другие блюда кажутся им слишком необычными?., а где ее муж, калека? справляется у нее Зиммер... по-не­мецки...

— С Николя!

— Принесите сюда его ружье! быстро! пожалуйста, Изис!.. сейчас же!., пока он с Николя!

Конечно, Изис слишком беспечна...

— Его ружье, Изис! сейчас же! пожалуйста!

Наконец она удаляется... до нас доносятся звуки неболь­шой перебранки, и она возвращается... с оружием... Зиммер вцепляется в него... вытаскивает два патрона!., и уже не от­пускает от себя этот предмет!., держит на коленях... никако­го доверия... а вот графиня Тулф-Чеппе смотрит только на нас, она прихорашивается, улыбается, ее ландрат совсем не интересует... есть только мы!., «значит, мы из Парижа?., все трое? и еще с котом? с Бебером?»

— О да! конечно, мадам!

Раз уж у нее такой приветливый вид, а у меня накопи­лось столько вопросов, я решаю рискнуть... я спрашиваю у нее, естественно, очень почтительно... похож ли пейзаж в тех местах, где она живет, на здешний?., тоже одни равни­ны?., равнины?..

— Да, но равнины еще гораздо более необъятные, доро­гой доктор!., просто огромные, вы сами увидите! слишком большие пространства, я вас уверяю! я скучаю у себя, друзья мои!., я называю вас: друзья мои!., вы позволите?

— Конечно, мадам! это для нас большая честь!

— Вы знаете, только в моем замке — сорок две большие залы!., я никогда не считала комнаты! мой муж точно знал, сколько их!., а какой лес!..

Она вздыхает при одной мысли об этом лесе...

— Я не знаю, сколько там гектаров, доктор!., мой муж это знал!., а волки!., и медведи!., вы сами увидите!

И вдруг внезапно она начинает смеяться...

— Вы поедете со мной!., это вас развлечет!., всех троих!., с Изис!.. с Силли!.. Мария-Тереза тоже поедет!., не так ли?

s, — Конечно! конечно, мадам!

О, не стоит ей перечить!., нам же так приятно ее видеть... я уже представляю нас всех втроем в Померании! ладно!., ладно!., поживем — увидим!

— О, но мы ведь еще почти не знакомы!

253

Что правда, то правда!..

— А вы совсем не знаете Кенигсберг? Я вынужден это признать...

— К большому сожалению!

— Вы увидите!., какой это мрачный город... море замер­зает на шесть месяцев в году!., а что за леса!., мои леса, док­тор!., олени!., медведи!., все принадлежит мне!..

Я вижу, что графиня боится своего замка... и своих ле­сов... и Кенигсберга...

— Ужасно, доктор!., ужасно!., ведь там уже начались сра­жения!., да!., мне кажется, чуть выше!., у Мемеля... я слышу пушки!., мои люди мне говорят: это наши! что вы думаете об этом?., я их слышу... особенно по ночам... наши?., или их?., мои охранники плетут невесть что!

— Госпожа графиня, здесь все то же самое!..

Однако я не собираюсь советовать ей прислушаться!., луч­ше уж поговорить о рынке цветов... на Кур-ля-Рен... и о Версале... вернуться к мсье Буржуа... «Большие воды»!., графи­ня замечталась!., а как же нас троих угораздило приехать из Парижа в Цорнхоф, в эту страшную дыру!., да это же просто чудо!., настоящее чудо! я не собирался ей рассказывать, к какой категории французов мы относились... она представ­ляла нас рядом с собой в Елисейском дворце, в Опере, трид­цатью годами раньше!., все безумное очарование Парижа нельзя свести исключительно к песням... однако эти тени, падающие от газовых фонарей, и эти звуки напевов пьянчу­жек никогда не умрут в сердцах изгнанных отчаявшихся, про­зябающих вдали от родины стариков... так устроена жизнь... в Кенигсберге... в Оклахоме... на Карибах... мы были совер­шенно с ней согласны!., и мы обязательно поедем к ней!., решено! клянемся!.. Крахт же меня предупреждал: не нужно ей противоречить!., конечно, она смешна, но у нее же и в самом деле есть замок... и вовсе не воображаемый!., и ог­ромные леса тоже... волки и т.д... все точно!., и сражения под Мемелем тоже были правдой... русские, наверное, наступа­ли... за этим столом, а точнее говоря, на этом пиршестве, никому, кроме нее, слова больше не давали... даже ландра-ту!.. она председательствовала, и все тут!., ландрат все же хотел что-то сказать... но она ему не позволила... bitte! bitte!., простите! так сдержанно и сухо, жестом руки, чтобы он за­молчал! пусть слушает!., о, этому жеманному напудренному полковнику с охотничьим ружьем на коленях... было позво­лено брать себе добавки, цыпленка и индюшки... и еще со­уса, сколько хочет... и пить одновременно по три стакана... рейнское вино, бордо, кирш... но высказать того, что он хо­тел, она ему не давала... bitte! bitte! а у него изо рта уже капа­ла слюна, он весь дрожал от нетерпения... сотрясал свой стул... и просил слова!., со мной! со мной! он хотел поговорить со мной! и тыкал в меня пальцем... sie! sie!

— Вы! вы! ruhe! ruhe! тише!..

Пусть старуха наконец замолчит!., проклятая болтунья!

— Там! там!., вот! sie!.. вы!

Он вытаскивает из кармана бумагу... из своего долома­на... и хочет, чтобы я ее прочитал! sie! sie!.. сейчас же!

Ах вот оно что! я читаю... так я и думал... «разрешение практиковать»... erlaubnis... так мы это отмечаем? эта попой­ка и сборище всех этих людей? ради меня?., и маленькие Трехцветные флажки? ландрат сменил гнев на милость... ста-

255

Жаловаться?., да этим я только усугубляю свое положе­ние!., а там, в Цорнхофе, в Бранденбурге, разве я жаловался на министров?., на их контору на Вильгельмштрассе? разве я протестовал? вопил на кого-нибудь? а вот меня там неплохо подчистили!., блеск!., в «Ля Круа» остались бы довольны... и Мальро тоже... и остальные!., после Бранденбурга я заметно притих... после нацистской предварительной чистки!., тише воды, ниже травы!., нечего было высовываться со своей прав­дой!

— Lesen sie! lesen sie doch! прочитайте же!

Он настаивает... erlaubnis... «Действительно до 30 декаб­ря»... как меня умиляют подобные авансы на будущее! наг­лость! ложь!., кто же доживет? кто дотянет до этого 30 декаб­ря?., очень хорошо! просто замечательно!., великолепно!., все эти люди, собравшиеся вокруг стола, напоминают дружное семейство, рожи у всех просто просят кирпича... но они же, наверняка, еще что-нибудь задумали, a erlaubnis был просто поводом... я бы нисколько не удивился... пирушка в самом

256

разгаре... нас угощают наперебой... мы, естественно, не от­казываемся, но и особого восторга не выказываем... это их задевает!., ландрат крайне раздражен... он спрашивает у Лили, что она носит в своем мешке... в туристическом рюкзаке...

— Не будете вы так любезны показать этого кота? Лили открывает рюкзак... Бебер высовывает голову...

— А он породистый?., может размножаться? Я объясняю ему, что он кастрирован...

— Тогда это животное подлежит уничтожению!., вы же знаете наши «правила»... касающиеся животных, не способ­ных размножаться!..

И он делает такой жест, будто хватает Бебера за хвост и влак! об стену!..

Лили ничего не говорит, закрывает рюкзак с Бебером... «до свиданья, мсье»!., встает и уходит... из-за стола... она ухо­дит... все застывают на своих местах... только одному ланд-рату это показалось смешным... он прыскает!... ооох! мы с Ля Вигой молчим, однако стараемся держаться как можно скромнее... нам тоже пора уходить, но мы не спешим... сперва извинения!., за нас... за Лили... она очень устала... нервнича­ет... я смотрю на ландрата... что он собирается делать?., ка­жется, они все тут уже съехали с катушек... а у него к тому же еще и ружье... он вполне может нас замочить... чем он рискует?.. Харрас же меня предупреждал, что он такой же непредсказуемый, как и калека!., мы с Ля Вигой удаляемся, пятясь... может быть, они все тут собрались, чтобы с нами покончить... раз, бум!., по этому поводу и пир?., уже давно множество людей собираются нас казнить... а до этих что, еще не дошло?., значит, время еще не пришло!., партия от­кладывается!., поводы?., мотивы?., да мало ли что! пожрать! какая разница? на вас просто незаметно указали... а свои претензии вы выразите как-нибудь в другой раз, в другой жизни!., маленький затравленный кролик и могучий бык на заклании... разве они сетуют на недоразумение?., что их при­носят в жертву по ошибке?., ну да ладно! будем серьезны!..