ГРУЗИНСКОЕ НАЦИОНАЛЬНОЕ ДВИЖЕНИЕ

ГРУЗИНСКОЕ НАЦИОНАЛЬНОЕ ДВИЖЕНИЕ

Однако опора на русских против мусульманских соседей несколько раз вызывала разочарование грузин отсутствием обещанной помощи в нужный момент. Так было во времена Петра I в войне с Персией и во времена Екатерины II в войне с Турцией.

В 1783 г. грузинский царь Ираклий, видя невозможность сопротивления мусульманской экспансии, отдал Грузию под покровительство России. Используя безвыходное положение Грузии, русские императоры нарушили договоренность, по которой верховная власть в Грузии оставалась за грузинской династией и сохранялась ее самостоятельность во внутренних делах. Грузия была превращена в «Тифлисскую губернию» и там проводилась русификаторская политика. Большое раздражение в Грузии вызвало переселение в 1828 г. в южные ее области 30 тыс. армян, совершенное по приказу русского управителя Грузии графа Паскевича. Преобладание армянского населения в этих областях породило в дальнейшем притязания армянских националистов на присоединение этих областей к Армении в ее «исторических границах».

После революции 1917 г. Грузия ненадолго обрела самостоятельность. Грузинское государство возглавили меньшевики. Они были в Грузии наиболее влиятельной из оппозиционных сил, в то время как большевики были малочисленны.

В 1921 г. меньшевистское правительство было свергнуто советскими войсками, призванными «на помощь» грузинскими большевиками во главе с Серго Орджоникидзе. Меньшевистское правительство отправилось в эмиграцию.

Грузинские большевики, придя к власти, не приобрели популярности в народе. Особое возмущение вызывал их «интернационализм», проявившийся в передаче северо-восточной части Грузии Азербайджану. Эти области до сих пор входят в Азербайджанскую ССР и живущие там грузины постоянно страдают от национальной дискриминации со стороны азербайджанских властей и азербайджанского населения.

В 1922 г. патриарх грузинской православной церкви Амврозий выступил с письмом, в котором заявил о порабощении Грузии советской Россией. В 1924 г. в Грузии поднялось восстание за отделение. Оно было жестоко подавлено.

С тех пор советская власть прочно укрепилась в Грузии, но национальная ущемленность, окрашенная антирусской и антиармянской неприязнью, сохраняется. В сталинское время сепаратистские мечтания не проявлялись вовне из-за периодических кровопусканий, которым, вопреки распространенному в СССР мнению, Грузия подвергалась ничуть не меньше, чем остальные республики.

Из-за систематических искажений истории Грузии с древнейших времен до наших дней во всей разрешенной в СССР литературе, из-за физического уничтожения носителей сепаратистских требований и антибольшевизма поколения грузин, выросшие в сталинское время, сохранив традицию неприятия советских реалий, утратили его лозунги, его дух. 9 марта 1956 г. в Грузии произошло массовое политическое выступление – многотысячная молодежная демонстрация в Тбилиси. Но лозунги демонстрантов были в основном просталинские: национальная ущемленность проявилась в протесте против разоблачений Сталина на ХХ съезде КПСС как «антигрузинских». Демонстрация эта, которая была одним из первых открытых политических выступлений в СССР в послесталинское время, закончилась трагически: против демонстрантов были пущены танки, было много жертв. [1]

После этого открытые массовые выступления в Грузии не повторялись более 20 лет, но национальное движение не прекратилось. Аффектированные национальные чувства, антирусская и антиармянская антипатии распространены во всех слоях общества. В низах городского населения они сохраняют просталинскую окраску. Среди интеллигенции, наоборот, Сталин непопулярен.

Основной силой национального движения в Грузии является учащаяся молодежь – студенты. Наиболее ярко эти настроения проявляются в Тбилиси, центр их – Тбилисский университет.

С середины 60-х годов распространенной формой выражения неприятия нынешнего положения в Грузии среди студенчества и интеллигенции стало обращение к церкви. Особенно заметен наплыв такого рода прихожан в пасхальные праздники. В эти дни церкви переполнены. Молодежь стала посещать проповеди патриарха. Нельзя сказать, чтобы это увлечение объяснялось интересом к христианским ценностям – скорее, это была мода, вызванная обостренным национальным чувством. Новообращенным свойственно восторженное почитание всего грузинского. Большинство новообращенных воспринимает церковь главным образом как институт национальной культуры. В 50-е годы грузинская православная церковь была свободнее русской, ее патриархи занимали более независимую позицию и в административных делах, и в проповедях. Патриарх Ефрем II, возглавлявший грузинскую церковь с 1960 по 1972 гг., в своих проповедях нередко обращался к патриотизму верующих. Однако возрастание популярности церкви вызвало ужесточение контроля со стороны властей, и прихожане заметили, что проповеди и высших иерархов, и священников становятся все более осторожными, безликими, и раздражались на патриархию.

В 1972 г. патриарх Ефрем II умер. Его преемником стал Давид V, крайне непопулярный из-за того, что он в своих проповедях постоянно прославляет коммунизм и советскую власть, что большинство воспринимает как угодничество перед Москвой. [2]

Патриотический и антирусский настрой является хорошим тоном во всех слоях, даже у высокопоставленных партийных и правительственных чиновников. Его придерживаются и те, кто на самом деле верно служит Москве. Э. Шеварнадзе, нынешний секретарь ЦК КП Грузии, получив этот пост, стремился создать впечатление, что его ревностность в исполнении приказов Москвы – лишь маска, под которой он прячет грузинский патриотизм, чтобы вернее послужить Грузии.

Основной патриотической заботой грузинской интеллигенции является сохранение грузинской культуры. Усилия направлены на борьбу против искажения грузинской истории, в официальной версии которой замалчиваются события, свидетельствующие о стремлении грузин к независимости в какой бы то ни было период их истории, а также меньшевистские, антибольшевистские тенденции в ее новейшей истории. Свидетельства о былом могуществе Грузии, о древности ее культуры и независимом характере грузин чрезвычайно популярны, книги и статьи с такими свидетельствами стараются опубликовать, несмотря на цензурные препоны. Но особенно массовую базу имеет сопротивление насаждению русского языка в Грузии. Здесь, как и в других республиках, в 70-е годы русификаторская тенденция усилилась: увеличилось число часов на изучение русского языка в школьных программах за счет соответственного сокращения занятий по родному языку, постепенно преподавание остальных предметов переходит с грузинского на русский. Все шире внедряется русский язык в высших учебных заведениях, в научной и культурной жизни. Наиболее известные открытые выступления в защиту грузинского языка – речь писателя Нодара Цулейкириса на встрече писателей с первым секретарем ЦК КП Грузии Э. Шеварнадзе и письмо Р. Джапаридзе к Э. Шеварнадзе. [3]

Национальные страсти прорвались наружу весной 1978 г. в Тбилиси именно в связи с насильственным насаждением русского языка. Основную массу протестовавших и на этот раз составляли студенты.

Непосредственным поводом для выступления было предложение внести изменение в статью 75 в проекте новой конституции Грузии. Прежняя соответствующая статья гласила, что грузинский язык является государственным языком Грузинской ССР. Новая статья звучала так:

«Грузинская ССР обеспечивает употребление в государственных и общественных органах, культурных и других учреждениях русского языка и осуществляет всемерную заботу о его развитии. В Грузинской ССР на основе равноправия обеспечивается свободное употребление во всех органах и учреждениях русского, а также других языков, которыми пользуется население. Какие-либо привилегии или ограничения в употреблении тех или иных языков не допускаются».

24 марта республиканская газета «Заря Востока» напечатала проект ст. 75 в новой конституции.

Сессия Верховного Совета Грузинской ССР для утверждения новой конституции была назначена на 14 апреля. Перед этим состоялось «всенародное обсуждение» проекта. Газеты были завалены предложениями оставить статью 75 без изменений, сохранить грузинский язык в качестве государственного. Среди выдвинувших это предложение был 80-летний академик-языковед Шанидзе. В Тбилисском университете и во многих других учебных заведениях стали собирать подписи под его предложением. За несколько дней до открытия сессии Верховного Совета в университете и других местах появились листовки, призывающие выйти 14 апреля на демонстрацию с требованием оставить в новой конституции положение о грузинском языке как государственном языке Грузии.

Вечером 13 апреля первый секретарь КП Грузии Э. Шеварнадзе выступил на собрании деканов университета. Он призывал их отговорить молодежь от демонстрации, напоминая о расстреле демонстрации в Тбилиси в 1956 г.

– Берегите нашу молодежь, наш золотой фонд, – воскликнул он. Стало известно, что 8-й полк внутренних войск приведен в боевую готовность. И тем не менее демонстранты собрались у здания университета и прошли через центр города к Дому правительства.

Они несли лозунги со словами «Родной язык!», читали стихи грузинских классиков, восхваляющие родной язык. Вдоль пути демонстрации с интервалом в 10 метров стояли солдаты и милиционеры. Большинство милиционеров в Тбилиси – осетины, но в этот день они были заменены милиционерами-грузинами из провинции – видимо, во избежание трений между демонстрантами и милицией на национальной почве. Все милиционеры были без оружия. На пути демонстрации к Дому правительства несколько раз ей преграждали путь цепи милиционеров, сцепившихся локтями. В голове колонны шли молодые мужчины, они телами разрывали милицейские цепи. Последний заслон состоял из поставленных поперек улиц грузовых машин для развозки хлеба. Одну из них убрали – вынесли ее на руках. Так удалось пройти к Дому правительства наиболее решительной части демонстрантов – около 10 тыс. человек. Остальные были отсечены милицией и остались около университета, но не расходились.

Прорвавшиеся к Дому правительства демонстранты остановились перед зданием: кто-то предупредил организаторов демонстрации, что за последней цепью безоружных милиционеров скрыты солдаты с пулеметами, которые имеют приказ стрелять, если демонстранты сделают попытку войти в здание, где заседала чрезвычайная сессия Верховного Совета Грузии.

Над толпой на площади появились странного вида плакаты: девушки из мединститута порвали на полотнища свои белые халаты и губной помадой написали на них требование сохранить грузинский язык в качестве государственного. Это же требование скандировали тысячи голосов.

Из Дома правительства были переданы листовки с компромиссным текстом ст. 75: грузинский язык предлагалось назвать республиканским. Демонстранты стали жечь листовки и продолжали скандировать: «Государственный!» Тогда были включены репродукторы, транслировавшие на площадь ход заседания Верховного Совета. Э. Шеварнадзе начал свое выступление с того, что правительство серьезно обсуждало текст ст. 75 и «советовалось с Москвой». Эти слова вызвали обструкцию на площади.

Наконец, через репродукторы передали: чрезвычайная сессия Верховного Совета Грузинской ССР приняла решение оставить ст. 75 без изменений. Это известие было встречено общим ликованием перед Домом правительства и ...15-минутной овацией делегатов Верховного Совета в зале заседаний!

Около 3 часов дня к демонстрантам у здания университета подъехала милицейская машина. Из нее кто-то прокричал в мегафон:

– Ваше предложение принято! Сейчас это объявят по телевидению!

Затем с таким же сообщением выступил министр внутренних дел. Он просил демонстрантов разойтись, но они продолжали ждать.

– Хоть раз в жизни поверьте! – воскликнул министр.

Наконец, выступил Шеварднадзе. Он зачитал текст утвержденной ст. 75, который начинался со слов:

«Государственным языком Грузинской ССР является грузинский язык».

Далее следовал полностью текст, приведенный в «Заре Востока». После этого демонстранты стали расходиться». [4]

Очевидно, что эта демонстрация не была стихийной. Она была подготовлена путем распространения листовок, в которых предлагалось время и место сбора, путь демонстрации, ее лозунги – кто-то заранее продумал все это. Однако инициаторы демонстрации не были оформленной группой. Демонстрацию подготовил дружеский круг студентов университета. Среди них выделяется Тамрико Чхеидзе, студентка 3-го курса исторического факультета, дочь известного кинорежиссера, директора «Грузия-фильм». По заявлению отца в КГБ накануне демонстрации («Спасите дочь – погибает!») – у Тамрико был проведен обыск и изъяты листовки с призывом к демонстрации. Однако ни она, никто другой за эту демонстрацию не поплатились – никто не был даже исключен из университета. Видимо, защитило молодых энтузиастов общее сочувствие (а, возможно, и «номенклатурность» их родителей). Единственный арестованный в связи с демонстрацией 14 апреля – кинооператор Автандил Имнадзе, осуществлявший съемку событий того дня. Между тем в Грузии существовали открытые общественные ассоциации – Инициативная группа защиты прав человека в Грузии (с 1974 г.) и Грузинская Хельсинкская группа (с 1977 г.), но они не имели непосредственного отношения к студенческому движению и не похоже, чтобы эти группы вообще имели широкую поддержку. Они выглядели как вызванные к жизни энергией горсточки единомышленников.

Инициативная группа, видимо, была создана по образцу московской (на это указывает совпадение названий – см. главу «Правозащитное движение», стр. 215-217) после знакомства ее будущих членов с московскими правозащитниками.

Ее составили несколько интеллигентов-гуманитариев: литературовед Звиад Гамсахурдиа, музыковед Мераб Костава, регент церковного хора Валентина Пайлодзе. Видимо, были еще какие-то участники, но полный список членов группы неизвестен.

Ведущую роль в Инициативной группе Грузии играл Звиад Гамсахурдиа, член Союза писателей Грузии, сын «живого классика» грузинской литературы Константина Гамсахурдиа, который в 20-е годы отбыл срок на Соловках, но затем был всячески обласкан властями. Благодаря связям отца, Звиад был вхож к людям, занимавшим высокие посты в грузинском партийном и правительственном аппарате. Звиад Гамсахурдиа был одним из первых новообращенных грузинской православной церкви.

С 1965 г. он принимал деятельное участие в церковной жизни, стал членом церковного совета тбилисского храма Сиони. С 1974 г. он поддерживал регулярные отношения с московскими правозащитниками, благодаря чему информация о Грузии стала постоянно появляться в «Хронике текущих событий» (см. главу «Правозащитное движение», стр. 210-212). Он же был автором большинства самиздатских правозащитных документов из Грузии, ставших известными в Москве и на Западе.

После смерти патриарха Ефрема II, с которым у Гамсахурдиа были личные связи, он тесно вовлекся в жизнь патриархии. В церковных кругах ходили слухи, будто Давид V получил патриаршество незаконно, уничтожив завещание умершего патриарха, по которому его место должен был занять другой епископ; что за патриаршее место Давид дал полумиллионную взятку жене тогдашнего первого секретаря КП Грузии Мжаванадзе и долгое время делил свое жалование с уполномоченным по делам религий при грузинском Совете министров. [5]

Это вполне вписывается в общую обстановку Грузии, где коррупция пронизала все общество сверху донизу. Как раз в 1962 г., вскоре после смерти патриарха Ефрема II и назначения Давида V, Мжаванадзе был снят с поста именно за взяточничество, превзошедшее пределы, в которых это терпели московские власти. Сменивший его на посту первого секретаря ЦК КП Грузии Э. Шеварнадзе объявил войну коррупции, подпольной экономике и другим видам незаконных доходов. Из закрытого письма ЦК, зачитываемого тогда на партийных собраниях, в самиздат попали сведения, что с 1972 по 1974 гг. в ходе этой борьбы в Грузии были арестованы 25 тысяч человек, в том числе 9,5 тысяч членов партии, около 7 тысяч комсомольцев и 70 работников милиции и КГБ. [6]

Как раз перед началом этих массовых арестов произошло ограбление патриархии. Исчезли очень дорогие вещи, в том числе старинные, представляющие художественную и историческую ценность. Сторож и несколько других свидетелей указывали на причастность к ограблению секретаря патриархии Кератишвили (епископ Гайоз). По их заявлению прокуратура начала расследование, которое подтвердило показания верующих. Однако несмотря на усилия следователя Давида Коридзе дело замяли. Докладная записка Коридзе распространилась в Тбилиси, а затем попала в «Хронику текущих событий» [7] и за границу, где появились соответствующие публикации сначала в грузинской газете «Трибуна свободы» в Париже (№ 6 1974 г.), а затем в английской печати (лондонский «Таймс» и журнал «Религия в коммунистических странах», 1975 г.). О событиях в грузинской патриархии передали сообщение радиостанции, работающие на СССР. Регент церковного хора Валентина Пайлодзе, участвовавшая в разоблачениях, была арестована в марте 1974 г., еще до начала «шума» на Западе. Ее обвиняли в рассылке анонимных писем с «клеветой на советский строй и угрозами» в различные официальные инстанции Грузии и деятелям культуры.

Пайлодзе отрицала свою причастность к этим письмам и утверждала, что ее арест – это расправа высшего грузинского духовенства с ней как с опасным свидетелем преступлений в патриархии. 24 июня Пайлодзе была осуждена на 1,5 года лагеря общего режима. [8] Около суда собралась группа грузинских интеллигентов, в том числе очень известные среди своих соотечественников.

Однако дело об ограблении патриархии не вызвало широкой общественной поддержки, эти проблемы интересовали лишь узкий круг близких к патриархии людей. То же самое можно сказать о другой проблеме, поднятой в нескольких самиздатских документах, подписанных Гамсахурдиа, – о разрушении памятников старины в Грузии. [9]

В 1975 г. Гамсахурдиа опубликовал в самиздате отчет о судебных процессах по поводу пыток в следственных тюрьмах Грузии над людьми, попавшими под следствие по экономическим делам.

Еще в 1974 г. «Хронике» стала известна жалоба осужденного за взятку Карло Цулая, который сообщал, что показания его и его подельника вынудил шантажом и истязаниями заключенный Цирекидзе, действовавший по заданию работников тюрьмы. Описанные в жалобе факты были чудовищны до неправдоподобия, и «Хроника» не решилась опубликовать их, усомнившись в их достоверности. Однако в апреле 1975 г. в Тбилиси состоялся суд над заключенными Цирекидзе и Усупяном, которые забили насмерть находившегося в тюрьме под следствием Исмайлова. Судья разрешил Звиаду Гамсахурдиа подробно ознакомиться с материалами дела. Из материалов стало ясно, что пытки в следственных изоляторах Грузии – реальность.

Цирекидзе и Усупяна многократно осуждали за различные уголовные преступления. Их годами держали в следственном изоляторе в Тбилиси, не отправляя в лагеря, чтобы следователи могли использовать их услуги при дознаниях. Им платили за избиения водкой и наркотиками. В Тбилисской тюрьме в корпусе № 2 были специальные 10 камер, куда сажали агентов вместе с их жертвами.

В связи со скандальной оглаской позднее были привлечены к суду начальник и несколько сотрудников Тбилисской тюрьмы. Из репортажа об их процессе явствует, что суд стремился скрыть масштабы злодеяний, сосредоточившись на трех-четырех избиениях, хотя Цирекидзе показывал, что он «раскрыл» с помощью избиений более 200 дел. [10]

Но и эта проблема, поднятая Гамсахурдиа, не имела заметного общественного резонанса в Грузии.

Большой отклик вызвала деятельность Виктора Рцхеладзе, сотрудника Министерства культуры Грузии. Он занялся проблемой месхов. Месхи – грузинская народность на юге Грузии, принявшая в годы господства турок ислам. В 1944 г. месхи оказались среди депортированных Сталиным народов. С середины 1950-х годов они стали активно добиваться возвращения на родину (см. главу «Месхи»).

В июне 1976 г. В. Рцхеладзе побывал в Кабардино-Балкарии, где осела часть депортированного народа, выступал на митинге, устроенном месхами, и от имени грузинской интеллигенции обещал им помочь в их борьбе. Рцхеладзе написал статью «Трагедия месхов», распространявшуюся в самиздате. По его инициативе месхи собрали подписи под обращением с требованием вернуть им родину. Это обращение было передано в Московскую Хельсинкскую группу, в результате чего появился документ № 18 МХГ о месхах. [11]

В январе 1977 г. была создана Грузинская Хельсинкская группа – тоже, как и Инициативная группа, по образцу Московской. Кроме Гамсахурдиа, Коставы и Рцхеладзе, в Грузинскую Хельсинкскую группу вошли еще 4 человека, в том числе – братья Исай и Григорий Гольдштейны, тбилисские евреи-отказники. ГХГ успела издать лишь один документ – протест против увольнения с работы В.Рцхеладзе за его помощь месхам. [12]

7 апреля 1977 г. были арестованы Гамсахурдиа и Костава, несколько позже – Рцхеладзе и Григорий Гольдштейн. Эти аресты сопровождались шумной кампанией в прессе, всячески порочившей арестованных и сочувствовавших им. [13]

В мае 1977 г. в Тбилисском университете и в Политехническом институте были расклеены листовки в защиту арестованных. Но надо отметить, что в листовках упоминались лишь члены Группы – грузины, без Г. Гольдштейна. Во время демонстрации в Тбилиси весной 1978 г. были выкрики «Свободу Гамсахурдиа!», но все это выглядит скорее как проявление национальной симпатии, чем солидарность с платформой Группы, определявшейся ее названием – «Хельсинкская».

Летом 1978 г. состоялись суды над членами ГХГ. И Гамсахурдиа, и Рцхеладзе публично раскаялись в своей деятельности, что весьма снизило их популярность среди соотечественников. Приговоры были довольно мягкими: по 2 года ссылки недалеко от Грузии. Гамсахурдиа вернулся в Тбилиси летом 1979 г. и получил место старшего научного сотрудника в Институте грузинского языка. [14]

Кроме независимых общественных ассоциаций, неофициальные мнения отразил грузинский самиздат. Первым самиздатским документом, распространившимся в Грузии, была докладная записка следователя Коридзе по делу об ограблении грузинской патриархии, датированная 19 марта 1973 г. С 1974 г., прежде чем в Грузии возник собственный самиздат, там появился русскоязычный самиздат и тамиздат: «Хроника», произведения А.Д. Сахарова, А.И. Солженицына и т.д., в том числе размноженные типографским способом.

В 1975 г. в Тбилиси стал выходить самиздатский литературно-публицистический журнал на грузинском языке «Золотое руно» («Окрос Сацмиси»). Редактором этого журнала был тот же Гамсахурдиа – его имя стояло на обложке. Журнал помещал литературные произведения, отвергнутые цензурой по идеологическим соображениям. В публицистической части главной темой были стеснения грузинской культуры, прежде всего – грузинского языка. В вышедших в свет четырех выпусках «Золотого руна» были опубликованы статьи грузинских историков, филологов и т.д. о богатстве грузинской национальной культуры и ее нынешнем плачевном состоянии в связи с откровенным пренебрежением, а то и препятствованием властей ее сохранению и развитию. [15]

С 1976 г. стал выходить еще один самиздатский журнал на грузинском языке – «Вестник Грузии» («Сакартвелос моамбе»). Его редакторами были З. Гамсахурдиа и М. Костава. Целью «Вестника» была информация

«...как о злободневных национальных и социальных проблемах, так и об общей обстановке в СССР». [16]

Среди материалов о событиях в Грузии, помещенных в «Вестнике» выделяется сообщение о взрывах и пожарах, очень частых в Грузии в 1975-1976 гг. Подавляющее большинство их было инспирировано должностными лицами, стремившимися скрыть хищения. Однако три взрыва – в Сухуми перед зданием обкома партии, в Кутаиси в городском сквере и в Тбилиси на площади перед зданием Дома правительства – имели политическую подоплеку. Они были подготовлены не организацией, а одиночкой – Владимиром Жвания (он был расстрелян вскоре после суда в январе 1977 г.), и, к счастью, не вызвали подражаний. [17]

Но не вызвали подражаний и открытые независимые правозащитные ассоциации. Видимо, «камерность» тематики Инициативной группы и Грузинской группы «Хельсинки», а также слабость, проявленная Гамсахурдиа и Рцхеладзе на суде, снизили привлекательность такого пути. Во всяком случае, в Грузии больше не было попыток создания открытых общественных ассоциаций. В то же время в 1980 г. была раскрыта подпольная грузинская ассоциация – единственный случай за весь рассматриваемый более чем 15-летний период.

29 сентября 1980 г. перед Верховным Судом Грузинской ССР предстали три молодых грузина из г. Рустави: Важа Жгенти (1943 г.р., инструктор общества «Знание» на металлургическом заводе), Зураб Гогия (1946 г.р., зав. отделом писем в городской газете) и Вахтанг Читанава (1944 г.р., зам. директора профтехучилища по воспитательной работе). Им вменяли в вину листовки с призывом к освобождению Грузии, распространявшиеся в Рустави, Тбилиси, Гори и других грузинских городах. Таким образом, в Грузии, в отличие от других республик, открытые ассоциации предшествовали подпольной. [18] Однако основным руслом грузинского национального движения остаются открытые коллективные выступления в защиту родного языка и культуры, не направляемые никакой оформленной организацией – ни открытой, ни подпольной, и в нем участвует не только студенческая молодежь.

В 1980 г. 364 представителя грузинской интеллигенции, в том числе несколько членов Академии наук, подписали протест против постановления, по которому диссертации на соискание ученой степени должны быть написаны по-русски и защита их должна осуществляться на русском языке. [19] (Таким образом власти если не в конституции, то явочным порядком продолжают пробивать путь русскому языку и в школьных, и в институтских программах, время от времени «обезвреживая» противников русификации).

23 октября 1980 г. был арестован и помещен в психбольницу Николай Самхарадзе (1915 г.р.), известный тем, что еще в 1958 г. выступил против упразднения изучения истории Грузии в грузинских школах и обвинил Москву в шовинистической политике. После этого он провел год в психбольнице и на долгие годы лишился работы. Вскоре после ареста Самхарадзе в Тбилиси появились листовки:

«Свободу борцам за независимость Грузии – Коставе, Имнадзе, Самхарадзе!» [20]

В начале апреля 1981 г. из Тбилисского университета был уволен преподаватель грузинской литературы Акакий Бахрадзе, очень популярный благодаря своей патриотической позиции. 23 марта около тысячи студентов вышли на демонстрацию в его защиту – Бахрадзе был восстановлен на работе. [21]

Через неделю в Тбилиси состоялась демонстрация (несколько сот участников) перед зданием Верховного Совета Грузии, где происходил республиканский съезд писателей. Демонстранты беспрепятственно донесли до цели лозунги с требованиями расширить курс грузинской истории в школах и институтах, охранить грузинский язык от вытеснения русским. К ним вышел присутствовавший на съезде Э. Шеварнадзе. Ему вручили петиции – на его имя и для Брежнева. Затем Шеварнадзе беседовал с несколькими представителями демонстрантов и выразил сочувствие их требованиям. Он обещал встретиться с ними вне Дома правительства 14 апреля – в годовщину знаменитой демонстрации. После этого демонстранты разошлись.

Шеварнадзе сдержал обещание лишь частично: он явился для встречи в университете, но не 14 апреля, а 20-го, и в аудиторию, куда заранее были собраны не участники демонстрации, а комсомольские активисты. Лишь после бурных протестов представители демонстрантов были допущены на эту встречу. [22]

В начале 1981 г. в Тбилиси состоялась еще одна демонстрация – несколько сот грузинских студентов из Абхазии, специально приехавших в грузинскую столицу. Они протестовали против ущемления прав грузин в Абхазии (которая входит в состав Грузинской ССР как автономная республика). В столице Абхазии Сухуми был открыт университет, в котором имелось отделение русского языка и культуры и такое же абхазское отделение, но не было грузинского. [23]

Между тем тбилисские активисты перенесли свои демонстрации из Тбилиси в древний грузинский город Мцхету, отделенный от Тбилиси рекой Курой. Первая демонстрация в Мцхете состоялась в Вербное воскресенье 1981 г. (14 апреля). Чтобы помешать демонстрации, было прервано движение общественного транспорта из Тбилиси в Мцхету. На дорогах были выставлены милицейские патрули. Но около 200 человек все-таки добрались до цели – кто пешком в обход дорог, кто – на плоту через Куру.

Демонстранты собрались в храме Мцхеты и, стоя на коленях, со свечами в руках, молились за Грузию. Они дали клятву не прекращать борьбу до полного удовлетворения их требований. Было решено ежегодно собираться для моления за Грузию 14 апреля – в память о демонстрации 1978 г., когда удалось отстоять государственный статус грузинского языка.

Перед собравшимися выступили два проповедника: один призывал их успокоиться и покориться властям, другой напоминал о славном прошлом и о замечательных традициях грузинского народа. Покинув храм, собравшиеся составили петицию патриарху грузинской православной церкви с требованием отстранить от службы первого проповедника и отправились в Сионский собор Тбилиси, где патриарх проводил в тот день службу, чтобы вручить ему петицию. [24]

12 октября 1981 г. в Мцхете около храма собралось около 2 тыс. человек – все с теми же протестами против сокращения уроков грузинского языка в учебных заведениях Грузии. В связи с этой демонстрацией были задержаны Звиад Гамсахурдиа, Тамрико Чхеидзе и еще несколько человек, но их в тот же день отпустили, однако начали следствие по делу о «хулиганстве». Во второй половине января 1982 г. состоялся суд над Тамрико и ее подругами Маринэ Кошкадзе, Наной Какакбадзе, Маринэ Багдавадзе и Ираклием Церетели. До суда все они находились на свободе. Суд признал их виновными и приговорил к 5 годам заключения каждого, но условно, т.е. оставив их на свободе до первого нарушения закона. [25]

В мае 1982 г. Мераб Багдавадзе, отец активистки грузинского студенческого движения Маринэ Багдавадзе, был арестован по грубо сфабрикованному обвинению в «нападении на представителя власти». Следователи открыто говорили, что дело заведено по приказу «сверху» для давления на Маринэ и ее друзей. Суд приговорил Мераба Багдавадзе к 3 годам лишения свободы. Маринэ объявила голодовку – вплоть до освобождения отца. И его освободили по решению кассационного суда, осудив условно. [26] Незадолго до этого был помилован и вернулся в Тбилиси Автандил Имнадзе, осужденный за киносъемку демонстрации 14 апреля 1978 г. [27] Однако Мераб Костава, находившийся в послелагерной ссылке, в ноябре 1981 г. был арестован по такому же обвинению, как М. Багдавадзе – «нападение на представителя власти», тоже сфабрикованному, и осужден на 5 лет лагеря. [28] Против этой расправы заявили письменный протест 200 грузинских интеллигентов. Два сотрудника института истории Академии наук Грузинской ССР, подписавших этот протест, были сразу же арестованы на 15 суток каждый по ложному обвинению. Это вызвало такую бурю возмущения, что их освободили раньше срока. [29] Но Костава так и остался в заключении.

В 1983 г. снова аpестовали В. Пайлодзе. На этот pаз она была осуждена на 8 лет заключения. [30]

В 1983 г. большой накал страстей вызвала подготовка празднеств по случаю 200-й годовщины грузинско-русского договора 1783 г., по которому Грузия отдалась под покровительство России. Советская печать превозносила этот акт как проявление величайшей государственной мудрости, обеспечившей счастье грузинского народа. Это оскорбляло грузинских патриотов, считающих этот договор трагическим событием отечественной истории, так как он привел к аннексии Грузии Россией.

В самиздате вышел специальный выпуск журнала «Сакартвело» [31] – о договоре 1783 г. и его последствиях, с выдержками из исторических трудов грузинских историков начала века и самиздатских документов. Кроме того, в Тбилиси и других городах распространялись листовки с призывом к бойкоту празднования этого юбилея. За распространение этих листовок 15 июня в Тбилиси были арестованы Ираклий Церетели (1961 г.р.) и Паата Сагарадзе (1958 г.р.). [32] В начале июля был арестован студент-историк Давид Бердзенишвили (1960 г.р.), по обвинению в редактировании журнала «Колокольня» («Самрекло») – органа «Республиканской партии Грузии» – это первое и единственное упоминание о такой партии. [33] 11 июля состоялась демонстрация (примерно 100 участников) с требованием освободить арестованных. Задержали около 20 демонстрантов, но вскоре большинство отпустили, оставив под арестом пятерых (Т. Чхеидзе, З. Цинцинадзе, Н. Какабидзе, Г. Чантурия и М. Багдавадзе). [34] Таким образом был нанесен первый удар по «новому поколению» активистов грузинского национального движения.

Сравнение событий в Грузии, Литве, Эстонии и на Украине и в других национальных республиках убеждает, что преследования за одну и ту же «провинность» перед властями весьма различаются по республикам. При этом очевидно, что повсюду жестокость репрессий обратно пропорциональна массовости движения в его открытых формах.

2. Там же, № 2581, вып. 28/76, с. 15.

3. Там же № 2583, вып. 23/76; № 4638, вып. 19/82.

4. «Хроника текущих событий» (ХТС), Нью-Йорк, изд-во «Хроника», вып. 49, с.с. 82-84; вып. 57, с. 114.

5. АС № 2581, вып. 28/76; № 1821, вып. 39/74.

6. ХТС, вып. 34, с. 69; АС № 2053, вып. 10/75.

7. ХТС, вып. 34, с.с. 54-57; вып. 35, с. 46; АС № 1821, вып. 39/74.

8. ХТС, вып. 34, с.с. 55-57; АС № 1961, вып. 2/75.

9. ХТС, вып. 38, с. 65; ХТС, вып. 42, с.с. 78-79; АС № 2444, вып. 16/76; АС № 2580, вып. 12/77.

10. ХТС, вып. 36, с.с. 28-32; вып. 38, с. 62; вып. 45, с.с. 104-105.

11. ХТС, вып. 41, с.с. 66-67; Сборник документов Общественной группы содействия выполнению Хельсинкских соглашений в СССР, Нью-Йорк, изд-во «Хроника», вып. 3, с.с. 21-23.

12. ХТС, вып. 45, с. 94; АС № 3116, вып. 4/78.

13. ХТС, вып. 45, с.с. 26-28; вып. 46, с.с. 31-33.

14. ХТС, вып. 50, с.с. 22-28; вып. 53, с. 160.

15 ХТС, вып. 38, с.с. 91-92; вып, 45, с. 105.

16 ХТС, вып. 45, с. 105: АС № 2895 (по-грузински).

17 АС № 2869, вып. 11/77.

18 ХТС, вып. 61, с.с. 41-42.

19 АС № 4167, вып. 1/81.

20 ХТС, вып. 61, с. 42.

21. АС № 4638, вып. 19/82.

22. АС № 4640 и 4639, вып. 19/82; ХТС, вып. 63, с.с. 98-101.

23. АС № 4638, вып. 19/82.

24. АС № 4415, вып. 34/81.

25. «Вести из СССР. Права человека», под ред. Кронида Любарского, Мюнхен – Брюссель, 1982, вып. 2, № 7.

26. Там же, вып. 13, № 11; Там же, вып. 14/15, № 17.

27. Там же, 1983, вып. 15, № 21.

28. ХТС, вып. 63, с.с. 206-207.

29. АС № 4682, вып. 25/82.

30. «Вести из СССР», 1983, вып. 10, № 11.

31. АС № 4871, вып. 11/83.

32. «Вести из СССР», 1983, вып. 12, № 8.

33. Там же, вып. 13/14, № 2.

34. Там же.