ЦЕНТРАЛЬНАЯ АЗИЯ ВО ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКЕ КАЗАХСТАНА: ИСТОРИЧЕСКАЯ РЕТРОСПЕКТИВА

В последующем разноскоростная динамика вхождения в рынок, ревнивое отношение друг к другу политических элит, преобладание этно-патриотической эйфории в общественном мнении еще в большей степени увеличили дистанцию между республиками. Не помогло и упование на то, что «капитализм сам по себе все уладит», за исключением устойчиво налаженного субконтинентального наркотрафика. Попытки объединения народов на основе исламского тождества также результируются лишь антиконституционными попытками создания Халифата на основе средневековых религиозных догматов. Пугает народы и угроза «гегемонистских» устремлений продвинутых республик, а также фантомные угрозы возрождения пантюркистских настроений.

Однако основным сдерживающим фактором следует считать успешно реализованный советский проект по размежеванию и созданию административно-государственных единиц, построенных по этническому признаку. Это произошло, как отмечали западные аналитики, благодаря «полному слиянию Центральной Азии в коммунистическую политическую и экономическую систему» [1], хотя здесь лишь внешне укоренились европейские ценности и продолжал доминировать комплекс средневосточной ментальности. В регионе сложился конгломерат национальных формирований, статусное положение и этнические границы развития которых определяются советской легитимацией. Этнический принцип, заложенный в основу строительства советской государственности, выработал устойчивые примордиальные стереотипы, согласно которым внутри каждой из республик дихотомия «мы – не мы» трансформировалась в деление на титульные и нетитульные нации. Однако если во времена советской империи Центральноазиатские «государства-нации» определяли себя по большинству случаев по культурологическим параметрам, то в настоящее время нарратив государствообразующей нации артикулируется терминами прямого политического действия. На ближайшую перспективу этот процесс не имеет обратного хода, и эту данность новейшей истории следует принять за исходное положение при анализе геополитической ситуации в регионе. Преимущество в международных отношениях принадлежит сегодня практике налаживания двухсторонних отношений, нежели организации какой-либо межстрановой коалиции на основе многосторонних обязательств, определяемой географической близостью.

Тем не менее сближение центральноазиатских народов обусловлено, на наш взгляд, императивами самой истории, как в ретроспективном ее измерении, так и перспективами на будущее, несмотря на пестроту развивающихся здесь центробежных сюжетов и различие полюсов тяготений. На почве народной органики здесь никогда не прекращался процесс взаимовлияния народов и культур.

Сложившееся представление о Центральной Азии (Средней Азии и Казахстане) как о пяти четко определенных политических единицах имеет смысл только на текущий момент, охватывающий современный период истории. Между тем вся предыдущая летопись региона позиционирует вышеупомянутые страны, пространство которых постоянно видоизменялось, в качестве подвижных расчленяющихся или расширяющихся центров притяжения в зависимости от развертывавшихся в регионе событий. Невзирая на разветвление языковых наречий, разделение на пасторальные и земледельческие народы, надэтнический фронтир Центральной Азии, проходящий по линии Амударьи, еще с времен распространения ислама символически отделял ее от мира классического Востока. Если же подняться выше по политической карте данного региона, постепенно трансформирующегося в пояс степей, то и здесь Центральная Азия также имела явственные границы, определявшие ее в качестве буферной зоны между Россией и Китаем. Различные этнические группы сумели сформировать здесь смешанный и взаимозависимый конгломерат, исповедующий единую тюрко-персидскую исламскую культуру. Неслучайно, что именно в данном регионе пролегали два маршрута Шелкового пути, по которым шли негоцианты и миссионеры, упоминавшиеся еще Птолемеем. А Рене Груссе рассматривал эту землю как матрицу наций, «vagina gentium» и называл ее вместе со степями Орхона, Керулена и Южной Монголии «Азиатской Германией» [2]. «Фирдаус ал-Икбал» Муниса и Агахи, исторический источник уже XIX столетия, повествуя об истории Хорезма, распространившего свое влияние вплоть до Казахской степи, перечисляет целый ряд имен хорезмшахов, разноплеменное происхождение которых свидетельствовало о тесной взаимосвязи политических элит того времени [3]. Поэтому неслучайно, что академик В.В. Бартольд назвал факт уничтожения Советами Хорезма как политической единицы «чуждым местным историческим традициям» и «полным противоречием этим традициям» [4].

Лишь только с победой большевизма в крае и приходом индустриальной модернизации фрагментация региона обрела пролонгированный характер, обусловленный не интересами на местах, а стратегией метрополии, когда «в Центральной Азии относительно гомогенное местное население было разделено на несколько национальностей, каждая из которой заполучила собственную союзную республику и собственный язык» [5]. Если в период царского правления администрация относилась совершенно безразлично к устремлениям мусульман как к субъектам империи и полностью игнорировала проблему их идентификации, то Советы были «единственным в мире государством, построенным на этническом принципе» [6].

Безусловно, что нахождение Центральной Азии в составе Советского Союза в значительной мере ускорило процессы модернизации по сравнению с другими странами «третьего мира». И, как знать, возможно, что при дальнейшем существовании СССР даже при отсутствии коренных трансформаций в области политики, развитие в составе сверхдержавы еще в большей степени повысила бы статус южных союзных республик в сравнении с близкими по социально-экономическому положению сообществами. Однако «имперская» парадигма с неизбежностью привела бы к дивергенции, поскольку именно в советский период центральноазиатские народы консолидировались в нации европейского типа.

С другой стороны, отсутствие опыта пребывания в условиях реального федерализма, который подразумевает понятия толерантности, плюрализма, разделения полномочий, консенсуса и компромиссов, привело к тому, что вчерашние «братские» республики, обретя статус суверенности, первым делом отгородились частоколом государственных границ, спор о которых продолжается до сих пор. Росту недоверия во многом споспешествовало и разделение по «национальным квартирам» некогда общей истории, когда началась борьбы за символическое величие прошлого. А в целом в отношениях между народами продолжают существовать исключительно высокие коммуникационные барьеры, воздвигнутые социальной, этнической, политической и идеологической поляризацией. Мы были приучены к тому, чтобы воспринимать социальную, этническую, политическую и идеологическую разнородность в качестве силы, а не слабости. Поэтому и к улаживанию внутренних межгосударственных разногласий по советской традиции прибегаем к помощи со стороны в лице могущественных третейских сил. Ведь неслучайно, что наиболее бескорыстная из них, Организация Объединенных Наций, отслеживая ход событий последнего десятилетия, призывает мировое сообщество содействовать установлению в регионе «границ с человеческим лицом» [7].

Современный Казахстан изначально позиционировал себя в качестве неизменной географической и исторической части Центральной Азии. Политический истеблишмент республики также четко осознает, что, будучи субконтинентом, не имеющим выхода к морю, успех его стратегического расположения в качестве моста между крупнейшими евразийскими центрами зависит от развития эффективной инфраструктуры на консолидированных началах, что только это может связывать его с остальным миром на конкурентной основе. Имея рынок емкостью в 55 млн. населения, достаточное количество природных и энергетических ресурсов, развитую аграрную базу единая Центральная Азия при должном обмене капиталом, людьми и технологиями могла бы повторить модель Европейского Союза со всеми вытекающими отсюда положительными последствиями.

Поэтому в стратегию развития Казахстана изначально были заложены императивы объединения на региональном уровне. В конце прошлого столетия Президентом РК

Лишь только этот краткий перечень интеграционных инициатив, оказавшихся фальстартами по маршруту к объединению, явно свидетельствуют о том, что сложившийся государственный менеджмент в центральноазиатских республиках не в состоянии адекватно отвечать на вызовы времени. Попытки со стороны Казахстана реанимировать идею Мустафы Кемаль Ататюрка о создании мегаидентичности родственных народов пробуксовывают, но не по принуждению, как в прошлом, а по наитию узко локального мышления. Таким образом, межгосударственная идентичность в Центральной Азии, несмотря на историческую обусловленность ее народов жить в общем доме, не доходит даже до уровня интеграции новообразованных Прибалтийских стран, где прошлые противоречия по своей степени были гораздо глубже конфликтных коллизий в мусульманских районах бывшего СССР.

Не будет излишним еще раз повторить, что причина тут кроется в особенностях этногенеза центральноазиатских народов, прошедших в новое и новейшее время уникальный эксперимент по искусственному созданию наций, где порой путались понятия национальности и гражданства, несмотря на унифицирующий характер советского правления. Отсюда и пошло то, что «новообразованные государства на начальном этапе самостоятельного развития начали определять фактор этнической принадлежности выше идеи общегражданского общества и общечеловеческих ценностей. Понятие нации стало напрямую ассоциироваться с национализмом со всеми вытекающими отсюда последствиями» [11]. Между тем региональное самосознание как и этническая идентичность, претерпевает на фоне глобализации коренные системообразующие трансформации. Как отмечалось на Международном научно-теоретическом семинаре «Мультикультурализм. Национализм. Идентичность», прошедшим в Киеве в 2006 г.: «Национальные государства в их классическом понимании, сегодня уже не в состоянии в полной мере обеспечить собственный культурный суверенитет. Ведь 100-150 лет тому назад они строились на фундаменте сугубо этничности (язык-культура-территория), вместо этого сейчас, эту роль выполняет сложный синтез политических, экономических, ценностных, культурных, ментальных, информационных и других основ. Поэтому вполне вероятно, что ХХI век в истории человечества станет временем конкуренции идентичностей, или культурно-цивилизационных платформ»[12].

Это значит, что на смену понятию «этничности» в качестве консолидирующего начала заступает модифицированное его расширение в виде «идентичности». Это своеобразная адаптационная реакция на выработку системы глобальных балансов. Даже имея в качестве стратегического партнера одну из сверхдержав, страны Центральной Азии будут не в состоянии по одиночке играть роль несущей колонны уникальной культурно-цивилизационной платформы под названием Центральная Азия. Также маловероятным представляется сепаратный шанс адекватно отвечать на вызовы времени с точки зрения экономического развития.

Тревожные симптомы на рынке продовольствия уже в текущем году могут повлечь за собой серьезные социальные последствия. В этой связи далеко нериторическим звучит вопрос: каким образом скоропалительные заявления коллег о «региональных претензиях Казахстана»[13], о его желаниях «играть первую скрипку» в регионе» [14] или аннексировать «рынки стран Центральной Азии для казахстанских капиталов» [15] скажутся на экспортных планах казахстанского агропродовольственного сектора? Мы также являемся свидетелями втягивания Центральной Азии в орбиту интересов трех глобальных панрегионов (Америка, Европа и Китай), когда открыто заявляется о так называемых «станах», как о «неработающих» государствах [16]. Это значит, что в современном мировом противостоянии Центральной Азии отводится место на задворках, поскольку на стратегической карте очередного раздела она по-прежнему представлена в образе лоскутного одеяла. В новой «Большой игре» мнение разобщенных «станов» будет звучать в последнюю очередь, а пословица учит, что: «Когда паны дерутся, то у холопов чубы трещат».

Казахстан в лице своего Президента уже в течение ряда лет посылает сигналы для обратной связи лидерам и народам республик Центральной Азии. В пространственно-временном континууме развития региона уже почти достигнута «точка буферкации», когда процессы дальнейшей дезинтеграции в регионе обретут необратимый характер. И если краткосрочные интересы возобладают над перспективным видением проблемы, то говорить о Центральноазиатской идентичности придется лишь в прошедшем времени.

__________________________________
1. Knight R. Why Russia is Nervous About Its Moslems // U.S. News and World Report. New York, 1979. - Vol. 86, № 19. P. 37.

2. Груссе Р. Империя степей. Аттила, Чингисхан, Тамерлан. Т. 1. - Алматы, 2005. - С. 19.

3. Islamic History and Civilization. Studies and Texts. / Ed. by Ulrich Haarman and Wadad Kadi / - Vol. 28. - Leiden, Boston, Köln: Brill, 1999.

4. Архив РАН. Ф. 68. Оп.1, Ед.хр. 85.

5. Meyer A.G. The Soviet Political System. An Interpretation. New York, 1965. - Р. 438.

6. Suny R.G. Nationalism and Ethnic Unrest in the Soviet Union. //World Policy Journal, Summer 1989, Vol.6. No.3. Р. 17.

7. http://content.undp.org/go/newsroom/central-asia-hdr-071205.en

8. Нурсултан Назарбаев: Интеллигенция должна смотреть дальше политиков // Казахстанская правда. 1999, 30 сентября.

9. Региональная интеграция и евразийство. Выступление Президента Республики Казахстан Н.А. Назарбаева, Евразийский университет им. Л. Н. Гумилева // Казахстанская правда. 2004, 3 апреля.

10. Выступление Президента Республики Казахстан Н.А.Назарбаева на открытии министерской встречи 63-й сессии ЭСКАТО (Алматы, 21 мая 2007 года) // Казахстанская правда. 2007, 22 мая.

11. Бырбаева Г.Б. Центральная Азия и советизм: концептуальный поиска евроамериканской историографии. - Алматы, 2005. С. 39-40.

12. Преодолеть конфликт идентичностей... // День (Киев). № 96. 2006, 16 июня.

13. http://www.dogryyol.com/article/7703.html

14. http://www.iwpr.net/?p=bca&s=b&o=334971&apc_state=hrubbcadate2007

15. http://www.gazeta.kz/art.asp?aid=9183

16. Parag K. Waving Goodbye to Hegemony // The New York Times Magazine. January 27, 2008.

1. 
   происходит усложнение самой системы международных отношений. Появляются новые субъекты международных отношений, с различным потенциалом, ареалом влияния и векторами развития.
   
2. 
   Нарушена целостность мирового организма, построенного на старых принципах и доминантах развития. На наших глазах разрушается иерархия и основания самой структуры международных отношений. Мир все более становится разорванным и разрозненным.
   
3. 
   Кризис циклического политического времени, в котором развивалась прежняя система международных отношений, актуализирует переход к линейному времени, предполагающему творческое активное преобразование системы жизнеспособными субъектами с новой конфигурацией и энергетикой. Конкурентоспособность является непременным условием успешности субъекта международных отношений.
   
4. 
   Вследствие такого временного перехода, огромное значение в развитии мировой системы приобретают субъективные факторы, в виде отдельных ярких политических персон и альтернативных концептов развития.
   
5. 
   Одной из особенностей современного развития мира является высокая скорость и мультипликативный эффект происходящих сегодня изменений и необходимость принятия решений в условиях дефицита времени и ресурсов.
   
6. 
   Мир становится стохастической реальностью с высокой степенью непредсказуемости и риска. Эволюционность и поступательность сменяются революционными прорывами и стагнационными вызовами в международной среде.
   
7. 
   Процесс политического конструирования современного мира становится делом, по-истине, глобальным. Прежние «периферии» международных отношений выходят на передний план, не желая мириться с ролью пассивного участника, на котором кем-либо разыгрываются «шахматные партии».
   
8. 
   Особо актуализируется роль инструментов многосторонней дипломатии с акцентированием на региональный потенциал влияния в процессе принятия решений. Злободневное создание эффективных региональных альянсов, союзов и соглашений дающих конкретные результаты.
   
9. 
   Докрайности снизился потенциал конфликтогенности и порок применения силы в межгосударственных отношениях, в том числе и с применением оружия массового поражения.
   
10. 
    В международных исследованиях в замен стратегическому конструированию системы на макроуровне приходит актуальный ситуационный анализ микропроцессов.
    

1. 
   В условиях усложнения системы международных отношений Казахстан должен принимать во внимание системные изменения в современном мире и рассматривать в качестве равноправных партнеров разнообразных неинституциональных, но очень влиятельных игроков международных отношений. К примеру, в финансовой сфере необходимо активно «работать» с авторитетными международными рейтинговыми агентствами.
   
2. 
   В условиях нарушения целостности мировых отношений, Казахстану следует активней разрабатывать «новые системные конфигурации», позволяющие вписаться в новую формирующуюся систему с новыми угрозами и в то же время с новыми возможностями.
   
3. 
   Линейное время международных отношений требует поиска альтернативных творческих моделей развития, которые, может быть, не вписываются в имеющиеся схемы.
   
4. 
   В этой ситуации в Казахстане становятся востребованными яркие харизматичные личности и проекты и в сфере международных отношений. Президент Н.А. Назарбаев, выступив со своим видением выхода из мирового финансового кризиса, продемонстрировал собой яркий пример такой харизматичной личности и неординарной концепции.
   
5. 
   Для Казахстана чрезвычайно важным является его мобилизационный, динамический потенциал, способность к инновационным, высокоскоростным, эффективным решениям, когда достигнутые ситуационные результаты являются важными опорными «кирпичиками» развития. Стратегия индустриально-инновационного развития Казахстана как посткризисной стратегии обновления, взятая на вооружение руководством страны – важнейший этап в дальнейшем развитии государства.
   
6. 
   В процессе принятия решений необходимо концентрироваться не на целеполагании, а на самом процессе на основе которого оценивать достигнутые ситуационные результаты из которых в дальнейшем может вырисовываться общая картина развития. При этом такая модель может быть охарактеризована как адаптационная в быстро меняющемся мире.
   
7. 
   Казахстан должен выстраивать амбициозные задачи и активно участвовать в процессе принятия глобальных решений совершенно не смущаясь устоявшихся авторитетов. Ведь мир переходит от стратегии «шахматной доски» к стратегии «доски чертёжной», где каждый игрок рисует собственную картину и позиционирование, заставляя окружение считаться с ним.
   
8. 
   Казахстан активно инициирует и модерирует многообразные многосторонние форматы решения региональных проблем и это очень показательно. Среди них инициативы по созыву СВМДА, ЕвразЭС, ШОС и другие.
   
9. 
   Казахстан выступил примером миролюбия во внешней политике, отказавшись от ядерного оружия, и необходимо широко использовать этот факт в международной политике для поднятия собственного авторитета и в собственной государственной имиджевой деятельности. В связи с этим мы имеем полное моральное право не только участвовать во всемирном миротворческом процессе, но и инициировать и участвовать в управлении этим процессом во всемирном масштабе.
   
10. 
    Среди международников Казахстана особое значение сейчас приобретает способность аналитиков более предметно исследовать конкретные области и разрабатывать актуальные сценарии и прогнозы развития.