Михаил Юдсон Ревизор-с Радий Радутный Холодный резерв Давид Шраер–Петров Дом Эдгара По
жүктеу/скачать 1.16 Mb.
|
|
Явление II Осип и Хлестаков. ХЛЕСТАКОВ (молодой человек с бачками-пейсиками, в лапсердачке с короткими полами). На, прими это (отдает свечу). Ходил, искал днем с фонарем и зажигал свечу – все бесполезно, ищи-свищи… Ни этого, ни просто человека… (Задумчиво.) А, опять валялся на ложе? ОСИП. Да зачем же бы мне валяться? Не видал я разве ложа, что ли? Что я, прокруст какой? ХЛЕСТАКОВ (задумчиво). Лжешь, валялся; видишь, все склочено. Не лги, это вредно – ложь, как ржа, разъедает душу. Не возжелай лжи ближнему своему и жене его, и волам его – чтоб не крутили вола… С ложью не прямыми дорогами ходишь, и как-нибудь взглянешь в лужу – а рожа крива… ОСИП. Да на что мне ваше ложе? не знаю я разве, что такое ложе? у меня есть ноги, обе-две, не отнялись покамест; я и постою… ХЛЕСТАКОВ (задумчиво). Тогда – стой и иди. Точнее – встань и иди. ОСИП. Это куды еще? ХЛЕСТАКОВ (задумчиво). Вперед, на подвиги добра. Ну, к примеру, вниз, в буфет… Там скажи… чтобы хозяин дал обет: не кормить вас, шаромыжников божьих, рифмачей блаженных, нищебродских прожорливых – до морковкина заговенья, до третьего пришествия… Пряник на елке, крошки в руке, зубы на полке, рот на замке! Пускай заучит вхруст… ОСИП. Да нет, я и ходить не хочу – это вам не гулять по лучу! ХЛЕСТАКОВ. Как ты смеешь, дур… добрый человек! ОСИП. Да так, все равно хоть и пойду, а добра не найду. Хозяин сказал, что никаких обетов не даст. ХЛЕСТАКОВ. Как он смеет не дать? Строгий обет послушания: не давать жрать. Возлюби ближнего и оставь без сладкого, и ужин отдай врагу… Ступени вверх: воздержание – очищение – просветление! А следующая стадия – воссияние. Дарение лучей! Пусть суп пуст – зато душа полна, с мениском! ОСИП. Еще, говорит, и к городничему пойду: третью неделю барин мозги парит – голова пухнет от него трижды в день, не считая ужина! Этак всякий на осле приедет, обживется, обожествится, после и выгнать нельзя. Я, говорит, клянусь, Иудой буду, я прямо с жалобою, чтоб на съезжую, да в тюрьму… И уже заранее, зараза, козлиный пергамент написал, – готовь "телегу" зимой! ХЛЕСТАКОВ. Какое грубое и грустное животное!.. А ты так уж и рад, добрый человек, мне все это сейчас пересказывать. Не злоязычествуй, не надо, это вредно – портятся вкусовые пупырышки души. А, стыдно стало, слезы потекли? Что ж ты молчишь, как проглотивший солнце? ОСИП (почесываясь). Очевидно, я Азраила испужался – атамана Ангела, что сплошь покрыт глазами. А ну как Ангел Смерти съездит по сопатке… или вдруг сзади всадит под лопатку… Так и уйдешь в следующее перерождение на голодный желудок. ХЛЕСТАКОВ. Ну, ну, пóлно. Уйди пока что с глаз. Ступай скажи хозяину. Легкими стопами! Мухой! (Осип уходит.) Явление III Хлестаков один. ХЛЕСТАКОВ. Ужасно, как им всем хочется есть. Так немножко пройдитесь – и пройдет аппетит. Возьмите узловатый посох – (значительно поднимает палец) а посох таки должен быть узловат, сие вам не языческий фаллóс! – и дуйте по водам, аки посуху, погуляйте по пустыне лет этак сорок с гаком (насвистывает "Семь сорок"). Нет, черт возьми не проходит номер с этими нумерами. Мыкаются, мычат – мы ме-естные… Не сдвинешь! Паства ищет лишь пастбища посочнее да пирожного попесочнее. А как же жажда и голод духовные, томление духа… в духовке, с грибами… Жрачные животные! Плохо? Заведите себе ребе… Эти мне советы… Какой скверный городишко этот Ершалаим! Даже в овошенных лавках дают в долг. Ломбарды, исторические ссудные места. Сплошные старушки-процентщицы, старики-гобсеки – все скребут по сусекам. Бьюсь об заклад, домá помечены и кровь на косяках, за каждою калиткою злой шейлок – того и гляди отгрызет фунтик плоти! Это уж просто подло. (Напевает.) "Не шей ты мне, матушка, а-аве Мари-и-я…" Как родились в хлеву, так и до сей поры там сидят, добывают деньги трением большого об указательный – пещерные люди, борьба за огонь! Им, циклопам, хоть кол на голове теши, сто раз повторяй: "Встань и иди!" – никто не хочет идти. Явление IV Хлестаков, Осип и трактирный слуга. СЛУГА. Хозяин Влас, мой властелин, прислал меня, гонца, он приказал: сперва сразитесь с младшим братцем! Что вам угодно? ХЛЕСТАКОВ. Здравствуй, братец! Ну, что ты, здоров, счастлив? По ночам анчар не беспокоит? СЛУГА. Слава Богу единому. ХЛЕСТАКОВ. Ну, что, как успехи в работе, в делах и молитвах? хорошо ли все идет у вас в гостинице? СЛУГА. Да, слава Богу, все хорошо. ХЛЕСТАКОВ. Много проезжающих? СЛУГА. Да, достаточное количество. Да что вы все выпытываете, душу тянете? Говорите прямо – чего изволите? ХЛЕСТАКОВ. Послушай, любезный, там хозяин твой до сих пор обета не приносит, так, пожалуйста, поторопи, чтоб поскорее – я предчувствую, что скоро мне придется кое-чем заняться, важным и надолго… СЛУГА. Да, хозяин сказал, что не будет больше поститься и вам молитвы отвешивать. Этак, говорит, могу я совсем отощать. Он никак хотел идти сегодня жаловаться городничему, да ветром шатает. ХЛЕСТАКОВ. Упрямец и чревоугодник!.. Да ты, любезный, урезонь, уговори его – затей с ним долгий диалог, вверни так незатейливо про собственных Платонов, пещеру духа, проси подумать о душе, грядущих муках – грех спаивать и скармливать… откармливать народ! Ведь прямо на убой, прости Единый! Плохая карма, мрак, и аура не светит… СЛУГА. Точно так-с. Он говорит: "Обета я ему не дам, покамест не заплатит мне – по таксе!" ХЛЕСТАКОВ. Вот новости! Еще и рублефил, корыстолюбец!.. Любезный, а мне очень нравится твое лицо! ближний, ты должен быть добрый человек. И глаза такие умные, гуманные, не кривые… А глаза – зеркало души! Да чтоб такой умница не обвел вокруг пальца хозяина-пóца, не провел на мякине этого старого воробейчика – не верю! СЛУГА. Да что ж ему такое говорить? ХЛЕСТАКОВ. Скажи, что деньги сами собою… как в притче – ступайте, деньги, в избу сами… Емелиáнство – сиречь верованья древних… Ить откудова, ежели этимологически брать, произошло слово "рубль"? Это были в древности брусочки серебра, и когда их на кусочки рубили – получался рубль, а отсекали – получался сѐкель, шекель. Один пень-колода! Рубль и шекель братья навек, даже на два! (Строго.) Словом, передай хозяину: будет день – будут деньги! СЛУГА. А если, значит, вот, ну это, хозяин то есть как бы… ХЛЕСТАКОВ (раздраженно). Молчи, усталый раб желудка. Ты растолкуй ему сурьезно. Пойди к владыке своему жалкому, ляжь у ног и скажи: "О ты, питающий от невежества своего все живущее и проезжающее! Выполняй обет свой перед странствующими и путешествующими! Ни крошки, ни покрышки!" СЛУГА. Пожалуй, я скажу. ХЛЕСТАКОВ. Ступай, тупой, к строптивому. Пусть даст обет – святой и нерушимый! Явление V Хлестаков один. ХЛЕСТАКОВ. Это скверно, однако ж, если он так ничего и не даст. Где же мое умение обретать друзей и оказывать влияние на людишек? (Покручивает пейсы.) Один черный, другой белый, веруй да надейся, один правый, другой левый, два веселый пейса… Манихейство какое-то, а жизнь сложней, ершистей – как коктейль. Неужто гвоздь заповедей только в том, что частица "не" пишется отдельно?.. Ох, повторяю для глухих – скверный городишко Ершалаим! Так и слышится: ерша ловим. Да и пьем его же, смешиваем. Ну, еще козла забиваем… и варим в молоке… Провинция – умора! Пригорки, ручейки – вот они уже мне где, по горло! Мухи, грехи, носители опахала… Азия-с, уездный город Ен – райцентр, а не райсад. Скучно жить на этом свете, господа! Да-а, наш маленький Жидóмир… Душевный город, и сидит он у всякого из нас. Но дỳши в нем – неуважай-корыто сплошные, корыстные, в коросте лжи. А ложь… впрочем, это я уже… Хотя вообще это не только к патологическому брехуну Осипу относится – человеческое, слишком человеческое… Ведь не прилгнувши не говорится никакая речь – без красного словца не выловишь и рыбку из прудца… По-русски, врать – значит скорее нести истину, чем обманывать. Не соврешь – и за собой не увлечешь, не загонишь человечишек к счастью… Там в городе таскаются офицеры и народ, так я, как нарочно, задал тону и перемигнулся с неофитами – за мною, фетюки! Сарынь-абрамь на кичку! Влезай на кочку, зажигай свечку! Стройся в каре, мочи в сортире! Ух, и разворошил я человечий муравейник – муравьев апостол и мочалок командир! (Обращается к портрету Николая I.) Что вы на меня смотрите, как царь на поэта? Хотите спросить, а где б я таки был 14-го числа зимнего месяца санного, если бы да кабы? (Наставительно.) На той самой площади, милостивый государь, со своим народом. Явление мое ему! Чего вы кривитесь напрасно? Я – картина, вы – портрет… Я – рожа твоя. Мы оба в пятом номере под лестницей. Мне сердце грея, ты на себя берешь мои грехи: в погром утешишь – сами виноваты, а ежли, скажем, семя лью на землю – разумным, добрым, вечным назовешь… Пойми, брат Коля, все мы живем под лестницей Иакова, лестницей-небесницей – а ангелы с кривыми ножами в зубах бегают по ней, карабкаются, как по вантам, взад-вперед, вверх-вниз с поручениями – тридцать пять тысяч одних ангелов! "Ступайте, – поют, – Иван Нисаныч, департаментом небесным управлять!" – я, признаюсь, немного смутился, вышел в хитоне… Хотел отказаться: я свой шесток знаю, оно мне нужно – учить всю голубятню слушаться шеста? Но коли уж назвался груздем – забудь про гвоздодер! Соблазны эти вечные – колидоры власти земной… транвай желания, пóртфель министерии, квáртал квартальных опричников… Тьфу (плюет) даже тошнит от этих звуков. Явление VI Хлестаков, Осип, потом слуга. ХЛЕСТАКОВ (сидит на стуле возле стола). И что? ОСИП (прихлопывая в ладоши). Несут обед! Несут, несут, несут! Небось хотя бы суп – на жидкое! А там и кухочка – жаркое из жар-птицы! О, аж два блюда! Вчуже пронимает аппетит! (Слуге, нетерпеливо.) Подойди, любезный, от тебя курицей пахнет! СЛУГА (с тарелками и салфеткой). Хозяин в последний раз уж дает – пир, говорит, на весь мир. Прощай, кричит, миряне! Сдаю трактир в заклад, и на покой – в запой, принявши схиму. "Трех пескарей" на Троицу меняю! Не хуже прочих, говорит, смогём распяться. Возгордился! ХЛЕСТАКОВ. Гордыня – страшный грех! (Крутит головой.) Ну, хозяин, хозяин – лже-лжемессия… Муж лжи, взявшийся за гуж… Чего отчебучил, жучила! Это куда же – второй храм Спаса на троих? (Внезапно.) Я плевать на твоего хозяина! (Плюет.) СЛУГА. Да что вы расплевались, сударь? Весь пол, как погляжу… Чахотка нешто? ХЛЕСТАКОВ. Ишь как заговорил, юрод! Вам лишь бы жрать от пуза да исправно испражняться… И чтобы боги отгоняли мух! Бездушное пространство! Да что тут распинаться втуне (безнадежно машет рукой)… Падающего толкни Богу молиться – он и лоб расшибет. Слепцы! И слепни! Оводы в болоте!.. (Встает со стула, отпихивая слугу.) Прочь, адская кухня! Там трупы вымытых животных лежат на противнях холодных!.. ОСИП (тут же опускается на стул и повязывает себе салфетку). А вот и пища! Ну, наконец, молочное с мясным, говяжьи щи с сметаной! (Облизывается и шумно ест.) ХЛЕСТАКОВ. Не пищи. А заодно – не чавкай, аки саранча. Хлебай бесшумно лаптем. Хоть трапеза твоя и затрапезна, уписывай, брат Осип, за двоих. Вечеря в одиночестве, мой ученик сварливый, – убранство бедное, салфетка грязновата. Взамен ее, закончив жрать, меня ты поцелуешь жирными губами, дыша чесночно… ОСИП. Да-с, корочку черняшки я чесночком натру, говяжья мозговая косточка – мне точно по нутру! Чарующе! (Ест. Восхищенно.) Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.) Я думаю, еще ни один человек в мире не едал такого супа! ХЛЕСТАКОВ. Желудки вы дуплистые, дубы развесистые – что с вас взять, кроме желудя! (Стучит по лбу.) Кость осталась, а мозги-то высосали! Эй, Осип, не сопи, а подтверди! ОСИП (сопит, высасывая мозг из кости; обращается к слуге.) А соуса нет? СЛУГА. Соуса нет. ХЛЕСТАКОВ (иронически). И совести нет? СЛУГА. И совести нет. Ничего, давайте, топчите. Мы примем-с. Мы нынче стоики. (Подбоченясь, к Хлестакову.) Нам теперь хоть плюй в глаза, а сделаем жизнь краше: пойдем под знаменем башмака – просить каши! ХЛЕСТАКОВ (вздыхает). Мда, неистребимый ритм… Ну, что я вам скажу на этот плач… Тебе учиться надо – да вот риторике, к примеру, как Цезарь или Горобец. Ты будешь филосóф и богослов. Но для начала стань учеником, ходи босой, разуй извилины – и внемли. Как, кстати, тебя кличут? Павел, работник Власов, из колена Балды? Ах ты щелкунчик этакий – зубастый! Апостол – мордкою об стол! Вполне народный тип, какие только и встречаются на нашем бездорожье… Беру в ученье – ты отныне ученик, катайся на портфеле с горки… (Задумчиво.) Недаром зажигал свечу я – ученики летят, как на огонь… А уж какие махаоны… грех жаловаться – лопай что дают… ОСИП (придвигая и режа жаркое). Там щец немного осталось, сир, возьмите себе. ХЛЕСТАКОВ. Отдай сирым и убогим… (Оживляется.) Или выплесни за окно – как автор "Мертвых душ" в рассветном Риме ночной горшок, бывало, – на счастливого! СЛУГА. Уж известное счастие-с. Как птица для помета… Щас, жди!.. А то еще серные дожди зарядят… И все на нашу голову. Вы помните, в столовой сегодня поутру два низеньких человека ели сёмгу и еще много кой-чего? ХЛЕСТАКОВ. Как не помнить? Отвратительное зрелище – сёмга, кисло-сладкое, котлеты… А люди-человеки вообще низенькие… низкие… им это свойственно. Возьмите какую-нибудь Низу из Нижнего Города, с Подола – у нее сзади обязательно есть маленький хвистик… Только редким натурам (выпрямляется гордо) доведется взойти и жить на вершине голой, без голых гадов… Это для тех, кто почище-с – для прошедших Чистилище! СЛУГА. Я просто хотел предупредить, Учитель, что от этих двух коротышек исходит угроза. Это вестники бед – Пончик и Сиропчик судеб. Пони Блед… Вижу, вижу, дрожа, ближайшее – слопают вас, как чушка глупого поросенка. ХЛЕСТАКОВ. Вырастет из Сына свин… (Улыбается, треплет слугу за ухо.) Поросенок ты скверный с хреном и со сметаною, исполненный суеты! Бесы вошли в тебя, будто трихины, – облом же полный, ты бежишь к обрыву… СЛУГА. Обнаковенная история-с. ХЛЕСТАКОВ. Изгоним! (Задумчиво.) Нас же вот изгнали – значит, есть средствá. ОСИП (с восторгом). Что это за жаркое! Волшебство! Это топор, зажаренный вместо говядины! Вот она – манна, каша из топора! Сказка! (Жует и напевает.) Из-за леса, из-за гор показал нам Кьеркегор – страх и трепет забот иудейских! ХЛЕСТАКОВ (задумчиво). Ох, мало их в хедере потчевали березовой кашей! И в головах у них каша, и какие-то перья страуса склоненные плавают вместо масла. И все кривятся от хлеба насущного, а жаждут хоть какого-нибудь пирожного, пожираемого в поте лица… Слуга убирает и уносит тарелки вместе с Осипом. Явление VII Хлестаков, потом Осип. ХЛЕСТАКОВ. Право, как будто и не учил; только что разохотился – образы полезли, мысли запорхали – пархато, бархатно… речушка потекла… сад лопахнулся, тьфу, распахнулся – разбегающиеся тропки ассоциаций… Ах, все это игра в бисер перед свиньями в ермолках, бесплодное метание икры… Ведь все расчислено и все известно наперед, все Богом предначертано, черт побери – за мной придут, войдут и уведут. Они обязательно войдут, чтобы поймать меня и стереть с лица земли или Завета. Бам – и нету! Был Царь Царей – и цап-царап! Ну поздороваются вежливо, у них не без того – против шалома нет приема! Шаблон – потащат прямиком в тюрьму… И как же сыграю я в предлагаемых обстоятельствах? А ничего, не трусь – смолчу и утрусь. Если благородным образом, я – всегда пожалуйста. Еще и гвозди принесу и пожелаю не попасть по пальцу… Доброжелательство, непротивленье, лень перечислять, да и противно, рожи эти потные, кривые, красные – да-а, на миру и смерть красна, в багрец одета, надеюсь, воскресение не столь безвкусно… А в общем – трафарет, классическая схема. Приглашение накаркано, а сам процесс описан и не раз – от дней Каифы до того же Кафки… Все повторяется, и сладко повторять, сказал бы Осип… Эй, Осип! Нет его. Убрел с слугою… Пить горькую… Про меня забыли… Ничего… я тут похожу… (Вздыхает.) Жизнь-то прошла, словно и не жил… Двадцать три года и три месяца! Достиг возраста Иуды, а ничего нетленного не совершил, не написал… Эх, ты… недотепа! Твое время истекло и по Стоксу в Стикс стекло… как вода в песок, а песок сквозь пальцы, а пальцы в пыльце – будто бабочка в стекло… Хожу и потираю лапки: арест – и я свободен, как Орест в Аргосе, все мухи и гадости вмиг отлетят… Знаю заранее – без лести предан буду. Да тот же Осип – верный скверный ученик – сначала донесет, потом оплачет. Сперва рефлекс условный, после – рефлекси́я. "Да все собаки" – сказано в послании от Павлова. Звенят серебреники и слюна течет. Какой бы ни был гордый род Атридов, а тридцать все готовы обслюнить… Да-с, Осип и продаст ни за понюх… Эй, Осип, посмотри там в картузе, табаку нет? Н ет никого… и ничего… Уездный городок в табакерке… Как сказано от Марковны – до самыя смерти… Да, Осип с радостью Учителя предаст, отбросит, как балласт, – к тому же он немного… педагог, мне кажется… О, как он мужественно говорил о ложе – зачем мне нужно ложе, ваше ложе, с жаром этак, с чувством… Ложéсны блещут, зад трепещет!.. Ужели не традиционен? И этот скользкий кнехт, слуга трактирный!.. Два новообращенных друга – слуга и Осип, Паша и Эмильевич, Содомка и Гоморрка! Ведь оба предадут – речь о приоритете – кто раньше добежит… Зверинец натуральный. О, сад, сад, где свиногиены деловиты и заботятся о гигиене хутора! О, сад, где из морозного тумана вместо утопии канцлера Мора выплывает непотопляемый остров доктора Моро! О, сад – ос ад и мухам рай!.. Однако я нынче в голосе… жаль, некому всплеснуть руками с придыханьем: "Как хорошо вы говорите! Дивно!", и сладость оценить стиховаренья. (Декламирует.) Я речив, вечеря удалась – заберут в кутузку на закланье и распнут – раз плюнуть! – близя связь меж бревном и человеческим созданьем… (Вздыхает.) Эх, пятница-распятница месяца нисана!.. Что ж ты за мессия – сел не в свои сани… Нечего сказать, славно встречу царицу-субботу! Замесилась уездная куча-мала! Люди, львы, ослы и психопатки… Тоска болотная и огни такие же! Вишь, сад, мой нежный и прекрасный сад! Гефсимань не гефсимань, а поднимут в эту рань… Мошенники, погромщики, канальи! Господи, как я хочу тишины и покоя! Слышите, топором стучат по дереву? Эдак дверь проломят! Отче, весь путь земной, всю дорогу страданий – бух-бух, бах-бах – стучат и стучат! Чтоб у вас уже струна лопнула! Бог мой, я готов остаться навечно в этой пещере, питаться свечными огарками – только оставьте меня!.. Каналармейцы, подлецы, канальи! ОСИП (входит, покачиваясь). Ау!.. Мы идем! (Ухмыляется.) Там чего-то городничий при-иехал, осведо… бля… мляется и спрашивает… у нас с Пашей трактирным… (грозит пальцем) о ва-ас! ХЛЕСТАКОВ. Ну, началось. А ты уже набрался… Для храбрости? ОСИП. Да что ж мне с ним – рубиться, что ли? (Икает.) Ик… Съездить бы по уху – и отсечь, ик, все разговоры… Да я ему прямо скажу, в рожу: как вы смеете, как вы?.. У дверей вертится ручка. Осип, махнув рукой, рушится на кровать. Явление VIII Хлестаков, городничий (узкая испанская бородка, черное одеянье гишпанского бархата, шпага) и Добчинский (камзол, обличье Санчо Пансы). ГОРОДНИЧИЙ (протянув руки по швам). Желаю… ХЛЕСТАКОВ (подхватывает). …здравствовать! ГОРОДНИЧИЙ. Мое… ХЛЕСТАКОВ. …почтение! ГОРОДНИЧИЙ. Извините. ХЛЕСТАКОВ. Ничего. ГОРОДНИЧИЙ. Обязанность моя… ХЛЕСТАКОВ. Знаю, знаю, не трудитесь… заботиться о том, чтобы проезжающим и всем благородным людям никаких притеснений и проч. Все знаю – на шее Анна, был представлен к звезде, большой добряк и даже сам вышивает иногда кошельки… ГОРОДНИЧИЙ (сурово). Ты знал, галилеянин! ХЛЕСТАКОВ. Да что ж делать? я не виноват, что пророк… я, право, заплачỳ, тьфу, заплáчу… И неужели моя слезинка, одна только слезинка не окажется счетов премногих тяжелей… (Бобчинский выглядывает из дверей.) Ведь рок тяжелый больше виноват: говядину подают такую твердую, как бревно, а чай воняет рыбой, а не чаем. ГОРОДНИЧИЙ. Повсюду сёмга роковая!.. Вы, к слову, кто по зодиаку – Рыба? Наверняка! ХЛЕСТАКОВ (задумчиво). С утра был Козерог. Декабрь, помните, – снег, елка, ребятня, сны мишуры… И эта звезда Рож… ГОРОДНИЧИЙ. Ну, коль не Рыба – я не виноват, раз криво вышло – уж обмишурился. По неопытности, ей-Богу, по неопытности. Недостаточность образования, кальция в мозгах. Казенного жалованья не хватает даже на чай и сахар. ХЛЕСТАКОВ (задумчиво). Тогда ешьте пирожные. ГОРОДНИЧИЙ. Нет, нет, недостоин, недостоин. Днем не ешь, ночь не спишь, стараешься для отечества… Да что долго ходить, взять вот хоть сейчас – мы, прохаживаясь по делам должности, вот с Петром Ивановичем Добчинским, здешним жиголо, точнее, костанжогло – помещиком-тружеником, землеробом! – зашли нарочно, чтобы осведомиться… привычное дело, знаете ли… ХЛЕСТАКОВ. Как не знать… Осведомиться, доложить вышепаря́щим – хорошо ли содержатся проезжающие с этапа на здешней пересылке… Достойно есть! ГОРОДНИЧИЙ. Верите ли, обо всех забочусь! Не было места торговцам в храме, такая давка, а взошел городничий – и нашлось! ХЛЕСТАКОВ. Я вижу, вы благородный человек. Я теперь вижу совершенно откровенность вашего нрава и радушие. (Вдохновенно.) Я должен идти в тюрьму – вот прекрасно! ГОРОДНИЧИЙ. Я тоже сам очень рад. Сделайте милость – садитесь. Садитесь, прошу покорнейше! Увидите, как будет хорошо! (Все садятся. Бобчинский выглядывает в дверь и прислушивается.) Я, кроме должности, еще и по христианскому человеколюбию хочу, чтобы всякому смертному оказывался хороший прием – там, за вратами… Пекусь! Ведь вы, чай, больше для собственного удовольствия (плавно поднимает руку к небу) едете? ХЛЕСТАКОВ. Право, не знаю. Ведь мой (так же плавно поднимает руку к небу) Отец – упрям и глуп, как бревно. ГОРОДНИЧИЙ (в сторону). О, тонкая штука! Эк куда метнул, поганка! какого туману напустил! разбери кто хочет – чистый фрейдизм-зигмундизм, проговорки: говядина твердая, как бревно, отец эдип и глуп, как бревно… И не покраснеет, мухомор! Славно завязал узелок! Ну да постой, инкогнито! На всякое хитрое гордиево есть дамоклово! Ты у меня проговоришься. Я уж сорву куш, заставлю тебя побольше рассказать – без всякой кушетки! (Вслух.) Благое дело изволили предпринять… Благая весть так и полетит – на все четыре стороны! У нас в народе как говорят: он приехал Бог знает откуда, я тоже здесь живу – не забижай чужеземца! ХЛЕСТАКОВ. Это такой народ, что на жизнь мою готовы покуситься! Это задумали злодеи мои, пришедшие тучи тьмы. Помилуйте, не погубите. ГОРОДНИЧИЙ. Я не знаю, однако ж, зачем вы говорите о заоблачных злодеях. Темно и непонятно! Где ковчег, а где вода!.. Я к вам пришел узнать… ХЛЕСТАКОВ. А я еду в деревню. Больше света! О, rus! ГОРОДНИЧИЙ (в сторону). Совсем, ормузд, с глузду съехал! Прошу посмотреть, какие пули отливает! И старика Горация приплел! Пора ему во всем открыться. (Ударяет Хлестакова по плечу. Вслух.) Да пóлно вам тратить попусту заряды. ХЛЕСТАКОВ (холодно). Что-с? А на понятном вам жаргоне – вус? ГОРОДНИЧИЙ (насмешливо). Весна, христьянин, торжествуя, вознесся в небо, в ус не дуя… Надрывно обновляет путь!.. Да что тут толковать, свой своего разве не узнал? ХЛЕСТАКОВ (учтиво). Позвольте узнать, в каком смысле я должен разуметь. ГОРОДНИЧИЙ (насмешливо). Позвольте вам не позволить! Да просто без дальнейших слов и церемоний. (Становится суров, кивает Добчинскому – тот грубо, за шиворот поднимает Хлестакова со стула и ставит пред сидящим городничим. Сам Добчинский встает позади сгорбившегося, сцепившего пальцы Хлестакова, как страж – расставив ноги и заложив руки за спину. Выглядывает в дверь Бобчинский и восхищенно показывает большой палец.) Ты что, не узнаешь меня? жүктеу/скачать 1.16 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|