231
писавший о том, что "Леонтьев презирал «розовое христианство»
Толстого и
Достоевского» [2, с. 20] относиться к Толстому, которого критик причислял к "сектантской
и революционной России" [2, с. 11].
Вот почему, анализ трилогии Закржевского о Достоевском, а также поздних статей
писателя приводит к тому, что оппозиция «Толстой-Леонтьев» «связана» с отрицательным
отношением критика к писателю [4, с.133].
Тем не менее ранняя малоизвестная работа Закржевского опровергает подобную
интерпретацию. В «Религии подвига» Закржевский утверждает, что Толстой является
гениальным и непонятым (а это, по Закржевскому, высшая похвала) писателем. Высоко
оценивает Закржевский,
прежде всего, стиль Толстого, который критик называет
«импрессионистическим». [3, с.52]. Довольно непривычный, применительно к творчеству
Толстого эпитет, Закржевский разъясняет следующим образом: «Толстой рисует одним
взмахом кисти» [3, с.55].
Подобная метафора резко выбивается из контекста оценок творчества Толстого
русской религиозно-философской критикой. Например, В.
Розанов сравнивает способ
создания произведений Толстого с постройкой дома, план которого всегда находится в
голове архитектора [8, с.365]. Н. Бердяев утверждает, что именно аполлоническое,
рациональное начало завершилось в творчестве Толстого [1, с.125]. Как мы видим,
основной акцент критики серебряного века делают именно на рациональности архитектора-
Толстого, а не на впечатлительности писателя.
Однако оригинальную идею Закржевский не развивает: не отстаивая тезис о том, что
Толстой –
художник впечатления, он вскоре следует основной интенции религиозно-
философской критики. Подобно Л. Шестову [9, с.18] он говорит о воле писателя, щедро
вознаграждающей положительных героев и карающей отрицательных. Как и Бердяев, он
видит противоречие между отрицанием Толстым красоты и необыкновенным вкладом
Толстого в красоту [1, с.154].
Вслед за Мережковским, Закржевский напротив не идет, называя образ жизни
Толстого «кристально светлым» [5, с.120], не
принимая, по-видимому, тезисы из
монографии Мережковского о том, что Толстой никогда не переставал быть барином [5,
с.131]. Мы видим, что Закржевский, не смотря на всю резкость суждений, опасается
выдвигать экстравагантные тезисы, относительно широко известных публике постелей и
ограничивается рассуждениями о непонятности этих писателей толпой (см. например,
работы о Лермонтове, Леонтьеве, Сологубе и др.). Кого подразумевает ввиду Закржевский
под толпой не уточняется и, возможно, связано со страхом Закржевского перед
критическими рецензиями. Однажды критик признался О. Прохаско: «Если бы знали это
[отсутствие у Закржевского образования] газетчики, меня бы еще хуже заели: хорош
лектор, не прошедший даже городского училища» [7, с.26]
Таким образом, довольно необычное сравнение Л. Толстого с импрессионистами, к
сожалению, теряется в ряду общих для философской критики фраз. А ведь сопоставление
творчества Толстого с одним из его любимых художников и иллюстратором его романов
импрессионистом Л. Пастернаком могло бы пополнить оригинальные оценки критики
серебряного века.
Достарыңызбен бөлісу: