Мой дед, Жак Дени, умер в 1908 году, когда мне исполнилось 40 лет. Родился он в 1820 году, то есть прожил 88 лет, что для XIX века совсем неплохо

хорошо оплачен. Все драгуны оказались бравыми, крепкими, высокими молодцами, как на подбор, а их кони - прекрасными скакунами. Конечно, куда уж было нашим деревенским клячам тягаться с этими красавцами! Я увидел драгун на следующий же день, когда командир устроил смотр своей части. Сам господин Дюамель поселился в таверне господина Грасса и вечером во всеуслышание объявил, что начнет охотиться на Зверя через день. Что о нем сказать? Это был человек весьма зрелого возраста, хотя, несмотря на солидные года, он сохранял большую подвижность и бодрость. Лицо у него было кирпично-красное, обветренное, загорелое, и на нем ярким пятном выделялись пышные белые усы.

Зверь не подавал никаких признаков жизни уже с 25 октября, словно он прослышал о прибытии драгун и потому затаился. Через несколько дней после праздника Всех Святых мы узнали, что чудовище проделало долгий путь и очутилось в Оверни, под городом Шодезег, где напало на женщину из деревни Шошай, пасшую овец. Можно было подумать, что Зверь и в самом деле узнал о появлении в нашем крае драгун и теперь уходил от них. Нашлись люди, видевшие, как Зверь преодолевал нашу быструю и бурную, хотя и мелководную речку Трюйер, причем они уверяли хором, что Зверь шел на задних лапах, что, согласитесь, животным совсем не свойственно. Тут же посыпались всяческие предположения: одни говорили, что это какая-то дикая помесь обезьяны с тигром, другие считали, что это, вероятно, гиена, сбежавшая из зверинца короля Сардинии, который в то время находился в Турине, а еще более вероятно, - от какого-нибудь бродячего укротителя диких зверей, направлявшегося на ярмарку в Бокере. Однако все эти россказни были вскоре опровергнуты... Пустые то были россказни или нет, нам-то какая разница? Ведь Зверь покинул наши края! Он ушел в Овернь! Ну и, как говорится, скатертью дорожка! Если бы только он ушел навсегда ! Вот было бы славно!

Так как снег покрыл всю землю плотным, толстым ковром, мы с сестрами перестали гонять скотину на выпас. Но постепенно жизнь вернулась в обычную колею: дровосеки, засевшие было по домам, потянулись в лес, торговцы - на ярмарку, женщины - на рынок в Мельзие, в Сен-Шели и в Сог. В течение трех прошедших месяцев немногочисленные дороги нашего края были непривычно пустынны, окна в домах наглухо закрыты, а двери Ч забаррикадированы изнутри. Край наш будто вымер! Теперь люди начинали постепенно приходить в себя и возвращаться к привычному течению жизни.

Несмотря на то, что Зверь вроде бы покинул горы Маржерид, господин Дюамель приступил к активным военным действиям. С 15 по 30 ноября прошли первые облавы, в которых всякий раз принимали участие в качестве загонщиков от 1000 до 1200 мужчин из приходов нашего округа, занимавшихся этим делом с охотой, выполнявших свою работу добросовестно, но явно без особой надежды на успех. Вероятно, каждый про себя думал: «И зачем весь этот шум? Зачем будить лихо, пусть себе спит тихо. Ведь Зверь сейчас в Оверни, вот пусть там и остается». Все теперь были уверены, что есть одно-единственное чудовище, ведь когда оно объявлялось в каком-либо отдаленном районе, у нас убийства прекращались. К тому же ходили слухи, что Зверь умеет наводить порчу на огнестрельное оружие, ведь сколько уж раз в него стреляли, а его вроде бы и пуля не берет! Известно было крестьянам и то, что Зверя можно было считать животным лишь условно, что под обликом хищника скрывалось что-то другое...

Для того чтобы пробудить в крестьянах рвение и усердие в начале обещавшей быть долгой и тяжелой кампании, власти диоцезов Манде и Вивье пообещали выплатить по 200 ливров тому, кто избавит наш край от мерзкого чудища. Позднее штаты провинции Лангедок объявили награду за голову Зверя в сумме 2000 ливров, приняв решение в результате особого голосования. Его Преосвященство посулил 1000 ливров. А в январе пришла весть, что король пообещал увеличить награду еще на 6000 ливров. Таким образом, счастливчик мог получить 9400 ливров, что равно сегодня, в 1830 году, 30-40 тысячам франков. Некоторые богатые землевладельцы также обещали награду за поимку Зверя, к тому же победителя ожидала неслыханная слава и невиданные почести... Вскоре мы получили доказательства того, что жители всего королевства, узнав о выпавшем на нашу долю суровом испытании, ужасно заинтересовались этим загадочным делом. На протяжении нескольких недель «Курье д'Авиньон» публиковал отчеты о происходящих событиях. У меня и сейчас хранятся в дубовом сундуке все номера газеты, которые я смог найти. Если пожелаете, вы сможете с ними ознакомиться. Сведения, содержащиеся в тех номерах, насколько я могу судить, верны и точны, но ведь это была всего лишь местная газета... И вот Жеводан почтила своим вниманием «Газет де Франс», официальный печатный орган короля и правительства, представлявший собой всего лишь четырехполосный листок с восемью колонками. Начиная с 23 ноября 1764 года Зверю из Жеводана отдавали частенько целую колонку, то есть столько же, сколько посвящали королю, двору, парламентам городов и вестям с полей сражений во всем мире. Вы сможете найти в моем сундуке номера «Газет де Франс», в которых упоминается о Звере; как я уже сказал, начали о нем сообщать в ноябре 1764 года и продолжали вплоть до октября 1765-го. Позднее вы узнаете, по какой причине официальные сообщения стали столь редки, а затем и вовсе исчезли.

Итак, 23 ноября «Газет де Франс» опубликовала письмо из Маржеволя, датированное 1 ноября, в котором речь шла о «диком свирепом Звере, пожравшем и разорвавшем около двадцати человек, в основном детей и молоденьких девушек». Далее автор сообщал, что всего лишь неделю назад удалось увидеть Зверя вблизи. Опаснейшее животное, как говорилось в письме, было в холке намного выше волка, а лапы его были снабжены острейшими когтями, напоминавшими когти хищной птицы. Зверь из Жеводана, по свидетельству очевидцев, был покрыт рыжеватой шерстью, имел поразительно крупную голову и необычайно длинную, вытянутую морду, как у борзой, маленькие прямостоячие уши, похожие на рожки, очень широкую грудь, поросшую сероватой шерстью, по спине у его шла широкая черная полоса. По словам автора письма, все очевидцы отмечали, что у Зверя была огромная кроваво-красная пасть и столь острые зубы, что он в мгновение ока откусывал у жертвы голову, словно в пасти у него были не зубы, а бритва. Автор письма сообщал, что животное передвигалось медленным, осторожным шагом, а затем внезапно переходило на бег и совершало при этом гигантские прыжки, проявляя невиданную ловкость, даже грацию, и развивая неимоверную скорость. По сообщениям очевидцев, животное это за очень короткое время могло преодолеть дистанцию в 2-3 лье. Оно приближалось к своим жертвам практически бесшумно, подползая на брюхе, и в этот момент его можно было бы принять за лисицу, настолько оно распластывалось по земле и казалось даже маленьким; затем, оказавшись в двух туазах от жертвы, оно молниеносно поднималось на задние лапы и бросалось вперед. Свою жертву Зверь-убийца обычно хватал за шею, спереди или сбоку. По словам очевидцев, чудище явно боялось быков и коров, которые не раз обращали его в бегство. А теперь вернемся в Сен-Прива-дю-Фо. В первые недели ноября я часто ходил по свежевыпавшему снегу в Мальзие. Поговаривали, что Зверь снова появился на юге Жеводана, где-то между Мандом и Маржеволем. Драгуны готовились выступить в поход, чтобы устроить там несколько облав. Однажды мы, мальчишки, стояли кучкой у таверны господина Грасса, приплясывая на морозе в своих тяжелых сабо и дуя на заледеневшие пальцы. Вдруг на таверны вышел капитан Дюамель в сопровождении суетливого господина, который возбужденно размахивал руками и тараторил без умолку.

- Да, так вот,- говорил он,- я надеваю старый парик на палку. Мимо пробегает сторожевой пес, стаскивает парик и разрывает его на клочки. И тотчас же найдутся тысячи очевидцев, которые с пеной у рта будут уверять, что Зверь пожирает людей в париках, потому что любит парики. Капитан Дюамель смеялся над речами чудаковатого господина до слез. Этот господин, некий де Гюмбера, был известен от Манда до Сен-Флура и слыл великим чудаком. Он был очень богат и владел обширными поместьями, но его не удовлетворяла праздная жизнь знатного бездельника. Он постоянно что-то изобретал и исследовал. Господин де Гюмбера был прежде всего озабочен вопросом увеличения плодородия сельскохозяйственных угодий; он поднял ценность некоторых своих участков чуть ли не вдвое, так как вносил в почву известь, но зато другие участки он безнадежно испортил, внося различные химикаты. Задолго до Пармантье он пытался сажать картофель, но семенной материал ему доставляли из Испании, и, видимо, для наших климатических условий и почв эти сорта не годились, так что клубни, выкопанные из земли, тотчас же начинали гнить. Господин де Гюмбера любил поучать других, сетовать на свои неудачи, а также предсказывать будущее, ибо считал себя ясновидцем. За некоторые проповедуемые им идеи господина де Гюмбера могли бы возненавидеть и соседи-землевладельцы, и окрестные крестьяне, если бы он не был столь комичен. Живи он лет за сто до описываемых событий, его наверняка сожгли бы на костре как колдуна хотя бы за то, что кроме извести он рассыпал по своим полям порошок, полученный при размалывании костей, добытых его слугами из огромной пещеры, что располагалась под известняковым плато в его владениях. Говорили, что в этой пещере лежали навалом кости каких-то громадных неведомых животных, водившихся в наших краях в незапамятные времена. Поговаривали также, что встречались среди этих груд костей и человеческие скелеты. Вообще эта пещера слыла у нас местом проклятым, нечистым, и туда сроду никто не заглядывал, одни лишь подручные господина - Гюмбера, люди пришлые, загадочные, темнокожие, похожие на арабов.

Кюре из Фонтана утверждал, осеняя себя крестным знамением, что господин де Гюмбера состоял в переписке с Вольтером, а кюре из Омона, добродушно усмехаясь, добавлял, что господин де Гюмбера переписывался в свое время с маркизом Вовенаргом. Когда господину де Гюмбера было 25 лет, он помогал Его Преосвященству во время чумы в Марселе и сделал много хорошего. Кстати, господина де Гюмбера очень ценил и достопочтенный епископ Мандский, господин де Шуазель. Но как бы там ни было, старея, господин де Гюмбера все больше и больше впадал в детство, все больше творил всяких глупостей, становился все упрямее, точь-в-точь как осел. Иногда он принимался всячески обхаживать своих крестьян, осыпая их различными милостями, рыдать над их горькой участью, жалеть жён и дочерей, называл их «божьими людьми» и постоянно поминал Жан-Жака Руссо; а иногда он обзывал все тех же крестьян глупыми вьючными животными и даже собственноручно колотил их. Выйдя из таверны и увидев нас, мальчишек, господин де Гюмбера закричал :

- Дети природы, я благословляю вас !

И тут же протянул нам сжатый кулак, но когда он его разжал, на землю упали монетки по два денье, и недостатка в желающих их подобрать, конечно же, не оказалось.

- Ну, господин Гюмбера,- спросил капитан Дюамель,- что представляет собой этот пожиратель людей, как вы полагаете? Что это такое? Животное? Представитель какой-либо породы, исчезнувшей с лица земли? Уж не из вашей ли пещеры с костями оно вылезло ?

- Ах, оставьте... Люди в сто раз глупее животных и гораздо более жестоки по отношению к себе подобным, чем любой зверь...

- Что такое? Как прикажете вас понимать?

- Так вот, ваш таинственный убийца - это новый Ликаон,- пробормотал господин де Гюмбера. Он перевел дыхание и заговорил не останавливаясь как ученик, повторяющий затверженный урок: - Я

не утверждаю, что это тот самый мифический Ликаон, царь Аркадий, превращенный Зевсом в волка за то, что осмелился предложить богам пищу, приготовленную из человеческого мяса. Я сказал «новый

Ликаон», которого можно назвать еще гиеновой собакой или собакогиеной. Такое животное и в самом деле существует, оно чрезвычайно подвижно и никогда не остается без движения, даже в неволе все-

гда мечется по клетке. Обитает оно в Африке, там, где живут кафры, держится обычно в стае себе подобных. Оно ужасно кровожадно и обожает валяться в крови своих жертв. По ночам эти мерзкие созда-

ния подвывают, издавая звуки наподобие тех, что издавал бы человек, если бы от мороза у него стучали зубы. Голландцы, обитающие в районе мыса Доброй Надежды, очень их боятся. Кстати, гугеноты-

французы, обосновавшиеся в тех краях, упоминают об этих тварях в своих письмах и рассказывают всякие ужасы. Владельцы передвижных зверинцев в Северной Африке, чаще всего берберы, скрещива-

ют их с марокканскими гиенами.

- Но как одна из этих бестий, или несколько, могли оказаться здесь, у нас ?

- Наверняка какая-нибудь особь сбежала с корабля пиратов-берберов или с судна какого-нибудь работорговца, зашедшего в Марсель пополнить запасы воды, - уверенно ответил господин де Гюмбера.- Вы знаете, эти работорговцы, эти палачи, мучающие негров, позорят все человечествоБольше мы ничего не расслышали, ибо господин де Гюмбера подхватил невозмутимого капитана Дюамеля под руку, и мы увидели только, как они пошли по узкой улочке. Господин де Гюмбера яростно жестикулировал и возмущенно потряхивал головой, так что его парик постоянно съезжал набок. Прошло уже три недели, как Зверь не объявлялся в наших краях. И вот 25 ноября началась суматоха. Мы увидели с нашей верхотуры, как группы вооруженных палками, вилами и рогатинами крестьян потянулись из Римеза и Мальзие к Сен-Шели. Вскоре погонщики мулов разъяснили нам, чем была вызвана тревога: Зверь появился вновь, совершенно внезапно, и не где-нибудь, а прямо под носом у господина Дюамеля, словно хотел его подразнить. Чудовище убило женщину на землях прихода Омон, к югу от Сен-Шели. Все драгуны тотчас же отправились к месту убийства и в течение трех дней сидели в засаде неподалеку от трупа. Но Зверь не вернулся к телу несчастной, как это часто делают волки, обычно доедающие остатки своей же трапезы и обожающие лизать замерзшую кровь.

Господин Дюамель, понимая всю меру ответственности, возложенной на него и его бравых драгун, решил обеспечить безопасность передвижения по дорогам и разделил вверенное ему войско на несколько небольших мобильных групп. Основной пост наблюдения за краем расположился в Мальзие, как раз под нашей деревней. По утрам к нам стал захаживать высокий рыжий драгун. Откуда он приходил? Мы не знали, а спросить стеснялись. Посты драгун стояли в Римезе, в Сент-Альбане, в Фо, в Фонтане, Прюньере, и состояли они из 2-4 человек. Большая же часть драгун находилась по-прежнему в Сен-Шели с господином Дюамелем во главе.

Зверь дал нам еще три недели передышки. Мы уже закончили бить цепами овес. Началось время «больших туманов», как у нас говорят, и эти туманы предвещали суровую, морозную зиму, которая

вскоре покроет горы Маржерид толстым панцирем из снега и льда. В 4 часа дня было темно, как ночью, и женщины пряли шерсть на ощупь. У нас тогда не было много освещения, кроме огня в очаге и

чадящего факела, сооруженного из пропитанных смолой тряпок и воткнутого в стену над очагом, но так, чтобы смола не попадала в котел с варевом, служившим нам пищей. Вечера были неимоверно

длинные и ужасно скучные, даже тоскливые, ибо к соседям мы в тот год не ходили, да и к нам никто не заглядывал. Кроме мужчин никто не решался высунуть нос из дома ночью, да еще и не всякий

мужчина был готов совершить сей подвиг.

Вообще-то Жеводан всегда был краем, где жили люди, привычные к одиночеству, неразговорчивые, некомпанейские, тихие, осторожные. Но в течение последних недель 1764 года капитан Дюамель постоянно держал нас в напряжении, по крайней мере, в светлое время суток: без конца собирал крестьян, устраивал массовые облавы на волков. Но только однажды он был близок к успеху... Случилось это в конце декабря. Неподалеку от деревни Фо-де-Пер 22 декабря Зверь растерзал и сожрал двенадцатилетнюю девочку. На следующий день чудовище было замечено в том же приходе, и господин Дюамель даже сумел загнать его в небольшую рощицу, которую плотным кольцом окружили драгуны. Зверя обложили по всем правилам охотничьего искусства. Загонщики кричали :

«Ату его! Ату!» Сам господин Дюамель услышал ворчание Зверя и устремился к тому месту, где, как он считал, Зверь должен был пробежать. Увы ! Хитрая тварь проскочила как раз в том месте, откуда только что ушел господин Дюамель! Два драгуна преследовали хищника верхом, пустив коней в галоп, они стреляли в него из пистолетов, но всякий раз промахивались, словно Зверь был заговорен. В конце концов они обнажили сабли, чтобы зарубить хищника. Но не тут-то было! Зверь совершил гигантский прыжок, взмыл вверх и одним махом перелетел через гранитный барьер, слишком высокий, чтобы его могли преодолеть лошади.

Драгуны спешились, подбежали к скалам, обозрели окрестности, но Зверь уже бесследно исчез... Преследователи описали Зверя как очень крупное животное, размером с очень большую собаку, заросшую густой коричневой шерстью. Брюхо у Зверя, по их словам, было более светлое, рыжеватое, голова круглая и прямо-таки огромная, длинная морда с гигантскими, торчащими вперёд клыками. Особое внимание они обратили на очень пушистый хвост, который победоносно торчал над спиной чудовища, когда оно неслось по равнине. «Курье д'Авиньон» в номере от 25 января 1765 года опубликовал подробный отчет о неудачной охоте. В этот день господин Дюамель видел Зверя вблизи. Он заявил, что хитрая бестия сначала летела прямо на него, но затем свернула в сторону, и что он уже собрался было в неё выстрелить, потому что находился всего шагах в четырех от цели, но в это мгновение показались драгуны, преследовавшие Зверя, и он побоялся ранить кого-либо из них. Он дал свое описание чудовища: размером с годовалого теленка, с грудью широкой, как у леопарда, с лапами, напоминающими лапы медведя, рыжеватой шерстью на спине и боках и бежеватосероватой на брюхе, со стоячими, волчьими уша-

ми. Господин Дюамель не думал скрывать, что считает это существо неким странным гибридом. Теперь, по прошествии 60 лет, мне кажется, что огромная награда, обещанная за поимку Зверя, не способствовала успехам охотников. Напротив, я склонен считать, что эта невероятная сумма в какой-то степени вредила делу. Я сам много раз принимал участие в облавах в качестве загонщика и могу с уверенностью утверждать, что нашим местным охотникам вовсе не улыбалось трудиться для того, чтобы какой-то драгун вот так запросто получил бы в награду 10 тысяч ливров. Они считали, что если кто и должен убить Зверя и получить все обещанные деньги, то это должен быть кто-либо из уроженцев нашего края! Деньги во что бы то ни стало должны быть у нас ! Возможно, не один только Зверь знал, где находится его тайное убежище. Ведь в среднем для каждой облавы ^мобилизовывали около 1200 жителей края, и всякий раз Зверь благополучно вырывался из кольца... Вероятно, крестьяне не слишком усердствовали, не желая выгонять Зверя под выстрелы мушкетов чужаков-драгун...

А затем начался настоящий кровавый кошмар: 24 декабря был убит подросток из Шольяка, а 27-го погиб еще один парнишка, как раз у подножия горы, на склоне которой расположена наша

деревня. Все дни напролет мы сидели у себя в домах взаперти, а по ночам не спали, в диком страхе прислушиваясь к доносившимся снаружи звукам. Стоило даже одной собаке в деревне хотя бы

тявкнуть, как мы тотчас же вздрагивали и вскакивали с постелей. Перед дверью мы раскладывали костер и поддерживали огонь в течение всей ночи. Если кто-то из нас и засыпал, сломленный уста-

лостью, то просыпался он с криком ужаса.

Спокойнее всех в нашем семействе был Сильвен. Матушка каждый вечер носила по дому веточку освященного бука, осеняя ею дверь, очаг и дыру в стене, закрытую ставнем. На Жанну вся эта история произвела очень сильное впечатление: у неё случались истерики, сильнейшая потливость, приступы одышки. Мы понимали, что если и дальше все будет так продолжаться, мы все сойдем с ума. И вот однажды ночью я вышел из дому и в одиночку добрался до Шольяка, пройдя через Жюлианж. Видимо, страх мой был настолько силен, что в какой-то момент превратился в отчаяние, а затем перешел в бесстрашие. Однако холод давал о себе знать. По дороге я совершенно окоченел. Когда я постучал в дверь, Жанна завопила и завыла, как раненое животное. Постепенно нервное напряжение начало спадать, хотя дурные вести приходили со всех сторон: 27 декабря мы узнали, что Зверя видели в Польяке, где он серьезно покалечил юного пастушка. Польяк расположен на северном склоне горной цепи Маржерид, через него дорога проходит на Сог, то есть на восток. Уж не направляется ли Зверь снова к истокам реки Алье? Но нет, 1 января Зверь объявился на южной стороне цепи Маржерид, около Прюньера, где он утащил и сожрал мальчишку. Жителей края с новой силой обуял ужас. В главном соборе Манда на алтаре постоянно находились освященные облатки и вино евхаристии, что делалось только во времена всеобщих бедствий.

Потом пришло известие, что в Сен-Шели бесследно исчезла девочка. Жители Мальзие и деревни Блавинья утверждали, что видели Зверя издали. И вот он снова замечен в Польяке... Итак, выходит, что с 24 декабря по 3 января Зверь описал круг, и центром этого круга является, похоже, Сен-Прива-дю-Фо ? Дельфина Куртиоль, жена некоего Жерве из Сен-Жери, была сбита с ног и загрызена прямо у себя в саду, около дома, в 10 часов утра, то есть средь бела дня! Каждый задавал себе вопросы: «А что делают драгуны? Они-то здесь на что?» В середине января, а именно 12 числа, произошла настоящая битва человека со Зверем, и героем ее стал маленький Портефе. Все детали этой схватки были тщательно проверены королевскими следователями. Я привожу здесь их доклад, опубликованный в «Газет де Франс» в номере от 18 февраля :

«Пять маленьких мальчиков из деревни Виларе, что в приходе Шаналей, пасли скот на склоне горы неподалеку от вершины. Троим самым старшим было по 12 лет, младшим - 8-9. С ними были еще две

девочки, приблизительно того же возраста. Каждый юный пастух был вооружен толстой палкой с укрепленным на конце ножом, длиной не менее 4 дюймов. Свирепый зверь подобрался к ним и был замечен только тогда, когда оказался уже совсем близко. Дети сбились в кучку и приготовились защищаться. Зверь сделал несколько кругов и внезапно бросился на самого младшего из мальчиков. Трое старших не отступили, а принялись колоть зверя ножами, но пробить толстую шкуру не смогли. Однако Зверь все же, видимо, почувствовал удары и уколы, так как выпустил жертву и отскочил в сторону шага на два, вырвав у ребёнка часть щеки. Дети видели, как у них на глазах мерзкая тварь пожирала кусок окровавленной плоти. Затем, осмелев, Зверь набросился на детей с ещё большей яростью. Он схватил за руку самого младшего и поволок прочь.

Один из мальчиков, перепуганный насмерть, предложил всем бежать, пока Зверь будет пожирать добычу. Но самый старший из всех, по имени Портефе, считавшийся у детей вожаком, крикнул, что нужно во что бы то ни стало отбить товарища у Зверя либо погибнуть вместе с ним. Дети устремились в погоню за Зверем и сумели загнать его в болото. Почва там была столь насыщена водой, что Зверь стал проваливаться в трясину чуть ли не по брюхо. Он замедлил бег, что и позволило юным пастухам настичь его. Дети уже поняли, что не смогут пробить толстую шкуру, и решили попытаться ранить его в голову или выколоть глаза. Они нанесли Зверю множество ударов и несколько раз попали в разверстую пасть, но до глаз не добрались. Во время схватки Зверь глухо ворчал, огрызался, бросался из стороны в сторону, продолжая удерживать маленького мальчика одной лапой, но не кусал его, так как был занят тем, что отражал удары и уворачивался от них. В конце концов дети вынудили хищника во второй раз выпустить жертву. Мальчику, которого утащило чудовище, оно не причинило особого вреда, у него была лишь глубокая рана на руке и царапины на лице».

В эту минуту на помощь подоспел взрослый мужчина, затем еще трое. Зверь бросился в ручей, преодолел его и выбрался на берег примерно в полулье от того места, где находились дети. Они даже видели, как хищник, оказавшись на суше, покатался по траве, а затем потрусил рысцой к Мазелю. Позднее стало известно, что около этого городка Зверь сожрал пятнадцатилетнего подростка. Через несколько дней, 21 января, он напал на девочку того же возраста, но бедняжку буквально вырвали из пасти Зверя ее соседи, и она выжила. На следующий день, 22 января, Зверь напал на женщину из Жюлианжа и откусил ей голову. Итак, в третий раз в течение месяца Зверь оказался у порога нашего дома.

После длительного и тщательного расследования дела о нападении Зверя на детей из Вилларе, отважный Портефе по указу короля получил в качестве награды за проявленную храбрость 400 ливров. Остальных участников сражения Его величество тоже не оставил без награды, повелев разделить между ними 300 ливров. Затем по городкам и деревням нашего края был зачитан указ, в котором говорилось, что юный Портефе будет обучен и воспитан за счет королевства. Как я узнал позже, он сумел воспользоваться выпавшей на его долю удачей и стал офицером королевской артиллерии. О подвиге пастуха из Жеводана «Газет де Франс» сообщала в номере от 22 марта 1765 года. Кстати, когда о событиях в Вилларе стало известно у нас, кое-кто припомнил еще одну, даже более невероятную историю, случившуюся чуть ли не на полгода раньше: мальчишка 8Ч9 лет от роду, сын крестьянина по имени Бародон, обитателя деревни Бергунью, что в приходе Фонтан, увидев, что на его сестру напал Зверь, не испугался и не убежал, а сам набросился на чудовище с каким-то невероятным остервенением, вырвал из его лап и пасти жертву, а убийцу обратил в бегство.

Все эти разговоры о храбрости моих сверстников придали храбрости и мне. Юный Портефе прославился на весь Жеводан, а затем и на всю Францию. Все мы хотели походить на него, причем особой зависти к мальчишке, получившему 400 ливров, мы не испытывали, нет, мы просто им восхищались и гордились тем, что он - уроженец нашего края, наш земляк. Зато каждый крестьянин задавал вопрос : «А что делают драгуны?» Нельзя сказать, что они совсем уж бездействовали. Господин Дюамель приказал многим из них вырядиться в женское платье и отправиться на выпас вместе с детьми. Однако эта хитрость, несколько грубоватая даже на взгляд крестьян, не принесла никаких результатов. Каптан, как и его начальники, почувствовал, что нужно непременно нанести решительный удар, чтобы хоть в какой-то мере вернуть утраченное доверие жителей края, да и не только их одних. Дело было в том, что и в Париже, в Версале, то есть при дворе, и в глазах короля престиж драгун стремительно падал.

В начале февраля, а именно 7 числа, началась прямо-таки чудовищная облава на Зверя. В качестве загонщиков в ней приняли участие около 20 тысяч крестьян из 73 приходов Жеводана, 30 приходов Оверни и Руэрга. В результате Зверя загнали в небольшую рощицу около Прюньера, как раз у подножия наших гор. И что же? Зверь перешёл реку Трюйер вброд и вырвался из западни! Несмотря на сильный мороз, викарий из Прюньера и с десяток жителей прихода бросились в реку чуть ниже того места, где был брод, и преодолели Трюйер вплавь, дабы попытаться отрезать Зверю путь к отступлению. Увы, они опоздали и долго еще шли по следам чудовища, видневшимся на снегу. Убегая от преследователей, Зверь напоролся на группу жителей Мальзие числом в пять человек. Один из них был вооружен огнестрельным оружием и пустил его в ход. Зверь, видимо, был задет пулей, ибо он, рыча и воя, упал, затем поднялся и побежал.

Обитатели Мальзие преследовали чудовище до наступления сумерек, но внезапно потеряли след... Через три дня, то есть 10 февраля, для участия в облаве были мобилизованы мужчины 17 приходов, а 11 февраля имела место еще одна облава, в которой приняло участие чуть ли не все мужское население Жеводана. Увы, результаты были те же, что и 7 февраля. Люди падали от усталости. Вся провинция была поднята на ноги, а Зверь как будто сквозь землю провалился. Ни разу в ходе этих облав драгунам не удалось увидеть Зверя. Они окончательно «потеряли лицо». В высших кругах было принято решение отозвать драгун из Жеводана, то есть положить конец миссии капитана Дюамеля. Господин де Лафон, доверенное лицо в Манде графа де Сен-При, интенданта короля в провинции Лангедок, прибыл из Манда, чтобы лично принять участие в облавах, устроенных капитаном Дюамелем совместно с интендантом Оверни. В пятницу, 8 февраля, он переночевал в доме господина де Моранжье в Сент-Альбане. На 10 февраля, то есть на воскресенье, была назначена большая облава, предваряющая совместную с интендантом Оверни облаву, назначенную на 11 февраля (что явствует из письма господина де Лафона к графу де Сен-При от 16 февраля 1765 года, хранящегося в архивах департамента Эро и приведенного в книге господина Пурше). Итак, Зверь, преодолев 7 февраля реку Трюйер, был замечен жителями Мальзие и вроде бы даже ранен, но ушел от погони. Вполне вероятно, чудовище еще пряталось где-то неподалеку...

И как же можно было допустить, чтобы обещанная награда вдруг досталась кому-то из овернцев ? В субботу, 9 февраля, господин де Лафон посетил Жаволь, чтобы проведать ребенка одного из фермеров господина де Гюмбера, которого зверь ранил еще 1 февраля. В то время когда господин де Лафон находился в Жаволе, Зверь выполз из укрытия и в 3 часа пополудни убил в деревне Миаланетт, в полулье от дома господина де Моранжье, четырнадцатилетнюю девочку.

В воскресенье, как и было запланировано, состоялась большая облава. Ночью выпал снег и укрыл землю толстым ковром. Я в то время был в Миаланетт и находился неподалеку от трупа, когда туда прибыли господин де Лафон и господин де Моранжье. Драгуны в течение целых суток понапрасну сидели в засаде.

Ещё в четверг я случайно услышал, как господин де Моранжье громко жаловался господину Лафону на недотеп и увальней из Мальзие, а также и на драгун капитана Дюамеля. Первых он обвинял в

нерасторопности и в неумении быстро соображать, капитана Дюамеля же он обвинил в неумении организовать облаву, а драгун - в лени. Он безо всякого зазрения совести похвалялся, что если бы дело

было поручено ему, Моранжье, то уж он бы... Позднее, быть может, я еще вернусь к этому жуткому персонажу, приобретшему столь печальную известность. Но мы тогда не знали, что он находился в отчаянном положении, ибо погряз в пороках и спутался с самым отвратительным парижским сбродом.

В понедельник, 11 февраля, состоялась совместная облава, организованная силами охотников Жеводана и Оверни. Стоял трескучий мороз, мела метель. Я в облаве участия не принимал. Мой отец узнал в Сен-Шели, что господа Моранжье, Лафон и Дюамель, остановившиеся в этом городке на ночлег, пребывали в отвратительнейшем расположении духа и почти не разговаривали друг с Другом. Моранжье и Дюамель падали от усталости, а де Лафон был вроде бы чуть покрепче и даже как будто старался примирить их, заходя то к одному, то к другому в комнату. Итак, в верхах явно обозначилось несогласие. Господин де Гюмбера, находившийся еще три месяца назад в приятельских отношениях с капитаном Дюамелем, стал яростно выступать против драгун. Он чуть ли не криком кричал о том, что они грабят крестьян и разоряют край, что они без причины бросили в тюрьму его фермера Жаволя, того самого, чей сын подвергся нападению Зверя. В чем обвиняли этого беднягу? Оказывается, в том, что он, видите ли, не известил о случившемся господина Дюамеля... Но ведь он просто не успел этого сделать! К тому же фермер не верил, что драгуны смогут уничтожить Зверя, зато он прекрасно знал, что драгуны - большие мастера поесть да попить за чужой счет, что они столь же алчны, как хищный зверь! И разве он не прав ? А если даже и не прав, то совершает ли он преступление, думая так, а не иначе?

И господин де Гюмбера кричал, что все могут быть уверены в том, что он, господин де Гюмбера, известный защитник простого народа, не постесняется написать жалобу на сии беззаконные

действия на самый верх. Бедный господин де Лафон ! Тяжелая стояла перед ним задача !

Предсказания моего отца сбылись слишком быстро... Он оказался провидцем, да еще каким ! Разумеется, с первых дней драгуны никого и ничего не стеснялись и поступали так, как считали нужным.

Они ежедневно устраивали веселые пирушки за счет тех, кого должны были защищать, но на самом деле не защищали ни от кого и ни от чего. Напрасно капитан Дюамель под бой барабанов ездил по городкам и деревням и объявлял как своим бравым молодцам, так и крестьянам, что за все реквизированные драгунами продукты и вино должно быть и будет заплачено по справедливости. Но как было уследить за тем, что творили драгуны, разбитые на небольшие группки?! Недовольство местного населения росло день ото дня. Люди не стесняясь говорили: «Зачем нам нужны эти бездельники? Они только и знают, что гарцевать верхом!» Другие недоуменно вопрошали: «А лошадито в наших краях зачем? Корми их, дармоедов!»

Возможно, то было просто совпадение, а возможно, капитан Дюамель прислушался к ворчанию крестьян и сделал кое-какие выводы. Но последствия были таковы: господин Дюамель привел в Жеводан 56 драгун, из коих 39 были пешие, а 17 - конные; примерно в середине января капитан приказал шестерым из своих конников спешиться, так что в результате всадников осталось всего одиннадцать. Жители Сен-Шели в общем относились к драгунам довольно благосклонно, а вот жители Мальзие, напротив, были настроены враждебно. Следует заметить, что жители Сен-Шели были вообще в нашем крае самыми уравновешенными, благонамеренными людьми, в то время как жители Мальзие слыли самыми великими скептиками, забияками и фрондерами. Возможно, все дело было в том, что в Сен-Шели имелась тюрьма и находилась самая большая в нашем краю таверна, так что драгуны там исправно платили за съеденное и выпитое, принося жителям солидный доход, в то время как в Мальзие они ели и пили на дармовщинку, так что были для его жителей лишь обузой.

Господин де Лафон суетливо метался между Сен-Шели и Мальзие, между де Лабартом и Люамелем, между Дюамелем и Мораньжье. Он пытался сделать невозможное: исполнить роль миротворца и всеобщего примирителя, но, видимо, понимал, что в данных обстоятельствах его миссия обречена на провал.

Он без устали говорил всем и каждому: «О, только не говорите никому, что я вам сказал то-то и то-то...» Это был образцовый чиновник. Он без конца строчил письма в Париж и ничего так не боялся, как необходимости взять на себя хоть малейшую ответственность. Даже в Сен-Шели господин Дюамель и драгуны начали испытывать определенные трудности. Так, во время большой облавы 7 февраля, в которой принимал участие и господин де Лафон, 15 крестьян, кстати, жителей Сен-Шели, покинули свои посты, забрели в кабачок в деревушке Ла-Гард и приятно провели время за кувшином вина. Господин Дюамель обнаружил дезертиров и пригнал обратно, колотя их по спинам саблей, разумеется, плоской ее стороной. Но орудовал капитан столь усердно, что в конце концов сломал свое грозное оружие о спину самого упрямого и одурманенного винными парами дезертира. Господин Лафон взялся все уладить и улаживал дело битый час. В результате только четверо из пятнадцати злостных правонарушителей, которых Дюамель в запальчивости обозвал преступниками, попали в тюрьму, да и то не за свой проступок, а за непочтительность к властям. В глубине души господин Лафон, конечно же, был на стороне драгун и их командира, но местное население особо злить, по его мнению, не следовало.

Ах, Мальзие, Мальзие! Сколько беспокойства ты доставляешь властям! Да, в этом городе жили и живут «горячие головы», там и сейчас немало людей смелых, упрямых, не желающих никого слушать и мечтающих только о том, чтобы их оставили в покое. Господин де Моранжье, кстати, ненавидел их лютой ненавистью, ибо у них было обо всем свое мнение. Так вот, некоторые из этих упрямцев говорили, что если Зверь есть не кто иной, как сам дьявол, то зачем тратить зря время на бесполезные облавы и погони. Другие же полагали, что на знатных вельмож, священников, епископа и интенданта нашло помрачение.. Да, волки и есть волки, ничего, мол, не поделаешь... Конечно, их развелось многовато, даже чересчур, но тут уж каждый должен либо постоять за себя, либо, еще лучше, сидеть дома, да носу не высовывать, чтобы не стать добычей волков... Короче говоря, жители Мальзие полагали, что надо дать горцам самим разобраться, будь то дьявол или волки, а их, жителей Мальзие, не поднимать с постелей в жуткую рань, не заставлять без толку рыскать по сугробам, а оставить в покое и позволить потягивать либо холодное, либо теплое винцо, в зависимости от времени года! Могу сказать, что мы, горцы, были возмущены ленью жителей Мальзие, и в то же время мы восхищались тем, что они не боялись говорить столь прямо и откровенно.

Эти торговцы кожами и галантереей смели уклониться .от участия в облавах, в то время как граф де Моранжье, граф де Сен-Поль, полковник в отставке, и сам маркиз д'Апшье, крупнейший и богатейший землевладелец Жеводана, считали своим долгом лично травить Зверя и собирались оплатить из своих карманов ущерб, причиненный крестьянским хозяйствам !

Господин де Лафон в письме интенданту Лангедока, находившемуся в Монпелье, жаловался 16 февраля 1765 года на жителей Мельзие: «Среди славных и добрых буржуа Мальзие царит дух независимости, который служит весьма дурным примером для других жителей края». Однако следует признать, что ленивые пройдохи из Мальзие выражали не только свое, но и общее отношение обитателей Жеводана к облавам, охотам, драгунам с их блестящими саблями и ко всем знатным господам в треуголках с плюмажами... Между жителями Мальзие и господином Дюамелем началась настоящая война. Сам капитан жаловался властям на то, что так называемые советники, то есть члены приходского совета.

Мальзие, настроили против него всех жителей городка, вплоть до женщин и девочек. Случались ссоры и стычки и между жителями Мальзие. Например, однажды страшно разругались, а потом и подрались торговец Мартен (считавший, что надо выполнить требования Дюамеля) и фермер Брюн (находившийся в зависимости от принца де Конти), который наотрез отказывался участвовать в облавах, называя их пустой тратой времени. Дюамель жаловался на непокорных горожан командующему войсками в провинции Лангедок графу де Монсо и даже посылал рапорты королю. В результате из Версаля пришел приказ примерно наказать фермера Брюна, чтобы другим было неповадно.

Однако дурной пример и в самом деле оказался заразительным. Во время второй большой облавы, то есть 11 февраля, разразился скандал, причиной коего стал уже не простой фермер, а один из членов приходского совета Мальзие, некий господин Астрюк. Он вел себя в отношении господина Люамеля крайне вызывающе, всячески насмехался над драгунами и оскорбил капитана в присутствии пятнадцати подчиненных. Подобного отношения капитан не стерпел и отправил подробнейшее донесение в Версаль. Он получил большое моральное удовлетворение, ибо перед отбытием из Жеводана узнал, что его обидчик понесет наказание. Господин де Лафон получил из Версаля королевский указ, где говорилось, что господин Астрюк должен быть схвачен и препровожден в тюрьму. Разумеется, королевская воля была исполнена, и 2 апреля наглого жителя Мальзие конные стражники доставили в тюрьму Манда, где ему предстояло отбывать наказание за неподчинение должностному лицу. Пять дней спустя, 7 апреля, как раз на Пасху, господин Дюамель покинул Сен-Шели со всеми своими драгунами и отправился в полк, стоявший в Пон-Сен-Эспри.

Зверь словно пронюхал обо всех этих разногласиях и ссорах, а потому знай себе творил свои черные дела, множа число жертв. Он больше не покидал Жеводана и, казалось, издевался над драгунами даже в тех местах, где они представляли собой реальную силу. В феврале, 9 числа, как раз в промежутке между двумя большими облавами, он убил девочку из деревни Миаланетт, а 21 февраля обнаглел настолько, что напал на возчика, доставлявшего груз из Сен-Шели в Омон, причем произошло это средь бела дня на большой дороге! В тот же день в приходе Брион Зверь разорвал на части молоденькую девушку, а 24 февраля в 7 часов вечера он напал на женщину из деревушки Крузе в приходе Омон. Несчастная только-только вышла из дома, и прямо у порога невидимое в темноте чудовище набросилось на нее сзади. В мгновение ока платье и рубашка жертвы превратились в жалкие лохмотья, а сама она, с трудом зажимая ужасную рану на плече, вот-вот должна была упасть... но тут, к счастью, на крики прибежали муж бедняжки и соседи, вооруженные вилами и пиками.

Таинственный убийца исчез в ночи.

На следующий день Зверь утром, в 9 часов, напал на ребятишек, набиравших воду из колодца, расположенного прямо посреди деревни Жаволь. Зверь набросился на детей, причем никто не мог сказать, откуда он взялся. К счастью, поблизости оказался большой сторожевой пес, поспешивший ввязаться в схватку и заставивший Зверя бежать с поля боя.

И наконец 1 марта Зверь оказал честь и нашей семье, нанеся нам визит. В то время уже чувствовалось приближение весны, потеплело и даже началась оттепель. Кое-где появились большие проталины, зазеленела трава, и мы вновь начали гонять скотину на выпас. В тот день мы пасли наших двух коров и двух коз, а также целое стадо овец на западном склоне горы, откуда виден Мальзие. Сильвен немного простудился и остался дома, а Жанна была со мной и стояла на возвышений, образованном обломками камней, вероятно, притащенными сюда в незапамятные времена ледниками. Жюльена под предлогом того, что надо пригнать обратно слишком далеко отошедших от нас коров, только что спустилась по направлению к Жюлианжу, туда, где пас скот Жанту.

Было около 9 часов утра. Я разжег костерок у подножия скалы, чуть ниже того места, где стояла Жанна. Ветер в тот день постоянно менял направление и то и дело грозил задуть огонь, поэтому я был постоянно занят сбором травы и веток. Надо признать, что место для костра я выбрал не совсем удачное, так что ветер очень быстро развеивал дымок, да к тому же груда камней с другой стороны плавно переходила в небольшой каменный гребень. Скорее всего, по этому гребню Зверь и подобрался к Жанне. Я услышал душераздирающий крик, и тотчас же почти прямо на меня свалились моя сестрёнка и какая-то заросшая густой шерстью глыба, буквально намертво присосавшаяся к детскому тельцу. Я был сбит с ног, но тотчас же поднялся. Увы, моя самодельная алебарда, столь непредусмотрительно выпущенная мной из рук, осталась лежать на скале. Жанна, к счастью, не потеряла сознания, а продолжала отбиваться и вопить. Я, как был, безоружный, бросился прямо на крутившийся на месте живой ком, который образовали Зверь и его жертва. Времени раздумывать не было, и я покатил этот ком к скале, к костру; таким образом, Зверь оказался прямо посреди пламени и раскаленных углей. Чудовище громко взвыло, выпустило жертву и, прихрамывая, пустилось наутек вниз по склону. Все это произошло в течение нескольких секунд. Я схватил Жанну за ноги и оттащил от кострища; юбка на ней тлела и дымилась. Теперь она была без сознания. Я осмотрел сестру и обнаружил у неё две глубокие раны за ушами, нанесенные, видимо, клыками Зверя, и большую рваную рану на плече. Я обернулся, чтобы рассмотреть бегущего Зверя, но он уже исчез из виду. Пожалуй, я бы не смог как следует его описать, ибо и видел-то я его всего какие-то мгновения.

В ту же минуту прибежала запыхавшаяся Жюльена в сопровождении верного Жанту. Мы промыли раны малышки Жанны. Она дышала, но на зов не откликалась. Все вместе мы понесли бедняжку

домой. По дороге мы договорились, что никому не скажем, что Жюльена на время отлучалась, ведь отец, узнай он об этом, ее наверняка если бы уж не убил, то уж точно избил бы до полусмерти. Долгие недели Жанна провела в каком-то странном оцепенении. У нее был сильный жар, она не двигалась и не говорила. Даже когда она пришла в себя, она как будто ничего не помнила, не понимала и не слышала. Речь и память вернулись к ней лишь несколько месяцев спустя. В тот вечер Жюльена мне сказала, что либо она, Жюльена, одолеет и убьет Зверя, либо Зверь убьет ее, Жюльену, ибо одному из них нет места на земле. А через день к нам явился принаряженный и донельзя смущенный Жанту: он пришел свататься к Жюльене. История с Жанной не наделала много шума, напротив, скорее она прошла почти незамеченной. Мой отец, как и все мужчины, жившие по соседству, почти ежедневно принимал участие в облавах; делал он это без особой охоты, но и не отлынивал от сей тяжелой работы. Я бы мог поклясться, что он никому даже словом не обмолвился о том, что с нами приключилось. Быть может, он побаивался, что в результате следствия о Жюльене поползут Дурные слухи, а может быть, опасался и за меня, ведь я тоже оказался далеко не безупречен.

Почему разжег костер под скалой, а не на скале? Хотя, сказать по правде, наверное, именно костер-то нас и спас. Но ведь люди могли сказать, что, разведи я костер наверху, около Жанны, Зверь не посмел бы к ней приблизиться... Хотя кто знает, как бы он повел себя в других условиях... И все же я не был героем, как юный Портефе... Поэтому отец и предпочел промолчать. На Пасху я сходил исповедаться в Прюньер, к местному викарию, в свое время проявившему отвагу и сообразительность. Выходя из исповедальни, он сказал, что нас спасло чудо, чудо огня. На какой-то миг я даже вообразил себя неуязвимым. Я не смог бы тогда точно описать Зверя, потому что видел его лишь мельком, но за свою жизнь к тому времени я повидал немало волков. И либо на мои тогдашние впечатления наложились все слышанные мной рассказы о Звере, либо это и в самом деле было так, но это существо, как мне показалось, резко отличалось от волков. Прежде всего я увидел то, на что обращали внимание все очевидцы нападений Зверя на людей: широкую черную полосу, шедшую по спине от шеи до хвоста. В том, что я видел эту полосу своими собственными глазами, я мог бы поклясться. Отметил я про себя и чрезвычайно вытянутую морду. Наконец я хорошо рассмотрел очень длинный и пушистый хвост, невероятно подвижный. Когда зверь напал на Жанну, он держал его высоко поднятым вверх, а во время нашей короткой схватки хвост так и мелькал у меня перед глазами, ибо Зверь в ярости хлестал себя им по бокам. Когда же чудовищу пришлось отступить, оно держало хвост очень низко, буквально волочило по земле. Видел я и огромную разверстую пасть, способную повергнуть в ужас любого даже самого храброго человека. К тому же от пасти, да и от всего этого существа отвратительно воняло.

Какого цвета была его шерсть? Не могу сказать определенно, но мне показалось, что Зверь выглядел примерно так же, как наши коровы, то есть у меня создалось впечатление, что Зверь был скорее рыжеватым, чем коричневым. Но особенно четко я запомнил яркую черную полосу на спине и огромную нижнюю челюсть, которая, как мне показалось, вырастала прямо на груди животного и была столь мощна, что с таким орудием можно было вполне грызть камни. Вот и все, что я могу сообщить о Звере честь по чести, то есть ничего не выдумывая. А в это время травля Зверя продолжалась, но приобрела совершенно иной характер. Неудача господина Дюамеля породила недовольство не только среди крестьян. Священники не таясь говорили и наверняка совершенно недвусмысленно высказывались в письмах, адресованных иерархам церкви, что власти совершили большую ошибку, призвав на помощь военных. Сначала представитель диоцеза из Манда, видимо, высказал свое мнение в Монпелье, а уж потом, очевидно, и интендант Лангедока граф де Сен-При высказал общее мнение властей провинции в Версале о том, что охотиться на Зверя должны профессиональные охотники, а не военные. Как я узнал позже, изучая относящиеся к делу исторические документы, уже в начале февраля, то есть еще до того момента, как стало известно, что в ходе больших облав драгуны потерпели неудачу, государственный министр господин де Сен-Флорентен назвал имя того, кто должен был сменить в Жеводане капитана Дюамеля. Господина Дюамеля об этом не предупредили и еще долго не отзывали, ибо сочли, что его бравые молодцы могут быть полезны, если уж не в борьбе со Зверем, то хотя бы для усмирения крестьян, если те вдруг вздумают бунтовать. Никто ведь не знал» долго ли еще крестьяне будут оставаться смирными... Да к тому же в задачу драгун обычно и не входила охота на диких зверей, нет, они привыкли охотиться на дичь особого рода, то есть на людей!..

Как писал интенданту Лангедока господин Лафон, присутствие воинских частей было «крайне необходимо для поддержания порядка, ибо в Жеводане вооружены не только все местные жители, но сюда прибывают также и охотники из других провинций, причем вооруженные чуть ли не до зубов. А скопление вооруженных и озлобленных людей, сами понимаете, может привести к нежелательным последствиям...» (С этим посланием любознательный читатель может ознакомиться в архивах департамента Эро и в книге господина Пурше.) Итак, все сошлись на том, что в Жеводане за дело должны взяться специалисты, настоящие профессионалы, посвятившие свою жизнь уничтожению хищников, причем самые лучшие, самые опытные из них. Господин государственный министр обратился к некоему господину д'Энневалю, дворянину из Аржантана, что в Верхней Нормандии, который за 40 лет уничтожил 1200 волков. Слава о нем гремела по всей Франции. В свои 60 лет он был на диво крепок, моложав, подтянут и здоров. Сжимая в руке любимую рогатину, он был способен целыми днями следовать за своими борзыми по самым непроходимым чащам. Он всегда ходил пешком, а не разъезжал на коне, как делали его собратья-дворяне, к тому же он обычно убивал загнанного зверя собственноручно, а не поручал самую трудную часть работы егерям. Словом, все сошлись на том, что именно такой человек и нужен в Жеводане.

И в Нормандию был отправлен курьер с указом, в коем господину д'Энневалю предписывалось как можно скорее отправляться в Жеводан со своими конюшими, доезжачими, псарями, борзыми и слугами, причем ему предлагалось воспользоваться услугами королевской почты, то есть ехать на почтовых лошадях и менять их на королевских почтовых дворах, что было неслыханной честью. К тому же господину д^нневалю было разрешено не жалеть ни лошадей, ни возниц, ехать на перекладных и загнать столько коней, сколько потребуется, с тем условием, чтобы непременно прибыть в Жеводан к началу марта. Сейчас я прерву свой рассказ, ибо я должен буду перейти к повествованию о новой стадии борьбы со Зверем.

До сих пор на театре военных действий были только горцы и драгуны, то есть уроженцы нашего дикого края. И вот теперь в бой с неведомым врагом должны были вступить чужаки, приехавшие из далекого далека. Представьте себе состояние умов людей, прибывших с плодородных долин Нормандии или из королевских охотничьих угодий под Версалем и попавших в страну скал, глубоких ущелий, каменистых склонов и заболоченных долин. В первые минуты им, вероятно, показалось, что они попали в какую-то жуткую пустыню и оказались среди дикарей. Они, хотя и были отважными охотниками, но все же были людьми своего времени, а потому горы внушали им священный, мифический ужас. Для них они были всего лишь беспорядочным нагромождением огромных каменных глыб, царством смерти, владениями дьявола. И вот они попали сюда, в то место, где все осталось таким, каким была, по их мнению, Вселенная, когда в ней царил первозданный хаос. Они вынуждены блуждать среди скал, рискуя каждую минуту провалиться в пропасть или быть погребенными под оползнем; они бродят по голым плато, исхлестанные ветрами, дождями, мокрым снегом и градом, где их может поразить молния. День за днем они преследуют неуловимого врага, который словно издевается над ними и лишь понапрасну гоняет по горам, выматывая все силы. К тому же эти чужаки, привыкшие к вкусной и обильной пище, на привалах вынуждены довольствоваться лишь вонючей похлебкой и спать на жалких охапках соломы, мечтая о том, чтобы оказаться в Сен-Шели или в Мальзие, где в тавернах есть хотя бы теплые постели... Как было бы хорошо задержаться там подольше! Возможно, они там и задерживались несколько дольше, чем следовало... Кстати, господин де Лафон кое о чем догадывался, ибо в письме от 19 марта 1765 года он писал интенданту Лангедока следующее: «Полагаю, господа охотники представляли себе наш край несколько иначе, когда дали согласие на участие в этом предприятии. Они не ожидали увидеть такие высокие горы, такие густые леса, такие топкие болота и столь глубокие снега. Не были они готовы и к тому, что Зверь способен за короткий срок преодолевать столь большие расстояния». Так вот, повторяю еще раз, что охотники из Нормандии были детьми своего века и людьми своего века. Они с презрением относились ко всяческим суевериям, а оказались среди крайне суеверного населения.

В Жеводане и по сию пору религия и суеверия очень сильно переплетены. А уж в те времена жители Жеводана считали духов всемогущими. Состояние умов в нашем краю было таково, что люди

постоянно жили в ожидании либо чуда, либо трагических известий. Разумеется, с самого начала многие были склонны видеть в Звере воплощение дьявола. Все только и говорили о том, что наш край

почтил своим присутствием Лукавый. Были и такие, которые утверждали, что видели его лично. Однажды женщины из деревни Эскюр, что в приходе Фурнель, отправились к мессе. По дороге их догнал какой-то мужчина, молчаливый, странный, загадочный, с заросшей густыми волосами грудью и с очень волосатыми руками. Женщины ужасно испугались и со страху все принялись дрожать. А мужчина вдруг чудесным образом исчез, когда они оказались на церковной паперти. В тот же день около этой деревни видели Зверя. Неподалеку от Сога несколько женщин направились на мулах к перевалу, причем некоторые взгромоздились на мулов. У самого перевала внезапно появился какой-то мужчина с заржавленным мушкетом. Он сказал, что собирается убить Зверя. В это время одна из женщин начала сползать с крупа мула и закричала. Мужчина поддержал её, и она ощутила, что по ее телу шарит наглая волосатая рука, столь горячая, что обжигает ей кожу. Женщина завопила... Все остальные едва не умерли со страху... Мужчина же продолжал сопровождать женщин и покинул их, когда они оказались около леса близ деревни Фавар. Примерно через час они узнали, что Зверь объявился в лесу у деревни Фавар...

Жители горных районов Жеводана считали, что Зверь, если он существует в единственном числе, совершенно неуязвим для обычного оружия, а если таких Зверей много, то имя им - Легион. Да и как было в это не поверить: ведь в него стреляли и не раз в него попадали, но он уходил от преследователей, счастливо избегая любых ловушек! По его следу шли специально натасканные собаки, равных которым не было, вероятно, во всей Франции, но они теряли след...

Предрассудки, предрассудки... Поневоле и охотники из Нормандии начали терять свою былую самонадеянность и благоразумие... Теперь они уже не были так уверены, что в этом деле не замешан сам дьявол... Уж если Лукавый где и может разгуляться на славу, так, разумеется именно в этом чертовом краю ! Но, в конце концов, тому, кто уничтожит Зверя, обещано целое состояние. И чтобы получить

эту награду, нужно, чтобы Зверь существовал в единственном числе и чтобы после его гибели убийства прекратились, ибо тогда все станет ясно само собой. Но кто его убьет? Один из этих грубых, полудиких загонщиков? Кто-то из крупных землевладельцев? Один из мелкопоместных лангедокских дворянчиков? Драгун? Егерь? Или я, господин д'Энневаль ?

Конечно, господин д'Энневаль хотел уничтожить Зверя. А для этого нужно было, преодолевая усталость, самому за всем следить, везде поспевать, чтобы в нужный момент оказаться в нужном месте. Ох, как все это нелегко! Какой тяжкий труд! Какая тяжелая жизнь! Даже столь закаленные, терпеливые, привычные к суровой жизни охотников, господа д'Энневаль, отец и сын, не смогли выдержать более трех месяцев... Незадолго до прибытия в наши края охотников из Нормандии у нас появился слабый луч надежды, ибо всех воодушевила отчаянная храбрость одной женщины, слабой и тихой. Но все дело было

Узнав о благородном и смелом поступке Жанны Шастан, король повелел щедро вознаградить ее, и по указу интенданта Лангедока ей было выплачено 300 ливров».