Монголия и Кам

Получив согласие родителей невесты, отец и мать жениха через известное время снова отправляют к ним в дом посыльных с просьбой повторить им свое решение; на этот раз дары не посылаются, второй удовлетворительный ответ дает основание родителям жениха считать свадебный вопрос успешно оконченным; в противном же случае вместе с несогласием было бы возвращено и приношение, принятое родителями невесты в начале переговоров.

По достижении женихом и невестой определенного возраста {Для первого приблизительно 20 лет, для второй же около 17.} родители их объявляют свое согласие открыто всем, и отец с матерью жениха обращаются к ламам с просьбою сказать им -- хорошо ли в этом году их сыну вступить в брак или, другими словами, будут ли молодые счастливы. Если ламы находят год свадьбы или женитьбы по их понятиям подходящим, то вместе с положительным ответом назначают и день самого. торжества. После этого сваты приглашают на свадьбу родных и близких знакомых; всех гостей с той и другой стороны собирается до 50 человек и более. Жених старается до свадьбы, вместе со своим отцом и другими близкими родными, отвезти в дом невесты в виде общего приданого молодым "суй" -- известное количество серебра (денег), несколько хадаков, лучшую лошадь, а также мяса, водки и прочего; обыкновенно хадаки служат для раздачи родным невесты, а мясо и водка идут на угощение. В этот день родители невесты со своей стороны приготовляются принять будущих родственников возможно лучше и также одаривают их хадаками. Гости помещаются по правую сторону юрты, то-есть занимают почетные места, родные же невесты усаживаются по левую.

Вслед затем дом жениха прикочёвывает в соседство дома невесты, где во всё это время идут деятельные приготовления к свадьбе. Родители невесты, смотря по достатку, должны дать ей два сундука или ящика для установки бурханов, затем постель, состоящую из четырех войлоков и двух вышитых подушек (дэрэ), один прошитый войлок (ширдэк) для разостлания перед постелью; кроме того, известные кухонные принадлежности, как-то: чугунную чашу или котел, ведро, ковш и прочее. Родители же жениха сооружают для молодых новую юрту.

Накануне свадьбы в доме невесты собираются гости будущих молодых; сама же невеста здесь не присутствует, она на это время уходит к родным или знакомым соседям, возвращаясь домой только поздно вечером, когда разъедутся гости; жених на это собрание также не является, оставаясь сидеть дома.

В день свадебного торжества родители невесты наряжают свою дочь в платье замужней женщины, затем, усадив её верхом на белую лошадь и набросив на неё цветное покрывало, в сообществе родных, отводят в новую юрту жениха. Войдя в юрту, невеста садится на свою новую постель и тотчас же присутствующие здесь женщины закрывают её занавесом (кушугун); спустя некоторое время большинство женщин оставляют юрту и присоединяются к гостям, две же или три женщины остаются при невесте. Вечером, по окончании праздника, после того как гости разъедутся по домам, оставшиеся при невесте женщины отправляются за женихом, бывшим все время на народе, и приводят его к невесте. Здесь те же женщины помогают молодым раздеваться, энергично требуя отбросить стыдливость, если они таковую склонны проявить, затем укладывают молодых спать. Если молодые друг друга не дичатся, то их оставляют в юрте одних; в противном же случае ночуют вместе с новобрачными. Обычая подслушивать "как ведут себя первую ночь молодые" здесь не существует.

Спустя два дня, на третий, опять собираются родные молодых и снимают занавес (кушугун-тайлаха); после этого молодые, поклонившись своим отцам и матерям, а также и остальным родным, приступают к угощению мясом и вином всех собравшихся гостей. На этом общий свадебный праздник и оканчивается.

Монголы вообще хорошие семьянины и с сильной любовью относятся к детям; смерть ребёнка повергает родителей в большое горе. Во избежание болезни или навождения злого духа монголы стараются уберечь ребенка различными способами. Для этой цели новорожденным в некоторых случаях, при посредстве лам, надевают на шею железную цепочку, запираемую по концам замочком; другие родители умышленно скрывают действительный пол ребенка; многие же монголы своих новорожденных мажут сажей или чернилами.

Муж с женой, несошедшиеся характерами, часто расходятся, соблюдая, однако, известные правила: если разлад в семье произошел по вине мужа, то последний обязан возвратить жене все то, что она привезла с собою в приданое; если же, наоборот, жена должна оставить мужа по собственной вине, то в таком случае она лишается права на получение своего имущества.

Вдова с детьми после смерти мужа наследует его имущество и в большинстве случаев вторично замуж не выходит; чаще выходят sa муж вдовы бездетные и молодые. Для большего порядка в доме вдовы, в особенности если она осталась с малолетними детьми, место покойного хозяина дома нередко заступает его родной брат или другой ближайший родственник. По достижении детьми известного возраста мать женит их или выдает замуж. Дружные, миролюбивые братья живут одной общей семьей, братья же неуживчивого характера при первом удобном случае выделяются в особые семьи; при этом всё состояние или делится поровну, если делящиеся обязуются в равной степени выплачивать общественные повинности, или же, уступив старшему из братьев половину отцовского состояния, остальные братья делят промеж себя другую половину поровну и вместе с тем освобождаются от всяких повинностей; обязанность отбывать эти последние переходит в таком случае на старшего брата. Братья-ламы в счет не идут; им добровольно помогают их братья-миряне как при нахождении их в монастыре, так и при совершении паломничества; равным образом братья-ламы пользуются гостеприимством при своих посещениях родного крова хотя бы в течение продолжительного времени.

Во всех тех немногих случаях, когда монголы сами лично не могут решить вопросов общежитейского характера, они прибегают или к помощи старейших и уважаемых соседей, или же к защите своего местного хошуна, но никогда, или почти никогда, не ищут правосудия у китайского начальства, зная по горькому опыту, каким тяжелым материальным бременем ляжет на хошун приезд китайцев-судей, командированных даже по самому простому и ничтожному делу. К тому же монголы вообще, при своем крайне миролюбивом характере, далеки от серьезных или уголовных преступлений; в посещенной нами части Монголии, в истекший двухлетний промежуток, известно только три случая убийства, происшедшие или совершенно нечаянным образом или в пылу мгновенного сильнейшего раздражения {М. В. Певцов. Об отношениях монголов к китайцам, см. Очерк путешествия по Монголии, 1883, стр. 92--93.}.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ЦЕНТРАЛЬНАЯ ГОБИ

Общая характеристика Гоби и путешествия по ней.-- Отъезд А. Н. Казнакова.-- Путь главного каравана: хребет Цзолин и горы Эргу-хара.-- Эффектное "halo" вокруг солнца.-- Алашаньские монголы.-- По пескам Бадад-чжарэнг.-- Озеро Куку-бурду.-- Дальнейший путь через горы ЯбараЙ к город Сого-хото и Лячнжоу до монастыря Чортэнтан.--Описание этого последнего и свидание с товарищами.

Особенною дикостью, безводием и бесплодием на пути главного каравана пустыня Гоби поражала в своей середине, на протяжении 350 вёрст (375 км) от урочища Боро-хацапча до озера Куку-бурду, где она наиболее понижена и выровнена и где произрастают только кустарниковые формы растительности, довольствующие лишь "корабля пустыни", но не лошадей. Последние здесь не встречаются вовсе, чему лучшим доказательством служила сильная боязнь, выказываемая верблюдами местных кочевников по отношению к лошадям при встрече с нашим караваном. Естественно, что наши кони один за другим падали, верблюды же шли хорошо.

Животная жизнь этой части пустыни бедна до крайности; целыми неделями мы не видели даже антилопы хара-сульты, и только лисицы, зайцы и мелкие грызуны неизменно напоминали о себе; из птиц изредка встречались саксаульные сойки, жаворонки; кроме того местами наблюдалось массовое передвижение больших или меньших стад больдуруков, вытесняемых отсюда к юго-востоку, вероятно, снегом и холодами, доводившими ртуть до замерзания. Долгое время неотвязно следовала за караваном пара черных воронов, промышлявших на счет кухонных отбросов.

Достигнув озера Куку-бурду и переплыв по песчаному морю Бадан-чжарэнг, путешественник может вздохнуть свободнее при мысли о своем караване. Отсюда к югу условия постепенно улучшаются. Более месяца тащились мы поперек этой части пустыни, делая в среднем около 20 вёрст ежедневно, за исключением дневок, устраиваемых дней через пять или через неделю.

5 декабря экспедиция вступила в долину, по средине которой тянется рукав песчаных полулунных барханов, обращенных своим вогнутым краем к востоку; с юга эту долину ограничивает хребет Цзо-лин, имеющий в общем характер, свойственный многим подобным ему в Монгольском Алтае. Означенный хребет слагается из сланцев, обнажающихся у подножья, а также из зелено-серого протеробаза, порфиритового туфа и кварцевого диорита, залегающих по вершине и ближайшим к ней частям скатов {Соседние к югу горы (Куку-нуру) состоят также из сланцев, мелафирового туфа и мелафиров.}. Массивные туфы стоят в хаотическом беспорядке; вверху тянутся затейливые по очертаниям карнизы, внизу и по бокам отвесные кручи с массою трещин. При следовании здесь ранним утром, когда небосклон уже редеет розовато-золцтистой зарей, а звезды еще продолжают мерцать и когда в то же время теневые стороны очень мрачны -- фигурные скалы и их выступы представляются наблюдателю фантастическими зданиями: тут и замки, и башни, и балконы, и гигантские лестницы со всевозможными статуями, до человеческих фигур включительно. В пустыне атмосфера, как уже говорено выше, поражает своею прозрачностью, а зори -- красками.

Слабо выраженный перевал Тыпсэгин-дабан поднимается над морем на 6 810 футов (2 077 м).

С южной окраины Цзолина открывается вид на другую, лежащую впереди широкую долину, а также на расположенные от запада к востоку горы Нойон-богдо, Сэвэрэ, Дэнг, который сложен из туфа, порфира и сланца, и Цзурумтай. Мы прошли между двумя последними, за которыми горная область временно прекращается. К югу пустыня уходит в необозримую даль однообразной равниной, покрытой щебнем и галькой кварца, халцедона, агата, яшмы; во многих местах, кроме того, заметны обнажения лессовидного суглинка, а немного повыше -- гобийских песчаника, глины и конгломератов, а также известняка и известковых натёков.

На этой равнине лишь изредка виднеются или плоский увал сыпучего песка или крутой гребень того же щебня и галечника. Томительно однообразны переходы в этой местности. Животной жизни почти нет: украдкою пробежит боро-цзере или испуганно вскочит и стрелою пронесется заяц до первой заросли саксаула, где тотчас же и скроется от взора. В подобной удручающей обстановке мы радовались даже старому следу, оставленному телегой некоего ламы, проехавшего из Алаша-ямыня в Да-куре.

Вскоре затем экспедиция прибыла к горам Эргухара, к их северной окраине Хонгорчжэ {Минуя на пути обособленную группу Илигэн, содержащую в себе сланцы, известняки, диорит и фельзитовый туф.}, где проходит граница владений Сайн-нойона и Алаша-цин-вана и где нас оставили отличные проводники-монголы Сайннойонского аймака. Сама граница отмечена барьером в виде каменного вала и башен по горам и рва с насыпью в равнине, уходящего, по словам монголов, к западу до Эцзин-гола, а к востоку до меридиана Урги и устроенного в очень отдалённые времена.

Дальнейшими нашими спутниками по Гоби были монголы Ала-шаня, отличавшиеся более красивыми чертами лица.

В три следующих дня, 16--18 декабря, идя большими переходами, мы перерезали поперек горную часть центральной пустыни, поднимающуюся до 4 000 футов (1220 м) над морским уровнем. В общем это слабо выраженное поднятие, усаженное множеством гор, грядами холмов, тянущихся в восточно-западном направлении, с большим или меньшим отклонением к северу и югу, известно туземцам под названием Эргу-хара; оно идет на значительном расстоянии к западу и к востоку. Впрочем туземцы чаще подразделяют горную область по высоким горам, резко выделяющимся из всей группы, как, например, Куку-морито, Ханас, Цаган-ула, Ихэ- и Бага-Цзерде, Хайрхан и многие другие. Наш караван долгое время следовал, точно к маяку, к горе Куку-морито. Обратные засечки приходилось делать также на эту гору, реже на другие, лежащие по соседству с дорогой. Туземцы, определяя протяжение гор в длину более чем на 200 вёрст, считают самым высоким пиком остробокую гору Ханас, которая немного выше горы Куку-морито, оцениваемой мной в 350 футов (110 м) относительной высоты. Общая же относительная высота вершин поднятия, занимающего в поперечнике до 60 вёрст (65 км), колеблется от 30 до 100 футов (от 10 до 30 м), реже до 45 м. Называя эти горы бестолковыми, туземцы правы: в их лабиринте легко запутаться, если бы только вышеуказанные горы-маяки не служили руководящими метками. Цвет гор темный, мрачный; таковы же по окраске и долины, заключенные между ними. Описываемые горы слагаются из известняков, сланца, гранитов, тоналита, порфира, порфировых туфа и брекчий, протеробаза, филлита, конгломерата и песчаника.

На север и на юг от горы Куку-морито, обозначающей собою водораздел, находятся две впадины -- северная на высоте 3 530 футов (1 075 м) и южная -- 2 514 футов (776 м) над уровнем моря, по которым проходят дороги эцзингольских торгоутов на Борцзон и Алаша ямынь. В обе означенные котловины направляются песчано-галечные русла, по которым стремится вода периодических летних дождей. Теперь в них лежало очень много снега, который здесь начинает падать с ноября и окончательно исчезает к началу февраля месяца. Гобийские номады боятся сколько-нибудь обильного снега: не любит глаз пустынника созерцать родную пустыню в белом, траурном наряде!

Флора пустыни не разнообразна: по песчаным холмам встречается саксаул, по руслам речек -- тамарикс, карагана и немногие другие кустарники; все эти виды составляют особенно лакомый корм для верблюдов. Дэрэсуна и камыша не было видно. Лошади каравана худели с каждым днем и одна за другой стали устилать своими трупами эту дикую часть пустыни, где, кроме отсутствия конского корма, есть у них еще другой враг -- бушующие на просторе леденящие штормы. Колодцы в горной стране плохи и по количеству и по качеству воды. Мы довольствовались большею частью снегом. Топливо же было всюду, что облегчало наши дневные труды и помогало легче переносить невзгоды по вечерам, в особенности когда температура спускалась до замерзания ртути; даже в час дня термометр в тени редко показывал выше --20®, чаще же ниже.

Животной жизни на пройденном пути в этой горной стране вовсе не было замечено. Как приятно нам было увидеть несколько джепраков (Gazella subgutturosa), после того, как в течение недели мы не встречали даже и этого обитателя пустыни.

С приходом в долину Гойцзо, к северной окраине обширнейших песков Бадан-чжарэнг, мы были порадованы травянистой растительностью (камыш), скрывавшейся в замкнутых барханами котловинках. Здесь раздавалось трещанье сойки, доносился голос жаворонка {В пройденной местности часто наблюдали погибших птиц.} и даже на наш бивуак прилетела пара черных ворон (Corvus corone), карканье которых, неприятное в другое время, теперь мы слушали с удовольствием.

Затем в течение нескольких дней часто наблюдали, в особенности по утрам, пролет больдуруков (Syrrhaptes paradoxus) стайками по 20--50 особей, направляющихся к юго-востоку; вероятно, обилие снега угоняло этих пернатых пустыни в теплые пески Ордоса.

18 декабря в 11 часов утра местного времени мы неожиданно заметили на ясном нежноголубом своде неба очаровательное зрелище: дневное светило было окружено правильным поясом тонкоперистых облаков одинаковой бледноголубой окраски. Диаметр этого пояса равнялся приблизительно двадцати диаметрам солнца. В то же время в зените великолепно играл радужный световой серп или полумесяц, обращенный рогами к северу. Последовательность цветов в полумесяце, считая от севера к югу, была такая: голубой, зеленый, желтый, оранжевый, красный, фиолетовый, сочетавшиеся дивно гармонично. Более слабые и значительно меньшие серпы, или, правильнее, побочные солнца, в которых преобладали красный и желтый цвета, с малым вогнутием дуги, располагались в линию с солнцем, в его изящном поясе. Общую картину дополнял круг, центром которого был располагавшийся в зените радужный серп. Величина окружности этого круга определялась тем, что часть её на юге проходила через солнце и его два боковых побочных солнца, отражая последние на своей северной части строго симметрично. Интенсивность окраски большого пояса, охватывавшего две трети небесного свода, была выражена слабее таковой солнечного круга.

Общее состояние неба было ясное, только на южной части горизонта, над песчаными барханами, медленно двигалось небольшое перистое облако. Ветер дул с запада. Даль на севере, в сторону понижения, открывалась прекрасно. К югу вздымалась гряда обширных песков Бадан-чжарэнг. Сами пески и котловина {Надо заметить, что котловина Гойцзо приподнята над уровнем моря всего лишь на 2 500 футов (760 л), то-есть представляет самую низкую часть на всем этом пересечении пустыни Гоби.} Гойцзо были свободны от снегового покрова, за исключением впадин между барханами. Температура воздуха в тени была --22,8®. Зрелище приковывало внимание даже номадов. Ровно в полдень чудная картина постепенно, но быстро исчезла; затем через четверть часа снова появилась в прежнем не поддающемся описанию роскошном величии, но ненадолго.

Здесь же, при колодце Дэнгин-худук, двенадцатом астрономическом пункте экспедиции, мы были встречены монголами центрального Ала-шаня, заботливо приготовившими место для нашей стоянки.

Два дня мы простояли на отличном сравнительно месте, подкармливая наших усталых животных, но, видно, особенно слабым требовалось значительно больше отдыха, так как не успел караван втянуться в область сыпучих песков, как мы уже принуждены были бросить сначала верблюда, а затем четвертую по счету лошадь -- точно в жертву вечно голодной и вечно безмолвной пустыне.

Пески Бадан-чжарэнг тянутся полосою, шириною более 200 вёрст от Эцзин-гола на западе до Алашаньского хребта на востоке, где впрочем они известны под названием "Сырхэ". По словам местных монголов и согласно нашим личным наблюдениям пески лежат не сплошною массою, а большими или меньшими участками барханов, протянувшимися иногда на 40--50 вёрст; между такими участками находится не мало оголенных площадей, причём более высокие покрыты гравием, более низкие -- солончаком, где в свою очередь часто встречаются камышовые и другие, свойственные этой пустыне, заросли. Главная масса песков покоится на общей покатости, или, точнее, волнистой местности, идущей от северного подножья Нань-шаня.

Во многих местах, в особенности к югу, пески громоздятся по каменистым высотам, которые или погребены ими совершенно или до половины и даже более обнажены.

На свободных от песка пространствах, а нередко и среди самих песков, на нашем пути залегали обнажения сланцев, гнейсов, гранитов, кварцев, порфира, порфирита, аплита, тоналита, кварцита, кварцевых брекчий, песчаников и кое-где, по вершинам самих песков, встречались очень интересные песчаные трубчатые конкреции, сцементованные известью, образовавшиеся в барханных песках вокруг корней пустынных растений (камыш).

Среди же песков, приблизительно на меридиане (но значительно южнее места, указываемого на прежних картах) озера Юй-хай, мы встретили озеро Куку-бурду, к югу от которого, подобно тому как и со стороны долины Гойцзо, пески представляют собою целые горы, протянувшиеся за восточный и западный горизонты.

Во многих местах среди барханов, у их подошв, произрастают пышные кустарники и полукустарники; нередко попадается травянистая растительность, и там путник непременно встречает номадов со стадами баранов. Кочевники, устраивая в песках колодцы, скрепляют их бока ветвями саксаулового дерева; водоносный горизонт проходит здесь на глубине свыше сажени (2 м); водяной слой мощностью около одного -- двух футов (30--60 см); вода большинства колодцев по пескам пресная.

Более двух недель мы провели в области гобийских песков Бадан-чжарэнг. В общем пески тихи, монотонны, безжизненны. Целыми днями идешь среди бесконечного песчаного моря: бархан за барханом, словно гигантские волны, встают перед глазами усталого путника, открывая короткие, желтые горизонты. Даже поднявшись на более высокую вершину, ничего не видишь -- все песок, песок и песок. Животной жизни также не видно и не слышно; слышится только тяжелое, учащенное дыхание верблюдов да шорох их широких лап. Красивой гигантской змеей извивается по пескам верблюжий караван, то поднимаясь на гребни барханов, то погружаясь между их капризных скатов. На всем пространстве песков мы никого не встречали; дороги или тропинки также не было видно; казалось, что мы находимся совершенно отрезанными от какого бы то ни было признака существования человека.

Это песчаное море несколько оживлялось в сильный ветер, когда песок, взвеваемый с верхушек гребней барханов, придавал им вид как бы маленьких дымящихся вулканов, или когда в ясное, морозное утро испарявшийся ночной иней образовывал тонкие клубы пара, картинно стлавшиеся по скатам барханов.

Особенно трудными для движения на нашем пути были барханы, соседние озеру Куку-бурду, которые имели футов до 300 (метров до 90) высоты и отличались наибольшей крутизной скатов. Чтобы сделать барханы более доступными, нам нередко приходилось вступать с ними в настоящую борьбу. После того, как мы в числе нескольких человек взбегали на известный бархан, на нашем пути образовывалось значительное расширение -- выступ, по которому верблюды с усилиями кое-как взбирались наверх. Никогда не забуду одного бархана, который отнял у нас три часа и который мы брали положительно приступом, пуская в ход весь наличный шанцевый инструмент. Монголы-проводники были правы, настаивая на том, чтобы мы, в подкрепление нашим усталым верблюдам, наняли у кочевников из окрестностей озера Куку-бурду десять свежих верблюдов; не сделай мы этого, наша борьба с знаменитым барханом не могла бы увенчаться сравнительно скорой победой.

Озеро Куку-бурду расположено среди песчаных барханов, на 4 840 футов (1 475 м) над уровнем моря, и представляет фигуру, вытянутую от запада к востоку до четырех вёрст в длину, при наибольшей ширине в полторы версты. Современные берега озера низменны. С южной стороны невысоко поднятая терраса, богатая растительностью. У этого же берега, в озере, бьют отличные родники, опресняя водоём, в особенности его ближайшую к ним часть; порядочная полоска воды была обнажена от льда и давала возможность не только видеть ракообразных, но и собрать коллекцию их. Общий вид озера представлялся белым от тонкого слоя снега, прикрывавшего лед. Глубина озера, на основании произведенных промеров, 5,5--9,5 футов (170--290 см), наибольшее углубление найдено у северного берега, где круто ниспадают песчаные барханы. Дно озера илистое или песчаное. Толщина льда колебалась от одного до двух футов (от 30 до 60 см).

На восточной окраине водоёма отделяется луговым перешейком маленькая, до одной версты в окружности, его часть, стоявшая свободной от льда. У северо-восточного берега этого обособленного бассейна выступает из воды островок, состоящий исключительно из белых и светлобурых известковых натеков. Вода умирающего озерка, пресыщенная солью, красиво переливалась на солнце своими темноголубыми волнами.

На восток от описанного бассейна покоятся воды другого соляного озера -- Коболигин-гол {Или Кабалии-хацзы.}, названного так нашими монголами-проводниками, которые с удивительною точностью определили и направление и расстояние до него, в чем я убедился при свидании с А. Н. Казнаковым, при сличении моих и его гобийских съёмок.

Во время нашего пребывания на берегу Куку-бурду на водопой к озеру прибегал свободно пасшийся табун хороших лошадей, заботливо охраняемый красивым жеребцом, гордо бежавшим впереди или сзади своего косяка. Это были первые лошади после урочища Бо-ро-обо.

Осилив затем последний рукав сплошных барханов, мы увидели на юге горизонта высоты, составляющие северный пологий склон гор Ябарай.

Пройдя северный склон гор и спустившись немного по южному, мы расположились бивуаком, приютившись подле высоких скал.

Теперь настало время праздника и для нас. Ввиду напряженного труда по пересечению Гоби некоторые из людей отряда, почти исключительно гренадеры, были мной произведены в унтер-офицеры.