Муслихиддин саади из "бустана" причина написания книги
жүктеу/скачать 367.66 Kb.
|
РАССКАЗ В мечеть однажды пьяный ворвался И пал перед михрабом, голося: “Яви, о боже, надо мною чудо, В небесный рай возьми меня отсюда!” Схватил его за ворот муэдзин: “Ты осквернил мечеть, собачий сын Взгляни, на что лицо твое похоже? Не пустят в рай с такою гнусной рожей!” Заплакал тут навзрыд хмельной буян: “Не тронь меня, ходжа*, пускай я пьян! Ты милости творца понять не можешь, Ты грешника надежд лишить не можешь!” Я не молю прощенья, но открой Врата раскаяния предо мной. Мой грех велик в сравнении с прощеньем И пристыжен твоим благоволеньем. Старик, от слабости упавший с ног, Без помощи подняться бы не смог. Я старец ослабевший... О, внемли мне, Дай руку и подняться помоги мне. Я не хочу высокий сан нести, – Ты слабость и грехи мои прости! Пусть люди, что грехов моих не знают, Меня в неведении прославляют. Но ты – всевидящий, ни за какой Завесою не скрыться пред тобой. Пусть мир людской шумит и суетится, Дай за твоей завесой мне укрыться. Коль раб зазнался, возгордится он, Но может быть владыкою прощен... Коль ты прощаешь людям щедрой мерой, Пройду легко свой путь, исполнен верой. Но на Суде не надобно весов, Коль будет Суд безжалостно суров. Поддержишь, к цели я дойду, быть может, А бросишь, то никто мне не поможет. Кто сделает мне зло, коль ты мой щит? Кто помощи твоей меня лишит? В тот день, когда из праха я восстану, Направо я или налево встану? Как могут указать мне путь прямой, Когда я в мире шел кривой стезей? Не верю я, что сжалится Единый, Увидя на Суде мои седины! Не устыжусь его, как солнца дня, Страшусь – не устыдился б он меня. Ведь не Юсуф* зиждитель мирозданья, Юсуф изведал цепи и страданья. Глубокий духом – он прекрасен был, Великодушный – братьев он простил. Он им не мстил, в тюрьму не заточил их, Он одарил – не миром отпустил их. Как те к Юсуфу – брату своему, К тебе в мольбе я руки подыму. Лет прожитых я раскрываю свиток, В нем сплошь пестрит грехов моих избыток. Когда б не всепрощение твое, То я перечеркнул бы бытие. Пришел я – ниц... Прости мне прегрешенья, Не отнимай надежды на прощенье! * - Ходжа - господин * - Юсуф - библейский Иосиф КАСЫДЫ (перевод В. Державина) * * *
Не привязывайся сердцем к месту иль к душе живой. Не сочтешь людей на свете, но измеришь мир земной. Бьет собаку городскую деревенский псарь за то, что Не натаскана на птицу и на зверя нюх дурной. Знай: цветок ланит прекрасных не единственный на свете, Каждый сад обильным цветом покрывается весной. Что ты квохчешь в загородке глупой курицей домашней? Почему, как вольный голубь, но умчишься в край иной? Вот запутался, как цапля, ты в сетях у птицелова, А ведь мог порхать свободным соловьем в листве лесной? Ведь земля копыт ослиных терпит грубые удары, Потому что неподвижна, не вращается луной. Встреть хоть тысячу красавиц – всех равно дари вниманьем Но удил твои будет жалок, коль привяжешься к одной. Смейся и шути со всеми, беззаботный собеседник, Только сердце от пристрастья огради стальной стеной. Человек ли, в шелк одетый, привлечет тебя, ты вспомни – Шелку много на базаре и за деньги шьет портной. Лишь безумец доброй волей оковать себя позволит, Совесть чистую захочет отягчить чужой виной. Сам виновен, коль заботой ты охвачен за другого Или тяготы чужие искупил своей спиной. И зачем лелеять корень, зная впредь, что будет горек Плод его и что сладчайший плод возьмешь ты в миг любой? Так же скорбен злополучный, в рабство угнанный любовью Как за всадником бегущий заарканенный немой. Нет, мне добрый друг потребен, на себе несущий ношу, Л не тот, кому служить я должен клячей ломовой. Ты склонись на дружбу, если верного отыщешь друга, Если ж нет – отдерни руку, то не друг, а недруг злой Что болеть мне о бездушном! Он самим собою занят И не думает о грозных бедах, стрясшихся со мной! Если друг обидой черной на любовь тебе ответил – Где же разница меж дружбой и смертельною враждой? Если даже целовать он станет след твоих сандалий, Ты не верь – то плут коварный стал заигрывать с тобой. Он воздаст тебе почтенье – это вор в карман твой метит, Птицелов, что сыплет просо перед птичьей западней. Если дом доверишь вору – жизнь, как золото, растратишь: Быстро он тебя оставит с опустевшею мошной. Не ввергай себя в геенну ради радости мгновенной, Не забудь о злом похмелье за попойкою ночной. Дело каждое вначале обстоятельно обдумай, Чтоб не каяться напрасно за пройденною чертой. Знай: повиноваться лживым, покоряться недостойным, Значит – идолам молиться, поругать закон святой. Темному влеченью сердца не вручай бразды рассудка, Не кружись над бездной страсти, словно мошка над свечой; Сам все это испытал я, вынес муки, горше смерти. Опасается веревки, кто ужален был змеей. Если дашь ты волю сердцу – голос разума забудешь, И тебя безумье скроет и бурных волнах с головой; Будешь ты бежать и падать, словно пленник за арканом Всадника, полузадушен беспощадною петлей!.. Так однажды долгой ночью, погружен в спои раздумья, Я лежал без сна и спорил до рассвета сам с собой. Сколько душ людских на свете жаждут благ живого чувства, Словно красок и картинок дети, чистые душой! Я же сердцем отвратился от единственного друга... Но меня схватила верность властно за полу рукой. О, как низко поступил ты! – гневно мне она сказала. – Иль забыл ты малодушно клятвы, данные тобой? Сам любви ты недостоин, коль отвергнул волю милой. Верный друг не отвратится от души, ему родной. Ведь избрав подругой розу, знал, что тысячи уколов Перенесть ты должен будешь, – у любви закон такой. Как сорвать ты смог бы розу, о шипы не уколовшись, Не столкнувшись с клеветою и завистливой молвой? Что вопросы веры, деньги, жизнь сама, все блага мира, Если друг с тобой, когда он всей душой навечно твой! Неужель твой ясный разум кривотолками отравлен? Берегись доверья к лживым и общенья с клеветой! Сам ты знаешь – невозможно обязать молчанью зависть, Так стремись ко благу друга, прочих – из дому долой! Не скажу я, что ты должен выносить обиды друга, Но обиду недоверья сам сначала с сердца смой. От любви не отпирайся. Запирательства любые, Помни, приняты не будут проницательным судьей. Мудрый истины не строит на одном предположенье, Света истины не скроешь никакою чернотой. Ты не верь словам старухи, что плодов она не любит, Просто до ветвей с плодами не дотянется рукой. Человек с душой широкой, но, увы, с пустой казною И хотел бы, да не может сыпать золото рекой. Ты же, Саади, владеешь морем сказочных сокровищ, – Пусть же царственная щедрость вечно дружит с красотой… Так оставим словопренья, дай залог любви высокой: Приходи, сладкоречивый, к нам с газелью золотой!
* * *
О роднике спроси того, кто знал пустыни желтый ад*, А ты что знаешь о воде, когда перед тобой Евфрат? О яр, моя сахибджамал!1 Красавица моя, о яр! Когда ты здесь – я как роса, а нет тебя – я словно яд... Умиде ман, умиде ман2, надежды, чаянья мои! Хоть мы с тобой разлучены, но наших душ не разлучат. Ман на дидам3, не видел я, на шенидам4, не слышал я, Чтобы затмили где-нибудь твоих очей горящий взгляд. Глухая ночь моих надежд вдруг освещается тобой, Ба субхи руи ту башад5, как будто блещет звездопад... Каманди ман6, страшусь тебя. Калиди ман7, зову тебя. Ты – мой капкан и ключ к нему, ты мой восход и мой закат. О, сколько раз, моя краса, о яр, моя сахибджамал, Испепелишь и вдруг опять переселишь в свой райский сад. Я обоняю запах роз – курбане зульфе ту башам!8 Мою любовь и жизнь мою я, дорогая, ставлю в ряд. Бывало, мир я мог воспеть, умиде ман, умиде ман! Но вот уж год – утратил гуд моих касыд певучий лад. Зе чашме дустам фитадам9 – с глазами друга разлучась, – На произвол души врага я пал, бессилием объят. Авах!10 Газели Саади не тронут сердца твоего... Но если птицам их спою – от боли гнезда завопят! 1Красавица, 2Надежда моя, надежда моя, 3Я не видел, 4Я не слышал, 5Лицо твое – как утро, 6Силок мой, 7Ключ мой, 8Да буду жертвой твоих кудрей, 9Выпал из поля зрения моего друга, 10Увы.
(перевод В. Державина) * * *
О утренний ветер, когда долетишь до Шираза, Друзьям передай этот свиток рыдающих строк. Шепни им, что я одинок, что я гибну в изгнанье, Как рыба, прибоем извергнутая на песок.
* * * Если в рай после смерти меня поведут без тебя, Я закрою глаза, чтобы светлого рая не видеть. Ведь в раю без тебя мне придется сгорать, как в аду. Нет, аллах не захочет меня так жестоко обидеть!
* * * Эй, пустомеля и болтун, как о любви ты смеешь петь? Ведь стройно ты за жизнь свою десятка бейтов не связал! Смотри, как в помыслах высок владыка слова Саади, – Он пел любовь, одну любовь – земных владык не восхвалял.
* * *
Меня корят: “Зачем напрасно к ней, недостойной, ты стремишься? Иль жаждой самоистребленья ты, как безумец, обуян?” Отвечу я: “У ней спросите! Я – в тороках ее, как пленник, Меня расспрашивать напрасно, на шее у меня – аркан”.
* * * Побежденным, угнетенным и томящимся в оковах Молви: “Мука не навечно послана судьбою вам. Срок настанет – ваши руки онемевшие развяжут, И, во сне схватив тирана, крепко свяжут по рукам”.
* * * Ты, падишах, не обольщайся словами низкого льстеца! Ища корысти, он умеет коварства сети расставлять. Невежда, пьющий кровь народа, – будь он носителем венца, Не будет мудр от слов хатиба*, не сможет справедливым стать. * - Хатиб - проповедник, чтец молитвы в мечети ГАЗЕЛИ (перевод В. Державина) * * *
В зерцале сердца отражен прекрасный образ твой, Зерцало чисто, дивный лик пленяет красотой. Как драгоценное вино в прозрачном хрустале, В глазах блистающих твоих искрится дух живой. Воображение людей тобой поражено, И говорливый мой язык немеет пред тобой. Освобождает из петли главу степная лань, Но я захлестнут навсегда кудрей твоих петлей. Так бедный голубь, если он привык к одной стрехе, Хоть смерть грозит, гнезда не вьет под кровлею другой. Но жаловаться не могу я людям на тебя, Ведь бесполезен плач и крик гонимого судьбой. Твоей душою дай на миг мне стать и запылать, Чтоб в небе темном и глухом сравниться с Сурайей*. Будь неприступной, будь всегда как крепость в высоте, Чтобы залетный попугай не смел болтать с тобой. Будь неприступной, будь всегда суровой, красота, Дабы пленяться пустозвон не смел твоей халвой. Пусть в твой благоуханный сад войдет лишь Саади! И пусть найдет закрытым вход гостей осиный рой. * - Сурайя - созвездие Плеяды
* * * В ночь разлуки с любимой мне завесы парча не нужна. – В темной опочивальне одинокая ночь так длинна. Люди мудрые знают, как теряет свой ум одержимый. У влюбленных безумцев впереди безнадежность одна. Пусть не плод померанца – свою руку безумец порежет, Зулейха невиновна, недостойна укоров она. Чтобы старец суровый не утратил душевного мира, Скрой лицо кисеею, ибо ты так нежна, так юна. Ты подобна бутону белой розы, а нежностью стана – Кипарису: так дивно ты гибка, и тонка, и стройна. Нет, любой твоей речи я ни словом не стану перечить, Без тебя нет мне жизни, без тебя и светлая радость бедна. Я всю ночь до рассвета просидел, своих глаз не смыкая, К Сурайе устремляя блеск очей-близнецов из окна. Ночь и светоч зажженный, – вместе радостно им до рассвета Любоваться тобою, упиваться, не ведая сна. Перед кем изолью свои жалобы? Ведь по закону Шариата влюбленных – на тебе за убийство виня. Ты похитила сердце обещаний коварной игрою... Скажешь: племенем Саади так разграблена вражья казна. Не меня одного лишь – Саади – уничтожить ты можешь, Многих верных... Но сжалься! Ты ведь милостью дивной полна!
* * * Терпенье и вожделенье выходят из берегов. Ты к страсти полна презренья, но я, увы, не таков. Сочувствия полным взглядом хоть раз на меня взгляни, Чтоб не был я жалким нищим в чертоге царских пиров. Владыка жестокосердный рабов несчастных казнит, Но есть ведь предел терпенья и в душах его рабов. Я жизни своей не мыслю, любимая, без тебя, Как жить одному, без друга, средь низменных и врагов? Когда умру, будет поздно рыдать, взывать надо мной, Не оживить слезами убитых стужей ростков. Моих скорбей и страданий словами не описать, Поймешь, когда возвратишься, увидишь сама – без слов Дервиш богатствами духа владеет, а не казной. Вернись! Возьми мою душу, служить я тебе готов! О небо, продли подруге сиянье жизни ее, Чтоб никогда не расстались мы в темной дали веков. В глазах Красоты презренны богатство и блеск владык, И доблесть, и подвиг верных, как ни был бы подвиг суров. Но если бы покрывало упало с лица Лейли, – Врагов Меджнуна убило б сиянье ее зрачков. Внемли, Саади, каламу своей счастливой судьбы И что ни даст, не сгибайся под ношей ее даров!
* * *
Я нестерпимо жажду, кравчий! Скорей наполни чашу нам И угости меня сначала, потом отдай ее друзьям. Объятый сладостными снами, ходил я долго между вами, Но, расставаяся с друзьями: “Прощайте”, – молвил прежним снам. Перед мечетью проходила она, и сердце позабыло Священные михраба своды, подобные ее бровям. Я не онагр степной, не ранен, ничьей петлей не заарканен, Но от стрелы ее крылатой по вольным не уйду степям. Я некогда испил блаженство с той, что зовется Совершенство... Так рыба на песке, в мученьях, тоскует по морским волнам. До пояса не доставал мне ручей, и я пренебрегал им; Теперь он бурным и бездонным вдруг уподобился морям. И я тону... Когда ж судьбою я буду выброшен на берег, – О грозном океанском смерче в слезах поведаю я вам И вероломным я не стану, и не пожалуюсь хакану, Что я сражен ее очами, подобно вражеским мечам. Я кровью сердца истекаю, от ревности изнемогаю, Так бедный страж дворца рыдает, певцам внимая по ночам. О Саади, беги неверной! Увы... Ты на крючке, как рыба, – Она тебя на берег тянет, к ней – волей – не идешь ты сам.
* * * Кто дал ей в руки бранный лук? У ней ведь скор неправый суд. От оперенных стрел ее онагра ноги не спасут. Несчастных много жертв падет, когда откроешь ты колчан, Твой лик слепит, а свод бровей, как черный лук Турана, крут. Тебе одной в пылу войны ни щит, ни панцирь не нужны, Кольчугу локонов твоих чужие стрелы не пробьют. Увидев тюркские глаза и завитки индийских кос, Весь Индостан и весь Туран на поклонение придут. Покинут маги свой огонь*, забудут идолов своих; О идол мира, пред тобой они курильницы зажгут. На кровлю замка можешь ты забросить кос твоих аркан, Коль башни замка под твоим тараном гневным не падут. Я был, как на горах Симур*. Но ты меня в полон взяла. Так когти сокола в траве индейку горную берут. Уста увидел я. И лал в моих глазах дешевым стал. Ты слово молвила – пред ним померкли перл и изумруд. Твои глаза громят базар созвездий вечных и планет. Где чудеса творит Муса, убогий маг, – при чем он тут? Поверь, счастливую судьбу не завоюешь силой рук! Запечатленный тайны клад откапывать – напрасный труд О Саади! Ты знаешь: тот, кто сердце страсти отдает, – И нрав избранницы снесет, и сонмище ее причуд. * - Маг - зороастрийский жрец; зороастрийцы поддерживали неугасимый огонь как символ добра и света
* * * Встань, пойдем! Если ноша тебя утомила – Пособит тебе наша надежная сила. Не сидится на месте и нам без тебя, Наше сердце в себе твою волю вместило. Ты теперь сам с собой в поединок вступай! – Наше войско давно уж оружье сложило. Ведь судилище верных досель никому Опьянение в грех и вину не вменило. Идол мира мне преданности не явил, – И раскаянье душу мою посетило. Саади, кипариса верхушки достичь – Ты ведь знал – самой длинной руки б не хватило!
* * * Когда б на площади Шираза ты кисею с лица сняла, То сотни истых правоверных ты сразу бы во грех ввела. Тогда б у тысяч, что решились взглянуть на образ твой прекрасный, У них у всех сердца, и разум, и волю б ты отобрала. Пред войском чар твоих я сердце открыл, как ворота градские, Чтобы ты мой город разрушенью и грабежу не предала. Я в кольцах кос твоих блестящих запутался стопами сердца, Зачем же ты, блестя кудрями, лучом лица меня сожгла? Склонись, послушай вкратце повесть моих скорбей, моих страданий! Ведь роза, освежась росою, стенанью жаждущих вняла. Но ветер, погасив светильник, вдаль беспечально улетает, Печаль светильни догоревшей луна едва ль бы поняла. Пусть отдан я на поруганье, но я тебя благословляю, О, только б речь сахарноустой потоком сладостным текла. Насмешница, задира злая, где ныне смех твой раздается? Ты там – на берегу золеном. Меня пучина унесла. Я пленник племени печалей, но я не заслужил упреков. Я ждал – ты мне протянешь руку, ведь ты бы мне помочь могла. При виде красоты подруги, поверь, терпенье невозможно, Но я терплю, как терпит рыба, что на песке изнемогла. Ты, Саади, на воздержанье вновь притязаешь? Но припомни, Как притязателей подобных во все века толпа гнала.
* * * О караванщик, сдержи верблюдов! Покой мой сладкий, мой сон уходит. Вот это сердце за той, что скрутит любое сердце, в полон уходит. Уходит злая, кого люблю я, мне оставляя одно пыланье. И полыхаю я, словно пламень, и к тучам в дымах мой стон уходит. Я о строптивой все помнить буду, покуда буду владеть я речью. Хоть слово – вестник ее неверный, едва придет он и вон уходит. Приди, – и снова тебе, прекрасной, тебе, всевластной, служить я стану. Ведь крик мой страстный в просторы неба, себе не зная препон, уходит. О том, как души бросают смертных, об этом люди толкуют разно. Я ж видел душу свою воочью: она – о, горький урон! – уходит. Не должен стоном стонать Саади,— но все ж неверной кричу я: “Злая!” Найду ль терпенье! Ведь из рассудка благоразумья канон уходит!
* * * Я к твоим ногам слагаю все, чем славен и богат. Жизнь отдам без сожаленья за один твой нежный взгляд. Счастлив тот, кто облик милый созерцает без конца, Для кого твоя улыбка выше всех земных наград. Стан твой – кипарис в движенье, сердце он пленил мое. Ты, волшебница, по капле в грудь мою вливаешь яд. Сжалься, пери, надо мною. Ради прихоти твоей Я готов пойти на плаху, – за тебя погибнуть рад. Ты сияющий светильник. Ослепленный мотылек, Вспыхну в пламени палящем... и тебя не обвинят. Я терплю покорно муку, душу выжег мне огонь, Но уста твои, о пери, исцеленья не сулят. Саади – властитель мира, но отвергнет царства он, – Быть рабом у ног любимой мне дороже во сто крат.
* * * Бранишь, оскорбляешь меня? Напрасно! Не стоит труда! Из рук своих руку твою не выпущу я никогда. Ты вольную птицу души поймала в тенета свои. И что ж! прирученной душе не нужно другого гнезда. Того, кто навеки простерт, – в цепях благовонных кудрей, – Ужели посмеешь топтать? Нет, жалости ты не чужда! “Не правда ли, стан-кипарис живых кипарисов стройней?” – Садовника я вопросил. Садовник ответил мне: “Да”. Пусть солнцем и тихой луной земной озаряется мир, – Мой мир озарен красотой; твой взгляд надо мной – как звезда. Бесценно-прекрасна сама, чужда драгоценных прикрас, Не хочешь себя украшать: ты юностью светлой горда. Хочу, чтоб ко мне ты пришла, осталась со мной до утра, Вот было бы счастье, друзья, а недругам нашим – беда! Лишенная сердца толпа, я знаю, дивится тому, Что черные вздохи мои готовы лететь сквозь года. Но если пылает жилье, то рвется из окон огонь. Чему тут дивиться, скажи? Так в мире бывает всегда. Кто встретил однажды тебя, не в силах вовек разлюбить. Не вижу и я, Саади, в любви ни греха, ни стыда. жүктеу/скачать 367.66 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|
