Свидетель: В 1937 г. на собрании Союза совписателей я выступал и в своем выступлении информировал о ЛЕПСКОМ.
Подсудимый: О статье, которую я написал об Авербаховщине, на партактиве говорилось так, что мою статью вредительски не пропустил бывш.[ий] редактор газеты «Большевистский Молодняк» ПРИХОДЬКО. МАКЕДОНОВ был большой фигурой в вине Авербаховщины и он тогда еще не был арестован.
Показания свидетеля СМОЛИНА, Владимира Викторовича.
(Работник Смолпединститута, б/п, несудим[)]. Взаимоотношения с подсудимым нормальные, подсудимый подтверждает. Вызван по ходатайству подсудимого.
ЛЕПСКОГО я знаю с 1929 г. по работе в ассоциации пролетарских писателей. В 1929 г. ЛЕПСКИЙ принимал участие в Союзе писателей, а в 1930 г. был введен в секретариат этого союза, а затем в 1931 г. был выдвинут на пост ответсекретаря писателей. После того, когда в журнале «Наступление» были допущены политические ошибки, ЛЕПСКИЙ был назначен редактором этого журнала. В апреле 1932 года организация РАПП была ликвидирована и ЛЕПСКИЙ уже принимал меньшее участие, изредка принимал участие в обсуждении вопросов. ЛЕПСКИЙ руководя организацией, как и многие остальные поддерживал лозунги РАПП. ЛЕПСКИЙ больше вращался в Смоленске и когда ЛЕПСКОГО хотели перевести в Москву на литературную работу, то ЛЕПСКИЙ отказался. Пленумы РАПП ЛЕПСКИЙ не посещал.
Отрицательного за ЛЕПСКИМ я ничего не замечал, если не считать такого положения, что ЛЕПСКИЙ все же недостаточно вел борьбу с МАКЕДОНОВЫМ.
На вопросы подсудимого, свидетель ответил:
Работой в РАПП и ЗОАПП заворачивал МАКЕДОНОВ. Вы боролись против кружковщины. На статьи, которые появлялись в «Правде», Вы старались правильно реагировать. На собрании актива коммунистов писателей, которое проходило в Д[оме] К[расной] А[рмии], Вы выступали о недочетах в работе Смолписателей, но конкретно о чем я точно не помню, знаю только то, что Вашим выступлением РАППовцы были не довольны. В 1929 г. я присутствовал на партсобрании, где Вы проходили чистку и о том, что Ваш отец меньшевик Вы не скрывали. Вашу деятельность в РАПП назвать к[онтр]-р[еволюционной], я не могу. Я слыхал, что Вы были против того, чтобы МАКЕДОНОВ был членом партии.
Показания свидетеля БИМЦ, Наума Наумовича, нач.[альник] СмолОблЛИТа, чл. ВКП (б), взаимоотношения с подсудимым нормальные[.] Подсудимый подтверждает.
С ЛЕПСКИМ я встретился в конце 1929 г. по службе в г. Бобруйске. В 1930 г. я перешел на работу в редакцию «Красноармейская Правда», где и работал с ЛЕПСКИМ до 1934 г. ЛЕПСКИЙ работоспособный, работал очень много и хорошо, замещал редактора. К материалам ЛЕПСКИЙ относился очень придирчиво и правильно. ЛЕПСКИЙ по адресу Белорусской газеты «Червоноармейская правда» всегда правильно критиковал, и мне в работе всегда помогал. Будучи начальником Смолобллита ЛЕПСКИЙ мне всегда помогал в консультации. На партсобраниях ЛЕПСКИЙ всегда выступал принципиально и правильно.
Чл. суда ЛАРЧЕНКО: Вы не помните такого случая, что ЛЕПСКИЙ в 1935 г. возвратясь из очередного отпуска из г. Москвы, писал свое впечатление о Метро?
Свидетель: ЛЕПСКИЙ в 1935 г. был в отпуску в Москве и свое впечатление о Метро возможно и писал.
Пред-щий: Вы информировали ЛЕПСКОГО о ПРОНИНЕ?
Свидетель: Да, я информировал ЛЕПСКОГО о ПРОНИНЕ в таком смысле, что кроме слухов ничего о ПРОНИНЕ нет и ЛЕПСКИЙ об этом довел руководство редакции (так в тексте – Н.И.).
Пред-щий: Эти слухи о ПРОНИНЕ стали достоянием других лиц?
Свидетель: Об этих слухах о ПРОНИНЕ другим лицам известно не было, знал[и] только ЛЕПСКИЙ и ШАВЕРИН. Я точно не помню, кто раньше позвонил – или я ему или он мне.
На вопросы подсудимого, свидетель ответил:
В деловой обстановке Вы всегда энергично критиковали ТУТУНКИНА по принципиальным вопросам. Я допускаю, что мог и я сам позвонить Вам о ПРОНИНЕ. Вы написали докладную и по Вашей докладной пришлось много разоблачать в газете «Чирвоноармейская правда»81. Инициатором и заказчиком статей об иностранных армиях был ТУТУНКИН. О своем отце Вы не скрывали.
Подсудимый: Разговор о ПРОНИНЕ и АНДРЕЕВЕ у меня был по телефону с БИМЦ. БИМЦ мне назвал две фамилии по буквам и я об этом сказал только редактору ШАВЕРИНУ.
На вопрос подсудимого, свидетель РЫЛЕНКОВ ответил:
Я помню одно из собраний, где стоял вопрос о вступлении МАКЕДОНОВА в партию, где Вы, как и все остальные выступили против МАКЕДОНОВА.
Подсудимый судебное следствие дополняет:
Я прошу обратить внимание на то, что а[нти]/с[оветской] агитации среди литературных работников я не проводил, что подтверждается свидетельскими показаниями, допрошенными в суде. Я говорил о т. КАГАНОВИЧЕ, а ХАХАЛИН переворачивает и говорит, что этот разговор был якобы о Бухарине. О Бухарине я говорил, что он «добросовестно заблуждался», но никогда я позиции Бухарина не защищал. Свидетели показали, что а[нти]/с[оветских] разговоров с моей стороны не было. В моей практической работе были допущены ошибки в РАПП и я об этих ошибках еще тогда же в 1934 г. выступал и говорил о них. Меня свидетели называют, что я был мягкотел. Да, мягкотелость у меня была, но классовой бдительности я никогда не терял. Против ТУТУНКИНА я выступал, но ТУТУНКИНА перевели в Москву даже с повышением по должности, а затем он уже был арестован. Статью Ковтюха пропустить помешал я и ее не пропустили. САМОХВАЛОВА, работающего в редакции я лично разоблачил. Целый ряд недочетов я устранил и старался их устранять.
Судебное следствие объявлено законченным, предоставлено последнее слово подсудимому, в котором он говорит:
Я был весь открыт перед своими товарищами, я никогда не обманывал партию, я всегда в своих автобиографиях ничего не скрывал, я никогда к[онтр]-р[еволюционной] агитации не проводил, я работал честно и считал себя подлинным советским патриотом. Я всегда в своей практической работе проводил правильно линию партии, правда, у меня в литературной работе были отдельные ошибки. Я происхожу из бедной еврейской семьи и с 15 летнего возраста я пошел зарабатывать себе кусок хлеба. Всегда выступал против фашистской культуры. Всегда принимал указание партии и товарищей к руководству. Меня исключили из партии за пять часов до ареста. Следствие по моему делу велось односторонне, свидетели дали против меня показания, когда я был арестован и давали показания, как на врага народа, но врагом народа я никогда не был. Редакционной работе я целиком отдавался. Статью БАШАШИНА редактировал ШИФРИН, я эту статью исправил и прошу просмотреть мою исправленную рукопись о статье БАШАШИНА. Я глубоко убежден, что суд правильно разберется с моим делом. Прошу поверить моему чистопризнанию (так в тексте – Н.И.) и вынести оправдательный приговор.
В 20 ч. 10 м. суд удаляется на совещание для вынесения приговора.
В 23 ч. 35 м. оглашается приговор, после чего Председательствующий разъяснил сущность приговора, срок и порядок его опротестования.
Мера пресечения до вступления приговора в законную силу в отношении ЛЕПСКОГО судом изменена и ЛЕПСКИЙ из-под стражи – освобожден.
В 23 ч. 40 м. судебное заседание объявлено закрытым.
П/П ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ
ВОЕННЫЙ ЮРИСТ I РАНГА (КЕДРОВ)
СЕКРЕТАРЬ
ТЕХНИК-ИНТЕНДАНТ I РАНГА (КОСТЯН)82
Приговор № 0018 от 3 июня 1939 года констатировал, что предъявляемое Б. Лепскому «<…> данное обвинение ВТ БОВО считает недоказанным <…>», и содержал внушительный перечень оснований. Военный трибунал «Приговорил: Лепского Бориса Ароновича считать по суду оправданным»83.
Интересно, что с мнением состава трибунала не согласился председательствовавший на судебном заседании Кедров. Его точка зрения изложена в отдельном документе (я умышленно при цитировании сохранил правописание подлинника):
ОСОБОЕ МНЕНИЕ ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩЕГО
К ПРИГОВОРУ ПО ДЕЛУ Л Е П С К О Г О.
Оправдательный приговор, вынесенный ВТ ЛЕПСКОМУ считать неправельным по следующим основаниям:
1. ЛЕПСКИЙ в течение продолжительного времени работал в ассоциации пролетарских писателей Западной области на руководящей работе и под непосредственным руководством ныне разоблаченных врагов народа – АВЕРБАХА и МАКЕДОНОВА и полностью разделял их антипартийные установки в области литературы. Впоследствии, после перевода АВЕРБАХА в Москву, ЛЕПСКИЙ не бросал с ним связи и работая в Локаф получал от него установки по своей работе. Тесная связь с указанными выше лицами подтверждается и показаниями свидетеля ПАВЛОВА, который показал суду, что ЛЕПСКИЙ взяв[шись] по просьбе газеты «Большевистская молодежь» написать статью об ошибках б.[ывшего] руководства – ЗОРАПП АВЕРБАХА и МАКЕДОНОВА смазал эту статью не дав развернутой критики их вредительской деятельности в области литературы, а имевшуюся у него в свое время антипартийную линию, привитая ему АВЕРБАХОМ и МАКЕДОНОВЫМ скрыл от п[арт]/о[рганов].
2. Свидетели ХАХАЛИН и БУБЕНКОВ на судебном следствии привели факты восхваления и высказываний сожаления врагам народа. Показания этих свидетелей ничем не опорочены, взаимоотношения их с ЛЕПСКИМ, как он и сам об этом утверждает были дружескими, исключающими какой либо оговор ЛЕПСКОГО в этом отношении.
3. Популяризация фашистских армий, несмотря на показания ЛЕПСКОГО, что инициатива в этом принадлежала не ему, а б.[ывшему] редактору ТУТУНКИНУ на страницах газеты имело место, а ЛЕПСКИЙ, будучи зам. редактора не протестовал против этого, соглашаясь на помещение этих обзоров в ущерб основному материалу о жизни и учебе частей.
4. Судом не приняты во внимание при вынесении оправдательного приговора и показания вызывавшихся в судзаседание свидетелей – ЗАХАРОВА и ГЕРЦОВИЧ, которые в своих показаниях говорят об антипартийной линии в работе ЛЕПСКОГО, как замредактора.
5. ЛЕПСКИМ в номере Красноармейской правды от 21 января 1938 г. была пропущена а[нти]/с[оветского] содержания клеветническая статья БОМАРИНА (правильно – БАШАШИНА – Н.И.) (осужден) – «ЛЕНИН в борьбе за Брестский мир», выпущенная в свет и ставшая достоянием широких масс подписчиков. Попытка ЛЕПСКОГО в этом случае свалить вину на редактора ШИФРИНА, не выдерживает никакой критики, по причине того, что ЛЕПСКИЙ, чего он и сам не отрицает, проверял редакторскую корректуру перед выпуском газеты в печать.
Подлинное подписал.
Копия верна: СУДЕБНЫЙ СЕКРЕТАРЬ ВТ БОВО
ТЕХНИК-ИНТЕНДАНТ I РАНГА (КОСТЯН)84
К счастью, никаких серьёзных последствий для Б. Лепского этот, в общем-то – опасный, документ не имел: ни при освобождении из тюрьмы 3 июня, ни позднее. А через три месяца войска Красной Армии, в том числе соединения и части БОВО, вторглись на территорию уже 17 суток воюющей Польши. О Б. Лепском попросту забыли: в стране началась новая безумная кампания. Однако по своим последствиям и масштабам не менее кровавая, нежели медленно останавливаемая центром, при некотором сопротивлении этому процессу на местах, волна террора и репрессий против собственного народа.
XIII
При освобождении Б. Лепского из тюрьмы ему были возвращены личные документы, изъятые во время ареста. Сохранилась расписка Б. Лепского в их получении, датированная 3 июня 1939 года, которая приобщена к материалам уголовного дела. Здесь же хранится и январское заявление-жалоба Б. Лепского в военную прокуратуру:
Военному прокурору части 105 от лишенного свободы
Лепского Бориса Ароновича
Заявление:
27 октября 1938 г. я был осужден Воен. Трибуналом части 105 на 6 лет лишения свободы по статье 58 – 10 без конфискации имущества. Между тем, несмотря на мои двукратные требования, мои деньги и ценности, отобранные следователем при аресте 23 июля 1938 г., до сих пор не переведены на мой текущий счет в смоленскую тюрьму. Прошу Вас помочь мне перевести на адрес смоленской тюрьмы (лицевой счет № 1040) из финотдела Смоленского УГБ УНКВД наличными четыреста двадцать рублей, принятые от следователя Ковалева 23 июля 1938 по квитанции № 895 и сберкнижку № 78017 со вкладом 1202 руб, карманные часы и облигации госзаймов по списку на сумму 2760 руб, принятые от следователя Ковалева 23 июля 1938 г. по квитанции № 589.
Лепский Б.А.
Смоленская тюрьма.
Главн. корпус. Камера № 27.
28 января 1939 г.85
Очевидно, процитированное выше заявление Б. Лепского, как и его прежние просьбы в отношении денег (октябрь 1938 г., например), было оставлено без рассмотрения и удовлетворения. Во всяком случае, теперь мною обнаружены несколько более поздних документов, подтверждающих это предположение. В одном из второстепенных, не следственных дел, хранящихся в архиве УФСБ РФ по Смоленской области, удалось найти тюремное заявление от 3 марта 1939 г. о перечислении денег, изъятых при аресте. Здесь же подшита копия сообщения о том, что деньги в сумме 420 рублей чекисты должны были перечислить на лицевой счёт Б. Лепского.
XIV
Представляет некоторый интерес «Дело № 389 о ликвидации конфискованного имущества» Б. Лепского. Это дело также хранится в УФСБ РФ по Смоленской области. А любопытно оно, прежде всего, тем, что раскрывает ещё одну тайну действия чётко прописанного и отлаженного чекистского механизма: подобные дела заводились только в случае ареста человека, не имевшего семьи или все родственники которого были репрессированы ранее – расстреляны или отправлены в исправительно-трудовые лагеря. К сожалению, специальный нормативный акт НКВД СССР, определявший всю процедуру изъятия имущества арестованных, исследователям до сих пор недоступен, а опубликовать его очень хотелось бы. Известно достоверно, что через некоторое время после расстрела арестованного или отправки осуждённого в исправительно-трудовой лагерь, дело уничтожалось, как только принималось окончательное решение по имуществу. В нашем же случае, а с такими примерами уже приходилось сталкиваться при исследовании механизма террора в СССР (расстрел Е.Л. Македоновой, к примеру), дело было сохранено, вероятнее всего, на случай поступления жалоб от освобождённого из-под стражи.
В деле сосредоточены документы за период с момента ареста Б. Лепского и до конца 1940 года. В самом начале сообщается, что вещи Б. Лепского были описаны попредметно и сданы на хранение начальнику издательства «Красноармейской правды» А. Силину (л. 1). Похоже, на день ареста, своей квартиры у Б. Лепского не было; по-видимому, он, как и другие, занимал служебную комнату в доме, относившемся к военному ведомству. Далее следует опись имущества, в которой зафиксировано 72 предмета (л. 2-5) и ещё раз названо ответственное лицо, кому оставлены на хранение вещи Б. Лепского – начальник издательства А. Силин. Сообщается (л. 6; 5 ноября 1940 года), что редакция «Красноармейской правды» выехала в Минск, а в Смоленске никого из состава редакции не осталось. И, наконец, ещё один документ, исполненный на бланке издательства «Красноармейской правды» и подписанный его начальником (л. 12, сокращения раскрыты):
Издательство Красноармейской газеты
Западного Особого Военного округа
«Красноармейская правда»
19/ХII 1940 г.
г. Минск (ул. Горького д. № 31).
Справка
Личные вещи бывшего заключённого Лепского согласно описи от 25/VII – 1938 года хранились в бывшей его квартире под ответственность начальника издательства Силина.
После освобождения Лепского все вещи ему вручены полностью. Никакой претензии он не предъявлял.
Расписку от Лепского я не брал.
Лепский сейчас находится в Ташкенте – работал в газете [«]Правда Востока[»].
Силин.
XV
Ничего кроме огорчения, обиды и расстройства не испытываю от осознания того объективного факта, что нет свободных денег на поездку в бесподобный и изумительный Ташкент – мой любимейший среднеазиатский город, где я некоторое время жил и с которым неоднократно связывала меня судьба – с 1979 по 1988 годы. Восхитительный, сказочный, божественный город-мечта! Вероятно, не суждено больше побывать в Ташкенте. А как тянет туда – не передать словами. Хотя, в отличие от Бориса Лепского, родственников у меня в Ташкенте нет и не было. А жаль…
Приютивший, в годы войны, Якуба Коласа, эвакуированного в сорок первом из Минска, Ташкент и у поэта вызвал немало добрых чувств и эмоций, сплошь рассыпанных по тексту «Книги ташкентского бытия». Поэтому я и взялся когда-то читать дневник. И именно Якуб Колас, сам этого не зная, дал нам возможность, если не уцепиться, то нащупать ещё одну ниточку, в действительности, как оказалось, очень тонкую, ведущую от смоленского периода жизни Б. Лепского к ташкентскому. И что же нам удалось узнать?
Перелистаем вместе 13 и 14 тома собрания сочинений Якуба Коласа. Первое упоминание Я. Коласом Б. Лепского относится к 8 октября 1941 года. В письме к Михаилу Тихоновичу Лынькову – бобруйскому приятелю Б. Лепского, Я. Колас пишет: «<…> Здесь, в Ташкенте, я встретил одного из твоих знакомых, тов. Лепского. Он был сначала секретарем в «Правде Востока». Сейчас работает в той же должности в одной из военных газет. Он спрашивал о тебе. Я дал ему твой адрес (прежний). Он писал по этому адресу. <…> Работаю, насколько могу, в местной прессе. <…>»86
Своему знакомому, Владимиру Ивановичу Петуховскому, Я. Колас сообщает: «<…> Изредка помещаю свои стихи и рассказы в местной прессе, в частности в одной военной газете. <…>» (Т. 13. С. 245, 626).
Но более всего окружная газета «Фрунзевец» (Среднеазиатский военный округ, Ташкент), где Б. Лепский проходил службу, фигурирует в уже называвшейся мною «Книге ташкентского бытия: день в день. 1943» – дневнике поэта, который Я. Колас начал вести 22 марта.
<…> Заходил в редакцию «Фрунзевца», говорил с тт. Лепским и [П.?] Швейделем. Познакомился с редактором «Фрунзевца». <…> (Т. 14. Мн., «Маст. лiт.», 1978. С. 225, 456; 29 марта. Здесь и далее перевод с белорусского мой – Н.И.)
<…> Был во «Фрунзевце». <…> (С. 226; 8 апреля)
<…> Заходил во «Фрунзевец». Встретился с Лепским. Он дал мне листок из «Огонька», где была моя фотография в статье Лежнева. Из «Фрунзевца» заходил к Сергею [Городецкому]. (С. 231; 4 июня)
<…> Был во «Фрунзевце». Надо написать письмо к военкорам… (С. 231; 10 июня)
<…> Днём писал поздравление «Фрунзевцу», двадцатипятилетний юбилей состоится завтра, 12 июня. <…> (С. 232; 11 июня)
<…> Заходил во «Фрунзевец». Двери были закрыты. Посидел немного у Городецких, оттуда во «Фрунзевец». Из «Фрунзевца» в Союз писателей. <…> (С. 232; 14 июня)
<…> Был во «Фрунзевце». <…> (С. 233; 22 июня)
<…> Заходил во «Фрунзевец». Получил 50 руб. <…> (С. 234; 23 июня)
<…> Намереваюсь пойти в город, наведаться во «Фрунзевец». Больше мне некуда заходить. <…> Был во «Фрунзевце». Кроме Швейделя, не видел никого… <…> (С. 240; 14 июля)
<…> Собирался пойти во «Фрунзевец». Теперь у меня никого нет, куда бы мог зайти… <…> (С. 244; 5 августа)
<…> Заходил на минутку во «Фрунзевец». Лепский здесь уже не работает. Назначен на другую работу. <…> (С. 245; 13 августа)
<…> Завтра зайду во «Фрунзевец»… (С. 255; 23 сентября)
<…> Заходил во «Фрунзевец»… Оставил стихотворение «Салюты Москвы»… (С. 256; 24 сентября)
<…> Заходил во «Фрунзевец». [В.А.] Липко переводит «Салюты Москвы». <…> (С. 259, 458; 9 октября)
… Был во «Фрунзевце». Напечатано в сегодняшнем № моё стихотворение. <…> (С. 261; 26 октября)
<…> Заходил в редакцию «Правды Востока», отдал стихотворение ответственному секретарю. Обещал поместить за 31/Х. Заходил во «Фрунзевец»… (С. 261; 27 октября)
1 ноября 1943 года Якуб Колас покинул гостеприимный и хлебосольный Ташкент, отправившись поближе к родным местам. Упоминаний о Б. Лепском в позднейших дневниках Я. Коласа (1944-1951 годы, в тех частях записей, что опубликованы в четырнадцатитомном собрании сочинений поэта) больше нет.
XVI
Борис Лепский исчезает из нашего поля зрения в 1943 году столь же внезапно, как когда-то, в конце двадцатых, нежданно-негаданно появился в Смоленске.
Странно, но нет никаких сведений о нём в собрании сочинений Михася Лынькова. Не вспоминают Б. Лепского в своих мемуарах другие белорусские литераторы.
Однако, надо полагать, какие-то сведения всё же можно будет отыскать в архивах – напомню, Я. Колас указывает на стремление Б. Лепского возобновить осенью 1941 года контакты с М. Лыньковым.
Мои неоднократные попытки, через вторых лиц, поддерживающих связи со своими ташкентскими родственниками и знакомыми, отыскать там ветеранов столичной журналистики, пока оказались безуспешными. Не смогли помочь и те узбекские журналисты, которые, по разным причинам, выехали из Узбекистана на постоянное место жительства в США и Россию. Тщетными были обращения к сотрудникам госбезопасности России, взявшим на себя любезность оказать мне хоть какое-то содействие в моих разысканиях, а в органы прокуратуры и государственной безопасности ни сам Б. Лепский, ни кто-либо другой, с заявлением о его реабилитации или признании пострадавшим от политических репрессий, не обращался. Без каких-либо обнадёживающих результатов завершились мои поиски в Беларуси. Не вспомнили фамилию героя моего очерка и смоленские, с довоенным стажем, краеведы. Даже фотографию Б. Лепского мне до сих пор не удалось отыскать.
Как завершил свой земной путь этот человек? Погиб ли он на войне или счастливо прожил отпущенное ему Богом и судьбой время? Была ли у него семья, и обзавёлся ли он детьми? Оставил ли после себя какие-то воспоминания о Смоленске и своей нелёгкой жизни?
Ответов на эти многочисленные вопросы пока что нет.
Будем надеяться – пока нет.
XVII, или НЕЖДАННОЕ ПРОДОЛЖЕНИЕ ТЕМЫ
В сентябре 2009 года в минской газете «Культура» была опубликована любопытная статья, которую подготовили к печати А. Гарон и И. Козлович, научные сотрудники Государственного литературно-мемориального музея Якуба Коласа87. В упомянутой статье, кроме прочего, рассказывалось о тесных контактах, душевных и дружественных связях Якуба Коласа с военными журналистами С.Я.(?) Швейделем и Б. Лепским, проходившими службу в Ташкенте в редакции окружной газеты «Фрунзевец». Но, оказывается, с убытием летом 1943 года Б. Лепского к месту нового назначения, а затем и с отъездом Я. Коласа из Ташкента (1 ноября 1943 года), добросердечные отношения давних знакомых не прервались. А. Гарон и И. Козлович сообщают в своей статье, что между Б. Лепским и Я. Коласом определённое время сохранялась (поддерживалась) переписка, по крайней мере, таковая зафиксирована в июле 1944 года – в публикации приводятся выдержки из письма Б. Лепского, направленного им из действующей армии к Якубу Коласу (по всей видимости, инициатором возобновления переписки являлся Б. Лепский). Ксерокопию письма Б. Лепского, написанного на обычной немаркированной почтовой карточке, мне удалось получить в октябре 2009 года – при посредничестве моего минского друга Виталия Владимировича Скалабана, которому я бесконечно благодарен за многолетнюю разнообразную и неоценимую помощь в моих изысканиях. В статье А. Гарон и И. Козлович письмо Б. Лепского опубликовано почти что полностью. Приведём и мы, однако без изъятий и сокращений, текст этого коротенького свидетельства военной поры:
Дорогой Константин Михайлович! Пишу Вам наугад в Москву. Сообщения об освобождении от немцев белорусских городов и областей так радостны, что мне захотелось от души поздравить Вас с этим нашим общим торжеством. Я с огромным удовольствием вспоминаю о хороших часах бесед и о чтении Ваших стихов в наших тесных редакционных комнатках. Как Вы живете, что сейчас пишете? О выходе Вашей книги я читал в газетах. Как поживает Лыньков. Прошу передать ему мой самый искренний привет. Желаю Вам всего наилучшего.
3 июля 1944. Б. Лепский88
Эх, очутиться бы сейчас в древнем и удивительно сказочном Ташкенте, задержаться там на недельку-другую, да поискать следы редакционного архива «Фрунзевца». А вдруг…
***
Достарыңызбен бөлісу: |