Письма римскому другу (1972)

Книга: Иосиф Бродский. Стихотворения и поэмы

Нынче ветрено и волны с перехлестом.

Скоро осень, все изменится в округе.

Смена красок этих трогательней, Постум,

чем наряда перемена у подруги.
Дева тешит до известного предела --

дальше локтя не пойдешь или колена.

Сколь же радостней прекрасное вне тела:

ни объятья невозможны, ни измена!

Что в столице? Мягко стелют? Спать не жестко?

Как там Цезарь? Чем он занят? Все интриги?

Все интриги, вероятно, да обжорство.

Ни подруги, ни прислуги, ни знакомых.

Вместо слабых мира этого и сильных --

лишь согласное гуденье насекомых.

был купцом он -- деловит, но незаметен.

Умер быстро -- лихорадка. По торговым

он делам сюда приплыл, а не за этим.

Он в сражениях империю прославил.

Сколько раз могли убить! а умер старцем.

Даже здесь не существует, Постум, правил.

но с куриными мозгами хватишь горя.

Если выпало в Империи родиться,

лучше жить в глухой провинции у моря.

Лебезить не нужно, трусить, торопиться.

Говоришь, что все наместники -- ворюги?

Но ворюга мне милей, чем кровопийца.

я согласен, но давай-ка без торговли:

брать сестерций с покрывающего тела --

все равно что дранку требовать от кровли.

Чтобы лужу оставлял я -- не бывало.

Вот найдешь себе какого-нибудь мужа,

он и будет протекать на покрывало.

Как сказал мне старый раб перед таверной:

"Мы, оглядываясь, видим лишь руины".

Взгляд, конечно, очень варварский, но верный.

Разыщу большой кувшин, воды налью им...

Как там в Ливии, мой Постум, -- или где там?

Неужели до сих пор еще воюем?

Худощавая, но с полными ногами.

Ты с ней спал еще... Недавно стала жрица.

Жрица, Постум, и общается с богами.

Или сливами. Расскажешь мне известья.

Постелю тебе в саду под чистым небом

и скажу, как называются созвездья.

долг свой давний вычитанию заплатит.

Забери из-под подушки сбереженья,

там немного, но на похороны хватит.

в дом гетер под городскую нашу стену.

Дай им цену, за которую любили,

чтоб за ту же и оплакивали цену.

Дверь распахнутая, пыльное оконце,

стул покинутый, оставленное ложе.

Ткань, впитавшая полуденное солнце.

Чье-то судно с ветром борется у мыса.

На рассохшейся скамейке -- Старший Плиний.

Дрозд щебечет в шевелюре кипариса.

Книга: Иосиф Бродский. Стихотворения и поэмы

Анне Ахматовой

дитя, находились внутри из числа

людей, находившихся там постоянно,

Святой Симеон и пророчица Анна.

Марии; и три человека вокруг

младенца стояли, как зыбкая рама,

в то утро, затеряны в сумраке храма.

От взглядов людей и от взоров небес

вершины скрывали, сумев распластаться,

в то утро Марию, пророчицу, старца.

свет падал младенцу; но он ни о чем

не ведал еще и посапывал сонно,

покоясь на крепких руках Симеона.

о том, что увидит он смертную тьму

не прежде, чем сына увидит Господня.

Свершилось. И старец промолвил: "Сегодня,

Ты с миром, Господь, отпускаешь меня,

затем что глаза мои видели это

дитя: он -- Твое продолженье и света

и слава Израиля в нем." -- Симеон

умолкнул. Их всех тишина обступила.

Лишь эхо тех слов, задевая стропила,

над их головами, слегка шелестя

под сводами храма, как некая птица,

что в силах взлететь, но не в силах спуститься.

не менее странной, чем речь. Смущена,

Мария молчала. "Слова-то какие..."

И старец сказал, повернувшись к Марии:

паденье одних, возвышенье других,

предмет пререканий и повод к раздорам.

И тем же оружьем, Мария, которым

душа будет ранена. Рана сия

даст видеть тебе, что сокрыто глубоко

в сердцах человеков, как некое око".

Мария, сутулясь, и тяжестью лет

согбенная Анна безмолвно глядели.

Он шел, уменьшаясь в значеньи и в теле

Почти подгоняем их взглядами, он

шел молча по этому храму пустому

к белевшему смутно дверному проему.

Лишь голос пророчицы сзади когда

раздался, он шаг придержал свой немного:

но там не его окликали, а Бога

И дверь приближалась. Одежд и чела

уж ветер коснулся, и в уши упрямо

врывался шум жизни за стенами храма.

он, дверь отворивши руками, шагнул,

но в глухонемые владения смерти.

Он шел по пространству, лишенному тверди,

И образ Младенца с сияньем вокруг

пушистого темени смертной тропою

душа Симеона несла пред собою

в которой дотоле еще никому

дорогу себе озарять не случалось.

Светильник светил, и тропа расширялась.

Книга: Иосиф Бродский. Стихотворения и поэмы

В холодную пору, в местности, привычной скорей к жаре,

чем к холоду, к плоской поверхности более, чем к горе,

младенец родился в пещере, чтоб мир спасти:

мело, как только в пустыне может зимой мести.
Ему все казалось огромным: грудь матери, желтый пар

из воловьих ноздрей, волхвы -- Балтазар, Гаспар,

Мельхиор; их подарки, втащенные сюда.

Он был всего лишь точкой. И точкой была звезда.

на лежащего в яслях ребенка издалека,

из глубины Вселенной, с другого ее конца,

звезда смотрела в пещеру. И это был взгляд Отца

Книга: Иосиф Бродский. Стихотворения и поэмы

Вижу колонны замерших звуков,

гроб на лафете, лошади круп.

Ветер сюда не доносит мне звуков

русских военных плачущих труб.

Вижу в регалиях убранный труп:

в смерть уезжает пламенный Жуков.
Воин, пред коим многие пали

стены, хоть меч был вражьих тупей,

блеском маневра о Ганнибале

напоминавший средь волжских степей.

Кончивший дни свои глухо в опале,

как Велизарий или Помпей.

в землю чужую! Что ж, горевал?

Вспомнил ли их, умирающий в штатской

белой кровати? Полный провал.

Что он ответит, встретившись в адской

области с ними? "Я воевал".

больше уже не приложит в бою.

Спи! У истории русской страницы

хватит для тех, кто в пехотном строю

смело входили в чужие столицы,

но возвращались в страхе в свою.

эти слова и твои прахоря.

Все же, прими их -- жалкая лепта

родину спасшему, вслух говоря.