Между тем в 1941 году вести с фронтов войны шли нерадостные. Уже кончалась осень и наступали зимние холода, а ежедневные сообщения «информбюро» свидетельствовали, что наши войска, хотя и упорно сопротивляясь, все-таки продолжали отступать. Ленинград и его гарнизон оказались в блокаде. Фашистские войска были на подступах к Москве. У нас распространился слух, что правительство переместилось в Куйбышев. Говорили, что на город немцы с самолёта сбросили листовки с текстом: «Москва не граница, Куйбышев не столица». К нам в Сургут приезжал Ворошилов, где он побывал на ремонтном авиазаводе, в колхозе им. Шевченко, беседовал с людьми, выражал уверенность, что Москва не будет сдана, враг будет, безусловно, остановлен и разгромлен. Осенью в районе проходила мобилизация людей на рытьё окопов, в основном молодых женщин. Вернувшиеся с рытья окопов рассказывали, что из западных районов страны идут нескончаемым потоком эшелоны, вывозящие заводы и их работников на восток. Побывавшие в Куйбышеве люди говорили, что недалеко от города, в районе станции Безымянка, разгружается большое число поездов со станками и оборудованием. Здесь же размещаются в палатках десятки тысяч людей, работники заводов и строители. На открытой площади размещаются цеха будущих заводов, заливаются фундаменты под станки, устанавливаются станки и оборудование прямо под открытым небом, подключаются к электропитанию и начинают производить военную продукцию. Строители одновременно начинают возводить корпуса цехов. В это же время стали поступать извещения (похоронки) о погибших на фронте односельчанах. На станцию приезжали покалеченные красноармейцы, т.е. без руки или ноги. Они рассказывали, что немцы наступают большими силами. В воздухе господствуют их самолёты, а на земле рвутся вперёд целые танковые армии. Красноармейцам нередко приходится противостоять танковым атакам только с гранатами и противотанковыми ружьями. В нашем посёлке и в районе велась работа по формированию будущих партизанских отрядов. Обстановка и сознание людей до крайности обострились. Но я не помню панических настроений. Все были сосредоточенны, но не теряли надежду на успех.
Наконец в конце года начали поступать радостные известия. Под Москвой наши войска перешли в наступление и отбросили гитлеровские войска от столицы на сотни километров, освободив ряд городов и много населённых пунктов. О разгроме немецких войск под Москвой все люди говорили с большой радостью. Появилась надежда, что вскоре наши войска перейдут в наступление и на других фронтах, наконец, изгонят захватчиков с территории СССР. Однако такие надежды оказались несколько преждевременными. Летом 1942 года настроение на победоносное завершение войны сменилось новой тревогой. Гитлеровские армии перешли в наступление на южных фронтах, и радио почти каждый день стало извещать о сдаче врагу всё новых городов. Сообщалось о кровопролитных боях, которые ведут наши войска, чтобы остановить наступление противника. В конце августа 1942 года мы узнали, что немцы ворвались в Сталинград, т.е. в волжский город, следовательно, такой же город, как наш Куйбышев. Ежедневно мы вслушивались в сообщения «информбюро» о тяжелейших боях, которые вели защитники Сталинграда, дав клятву победить или умереть, но не сдать города врагу. Красноармейцы клялись, что на левом берегу Волги для них земли нет. Началась многомесячная битва героических защитников Сталинграда против превосходящих сил противника, ставшая легендарной во всей второй мировой войне. Весь мир, естественно, и мы с тревогой и надеждой следили за этой битвой.
В июне 1942 года я успешно сдал экзамены за 4 класса Сургутской начальной школы и поступил в 5-й класс Сергиевской средней школы. Теперь надо было ходить в школу за 3 километра в районное село Сергиевск. При этом следовало на лодке переплыть через речку Сок в одном месте и перейти через неё по камням в другом месте, затем, поднявшись на гору, наконец, оказаться в школе. Зимой это расстояние мы преодолевали по снегу и льду. Военные годы были чрезвычайно морозными, часто зашкаливало за 30 градусов. Не зная об этом, мы, сургутские ребята и девчата, добросовестно приходили в школу, а там сообщали, что из-за сильного мороза занятия в школе отменены, и нам сразу же по этому морозу приходилось возвращаться домой. Весной в половодье мы обходили разлив воды за многие километры по дамбе, чтобы попасть в школу. Сургутских мальчишек в школе считали озорниками, поэтому нас нередко сторонились школьники из Сергиевска. Думаю, наше озорство на самом деле было невелико. В Сергиевской горе мы обнаружили пещеры, уходящие довольно далеко вглубь горы. Мы нередко вместо занятий в школе с факелами лазили по этим пещерам и тем нарушали учебную дисциплину. В разбитых самолётах в пристанционном мусоре наши мальчишки находили немало резиновых жгутов, состоявших из множества тонких прочных резинок. Мы вынимали эти резинки, привязывали их к пальцам руки наподобие рогатки и бумажными скрутками стреляли из них. Этими бумажками кому-то попадало. В 5-м классе началось изучение немецкого языка. Преподавателем оказался немец по национальности. Мы его как немца сразу же невзлюбили. Как только он поворачивался к доске писать, так сразу же все наши мальчишки стреляли в него из своих рогаток бумажными жгутами. Преподаватель пытался сам уладить с нами конфликт, но у него из этого ничего не получилось. В конечном счёте, его перевели преподавать в другую, семилетнюю школу Сергиевска, а нам дали русскую преподавательницу. Только после этого мы стали изучать немецкий язык.
В 5-7 классах в обучении мальчиков много времени отводилось военному делу. Мы учились строевой подготовке, различным перестроениям. Тщательно изучили устройство винтовки образца 1898/1930 года. Этих винтовок в школе было достаточно, каждый из нас имел возможность винтовку разобрать и собрать, почистить и смазать. Мы учились целиться, плавно спускать курок. Нас научили, как винтовку поднять на плечо и поставить к ноге, как ею пользоваться в штыковом бою. В 1942 году мальчишек ставили с винтовкой и противогазом часовыми для охраны входа в школу и у кабинета военной подготовки. С нами проводили и тактические занятия: учили переползать, преодолевать препятствия, окапываться, словом, всё как у призывников. В те военные годы военкоматы месяца по 3 обучали мальчишек допризывного возраста (1925-1927 годов рождения) курсу молодого бойца, чтобы на это не тратить время при призыве в армию. Видимо, и нас, младших школяров, тоже готовили к возможному участию в войне. Мы учились стрелять в тире, правда, только из малокалиберных винтовок. В то время военное дело у нас было в почёте, и эти занятия мы не пропускали.
Школа наша была новой, двухэтажной, построенной незадолго перед войной. Преподаватели мужчины почти все были мобилизованы на фронт. Осталось из мужчин всего 4 преподавателя. Директор школы, в возрасте за 60 лет, преподавал физику. Это был высокий мужчина с мощной фигурой и доброй душой. Один глаз у него был стеклянный. Мальчишки его любезно прозвали ЧТЗ (трактор челябинского завода). Другой мужчина, уже в преклонном возрасте, преподавал географию. Приходя в класс, он брал учительский стол, переносил в угол, где на стойку вешал карту и, не обращая ни на кого внимания, вёл рассказ о континентах, морях и океанах, горах, реках и озёрах, возвышенностях и равнинах и т.п. Во время его урока все разговаривали, выходили из класса, входили в него, словом, занимались, кто чем хотел, только не географией. Заметив, что стол почему-то каждый раз переносится в угол класса, один из мальчишек стал подлезать под стол, и, когда учитель входил в класс, этот стол на спине озорника переносился в угол, облюбованный учителем. На это он тоже никак не реагировал. Третий мужчина был среднего возраста, преподавал математику, был очень строг к ученикам, почти подряд мальчишкам ставил неудовлетворительные оценки. Он любил оставлять учеников сдавать экзамен по математике на осень. В то время, начиная с 4 класса, экзамены учениками сдавались во всех классах и почти по всем предметам. Этот же преподаватель работал завучем в школе. Четвёртый мужчина работал военруком, его мы беспрекословно слушались и старались чётко выполнять подаваемые им команды.
Вообще преподавателей в школе не хватало. В 1944 году лучших выпускниц школы направили в Куйбышевский пединститут на краткосрочные курсы преподавателей по различным дисциплинам. Уже в 1944-1945 годах у нас были молодые преподаватели по химии, истории, зоологии и другим дисциплинам.
В 1942-1943 годах школа не отапливалась из-за отсутствия дров. В нашем классе в одном окне было разбито большое стекло. Вместо него была вставлена фанера, полностью не закрывающая проём. В это окно дул ветер, а зимой в класс наносило снега. Зимой мы сидели в классе в шубах, пальто, шапках, варежках. Чернильницы с собой не брали, всё равно чернила бы замёрзли. Авторучек тогда ещё не было. Мы приспособились на перо ручки накручивать тонкую проволоку. Дома это перо погружали в чернила, затем выносили на мороз, где чернила замерзали. В школе оставалось подуть на перо, чернила подтаивали, и можно было кое-что записать. Школьные учебники все были старые, потрепанные, а то и не хватало нужных листов. В магазинах учебники не продавались. Тетрадей у нас вообще не было. Мы делали самодельные тетради из старых журналов, брошюр или газет. Поскольку у нас на квартире жили военные, то они меня обеспечивали простреленными, а иногда и целыми мишенями. На этих мишенях можно было писать с обратной стороны, или на белых полях лицевой стороны. Вот из таких мишеней я преимущественно и делал себе тетради. На экзаменах по математике и русскому языку нам выдавали чистые сдвоенные листы из тетрадей в клетку или линейку. Таковы были военные условия для учёбы. Однако школы работали, занятия проводились. И если мы, сургутские мальчишки, иногда уходили с занятий в пещеры, то в основном чтобы разогреться. В 1944 году в школу привезли дрова, все мальчишки участвовали в их распиливании и колке. Зимой 1944-1945 года в классах уже было тепло.
Достарыңызбен бөлісу: |