Нил Стивенсон Криптономикон. Часть 2

ПРОЕКТ X

Начало апреля 1945 года. Пожилая японская вдова чувствует, как земля под ногами переворачивается, и выбегает из своего бумажного домика, думая, что началось землетрясение. Домик стоит на острове Кюсю, у моря. Она видит на горизонте черный корабль в ореоле собственного восходящего солнца: при каждом залпе он весь на мгновение окутывается алым огнем. Первая ее мысль: «Ямато», самый большой линкор в мире, растаявший за горизонтом несколько дней назад, вернулся с победой и салютует. Однако это американский линкор, он обстреливает порт, из которого вышел «Ямато», и земля корчится, словно силясь исторгнуть рвоту.

До сего момента японка свято верила, что вооруженные силы ее страны сокрушают американцев, китайцев, голландцев и англичан по всему миру. Видимо, это какой то самоубийственный прорыв американцев. Однако черный корабль остается на горизонте весь день, осыпая священную землю тоннами и тоннами динамита. Ни один самолет его не бомбит, ни одна подводная лодка не взрывает его торпедой.

Паттон беспардонно форсировал Рейн, обскакав Монтгомери, который тщательно готовился сделать это первым.

Немецкая подводная лодка U 234 идет Атлантическим океаном к мысу Доброй Надежды. На ее борту десять контейнеров с тысячью двумястами фунтами окиси урана. Уран ждут в Токио для предварительных экспериментов по созданию новой, исключительно мощной бомбы.

Генерал Кертис Лемей летает до опасного низко над японскими городами, осыпая их зажигательными снарядами. Четверть Токио в руинах – здесь погибли восемьдесят три тысячи человек.

В ночь после налета на Осаку американские морпехи водрузили знамя над Иводзимой, и эта фотография обошла все газеты.

За считанные дни Красная Армия, ныне самая сокрушительная сила на земле, захватила Вену и нефтяные месторождения Венгрии. Советский Союз объявил, что не будет продлевать с Японией пакт о ненападении.

Бои за Окинаву идут с невиданным ожесточением. Японцы бросили против американского флота все свои силы. «Ямато» вышел в море, ощетинясь восемнадцатидюймовыми орудиями и неся запас топлива только в одну сторону. Однако американские криптоаналитики перехватили и расшифровали приказы. Величайший линкор мира потопили, и с ним две тысячи пятьсот человек. Теперь американцам противостоят «хризантемы на воде»: тучи летчиков камикадзе, человекобомб, человекоторпед, начиненных взрывчаткой катеров.

К изумлению и досаде немецкого командования, японское правительство попросило, чтобы в случае утраты всех европейских военно морских баз кригсмарине получил приказ действовать совместно с японцами на Дальнем Востоке. Радиограмма была зашифрована кодом «Индиго». Ее перехватили и прочли страны союзницы.

В Англии доктор Алан Матисон Тьюринг, считая, что война практически закончена, давно переключился с секретной телефонии на создание думающих машин. Последние пять месяцев – с тех пор как в Блетчли парк доставили «Колосс Марк II» – он работал с действительно программируемой вычислительной машиной. Алан изобрел эти машины задолго до того, как их начали строить, и ему не обязательно трогать железяки. Впрочем, работа с «Колоссом Марк II» помогла четче сформулировать, какой должна быть следующая машина. Алан думает о ней как о послевоенной, но только потому, что он в Европе и меньше Уотерхауза озабочен окончательным разгромом Японии.

– Я работаю над ЗАРЫВАТЬ и ВЫКАПЫВАТЬ, – говорит голос, идущий из маленьких дырочек в бакелитовых наушниках на голове у Лоуренса. Голос странно искажен и почти тонет в белом шуме и раздражающем треске.

– Повтори, пожалуйста, – просит Уотерхауз, плотнее прижимая наушники.

– ЗАРЫВАТЬ и ВЫКАПЫВАТЬ, – говорит голос. – Это… э э… набор инструкций, которые надо выполнить. Алгоритм. Программа.

– Да! Прости, я первый раз тебя не услышал. Я тоже над этим работаю, – говорит Уотерхауз.

– У следующей машины будет запоминающее устройство, Лоуренс, звуковые волны в цилиндрах, наполненных ртутью. Мы украли идею у Джона Уилкинса, основателя Королевского общества, который придумал ее триста лет назад, только он собирался вместо ртути использовать воздух. Я… прости, Лоуренс, ты сказал, что тоже над этим работаешь?

– Я применил электронные лампы.

– Что ж, вам, американцам, это годится, – говорит Алан. – Полагаю, если иметь неограниченные средства, можно сделать систему ЗАРЫВАНИЯ ВЫКАПЫВАНИЯ из паровозов или чего еще и держать многотысячный штат рабочих, чтобы все это смазывать.

– Насчет ртути идея хорошая, – признает Уотерхауз. – Очень перспективная.

– Так ты правда научился ЗАРЫВАТЬ и ВЫКАПЫВАТЬ с помощью электронных ламп?

– Да. Я ВЫКАПЫВАЮ успешнее, чем мы с тобой в ту поездку, – говорит Лоуренс. – Ты нашел те слитки, которые зарыл?

– Нет, – рассеянно отвечает Алан. – Они затерялись. Затерялись в шуме бытия.

– Ты знаешь, я только что задал тебе тест Тьюринга, – говорит Лоуренс.

– Прости?

– Эта дрянь так искажает голос, что не поймешь, ты это или Уинстон Черчилль, – говорит Лоуренс. – Единственный способ убедиться, что это ты, – услышать то, что может сказать только Алан Тьюринг.

Алан смеется высоким пронзительным смехом – это точно он.

– «Проект X» ужасен, – говорит Алан. – «Далила» несравненно лучше. Жаль, что ты не можешь ее увидеть. Или услышать.

Алан в Лондоне, где то в командном бункере. Лоуренс в Манильском заливе, на острове Коррехидор. Их соединяет медная нить, протянутая вдоль всей планеты. Сейчас мировой океан пересекает множество таких нитей, но лишь особые тянутся в такие помещения, как эти. Они есть в Вашингтоне, Лондоне, Мельбурне, а теперь и на Коррехидоре.

Лоуренс смотрит через толстое стекло в кабинку механика, где на самом дорогом и точном в мире граммофоне крутится грампластинка. Она тоже самая дорогая в мире – на ней записан псевдослучайный белый шум. Шум электронным образом суммируется с голосом Лоуренса, прежде чем его отправят по проводам. В Лондоне шум (считываемый с такого же граммофона) вычитают из сигнала и результат передают Алану в наушники. Успех зависит от полной синхронизации граммофонов Чтобы их синхронизировать, надо передавать этот мерзкий скрежет, несущую волну, вместе с голосовым сигналом. Если все идет хорошо, второй граммофон подстраивается под первый, и они крутятся в унисон.

Другими словами, пластинка – тот же одноразовый шифр блокнот. Где то в Нью Йорке, в недрах «Лабораторий Белла», за охраняемыми запертыми дверями, техники записывают шлягеры белого шума, штампуют несколько копий, отправляют с курьером в места назначения, а оригиналы уничтожают.

Этот разговор вообще не мог бы состояться, если бы пару месяцев назад, когда Лоуренс еще был на Йглме, английское правительство не попросило Алана оценить криптостойкость «Проекта X». Он проработал в «Лабораториях Белла» несколько месяцев и дал заключение, что система достаточно надежна – потом вернулся в Англию и начал разрабатывать еще более надежную систему, «Далилу».

Как это связано с мертвыми китайскими рабами? Для Лоуренса, который смотрит через стекло на крутящийся диск с белым шумом, связь яснее ясного. Он говорит:

– Когда мы последний раз беседовали, ты работал над генератором шума к «Далиле».

– Да, – рассеянно отвечает Алан. Это было давным давно, проект ЗАРЫТ в запоминающем устройстве памяти и нужно минуты две, чтобы его ВЫКОПАТЬ.

– Какие алгоритмы ты рассматривал в качестве возможных?

Еще пятисекундная пауза, потом Алан пускается в рассуждения о математических функциях, пригодных для генерации псевдослучайных числовых последовательностей. Алан учился в хорошей английской закрытой школе, и его речь, как правило, четко структурирована: вступление, основная мысль и так далее.

I. Предостережение: на самом деле они, разумеется, не случайные, просто такими выглядят, отсюда «псевдо».

II. Обзор задачи:

А. Она кажется простой.

В. В реальности она очень сложна.

С. Последствия неудачи: немцы расшифровывают наши сообщения, миллионы гибнут, человечество порабощено, мир погружается в новое Средневековье.

D. Как определить, что последовательность чисел случайна?

1, 2, 3… (Список различных статистических тестов на случайность, достоинства и недостатки каждого.)

III. Всякая всячина, которую я, Алан Тьюринг, перепробовал.

А, В, С… (Перечень разных математических функций, с помощью которых Алан пытался получить случайные числа; как почти все они позорно провалились, его недоумение, потом злость, потом отчаяние и, наконец, осторожная уверенность, что один из методов все таки работает.)

IV. Выводы:

А. Это труднее, чем кажется.

В. Тут нужна осмотрительность.

С. С делом можно справиться, если приложить мозги.

D. Оценивая задним числом, это очень интересная математическая задачка, которой надо будет при случае заняться вплотную.
Когда Алан заканчивает безупречно структурированный облет Удивительного Мира Псевдослучайности, Лоуренс спрашивает:

– Как насчет дзета функции?

– Даже не рассматривал ее, – отвечает Алан.

У Лоуренса отвисает челюсть. Его полупрозрачное отражение в стекле наложено на крутящуюся пластинку; Уотерхауз видит на своем лице тень досады. Должно быть что то вопиюще неслучайное в дзета функции, если Алан с ходу ее отбросил. Но Лоуренс ничего такого не видел. Он знает, что Алан умнее, однако не привык отставать безнадежно.

– Почему… почему нет? – мямлит он.

– Из за Руди! – гремит Алан. – Мы с тобой и с Руди работали в Принстоне над этой чертовой машиной! Руди знает, что мы можем ее построить! Дзета функция – первое, что пришло бы ему в голову.

– А. – Лоуренс вздыхает. – Но по всем остальным параметрам она могла бы подойти.

– Могла бы, – осторожно отвечает Алан. – Не проверял. Ты ведь не думаешь ее использовать?

Лоуренс рассказывает про счёты. Несмотря на шум и треск, ясно, что Алан ошарашен. Наступает пауза, пока техники на двух концах провода возятся с граммофонами. Когда связь восстанавливается, голос Алана по прежнему звучит взволнованно.

– Давай расскажу кое что еще, – говорит Лоуренс.

– Расскажи.

– Ты знаешь, что у японцев уйма шифров и мы до сих пор взломали не все.

– Да.

– Есть невзломанный шифр, который Центральное бюро зовет «Аретузой». Используется исключительно редко. Перехвачено всего тридцать с чем то сообщений.

– Мы не можем определить, кто их посылает и кому, – говорит Лоуренс. – Судя по данным пеленгации, большая часть сообщений отправлена с подводных лодок. Может быть, с одной, идущей из Европы в Юго Восточную Азию. Кроме того, радиограммы посылались из Швеции, Лондона, Буэнос Айреса и Манилы.

– Буэнос Айреса? Швеции?

– Да. И поэтому, Алан, я заинтересовался «Аретузой».

– Ясно.

– По формату сообщения напоминают «Лазурь/Рыбу еж».

– Да.

– Спасибо, Алан. Как ты уже, наверное, слышал, она построена на дзета функции. Той самой, которую ты отмел из опасений, что Руди про нее подумает. Отсюда вопрос: не хотел ли Руди с самого начала, чтобы мы взломали «Лазурь/Рыбу еж»?

– Да, мысль закрадывается. Но зачем?

– Не могу представить. Может быть, старые перехваты дадут какую нибудь подсказку. Сейчас мой Цифровой Вычислитель генерирует ретроактивные шифрблокноты, чтобы расшифровать старые перехваты.

– Надо будет сделать то же на «Колоссе». Пока он занят, расшифровывает немецкие сообщения, – говорит Алан. – Хотя вряд ли Гитлер долго продержится. Как только с ним покончат, я, наверное, загляну в Блетчли и расшифрую перехваты, о которых ты говоришь.

– Еще я работаю над «Аретузой». Подозреваю, это все как то связано с золотом.

– Почему ты так думаешь? – спрашивает Алан.

Тут иголка граммофона доходит до конца спиральной дорожки и отрывается от пластинки. Время вышло. «Лаборатории Белла» и правительства стран союзниц создали «Проект X» не для того, чтобы два математика бесконечно болтали про всякие заумные функции.

У людей на борту вид не лучше. Они даже не бросают якорь – «Гертруда» садится брюхом на гребень кораллового рифа и застревает намертво. Команде Бишофа, которая собралась наверху «V Миллион», подлодки ракеты, кажется, что они в жизни не видели ничего смешнее. Но когда пассажиры «Гертруды» спускаются в шлюпку и начинают грести к субмарине, моряки вспоминают про хорошие манеры, вытягиваются по стойке «смирно» и отдают честь.

Шлюпка приближается. Бишоф пытается узнать пассажиров. Их пятеро. Отто сбросил брюхо и поседел. С Руди все иначе: он отрастил на удивление густую бороду, как у викинга, и длинные волосы, которые перетянул на затылке, они теперь ниспадают на спину мягким хвостом. Кроме того, у него, похоже, выбит левый глаз – место залеплено черным кружком.

– О боже! – говорит Бишоф. – Пираты!

Еще трое ему незнакомы: негр в мелких косичках, какой то смуглый малый, похожий на индейца, и рыжий европеец.

Руди смотрит в воду. На десятиметровой глубине лениво колышет мясистыми крыльями скат.

– Как прелестна эта идеально прозрачная вода, – замечает он.

– Когда нас накроют «каталины», Руди, вы будете мечтать о грязных северных морях, – говорит Бишоф.

Рудольф фон Хакльгебер поводит единственным глазом, и, увидев Бишофа, позволяет себе улыбку.

– Разрешите подняться на борт, капитан? – спрашивает он.

– С удовольствием. – Шлюпка уже подошла к округлому корпусу субмарины, и команда Бишофа разворачивает веревочный трап. – Добро пожаловать на «V Миллион».

– Я слышал про «V 1» и «V 2», но…

– Мы решили не забивать голову подсчетами, сколько еще «V» оружия изобретет Гитлер, и выбрали очень, очень большое число, – гордо отвечает Бишоф.

– Но, Гюнтер, что означает «V»?

– Vergeltungswaffen, – говорит Бишоф. – Вы просто не задумались, Руди.

Отто озадачен, а когда он озадачен, он начинает злиться.

– Слово Vergeltung означает возмездие, верно?

– Оно означает компенсацию, воздаяние по заслугам, может, даже благословение, – отвечает Руди. – Мне очень нравится, Гюнтер.

– Для вас – адмирал Бишоф, – официальным тоном заявляет тот.

– Вы главный на «V Миллион», верно? Над вами никого нет?

Бишоф щелкает каблуками и выбрасывает вперед правую руку.

– Хайль Дениц!

– Это еще что за херня? – недоумевает Отто.

– Вы не читаете газет? Вчера Гитлер покончил с собой. В Берлине. Новый фюрер – мой друг Карл Дениц.

– Он тоже член тайного общества? – ворчит Отто.

– Я думал, преемником Гитлера будет мой дорогой наставник и покровитель Герман Геринг, – почти удрученно говорит Руди.

– Он где то на юге, – отвечает Бишоф. – Худеет. Прежде чем принять цианид, Гитлер приказал СС арестовать этого жирного ублюдка.

– Кроме шуток, Гюнтер, когда вы поднялись на борт этой подлодки в Швеции, она называлась иначе и на ней были какие то нацисты, ведь так? – спрашивает Руди.

– Не припомню ничего подобного. – Бишоф складывает ладони рупором и кричит в открытый люк на блестящей, скругленной орудийной башне: – Есть тут нацисты?

Вопрос разносится по всей лодке, от матроса к матросу: «Наци? Наци? Наци?» В какой то момент он превращается в «Nein! Nein! Nein!» и, отразившись эхом от стен, вырывается через люк наружу.

Руди босиком взбирается на гладкий корпус «V Миллион».

– У вас есть какие нибудь цитрусы? – Он улыбается, демонстрируя десны с малиновыми впадинами вместо зубов.

– Принесите каламанси, – говорит Бишоф одному из матросов. – Руди, специально для вас – миниатюрные филиппинские лаймы в неограниченном количестве. В них столько витамина С, сколько вам в жизни не съесть.

– Сомневаюсь, – отвечает Руди.

Отто с упреком смотрит на Бишофа, который лично виноват в том, что ему, Отто, пришлось провести весь 1944 й и четыре месяца 1945 года на паруснике с четырьмя спутниками. Наконец он спрашивает:

– Этот сукин сын Шафто тоже здесь?

– Сукин сын Шафто погиб, – отвечает Бишоф.

Отто отводит глаза и кивает.

– Полагаю, вы получили мое письмо из Буэнос Айреса? – спрашивает Руди фон Хакльгебер.

– «Господину Г. Бишофу, до востребования, Манила, Филиппины», – наизусть декламирует Бишоф. – Разумеется, получил, друг мой, иначе бы не знал, где вас встречать. Я забрал его, когда был в городе, наведывался к старому знакомому Еноху Рооту.

– Он был рад?

– Да.

– Геройски, разумеется, – отвечает Бишоф. – И еще одна новость от Джульеты: у тайного общества родился сын! Поздравляю, Отто, с внуком.

На лице Отто наконец появляется мрачное, неуверенное подобие улыбки.

– Как его назвали?

– Гюнтер Енох Бобби Кивистик. Восемь фунтов, три унции – по военному времени просто великолепно.

Все жмут друг другу руки. Неизменно галантный Руди достает гавайские сигары и предлагает отметить событие. Они с Отто стоят на солнце, курят сигары и пьют сок каламанси.

– Мы ждали вас три недели, – говорит Бишоф. – Что случилось?

Нечленораздельное шипение Отто должно выражать крайнее недовольство:

– Прошу прощения, что вам пришлось три недели греть задницы на пляже, в то время как мы плыли под парусом по Тихому океану на вонючей старой калоше!

– Когда мы огибали мыс Горн, у нас сорвало мачту, трое погибли, я лишился глаза, а Отто двух пальцев, не считая других потерь, – извиняющимся тоном говорит Руди. – Сигары подмокли. Весь график пошел к черту.

– Ладно, не страшно. Золото никуда не денется, – отвечает Бишоф.

– Мы знаем, где оно?

– Не совсем. Но мы нашли человека, который знает.

– Несомненно, нам есть что обсудить, – говорит Руди. – Но прежде я должен умереть. Желательно на мягкой постели.

– Прекрасно, – отвечает Бишоф. – На «Гертруде» осталось что нибудь, что вы хотели бы забрать, прежде чем мы перережем ей глотку, и ракушки утянут ее на дно?

– Утопи эту суку немедленно, – отзывается Отто. – Я с удовольствием полюбуюсь.

– Первым делом надо выгрузить из трюма пять ящиков с надписью «Собственность рейхсмаршала», – говорит Руди. – Они служили нам балластом.

Отто, встрепенувшись, удивленно чешет бороду:

– А я и забыл. – Постепенно события полуторагодичной давности начинают всплывать в его памяти. – Сам же грузил их целый день. Хотелось вас убить. Спину до сих пор ломит.

Бишоф спрашивает:

– Руди, неужели вы умыкнули коллекцию геринговской порнографии?

– Такого рода порнография мне неинтересна, – бесстрастно отвечает Руди. – Там трофейные культурные ценности.

– Но они испортились в трюмной воде!

– Золото. Золотые пластины с отверстиями. Они не боятся воды.

– Руди, мы приехали, чтобы вывозить золото с Филиппин, не привозить новое.

– Не беспокойся, настанет время, вывезу.

– К тому времени у нас будет достаточно денег, чтобы нанять грузчиков, так что бедному Отто не придется снова гнуть спину.

– Грузчики не нужны. Все, что есть на этих листах, я передам по проводам.

Они стоят на палубе «V Миллион» в тропической бухте и смотрят на закат. Вокруг прыгают летучие рыбы, поют птицы, в цветущих джунглях стоит несмолкаемый гул насекомых. Бишоф пытается представить, как по проводам, протянутым отсюда до Лос Анджелеса, скользят золотые пластины. Получается плохо.

– Спускайтесь, Руди, – приглашает он. – В вас нужно влить немного витамина С.