Морпехи дали залп из винтовок, и эхо прокатилось по кладбищу, отскакивая от надгробий, как шарики для пачинко.20 Гото Денго наклоняется и запускает руку в кучу рыхлой земли. Приятное ощущение. Струйки песка сочатся между пальцами и стекают в отвороты по штанинам новенькой, с иголочки, американской униформы. Он подходит к краю могилы и бросает землю на казенный гроб с телом Бобби Шафто. Крестится, глядя на запачканную крышку, затем с некоторым усилием поднимает глаза и устремляет взор на солнечный мир живых созданий. Если не считать нескольких травинок и москитов, первое, что он замечает живого – две ноги в сандалиях, сделанных из автомобильной покрышки. Ноги принадлежат белому человеку в коричневом балахоне из грубой ткани, с капюшоном. Из одеяния выглядывает сверхъестественно странная седовласая, рыжебородая голова Еноха Роота. С тех пор как Гото Денго несет службу в Маниле, этот тип постоянно путается у него под ногами, пугая своим диким взглядом. Они шагают вместе через быстро растущее кладбище.
– Вы что то хотите мне сказать? – спрашивает Енох.
Гото Денго поворачивается и смотрит Рооту в глаза.
– А мне говорили, что исповедальня – совершенно тайное место.
– Так и есть, – говорит Енох.
– Так откуда вы знаете?
– Что я знаю?
– По моему, церковные братья сообщили вам больше, чем следует.
– Выбросьте эту мысль из головы. Тайна исповеди не нарушена. Я не говорил со священником, который исповедовал вас, а если бы и говорил, он бы мне ничего не сказал.
– Тогда откуда вы знаете? – спрашивает Гото Денго.
– Есть несколько способов. Например, я знаю, что вы горняк. Инженер, проектирующий большие шахты под землей. Мне это рассказал наш общий друг, отец Фердинанд.
– Да.
– Японцам стоило огромного труда доставить вас сюда. Зачем же напрягаться, если бы не требовалось вырыть что то очень глубокое и важное?
– Мало ли какие для этого могут быть резоны.
– Да, но лишь немногие из них разумны.
Какое то время они идут молча; одеяние Роота колышется в такт шагам.
– Я знаю еще кое что, – продолжает он. – Чуть южнее к одному священнику пришел человек и поведал, что напал на путешественника и отобрал у него мешочек с алмазами. Жертва скончалась от ран. Убийца раскаялся и принес алмазы в церковь.
– Жертва – филиппинец или китаец? – спрашивает Гото Денго.
Енох Роот холодно смотрит на него.
– Китайцы тут тоже замешаны?
Они идут дальше. Роот готов идти хоть через весь Лусон, лишь бы разговорить Гото Денго.
– К тому же у меня есть сведения из Европы, – говорит Роот. – Я знаю, что немцы прячут казну. Ни для кого не секрет, что, пока мы говорим, генерал Ямасита закапывает в горах награбленное на войне золото.
– Что вы хотите от меня? – спрашивает Гото Денго и внезапно разражается потоками слез. – В церковь меня привели слова.
– Слова?
– «Вот Иисус Христос, который берет на себя грехи мира», – говорит Гото Денго. – Енох Роот, никто лучше меня не знает, что такое грехи мира. Я погряз в грехах, плавал в них, тонул в них, горел в них. Я словно плыл в длинной пещере, наполненной черной холодной водой. Надо мной сиял свет, и я плыл к нему – только бы добраться до поверхности и глотнуть воздуха. Теперь я по прежнему в грехе, но хотя бы могу дышать. Вот кто я сейчас.
Роот кивает и ждет.
– To, что я видел и делал, – ужасно. Мне нужно было очиститься. Поэтому я и пришел на исповедь. – Гото Денго глубоко, судорожно вздыхает. – Это была очень, очень долгая исповедь. Теперь все кончено. Иисус Христос взял мои грехи на себя – по крайней мере так обещал священник.
– Я рад, что вам помогло.
– А вы хотите, чтобы я снова вспоминал о них?
– Но есть и другие люди, – говорит Енох Роот. Он останавливается, поворачивается и кивает. На вершине холма, по ту сторону от нескольких тысяч белых надгробий, заметны силуэты двух мужчин в штатском. Они выглядят европейцами; больше Гото Денго ничего не может о них сказать.
– Кто такие?
– Люди, которые тоже прошли через ад и вернулись. Люди, которые знают о золоте.
– Что вы хотите?
– Выкопать его.
Тошнота охватывает все тело, словно мокрая простыня.
– Им придется пробиваться сквозь тысячу свежих трупов. Там могила.
– Весь мир – могила, – говорит Роот. – Могилы можно перенести, тела перезахоронить. Достойно.
– А потом? Когда они получат золото?
– Мир истекает кровью. Ему нужны лекарства и бинты. Это стоит денег.
– Но ведь перед войной все это золото у мира было. И что произошло? – Гото Денго содрогается. – Богатство, заключенное в золоте, мертво. Оно гниет и смердит. Настоящее богатство создается каждый день людьми, что встают утром и идут на работу. Школами, где дети учат уроки и совершенствуют дух. Скажи тем людям, что жаждут богатства, пусть едут со мной в Японию после войны. Мы откроем дело и будем строить дома.
– Ты истинный японец, – горько отвечает Енох Роот. – Вас не переиначить.
– Пожалуйста, объясните, что вы имеете в виду.
– А как быть с теми, кто не может утром встать и пойти на работу, потому что у них нет ног? Со вдовами, у которых нет ни мужей, ни детей, которые заработают на жизнь? С детьми, которые не могут совершенствовать дух, потому что нет ни школ, ни учебников?
– Да хоть осыпьте их золотом. Оно все равно уйдет.
– Да, но часть его уйдет на бинты и книги.
На это Гото Денго нечего возразить, однако он выглядит скорее печальным и усталым, нежели переубежденным.
– Что вы хотите? Вы думаете, я должен отдать золото церкви?
Енох Роот слегка ошарашен, словно мысль никогда раньше не приходила ему в голову.
– Я думаю, это не худший вариант. У церкви двухтысячелетний опыт помощи бедным. Она не всегда бывала идеальной, но тоже строила больницы и школы.
Гото Денго качает головой.
– Я принадлежу к вашей церкви всего несколько недель и уже начал сомневаться. Для меня она – благо. Но дать ей столько золота… Не уверен, что это хорошая идея.
– Не ждите от меня слов в ее оправдание, – говорит Роот. – Меня лишили сана.
– Что же я должен делать?
– Возможно, отдать его на условиях.
– Каких?
– Можете оговорить, чтобы его использовали, например, только на образование.
– Это кладбище создали образованные люди, – говорит Гото Денго.
– Придумайте другие условия.
– Мое условие – пусть золото, если оно увидит свет, пойдет на то, чтобы никогда не было войн, как эта.
– Как же его выполнить, Гото Денго?
Гото вздыхает.
– Вы взваливаете на мои плечи непосильную ношу.
– Нет. Не я взваливаю. Она всегда была на ваших плечах.
Енох Роот пристально и безжалостно смотрит в полные муки глаза Гото.
– Иисус Христос принимает на себя грехи всего мира, но мир остается: физическая реальность, в которой мы обречены жить, пока смерть не заберет нас. Вы исповедались и прощены, и огромная часть ноши снята с ваших плеч милостью божьей. Однако золото все еще там, под землей. Неужели вы подумали, что оно обратилось в прах, как только вы проглотили хлеб и вино? Не это мы называем пресуществлением.
Енох Роот разворачивается и уходит, оставив Гото Денго одного на светлых улицах в городе мертвых.
Достарыңызбен бөлісу: |