Облаты Непорочной Марии Обухов 2005 От русского издателя Новая биография

ОБЛАТАМ НЕПОРОЧНОЙ МАРИИ

ВСЕ ЭТО БУДЕТ ИМЕТЬ ПОСТОЯННУЮ ЦЕННОСТЬ ТОЛЬКО В ТОМ СЛУЧАЕ,

ЕСЛИ ДРУГИЕ ЭТО ОДОБРЯТ И ДАЛЬШЕ БУДУТ РАЗВИВАТЬ.

НАИЛУЧШИЕ УСЛОВИЯ ДЛЯ ЭТОГО СОЗДАЕТ ОБЩИНА.

(Евгений де Мазенод, Первые Правила Конгрегации Облатов 1818 г.)

Основатель несколько раз перечитывал это письмо и не знал, что ответить. В нем писалось: «Я бы хотел, чтобы добро, которое Общество Миссионеров Прованса приносит в епархии Динь, могло распространяться и на соседние епархии».

Однако это означало отклонение от первоначальных целей Общества, называвшегося Обществом Миссионеров Прованса. Сначала Основатель думал о том, чтобы создать один монашеский дом в Провансе. Если бы теперь на правах епископа он открыл там новое представительство, Общество перестало бы быть епархиальной конгрегацией. В этом случае, пришлось бы связать членов Общества более тесными узами, что означало бы преобразовать его в монашескую конгрегацию.

Решение было серьезным, чреватым последствиями, поскольку должно было изменить тогдашний характер Конгрегации: из епархиального, с правами епископа, оно стало бы общецерковным с правами папы. О. Евгений де Мазенод пригласил к себе всех членов Общества, зачитав им письмо генерального викария епархии из Динь, и попросил высказать свое мнение. Дискуссия проходила в сердечной обстановке, открыто и по-братски. Все единогласно согласились на принятие известного марийного санктуария в Нотр Дам де Ло. Их не смущала мысль, что можно переступить порог своей материнской епархии и пойти «на край света».

Эта идея охватила и молодых клириков, которые в Эксе готовились к принятию священства и ко вступлению в Общество Миссионеров Прованса. Всем коллективом постановили, что о. Евгений де Мазенод должен принять предложение генерального викария и разработать проект Правил, призванных изменить условия работы.
ПРОЕКТ МОНАШЕСКИХ ПРАВИЛ
В конце сентября 1818 г. о. Евгений отправился, как когда-то Иисус из Назарета перед своей общественной деятельностью, в уединенное место, чтобы там разработать новые Правила. Для этого он выбрал замок Сен-Лоран-дю-Вердон во французских Альпах, где и написал за три недели первые Правила для своей Конгрегации.

Делал он это сам, не раз писал Правила, стоя на коленях. В то время в замке жила его мать, полноправная владелица замка, а также старая баронесса Регюс, которая помогала г-же де Мазенод на кухне и в уборке комнат. Там же с ними были клирик Сюзанн и дьякон Муро, готовившиеся к миссионерскому служению. Благодаря их присутствию, замок носил характер монашеского дома, где можно было в общине проводить литургию часов и тем самым сохранять монастырский режим, как в Эксе.

ЕПАРХИАЛЬНЫХ ПРАВАХ

Что же должен был делать о. Евгений, когда 4 из 7 его собратьев высказались против принятия обетов? Он продолжительное время молился о свете Духа Святого. Потом он даже поинтересовался мнением новициев, которые вскоре должны были стать полноправными членами Общества, стало быть, справедливо было знать их мнение. Оставшиеся трое ответили в пользу принятия обетов, что и изменило результаты голосования. За принятие обетов проголосовали 6 против 4, после чего было введено принятие обетов при разработке новых Правил. Еще во время реколлекций два миссионера присоединились к большинству, третий же, после долгих размышлений попросил о принятии обетов только на год. И к концу реколлекций против принятия обетов оставался только один о. Деблье.

1 ноября 1818 г. – 8 миссионеров Прованса принесли перед алтарем вечные обеты послушания, чистоты и верности в конгрегации. О. Деблье, не принесший обетов, также присутствовал в храме; собратья видели слезы на его глазах. Он не принес обетов, но и не был исключен из Конгрегации, даже напротив, во время первого генерального капитула он был выбран первым ассистентом, что свидетельствовало о глубоком уважении к нему, а также о его заслугах перед Обществом.

Понятно, что о. Евгений де Мазенод стал генеральным настоятелем новой Конгрегации. В своем дневнике он написал: «От моей верности Божьей благодати будет зависеть спасение многих людей. Если я буду усердным, будет так же усердна и община, во главе которой я стою, и обширная территория, где мы провозглашаем слово Божие, от этого только выиграет. Если же я буду трусом, пострадает община и много других людей».

С этого момента миссионеры Прованса начали служение в монашеской конгрегации, общине, в которой были введены монашеские обеты. Викарий капитулы из Экса утвердил ее как епархиальную конгрегацию.
ОБЕТ БЕДНОСТИ
В 1820 г. отец Евгений де Мазенод передал новициат из Экса в подчинение Нотр Дам де Ло. Наставником послушников, его “alter ego”, стал о. Франциск Тампьер, который имел под своей опекой 5 новициев. Лучшего выбора о. Евгений не мог сделать. Опекун был строг как к самому себе, так и к послушникам. Он требовал аккуратной духовной формации. В то же время, верный монашеским правилам, о. Тампьер не был их рабом. Он пытался образумить своих новициев, хотел, чтобы они были свободными и по своему собственному выбору работали в винограднике Господа. Был он законником, но, между тем, мог различить то, в основе чего лежит воля Божья, и то, что может дополнить своим усердием человек. Он учил новициев видеть это различие.

Новиции считали, что обет бедности является интегральным элементом в монашеской жизни, его конституционным фактором. С этой инициативой о. Тампьер обратился к Основателю, чтобы включить данный обет в монашеские Правила. Предложение попало на заседание генерального Капитула, на котором в 1821 г. в Конгрегации был введен обет бедности. В сущности, миссионеры могли не приносить обета бедности, так как они все время жили в убожестве. Монастырь в Эксе был по-спартански убогим. Их столовая находилась в прихожей, где на двух бочках была перекинута доска, оставшаяся после строительных работ. «Печь в кухне так коптила, что все помещения монастыря: комната, прихожая и маленькая лестничная клетка были погружены в туман. И все же, несмотря на это, все съедалось с большим аппетитом, так как все попросту были голодными», - вспоминал позже марсельский епископ.

Почему до сих пор о. Евгений колебался предложить своим собратьям обет бедности? Дело в том, что Конгрегация была создана людьми, которые до сих пор жили бедно, но обладали какой-либо собственностью. Средневековый идеал требовал отказаться от всякой частной собственности. Разве этот идеал был еще актуален в ХІХ в., разве понимаемая таким образом нищета не будет грузом, способным разрушить только что созданную Конгрегацию? В средневековье монастырь был субъектом права, хозяином всего имущества. После революции как Церковь, так и ордена во Франции не имели правоспособности и, согласно действующим законам, хозяином могло быть только физическое лицо. Затем последовало изменение понятия бедности. Кто-то мог быть бедным в евангельском значении этого слова, и в то же время с точки зрения действующего государственного закона быть хозяином владений, являющихся собственностью Конгрегации: по этому поводу был достигнут «консенсус». Как совместить эти два названия собственности, моральное и юридическое, должен был решить Генеральный Капитул.

ОБЩИНА БРАТЬЕВ

Пока Общество Миссионеров Прованса становилось обществом епархиальных священников, о. Евгений де Мазенод не думал о братьях-монахах, которые не были священниками. Все изменилось в 1818 г., когда он писал Правила. Тогда у него не было никаких сомнений, что новая Конгрегация должна состоять не только из священников, но и из братьев-монахов. В замыслах Основателя облатская община или монастырь должен был состоять из 12 священников и 7 братьев. Так как в Обществе тогда еще не было братьев, эта часть Правил осталась только в замысле Основателя и не была еще описана. До сих пор еще не было кандидатов на братьев-монахов.

12 июля 1820 г. в калитку монастыря в Нотр Дам дю Ло постучался г-н Игнатий Витот, бывший солдат, который хотел стать братом-монахом в новой Конгрегации. Основатель обязал о. Тампьера, ответственного за новициат, дописать к Правилам раздел о братьях-монахах. Основатель считал, что формулировка была слишком сухой, он сам же потом дополнил их, чтобы братья могли чувствовать себя полноправными членами Конгрегации. В 1821 г. этот раздел был представлен Генеральному Капитулу на утверждение.

Игнатий Витот не дошел до конца. Первым монашеским братом, который принял обеты и остался в конгрегации, был Жан Бернард Ферранд. С момента облачения в монашеское одеяние и до самой смерти он пребывал в монастыре в Эксе в качестве привратника, опекуна больных, а также ответственного за порядок в монашеском доме. В старости он заболел ревматизмом и уже не мог продолжать заниматься домашним хозяйством.

Призвания братьев-монахов во Франции были достаточно редки. Когда Основатель в 1825-26 гг. пребывал в Риме, по вопросам утверждения Правил для своей Конгрегации, то жил тогда в генеральном доме лазаристов, называемых миссионерами св. Викентия де Поль. Там он повстречал многих братьев-монахов, разговаривающих в основном по-немецки, и удивился их бурной деятельности. С большим сожалением он писал тогда своим собратьям во Францию: «Почему у французов нет таких деятельных братьев-монахов как немцы?».

В такой неприятной, и даже трагичной ситуации для новой Конгрегации, проявилась зрелая духовность о. Евгения. В первую пятницу ноября он постился со своими миссионерами на хлебе и воде. Вечером после короткой эгзорты, уже погасив свет, о. Евгений бичевал себя до крови. Потом все должны были выйти из комнаты. О. Евгений лег на порог и велел всем, возвращаясь в зал, наступать на него. На следующий день он попросил аудиенции у епископа из Экса. Разговор проходил в хорошей атмосфере. Епископ просил о. Евгения, чтобы он продолжал начатое дело и чтобы забыл о неприятных недоразумениях с епископом. Он получил письмо от епископа из Фрежью, в котором особенно важным представляется такая фраза: «Я высоко ценю заслуги Миссионеров Прованса и не собираюсь ограничивать их работу».

Первые проблемы были преодолены, но о. Евгений не обольщался мыслью, что подобные сложности больше не повторятся, и, даже напротив, атаки могут быть еще более серьезными. Тогда он начал предпринимать меры, чтобы получить папское одобрение и тем самым не зависеть от епископов.
ПУТЕШЕСТВИЕ В РИМ
Эту же мысль выразили и собратья о. Евгения, на что он ответил: «Нет, об этом еще пока не может быть и речи. Это настолько дерзкое намерение, что как мы можем с ним обратиться к Апостольскому Престолу? Кто мы такие? Неизвестное и ничего не значащее маленькое стадо, нас всего 14 миссионеров и несколько новициев, только что вылупившихся из яйца. Разве это не высокомерие встать наравне со старыми заслуженными орденами?». Но собратья не уступали, ссылаясь на ту пользу, которую папское одобрение принесет Конгрегации. О. Евгений не дал себя убедить. Он не видел себя в роли основателя нового ордена, хотел быть одним из слуг Церкви, работником Господнего виноградника, больше оставаться в тени. Он не проявлял никаких желаний, чтобы поехать в Рим и просить Святейшего Отца об утверждении Правил Конгрегации. О. Евгений боялся, что неудача римской миссии окончательно потопит молодую Конгрегацию. В Риме он надеялся получить одобрение и поощрение для дальнейшей работы, но не утверждение Правил. Одобрения недостаточно, чтобы обезопасить себя от различных притязаний со стороны епископской курии. Если бы у него был в Риме кто-нибудь, кто мог бы за него заступиться! Кардиналы, которым он когда-то помогал в Париже, уже давно умерли, а те немногие, кто был еще жив, вряд ли помнят скромного клирика, который во время Французского Народного Синода в 1811 г. встал на сторону кардиналов, назначенных Папой.

Но все же Основатель изменил мнение, когда понял, что путешествие в Рим не только полезно для его Конгрегации, но и неизбежно для дальнейшего его существования. Он писал о. Тампьеру: «Собираюсь в путешествие из-за любви к Конгрегации, хотя и вопреки голосу сердца». Сестер из Экса и Марселя, которым он служил в качестве душпастыря, о. Евгений просил о молитвенной поддержке. Капуцинки, кларистки, кармелитки и визитки, а также сестры св. Карла Боромео, обещали ему молитву. Обещали молитву и его миссионеры.

Последнее время о. Евгений проводил над тщательным изучением Правил, и последних к ним правок, чтобы экземпляр, который он хотел предложить Святейшему Отцу, не вызвал никаких замечаний. Эта работа заняла у него 3 месяца. Он выхлопотал рекомендательные письма у симпатизировавших ему епископов и 30 октября 1825 г. собрался в дорогу в Рим. О. Тампьер писал одному из собратьев: «Он собрался ехать в Рим исключительно из желания помочь Конгрегации, принести жертву своей Конгрегации, чего никогда бы не сделал по собственной инициативе».

По дороге в Рим к о. Евгению вернулся его давний юмор и уверенность в себе. В своих письмах он, например, писал: «Я был сердечно принят настоятелем в Каннах, который после Св. Мессы в ризнице быстро попрощался с каким-то своим гостем, чтобы не опоздать на утренний кофе и угостить миссионера из Экса». Он описывал прекрасные виды Лазурного побережья, но у него были и некоторые трудности. Переехав границу и оказавшись в Италии, он почувствовал себя свободнее. На протяжении всего путешествия отец строго выполнял все монашеские упражнения. Все дни он вовремя служил Св. Мессу, и только в последний день ему это не удалось, поскольку вплоть до полудня он сохранял пост (после полудня уже нельзя было служить Св. Мессу).

26 ноября 1825 г. он прибыл в Рим: «Прекрасный Рим! Бессмертный Рим! Христианская Столица!» - повторял отец. За 5 месяцев своего пребывания в Риме он посетил его знаменитые церкви, великие базилики св. Петра, св. Павла за Стенами, св. Иоанна на Латеране и Санта Мария Маджиоре – самую прекрасную церковь в мире, которая всегда пробуждала в нем восторг. Когда в четвертый раз он вошёл в нее, то провел там целый час.

Но Рим для Евгения - это не только прекрасные храмы, но прежде всего личность Святейшего Отца, папы Льва ХII (1822-1829), которого первый раз он увидел во время торжества канонизации. 20 декабря 1825 г. во время частной аудиенции он мог довольно долго беседовать с Папой. Папа с большим интересом слушал о работе, проводимой Миссионерами Прованса. В то же время деликатно он дал понять отцу Евгению, что новая монашеская конгрегация утверждается различными Конгрегациями Апостольского Престола, а для этого необходимо время на изучение и улаживание бесчисленных формальностей. В конце аудиенции он дал о. Евгению практические указания: «Секретарь Конгрегации по Делам Орденов в ближайшее время представит отчет о деятельности твоей Конгрегации. Потом я назначу кардинала, который изучит этот отчет. Он же представит свое мнение Конгрегации, члены Конгрегации обсудят его и проведут голосование. Не знаю, когда это произойдет, так как у нас много заявлений из Франции и мы должны соблюдать правила рассмотрения документов. Я считаю, что для первого раза ты можешь довольствоваться тем, что твоя конгрегация достойна похвалы, но одобрения придется ждать долго».

О. Евгений не дал сбить себя с толку. Он заявил Папе, что надеется на папское одобрение, а не только на похвалу. «Святейший Отец, похвалы для меня недостаточно, это означает расформирование моей Конгрегации: ведь французские епископы узнают о том, что я поехал в Рим с целью просить Святейшего Отца об одобрении». В конце аудиенции о. Евгений еще спросил: «Согласится ли Ваше Святейшество, чтобы моя Конгрегация приняла название Облаты Непорочной Марии?» Папа в дипломатичной манере заверил отца Евгения, что примет во внимание его просьбу.

Отец Евгений оценил слова Папы как Божий знак и отправился к прелату Адинольфи подсекретаря Конгрегации по Делам Епископов и Монахов и представил ему рукопись Правил. Прелат учтиво принял его, но по делу формального утверждения Правил лишил его каких-либо иллюзий: «Уже сегодня вечером я прочитаю текст Правил, а к пятнице успею написать рапорт и в этот же день представлю его папе. Но откровенно предупреждаю … я внесу предложение только о похвале Правил. Это обычный процесс делопроизводства в Апостольском Престоле».

Можем представить себе, как возгордился прелат Адинольфи, когда в пятницу Папа Лев ХII сказал ему: «Эта Конгрегация мне очень нравится. Знаю, какую пользу она приносит.....Желаю оказать ей свое расположение. Пусть отец прелат выберет из членов Конгрегации самого снисходительного кардинала и доверит ему отчет относительно предложения на ближайшем заседании Конгрегации. Пусть отец прелат посетит этого кардинала и от моего имени представит ему мое пожелание, чтобы эти Правила были не только одобрены, но и утверждены силой апостольского правления».

Прелат Адинольфи пригласил к себе о. Евгения де Мазенода и уведомил его о решении Папы. Это задание было поручено кардиналу Педичини на пленарной сессии Конгрегации. Кардинал был добродушным человеком. Он уведомил о. Евгения, что процедура оформления этого дела может, согласно правилам, значительно затянуться. Прошло несколько недель, время неуверенности и обоснованных опасений, время, проведенное в разных приемных и комнатах ожидания. О. Евгений оценил это время как время «особенного покаяния», которое дал ему Бог. К сожалению, тогда еще не было телефонов, и оформление дел нельзя было ускорить. Основатель писал из Рима: «Уверяю тебя, что в Риме можно больше устать, чем в Париже», - и с юмором добавил: «Я так разгорячился в этом жарком городе, что по возвращении нужно будет принять холодную ванну».

В начале 1826 г. странное письмо французского епископа из Гапа вызвало сомнения в дискуссии об утверждении Правил. Ранее он дал о. Евгению рекомендательное письмо. Теперь же он неожиданно заявил, что написал это заверение под давлением, опасаясь, что Миссионеры Прованса откажутся от дальнейшего служения в его епархии. Теперь он советовал Конгрегации не утверждать Правила Миссионеров Прованса. «Это подлая измена», - только и смог сказать о. Евгений. Епископ из Гапа был ярым приверженцем галликанства – о. Евгений был верным подданным Папы. Папское одобрение для французской конгрегации галликанскими епископами расценивалось как бесправное вмешательство в права французских епископов. Секретарь Конгрегации архиепископ Маркетти написал ответ епископу из Гапа, и это дало о. Евгению надежду, что после нервной недели дела снова урегулируются. 20 января о. Евгения ждала большая радость. Ему передали, что Святой Отец хочет сократить процедуру одобрения и вместо этого поручить это дело комиссии из восьми кардиналов. Кардинал Пакка должен был собрать в своей резиденции коллегиум из трех кардиналов, которым в свою очередь предстояло еще раз изучить Правила и представить свое мнение Святому Отцу.

Папа решился на значительное сокращение обычных процедур. Можно было надеяться на быстрое окончание. Утром 15 февраля у кардинала Пакка собрались три римских кардинала. Это время о. Евгений провел в расположенной напротив церкви Санта Мария ин Кампителли и неустанно молился. Ему пообещали сообщить результат сразу после окончания заседания, но об этом забыли. Много часов о. Евгений провел в церкви и вышел оттуда только после 13.00. Тогда он и узнал, что все решено в его пользу. Конгрегация утвердила Правила его Конгрегации, но требовалось несколько поправок. Спустя 2 дня, 17 февраля 1826 г., Папа Лев ХII утвердил решение кардиналов, утвердил новую монашескую конгрегацию, которую назвал «Миссионеры Облаты Пресвятой и Непорочной Девы Марии». «Церковь дала нам это прекрасное имя», - писал впоследствии о. Евгений своим собратьям, - «Мы принимаем его с уважением, любовью и признательностью. Мы гордимся этим названием, теми достоинствами и правами перед Божьим престолом, которые дает нам это имя. Доверяем опеке Непорочной Деве, которая все может выпросить для нас у Бога».