Облаты Непорочной Марии Обухов 2005 От русского издателя Новая биография

По опыту отец знал, что реформы никогда не встречали всеобщего одобрения. Поэтому он особенно ценил слова св. Томы Аквинского: «Если кто-то принимает решение, слушая только людей, то никогда не добьется истинного добра». До сих пор жизнь подтверждала, что ни лесть, ни осуждение или несправедливые обвинения не способны сбить отца с пути, который он расценивал как единственно верный.

VII. ЕПИСКОП

ЕСТЬ РИСК, ЧТО ЗАНИМАЮЩИЕ ВЫСОКИЕ ПОСТЫ ЛЮДИ

МОГУТ СЧИТАТЬ СВОЁ ВЫСОКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ ЛИЧНОЙ ЗАСЛУГОЙ.

ЧЕЛОВЕКА МОЖНО НАЗВАТЬ НАСТОЯЩИМ, А ЕПИСКОПА – ДОБРЫМ ПАСТЫРЕМ ТОГДА, КОГДА ПОСТ, ДОВЕРЕННЫЙ ЕМУ, ОН ПРИНИМАЕТ КАК СЛУЖЕНИЕ.

(Распоряжение епископа Евгения де Мазенода, относящееся к приходской визитации)

НОВЫЙ ОБРАЗ ПАПСТВА
По мере того, как с 1789 г. во Франции углублялся разрыв между революционным правлением и церковной иерархией, Папа начал выступать в защиту тех епископов, кто отказался присягать на верность Конституции. Наполеон интуитивно почувствовал усиление морального авторитета Папы, и потому предпочел вести переговоры с Папой, а не с французским епископатом. Совершенно ясно, что Наполеон не хотел усиления авторитета папства, ведь он сделал Папу Пия VII своим узником в Фонтенебло. Наполеон был прагматиком, но, несмотря на его намерения, политика по отношению к Церкви еще больше усилила связь французских католиков с «Отцом» в Риме. Ультрамонтанизм оставался доминирующим духовным течением и вытеснил на второй план галликанство, идею независимой французской народной Церкви. Усиление значения папства получило наибольшее выражение в учении Первого Ватиканского Собора, который в 1870 г. провозглосил догмат о непогрешимости Папы, когда тот “ex cathedra” провозглашает учение в области веры и морали. Эта наука обязывает всех католиков во всем мире следовать голосу совести.

Укрепление папства – лишь одна сторона медали перемен в Европе в середине ХIХ в. Другая сторона медали - это углубляющееся расхождение между Католической Церковью и тем, что мы называем «духом времени». Революция провозглашала лозунги о правах человека и его достоинстве, хотя именно эта революция нанесла существенные раны этим никогда не оспариваемым Церковью правам.

И МАРСЕЛЬСКОЕ ЕПИСКОПСТВО

Основатель Облатов, епископ Евгений де Мазенод торжественно вошел в старый кафедральный собор и епископский дворец в Марселе. Это был поворотный момент для облатов. До сих пор Основатель являлся для них конкретным живым примером сохранения Правил Конгрегации. Теперь же он стал скорее моральным авторитетом для них. Уже много говорилось о мазенодовской духовности и меньше о мазенодовской жизни. Не было сомнения, что Основатель принадлежит к числу святых. Его личность излучала огромную силу и влияла на все области облатской общины. Для епархии период епископства де Мазенода был временем полного расцвета, а для облатов епископский дворец являлся символичным «окном в мир».
ЭПИДЕМИЯ ХОЛЕРЫ В 1837 Г.

В 1837 году, начиная с 15 мая, когда Рим подтвердил правительственное назначение Евгения де Мазенода на пост марсельского епископа, и до 24 декабря, дня вступление епископа в должность, по Марселю прокатилась эпидемия холеры.

Первые случаи заболевания холеры были замечены в Марселе в 1835 г. Облаты из монастыря на Кальварии, в частности, о. Евгений де Мазенод, день и ночь проводили с больными. О. Оберт, настоятель в Эксе, опасаясь за его здоровье, просил о. Евгения уехать из Марселя. Ответ о. Евгения был решительным: «Мое место здесь. Ты, вероятно, понимаешь, что от меня ждут примера отваги, я не могу оказаться трусом». При Марсельском соборе была установлена статуя Нотр Дам де ла Гард из марийного санктуария. Она возвышалась на холме над марсельским портом, и к ней неустанно приходили люди как паломники к своей Матери. В конце года эпидемия холеры, казалось, утихла, и жители города облегченно вздохнули. Но в 1837 г. Болезнь вернулась, смерть безжалостно свирепствовала. Каждый день умирало около ста человек. Последовал паническое массовое бегство. Но куда бежать бедным? Несмотря на угрожающую опасность, Евгений де Мазенод отдал распоряжение своим облатам оставаться на месте со своим стадом. Жертвой эпидемии стал верный слуга в епископском дворце Дофен. Епископ Евгений очень высоко ценил его. «Кроме моей семьи и моих собратьев-монахов я больше всего любил Дофена, которому я глубоко признателен. Он любил меня как собственного отца». Епископ часто посещал больного, пожимал ему руки, вытирал пот с его лица и старался утешить его добрым словом, говорил, что Бог всегда рядом с ним и никогда его не оставит. Дофен исповедовался и принял последнее напутствие из рук епископа. О. Евгений использовал каждую возможность, которая могла бы исцелить его слугу. Он даже принял одного терапевта, как бы мы сегодня его назвали, (а что, тогда терапевтов не было? Точно ли речь идет о терапевте?), но его лечение оказалось безуспешным. На следующий день рано утром больной умер.

Смерть глубоко тронула епископа Евгения. В его Дневнике в конце долгих размышлений читаем: «Мне было не легко примириться со смертью моего верного слуги». Епископ был обычным человеком, проявлял свои чувства, хотя в ту эпоху считалось неуместным, чтобы епископ был излишне чувствительным. В его Дневнике читаем: «Записи эти предназначены только для меня. Если же кто-то прочитает их, то пусть не думает, что мои чувства можно расценивать как признаки моей слабости. Я могу многое вынести, но я не стыжусь своих слез над гробом того, кто был мне близок, кого я любил. Не понимаю тех теологов, кто отделяет любовь Бога от любви к ближнему. Не понимаю также, почему нужно скрывать свои чувства, и то, что сердечные проявления мы должны преграждать разумом и так подавлять в себе все чувства, подобно тому, чему учит стоицизм. Такая позиция противоречит тому, чему учил Иисус и чему сам был примером. Примером этому был и св. Петр, а также учил этому в своем Евангелии св. Иоанн. Мы любим Бога, потому что Он бесконечно совершенен, и это хорошо, но любим Его также, потому что Он нас по-человечески возлюбил.... Это слова Иисуса: «Кто не любит, не знает Бога, потому что Бог есть любовь». Любовь Бога не абстрактна, она конкретна и направлена на конкретного человека. Мы должны так любить, как Бог любит; подобно тому, как Бог всех людей охватил своим сердцем; в противном случае мы не любим Бога. Апостол передал: «Разве тот, кто не любит своего брата, которого видит, может любить Бога, которого не видит?» Эти две любви нельзя разделять. Кто любит Бога, должен и своего ближнего любить. Читаем письма св. Иоанна. Вслушиваемся в биение сердца св. Петра. Нужно познавать любовь, берущую начало в Сердце Иисуса. Тогда сложнее будет говорить о любви абстрактной, любви, которая не показывает ближнему своей привязанности, своих чувств».

В своем Дневнике Евгений де Мазенод записал все, что его волновало, что занимало его мысли. Дневник служил ему для самоочищения. Внешне он создавал впечатление человека твердого, непоколебимого, принципиального, руководствующего в жизни исключительно предписаниями. Дневник же представляет нам другого Евгения, подобного любящей матери, деликатного, преданного своим друзьям. Всю свою жизнь он был озабочен судьбами бедных и обездоленных, старался их понять, разделял их заботы, хотел лечить их раны. Несмотря на большую занятость, он всегда находил для них время.

В сентябре 1837 г. народ Марселя мог немного передохнуть, эпидемия уже не собирала такого обильного урожая. Епископ также мог передохнуть и, наконец, приступить к своим епископским делам. В последствии еще дважды ему придется бороться с холерой, в 1849 и 1854 годах. Бог сохранит ему жизнь. «Я не боюсь. В своем образе жизни я ничего не поменял в отличие от людей, которые боятся умереть от одного съеденного яйца или одной фасолины».

Было необходимо строить новые храмы. За период служения епископа Евгения образовались 22 прихода, были построены 26 приходские храмы, неисчислимое число часовен и другие приходские дома. Появилась потребность в строительстве нового, более значительного собора. Чтобы найти соответствующие финансовые средства, епископ Евгений должен был написать множество писем. Когда Луи Наполеон в 1852 г. нанес официальный визит в Марсель, епископ объяснял ему, что вынужден принимать его в старой, уже разваливающейся церкви и добавил: «Вид этих разваливающихся стен лучше всего скажет Вашему Королевскому величеству о горячих желаниях католиков этого города». Луи Наполеон в декабре 1852 г. был уже кесарем Наполеоном Ш, - он понял намерение епископа. И в тот же день был заложен краеугольный камень под строительство нового собора, а Луи Наполеон выделил государственный кредит в размере двух с половиной миллионов франков. Кредитор выделил для строительства участок рядом со старым собором возле старого порта. Епископ хотел бы видеть новый собор в центре города - там, где кипела жизнь.

Другим строительным предприятием стала реставрация санктуария Нотр Дам де ла Гард. Епископ написал множество писем с просьбой о помощи, имел множество встреч, устраивал лотореи, и, наконец, довел строительство до счастливого конца. С тех пор Церковь величествует над городом и портом, а присланная статуя Божьей Матери издалека приветствует всех прибывающих в город.

Епископ строил не только храмы, но и школы, пансионаты, дома для собраний, коллегии, а также духовную семинарию.

Строительство новых храмов создает много проблем, но легче уложить мертвый камень, чем соорудить духовный храм Святого Духа. Когда, однако, здание из камня почти готово, когда плотники и каменщики, кровельщики и инженеры сделали свое дело, тогда приходит время для строительства духовной святыни. И для того, чтобы это сделать, необходимо множество работников. Главные соработниками епископа - это священники. Но для того, чтобы они были, нужно основать духовную семинарию и позаботиться как о духовной, так и об интеллектуальной формации священников.

Епископ Евгений требовал от своих священников в равной степени, как набожности, так и хороших знаний теологии. Когда кто-то из них заболевал, епископ Евгений особенно опекал его. Он глубоко переживал смерть каждого своего священника. Подтверждение этому видим в его записях в Дневнике. «Мы потеряли Божьего мужа, святого священника, бывшего примером для всех», - так отметил епископ смерть о. Флаоля. «Он был для меня верным другом, я уважал его и любил... Он заслужил того, чтобы обращение к нему вошло в литанию ко всем святым. Я лично вверяю ему в молитве как мои личные нужды, так и нужды епархии».

Были, к сожалению, и священники, которые доставляли епископу большие хлопоты. Из-за нехватки священников епископ Фортюнат принимал каждого, кто просился в семинарию, и среди них часто попадались и такие, от которых раньше избавились другие епископы. В основном это были беженцы, священники, которые вмешивались в дела политики в Испании, в Италии, на Корсике, в общем, плохо знавшие французский язык, говорившие на так называемом «ломаном языке». Епископа Евгения такое состояние дел глубоко беспокоило.

Каждый год он писал священникам письмо, в котором отражалась его пастырская забота о епархии. Из этих писем мы можем узнать о злоупотреблениях в епархии. Епископ запрещал своим священникам во время проведения литургии носить масонские знамена. Настоятелям он напоминал об обязанности читать проповеди во все воскресные дни и праздники. Клеймил тех священников, кто слишком быстро правил Св. Мессу: по мнению епископа, она должна занимать минимум 20 минут. В Правилах облатов читаем, что Евхаристия должна продолжаться в тишине 30 минут. Епископ настаивал на том, чтобы епархиальные священники не жили отдельно, а по мере возможности создавали общины, в которых помогали бы друг другу. Священники, которые по своему усмотрению изменяли нормы проведения литургии либо предписания сакраментальных ритуалов, подвергались суровому порицанию своего епископа.

Если дело касалось чего-то серьезного, то и реакция епископа была суровой. По отношению к тем, кто пренебрегал замечаниями, епископ использовал санкции, соответствующие церковному праву. «При больших злоупотреблениях могут быть применены суровые санкции. Наказание касалось тех, кто пренебрегал замечаниями». В таком духе поступал епископ. В одном письме он вспоминает, что только за одну неделю он освободил от обязанностей пятерых священников. «Бывает, что мягкие порицания не действуют, тогда для пользы верных и во имя ответственности за их спасение могут быть применены более строгие меры».

Епископ просил своих собратьев, священников-монахов, чтобы служением, будь то у амвона или в исповедальне, они помогали епархиальным священникам. Епископ, бывший миссионер Прованса, имел богатый опыт того, как обычное душпастырство епархиального священника может быть и должно быть дополнено и обогащено через обычные душпастырские обязанности священника-монаха. Епископ стремился к сотрудничеству с монашескими орденами. Когда в его епархии поселились иезуиты, он писал: « Это самый прекрасный день в моей жизни». Он радовался сотрудничеству с каждым орденом, особенную радость приносило ему сотрудничество со старыми и заслуженными орденами. «Я буду всегда поддерживать созерцательные ордена». За период его епископского служения в качестве основателя новой Конгрегации в городе были основаны 7 мужских и 28 женских монашеских конгрегаций. От всего сердца он приветствовал все монашеские общины, желавшие способствовать строительству духовной святыни Святого Духа. Разные были способы задействования этих общин в епархии, не ко всем обращался епископ, но принимал любые другие инициативы. Епископ доверял Божьему Провидению и ждал, какие конгрегации оправдают себя, а какие нет.
ВМЕСТЕ СО СВОИМ НАРОДОМ
Епископ Евгений никогда не путешествовал только для развлечения. Однако, часто он выбирался в путешествие, чтобы посмотреть на религиозную жизнь в своей епархии. Он посещал настоятелей и викариев, наносил визиты в госпитали и монастыри, принимал участие в торжествах по завершению приходских миссий, участвовал в паломничествах в марийные санктуарии. Часто он читал проповеди, не раз импровизировал, если проповедь была не предусмотрена, охотно использовал провансальский язык. Его речь всегда была ясна, всегда было понятно, о чем идет речь. Его причисляли к основным французским проповедникам той эпохи. Он был подлинным епископом, не чиновником, исполняющим свою должность, не бюрократом, не администратором, оторванным от людских судеб. Даже будучи в преклонном возрасте, он ходил по городу пешком, часто никем неузнаваемый. Задерживался с людьми, чтобы узнать, о чем они думают. Не боялся ходить в районы нищих Ла Сьота, охотно разговаривал с портовыми работниками. Впоследствии он писал: «Этот день был для меня очень мучительным. Я встретил не нескольких бедных, а целые реки бедных людей, реки, грозящие выйти из берегов. Как им помочь? Дать им только денег? Им нужно больше, чем у меня есть. И этими крохами ничего не изменить в их судьбе. Как изменить их судьбу?» Эти слова он записал в Дневнике 5 сентября 1838 г., когда помог трем беднякам. Запись оканчивается словами: «Как после всего того, что я сегодня видел, я могу сесть за стол и принимать пищу?».
ВИЗИТЫ, ВИЗИТЫ

С самого начала епископского служения дом епископа был открытым домом. Двери его дворца оставались всегда открытыми для всех тех, кто искал помощи. Каждый имел к нему свободный доступ. Четыре часа в день епископ был в их распоряжении. Марсель считался важным коммуникационным центром и основным портом Франции, поэтому дом епископа почти каждый день принимал апостольских викариев и миссионеров со всех континентов. Не один вечер он проводил с такими гостями, и поэтому был хорошо осведомлен о миссийных проблемах. В письме к папе Пию IХ в 1851 г. узнаем, что за 8 недель епископ Евгений принял 14 епископов, одного нунция и одного кардинала. Дом епископа стал своего рода гостиницей для миссионеров и был местом, где они делились опытом.

Его дом и его сердце были открыты для всех. Изгнанные из Испании священники нашли у него убежище, и иезуиты, депортированные из бывшего Церковного Государства, нашли у него приют.

Каждый понедельник епископ пребывал в своей личной часовне, где проводил Таинство Миропомазания. Еще в 1845 г. он уделял это Таинство 20 взрослым из всех социальных слоев. В дневнике он писал: «Сегодня совершали Таинство Миропомазания отцу и его 25-летнему сыну». В другой раз отметил, что к нему приблизился калека, передвигавшийся на руках и коленях, и просил о Таинстве Миропомазания. Миропомазание было плодом усердной работы душпастырей. Но это была капля в море. Душпастырская работа походила на работу в карьерах.

Епископ Евгений особенно эмоционально относился к социальным проблемам своей эпохи и имел свою позицию по отношению к ним. В 1842 г. в Испании вспыхнула революция. Ее сторонники стремились к отделению от Рима и установлению народной Церкви. Парижское правительство тайно поддерживало революционеров. Парижский архиепископ старался защитить права Апостольского Престола. Епископ Евгений также последовал его примеру, но его епископское слово не раз имело более радикальный тон, чем слово из Парижа. Он успешно выступал против аргументов революционеров. Епископ Йосиф Иполит Гиберт ОМI назвал пастырское послание епископа Евгения «шедевром логики и ораторского искусства». Кардинал Пакка из Рима поблагодарил епископа Евгения за эти слова. По его мнению, нельзя устоять перед аргументами этого епископа, подрывающими тезисы испанских схизматиков.

Острое перо епископ Евгений применил и в защиту католических школ. Он всегда выступал против, когда правительство хотело изменить существующее положение дел не в пользу Церкви. Он не обращался с письмами к разным министрам, но всегда писал пастырские письма к своим епархианам и просил по воскресеньям читать их от амвона. Особенно строгим был тон пастырского письма, когда в 1838 году правительство отказало выпускникам епископской гимназии в выдаче аттестатов зрелости. Его пастырское письмо на Великий Пост до такой степени разозлило правительство, что оно было вынуждено пойти в контрнаступление. Правительство хотело, чтобы епископ предстал перед судом, потому что он не представил письмо государственным властям для одобрения. Епископ последовательно защищался: нельзя ни у кого отбирать свободу слова.

В 1844 году епископ Евгений снова протестовал против решений правительства, которое пыталось ограничить Церковь в ее правах и хотело корректировать ее программу обучения. В то время епископ написал «Мемориал к королю», который был с одобрением принят по всей стране. Фронт антиклерикалов называл автора Мемориала «неразумным фанатиком».

В 1845 г. в новом пастырском письме епископ выступил не только в защиту свободы обучения, но и начал решительную полемику с теми журналистами и политиками, кто запрещал Церкви свободно выражать свое мнение в средствах массовой информации. По мнению епископа, религия - это не частное дело, исключенное из общественной жизни. Католик имеет все гражданские права, а также право на общественное выражение своих взглядов. Особенно епископ взял под свою защиту иезуитов, которых ненавидели в либеральной Франции.

Пресса, вражески настроенная по отношению к Церкви, не могла простить епископу Евгению его выступления, постоянно атаковала его остро “per fas et nefas” (Дозволенными и запретными средствами), приписывала ему высказывания, которых он никогда не говорил. Епископ не боялся этих журналистов, и даже указывал им на их ложь, тем самым ослабляя силу воздействия антицерковной прессы на общество. Он никогда не позволял себя запугивать. Как епископ, он всегда чувствовал обязанность защищать Церковь, независимо от того, гарантируют ли ему успех одни политические группировки или другие лишают его чести. В этом можно с легкостью убедиться, если хотя бы бегло просмотреть огромное количество пастырских писем, а также текстов его проповедей. Безошибочно он истолковывал знаки времени; ни одна важная проблема не проходила незамеченной епископом. Если даже кто-то и не разделял с ним его взглядов, то ни в коем случае нельзя было обвинить епископа в том, что он трусливо молчал, когда следовало громко говорить.

Епископ Евгений отважно боролся за права Церкви. Для него не существовало трудностей. Но когда речь шла о человеке, он поступал иначе, был мягким и уступчивым. Вот пример этой черты его характера.

В тюрьме в Гапе сидел один преступник, приговоренный к смертной казни на эшафоте, и ждал исполнения приговора. Священнику Лаже, ректору духовной семинарии, удалось примирить его с Богом и людьми. Приговоренный хотел принять Св. Причастие, но о. Лаже не отважился на это, боясь своих сотрудников в семинарии, ярых янсенистов. Ни в коем случае нельзя было подавать Тело Христа преступнику! Епископ Евгений в то время был в Гапе и узнал об этом от о. Лаже. Этот случай глубоко потряс епископа. Ведь такое отношение к человеку противоречит учению Христа. Иисус Христос в Евангелии учил иному. Евгений тогда сказал: «Я претворю в жизнь учение Христа, пусть мой поступок будет примером для других». На следующий день он отправился в тюрьму и отслужил там Св. Евхаристию, в которой также принимал участие и приговоренный. С преступника сняли часть наручников, но часть цепей была на нём, и это обращало на него внимание других присутствующих. Епископ Евгений подошел к нему и уделил ему Святое Причастие. Потом он писал: «Это был самый важный день в жизни приговоренного, его большой праздник. Хоть и в наручниках, но все же он принял в гости Христа, Сына Божьего. Примирился с Богом, снова стал одним из Его детей. Бог простил ему большие грехи. Я был этим тронут. Бог сотворил ему великое. Возвысил его из нищеты этого мира. Выбрал его, гарантировал ему спасение: «Может, уже скоро будешь с Ним в раю». Я считал, что должен это сказать, другие пусть немного подождут. Эти слова вложил мне в уста Иисус, которого я держал в руках. Они глубоко тронули приговоренного, и он заплакал. Я тоже плакал». После Св. Евхаристии приговоренный смог еще раз встретиться с епископом и принять участие в Таинстве Миропомазания, Таинстве, дающем ему силы для последнего пути. Коротко он объяснил ему значение этого Таинства. Полный благодарности, епископ покинул тюрьму, а приговоренный покинул этот мир.

Этот случай гораздо лучше многих слов раскрывает нам программу жизни епископа Евгения: «Убогим провозглашать Благую Весть о спасении во Христе, так как к ним послал меня Господь». Он переживал, когда грешников осуждали только по статьям уголовного кодекса и забывали о любви Иисуса из Назарета, друга мытарей и грешников (Мт 11,19).

Один церковный сановник назвал когда-то епископа Евгения «самым большим римским французом и самым большим французским римлянином». Именно таким всегда был марсельский епископ. Еще в 1827 году, когда он был только генеральным викарием, его призвали служить в качестве судьи папского трибунала. Обосновывая такой выбор, папский нунций писал: «Священник Евгений де Мазенод всем сердцем и душой связан с Папой». Спустя 10 лет, когда он уже был епископом, мнение это еще более укрепилось: «Епископ де Мазенод остается до конца верным и глубоко в сердце связан с Апостольским Престолом». В своей жизни он часто подтверждал свою привязанность к Святейшему Отцу. Это не только было надлежащим уважением, это была любовь, исходящая из глубины искреннего сердца. Она выражалась в довольно резких выступлениях епископа Евгения против итальянских политиков, стремившихся к образованию итальянского государства ценой отказа от единства с Папой. Когда Папа Пий IХ был вынужден бежать в Гаэту, епископ Евгений написал ему письмо, в котором заверял того в своей преданности: если бы Папа нуждался в убежище во Франции, то мог бы быть гостем в доме марсельского епископа. Епископ был рад, когда Папа ответил ему лично. Все служение епископа Евгения де Мазенода характеризовалось верностью и лояльностью к Папе. В письме кардиналу Барнабо в 1859 г. читаем: «Разумеется, Папа ищет поддержки у епископов. Мы все живем его жизнью, и, если Папа страдает, то и вся Церковь сострадает вместе с ним. Ваше Преосвященство, передайте это Святейшему Отцу, чтобы хоть немного облегчить его страдания».

ЕПИСКОПСКОГО СЛУЖЕНИЯ

Князь был автором плана общества колонизации Алжира. Образовался комитет; епископ Евгений после разговора с князем принял его почетное руководство. Когда епископ получил устав комитета, то обратил внимание на то, что в его состав вошли также и протестанты. Епископ отстранился от руководства комитетом, заметив, что такой Устав может открыть дверь протестантской миссии в Северной Африке. В письме князю он писал: «Я понимаю благородные намерения Вашей Княжеской Милости, но прошу понять мою ситуацию как католического епископа. Я не могу допустить, чтобы правда Божия достигала умов и сердец людей в искаженном виде. Я - католический епископ, поэтому для меня существует одна апостольская Церковь, римско-католическая – хранительница полной истины Божией, и только ее Христос уполномочил эту истину проповедовать. Я не хочу быть двуличным, я никогда бы этого не вынес. Я считал бы себя предателем служебного долга, если бы согласился с делом, в котором роль Церкви была бы неоднозначной». Епископ отказался от этого почетного руководства, поскольку не хотел быть своего рода вывеской для общества, с программой которого не мог согласиться.

Епископ не скрывал своих убеждений перед сильными мира сего. В ноябре его посетил орлеанский князь, сын короля. По этому случаю Торговая Палата устроила торжественный обед, на который был приглашен и епископ Евгений де Мазенод. Случилось это в пятницу. Епископ мог догадаться, что либеральные французы не придерживаются постов. Как бы он чувствовал себя на таком приеме? Поэтому он любезно отказался, и приглашения не принял. Когда Торговая Палата высказала свое возмущение, заявив, что эти устаревшие взгляды не должны препятствовать епископу участвовать в приеме, епископ ответил: «Приспосабливаться к современному миру не так необходимо, но важно заботиться о сохранении своей личности, дабы не зависеть от модных взглядов, но пребывать в свободе детей Божьих. Про эту свободу говорили Апостолы, когда на Верховном Совете сказали евреям: «Посудите сами, кого следует слушать более, людей или Бога?»

В другой раз князь пригласил его на обед, и это тоже было в пятницу, когда Церковь обязывала соблюдать пост. Но в этот раз епископ не мог отказать и отправился к князю. Подали мясное блюдо. Епископ Евгений сидел напротив князя, разговаривал с ним свободно во время всей трапезы, однако ни к чему, что ему было подано, не притронулся, даже не развернул салфетки. Князь, конечно, заметил, что епископ ничего не ел. Однако ни о чем не спросил. Позднее епископ сказал: «Хорошо, что князь не спросил, а то я вынужден был бы дать такой ответ, который унизил бы князя».

Из этих и других эпизодов можно себе представить, как епископ Евгений де Мазенод понимал свой епископский долг. Задача епископа – это забота о том, чтобы в его епархии соблюдались Божьи заповеди и сохранялась связь со Вселенской Церковью. Так понимал епископ Евгений свое свидетельство жизни перед миром. В этом отношении не могло быть его личных интересов и он стремился наилучшим образом соответствовать епископскому сану. Епископ умрет, но марсельское епископство останется. Таким образом, епископ Евгений хотел выполнить свой долг, чтобы будущие поколения не видели в нем церковного сотрудника, или, сохрани Боже, злого пастыря. В лице епископа местной Церкви действовал сам Христос, к такому убеждению епископ Евгений пришел, когда изучал историю епископского служения, начиная от св. Игнатия Антиохийского вплоть до своего времени. Только в таком контексте мы можем понять действия марсельского епископа, который позволял, чтобы отдавали честь его достоинству. Как-то он позволил пригласить себя на освящение водного канала реки Дюранс, проведённого к Марселю, а также он принимал участие в открытии марсельской биржи. По большим праздникам он ездил в повозке в торжественном епископском одеянии. Он нормально относился к тому, что светские власти не оставляли его в стороне как иерарха и приветствовали официально. Противники обвиняли его в высокомерии, надменности, заносчивости. Такое поведение епископ Евгений так объяснял своему поверенному о. Тампьеру: «Ты хорошо знаешь, что за участие в некоторых торжествах я должен платить ценой собственного достоинства».

Когда после официального торжества он возвращался в епископскую резиденцию, то возвращался и к своему скромному образу жизни. Его старый письменный стол был изъеден жуками-короедами. Посетители подтверждали, что в его личной комнате не было даже видимого комфорта. Не было печи, комната не обогревалась даже зимой. Часто епископ себя бичевал. На его кровати не было матраца, епископ спал на тюфяке. Его сутана была всегда чиста, но полна заплат. На его столе появлялась исключительно «пища бедных». Того же требовал он от приходских настоятелей, которых посещал. «Мне достаточно 2 яиц или омлета... Ничего изысканного, только простая еда, вот, что мне нравится». Евгений де Мазенод хотел бы жить незамеченным для мира, однако, он был марсельским епископом. Епископ Евгений радовался, когда почитали его епископское достоинство, но особенно хорошо он чувствовал себя среди простых людей. Любил простой народ, который весело распевал на улицах, бездельничал, но и в поте лица зарабатывал на ежедневный хлеб, не раз стонал под тяжестью ноши ежедневных забот и воспитания детей, народ, о котором помнили, пока нужны были рабочие руки, а потом быстро забывали. В молодости Евгений де Мазенод не был другом простого люда, он считал себя аристократом, придерживался интересов своего класса. Однако, жизнь его многому научила, он понял, кто представляет подлинные христианские ценности, кто живет Евангелием. Это были простые люди. Вот почему свою жизненную дорогу он видел в служении простому люду.

Епископ считал, что душпастырь должен быть, прежде всего, человеком внутренней жизни. Своих священников он обязывал к тому, чтобы источником их деятельности, вообще, их жизни, была глубокая внутренняя жизнь. Средством к достижению этой цели должно было быть ежедневное размышление над Св. Писанием, а также знакомство с жизнью святых. В 1818 г. он записал в тексте первых облатских Правил: «Пусть миссионеры, насколько им позволяет человеческая слабость, во всем следуют примеру Иисуса Христа, истинного Основателя нашей Конгрегации, а также примеру апостолов, наших первых отцов. Следуя этим примерам, пусть они ценят время своей жизни, которое посвящают молитве, а также размышлению в тишине монашеского дома. Другую же часть времени пусть посвящают проповедованию».

В первые годы священства ему было трудно найти равновесие между молитвой и работой. Сначала он пробовал жить по правилам Семинарии св. Сульпиция. Но он уже был не клириком, но душпастырем, и потому ему нельзя было пренебрегать душпастырскими обязанностями. От этого пострадала молитвенная жизнь. Со временем такой жизненный уклад, где активность преобладала над созерцанием, он признавал ошибочным: «Я никогда не дам убедить себя, что служение ближнему может занять место ежедневного размышления или приготовления к Св. Мессе, благодарения после Св. Мессы или посещения Иисуса в Пресвятых Дарах», - так писал епископ в своих заметках во время реколлекций в 1818 году. По мере того, как он укоренялся в жизни Иисуса Христа, его духовная жизнь становилась проще. Главной проблемой уже не являлось равновесие между молитвой и работой, но абсолютная верность воле Божьей. Незаменимым средством к решению этой проблемы была его тихая адорация перед дарохранительницей, а также размышление над жизнью Иисуса Христа.

Между тем, духовная жизнь епископа Евгения заключалась не только в выполнении монашеских упражнений. Он никогда не считал Литургию часов или молитву на розарии «молитвенной обязанностью», которую нужно «совершить» и поставить галочку. Они были для епископа Евгения выражением любви Бога и средством просьбы о помощи. Также он относился и к ежедневной работе, которая была для него возможностью изо дня на день оказывать Богу свою любовь, любовь Церкви и ближнего. С таким же внутренним равновесием и внутренним покоем он выносил такие нападки по отношению к своей личности, как участие в роскошных приемах. По натуре он был человеком увлекающимся и темпераментным, но сдерживал свой темперамент с помощью таких черт, как терпеливость и снисходительность. Поэтому один из собратьев в епископстве, посетивший его в Марселе, на вопрос, как поживает епископ Евгений де Мазенод, ответил: «Я видел перед собой святого Павла».

КАК ДЕТИ ОДНОГО ОТЦА МЫ ДОЛЖНЫ ВЗЯТЬ НА СЕБЯ

ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ДЕЛАТЬ ДОБРО ПО ОТНОШЕНИЮ ДРУГ КО ДРУГУ, ИЛИ ПОМОГАТЬ ДРУГ ДРУГУ ОБОГАЩАТЬСЯ НАДЕЖДОЙ,

ПОЛУЧЕННОЙ ОТ ГОСПОДА

(Евгений де Мазенод, Правила 1818 г.)

Когда Евгений де Мазенод в 1826 г. в Риме занимался процедурами, касающимися утверждения Правил для своей Конгрегации, кардинал-релатор сказал доверительно: «Пусть отец ограничится просьбой об утверждении Общества Миссионеров для Франции, что значительно облегчит процедуру утверждения Правил». Евгеий де Мазенод не принял этого предложения. Уже тогда он знал, что придет время, и его облаты почувствуют необходимость перейти границы Франции.

Не только епископ Евгений, но и вся молодая Конгрегация всегда была открыта для евангелизации всех людей. В актах Генерального Капитула 1837 года читаем: «Множество членов нашей Конгрегации тоскуют по тому времени, когда смогут, согласно миссийному повелению Иисуса Христа, пойти с Благой Вестью о спасении в Иисусе Христе также и к тем, кто находится вне Церкви. Генеральный Капитул пошел навстречу этой инициативе и обязался реализовать ее, убежденный в том, что это усердие будет Богу на славу, а Конгрегации - на пользу».

Но куда идти миссионерам-облатам? Этого Основатель еще не знал. Однако он был открыт на голос Божий, на Божие призвание, и с покорностью ждал «Божьего часа».

Этот час пробил намного раньше, чем того ожидал Основатель. В 1837 г. в дверь монастыря на марсельской Кальварии постучался молодой ирландец и попросил принять его. Это был отец Уильям Дейли. Он уже слышал об облатах. Уильям очень хотел, чтобы члены англиканской Церкви вернулись к единству со Вселенской Церковью. В 1841г. Уильям, будучи тогда дьяконом, познакомился с одним англиканцем, возвращавшимся на родину. Тот предложил ему место в повозке, поскольку дорога ирландца проходила через Ливерпуль. «Я чувствую здесь вызов Божьего Провидения», - записал в этот день епископ Евгений в своем Дневнике. 2 мая епископ рукоположил ирландца в священники, и уже на следующий день неопресвитер отправился в Ирландию, где должен был определить, куда поселить облатов, где бы они могли проводить работу с кандидатами-ирландцами для Конгрегации.

Отец Уильям Дейли прекрасно справился со своим заданием. В Лондоне его принял епископ Вайсман, коадъютор и апостольский викарий центральной Англии. В Дублине он посетил архиепископа Марея, который помог ему представить ирландским епископам Конгрегацию Облатов Непорочной Марии. Архиепископ позволил молодому облату вербовать в Ирландии кандидатов для своей Конгрегации. Уже 7 декабря 1841 г. семеро молодых ирландцев начали новициат в Нотр Дам де Лозье. Они стали зародышем ирландской монашеской провинции. В 1843г. епископ Евгений послал о. Казимира Оберта в Англию, чтобы там основать первый облатский дом. После множества процедур в 1843 г. он открыл облатское представительство в Корнуоллисе.

Две причины склоняли епископа Евгения, чтобы Конгрегация открыла свои представительства в Ирландии и в Англии. Он хотел способствовать тому, чтобы англиканцы нашли свою обратную дорогу в Рим. Там он хотел найти англоязычных миссионеров для будущей миссионерской деятельности. По сегодняшний день англо-ирландская провинция сохранила свой миссийный характер, определённый Основателем при ее образовании.

Епископ Евгений посоветовался со своими облатами, тогда их было – 40 отцов и 5 братьев. Все проголосовали за то, чтобы миссионерская деятельность, провозглашение Евангелия язычникам в Конгрегации трактовалось так же, как приходская миссия. С энтузиазмом они приняли перспективы расширения горизонтов работы, особенно молодые облаты. Основатель получил большое количество писем от своих облатов, и все они выражали готовность «пойти на край света» в служении любви всем людям, верного служения Церкви и расширения поля деятельности Конгрегации. Основатель провел не одну ночь перед Святыми Дарами. Наконец, все пришли к единому мнению, что больше ему нельзя медлить. Он не стал ждать возвращения епископа Бурже и сам написал ему в Рим, что согласен с его предложением. И уже 22 октября 1841 г. четверо отцов и двое братьев облатов отправились в Канаду.

Таким образом, началась облатская миссия во всем мире. Началом такой облатской деятельности стал Монреаль.

В 1844 г. облаты поселились в Байтауне, который позже стал Оттавой. Отсюда множество тысяч французских дровосеков отправлялось по речной дороге на работы в бескрайние пущи. Создавались группы численностью до 500 человек, которые в зимний период оставались в лесах, чтобы работать дальше и больше заработать. Весной, когда трогался лед, поселенцы перевозили свою выработку по течению реки в Оттаву, а потом дальше на юг, по водам реки св. Лаврентия. В зимние месяцы облаты искали поселенцев в их лагерях. Весной они ждали их на великих «древесных озерах». Время ожидания для дальнейшего путешествия миссионеры использовали, чтобы проводить беседы с поселенцами-дровосеками и служить душпастырски тем, кто об этом просил. Иногда облатам случалось даже устраивать приходские миссии по французскому образцу.

Душпастырское служение для дровосеков приблизило облатов к миссии среди индейцев и эскимосов, поскольку те жили рядом. В 1844 г. облаты развернули регулярные миссионерские экспедиции к монтанезам на правом берегу реки св. Лаврентия и к ирокезам, находившимся на юге от Монреаля. Исполненный святой гордостью, епископ Евгений склонился над картой, которую в августе 1844 г. ему прислали его миссионеры. В письме от них он прочел: «На лодке, сооруженной из говяжьих шкур, мы плыли по горной речке Гатино. У нас есть одеяла и палатки, удочки и сети для ловли рыб, карабины для защиты от диких зверей, вообще, у нас есть все, чтобы пережить это путешествие. С католиками, которых встречаем по дороге, мы проводим службы, но в дальнейшем, видимо, мы будем путешествовать одни, хотя вероятно, что, сойдя на берег, мы найдем там только индейцев». Таким образом, облаты установили контакт с индейцами, которых называли «круглоголовыми».
СЕН БОНИФАС

В этот год облатам открылось новое поле для миссионерский деятельности в северо-западной части Канады. В бескрайних прериях и пущах редко можно было встретить белого человека; там жили индейцы и метисы. Среди них и для них работал отец Йосиф Прованше. Свою миссионерскую базу он устроил в Сен Бонифас над озером Виннипег. С 1820 г. он был коадъютором епископа Квебека в северо-западной Канаде. Во время своего 25-летнего служения он стремился найти новых священников для своей епархии, но нашел тогда только четверых. В 1843 году он отважился на трудное двухмесячное путешествие в Монреаль, чтобы просить помощи у епископа Бурже, но в его епархии было мало священников, и тогда он отправил епископа Прованше к облатам. Там он встретился с о. Евгением Гиг, позже ставшим епископом Оттавы, которого Основатель назначил визитатором для Канады. О. Гиг знал о нечеловеческих условия труда облатов и поэтому отклонил просьбу епископа Прованше. Тогда Прованше, как нищий, которого выставили за дверь, обратился прямо к епископу Евгению де Мазеноду. Основатель с открытым сердцем прочитал письмо. Просьба епископа Прованше тронула его до глубины сердца, и он не смог ему отказать. Основатель попросил о. Гиг, чтобы тот дал облатов в распоряжение епископа Прованше. Епископ Оттавы ответил, что трудности настолько большие, что никто не сможет их преодолеть. Ответ Основателя был написан в мазенодовском стиле: он не просил его обсуждать этот план, это было распоряжение в духе послушания. Начальником миссионерской экспедиции Основатель назначил о. Оберта. Его помощником должен был стать только что принятый канадский облат Александр Таше. 24 июня 1845 г. отцы Оберт и Таше, а также две сестры монахини, ступили на палубу примитивного корабля и направились в дорогу «к язычникам» “ad gentes”. Их сопровождал вождь низшего ранга из племени Ирокезов. Тяжелое путешествие продолжалось 63 дня. Скорее мертвые, чем живые, 25 августа путешественники достигли цели. Их встретил и сердечно обнял епископ Прованше. Итак, Сен Бонифас стал вторым центром облатской миссии в Канаде.

В 1847 г. облаты начали деятельность еще в одном месте, которое стало для них третьим по счету: в районе Орегон, простиравшимся тогда от Скалистых Гор до Тихого океана, от северной Калифорнии до Аляски. Епископ Евгений не хотел сначала принимать эту миссию. Однако, он изменил свое мнение, когда о. Гиг заключил договор с епископом Бланше из Валья-Валья. Этот контракт предусматривал евангелизацию индейцев. «Итак, во имя Божие», - сказал Основатель; в этом договоре он видел знак Божьего Провидения. Руководителем экспедиции стал о. Пашалис Рикард, в то время настоятель в Нотр Дам де Люмьер. Решение встретило всеобщее неодобрение собратьев. Они считали, что он для этого не годится. В самом деле, он был очень одаренным, но болезненным, его здоровье серьезно ослабилось из-за нескольких проведенных миссий. Сам кандидат был убежден, что не доберется живым даже до Нью-Йорка. Но можно было восхищаться его послушанием. Как монах, он выполнял приказ своего генерального настоятеля, полагался на его волю. С декретом епископа Евгения в руке он отправился в церковный склеп и там доверил Богу свою жизнь. На палубе парусника «Цюрих» водоизмещением в 300 тонн он отправился в 55-дневое путешествие через Атлантику. Этот слабый здоровьем кандидат в миссионеры был единственным пассажиром, который не страдал морской болезнью. Из Нью-Йорка где на дилижансе, где на лодке он добрался до Сент Луиса, а потом продолжил путь через 7 штатов на повозке, запряженной волами добирался. Наконец, 11 октября 1847 г. он прибыл к цели. С момента входа на палубу в Гавр до прибытия в Санта Роза прошло 8 месяцев. Тот, кто не должен был добраться живым до Нью-Йорка, хорошо выдержал как холодные ночи, так и знойные дни; ни голод, ни жажда не одолели его, он был здоров, и у него не было даже насморка.

Епископ Евгений радовался, что его облаты осели в Канаде. Однако их было очень мало. Забота о призваниях не давала Евгению спокойно спать. Он не мог всех послать в Канаду, тогда бы не хватало людей в монашеских домах во Франции, а ведь и там облатов ждала работа. В 1845 г. вся Конгрегация насчитывала 50 членов: 15 работало в Канаде, 10 в Англии, остальные в пяти монашеских домах в северо-восточной Франции.

Заседание Генерального Совета 12 мая 1845 г. было посвящено вопросу о призваниях. О. Тампьер представил проект создания дома для привлечения призваний в южной Франции или даже в Бельгии, где в то время уже было много кандидатов для монашеской жизни. Когда заседали генеральные депутаты Совета, о. Леонард Баве вошел на палубу «Княжны Орлеанской» в Нью-Йорке, чтобы во Франции в духовных семинариях искать миссионерские призвания. Одаренный рассказчик, не лишенный чувства юмора, он легко снискал себе слушателей. Они были очарованы им, когда он рассказывал о миссии в Канаде. Отец был оптимистом и верил в успех своего дела.

Сначала Основатель смотрел на это скептически, но после первой встречи с отцом Леонардом полностью поддержал его усилия.

О. Тампьер, который в то время был генеральным экономом, занял выжидательную позицию, и даже посчитал о. Леонарда мошенником, когда тот ему сказал: «Я добуду столько кандидатов на миссию, что отец не сможет их всех одеть и прокормить». Спустя 2 месяца о. Леонард раздобыл 10 кандидатов в новициат. Спустя 4 месяца их уже было 24. Когда он своим приятным баритоном рассказывал о жизни Ирокезов, показывал их орудия, предметы культа, оружие, когда говорил, что индейцы глубоко верят в «Наивысшее Существо», «Доброго», что они открыты на принятие Евангелия Иисуса Христа, молодых слушателей охватил энтузиазм. До этого желающие хотели быть только епархиальными священниками во Франции, теперь же они хотели стать миссионерами.

Епископ Евгений был поражен успехам о. Леонарда. «Что ты за человек, - писал он ему, - что с маху ломаешь барьеры, что перед тобой открываются ворота, что с победой ты занимаешь все площади». Урожая практически не было, облаты умоляли Основателя, чтобы он сдержал пыл о. Леонарда, но Основатель не обращал на это внимания. Он писал о. Леонарду: «Меня не беспокоят проблемы, связанные с избытком призваний ...закидывай и дальше спокойно свои сети». Епископ Евгений был уверен, что для Конгрегации настало время благодати, и нельзя было его терять. Нельзя было упустить ни одно призвание. Конгрегация вскоре имела уже 60 новициев. Возникла необходимость открытия второго новициата в Нанси.

Конечно же, не все кандидаты остались. Но Основатель не был огорчен этим, так как придерживался принципа: «Равно как в священстве, так и в миссионерском служении требуется соблюдать правила отбора. Мы не можем принимать каждого, изъявившего желание... Важно иметь хорошие, а не массовые призвания». Среди тех, кого нашел о. Леонард, и кто остался, были прекрасные миссионеры, позже великие миссионеры-епископы; среди них можем упомянуть Людовика Хербомеса, Карла Жоливе или Павла Дюрье. Их кругу принадлежал и о. Людовик Сулье, третий по очередности генеральный настоятель конгрегации. Среди них был также прекрасный миссионер о. Генрик Гролье, который в 1859 г. первым из европейцев пересек полярный круг.

В богатстве призваний епископ Евгений видел особое Божое вмешательство, «Божий перст». Позднее он писал Наставнику послушников: «Воля Божья открылась нам с такой силой, что с полным доверием мы можем на нее ответить. Бог призвал нас к евангелизации людей на бескрайних канадских землях, и дал нам также дар призваний, сам призвал работников в свой виноградник. От нас же Он требует, чтобы мы приняли его волю и ответили: «Да будет Воля Твоя». Хотя человеческая мудрость видит в этих событиях даже угрозу для Конгрегации, опасность утраты или даже несостоятельность, я верю Богу всей моей душой».

Путешествие по морю продолжалось 38 дней. Тогда еще не было Суэцкого Канала. До Каира миссионеры ехали верхом на конях чистейшей арабской породы. А от Каира до Суеца - уже только на ослах. Багаж перевозили на верблюдах. В Суеце они взошли на палубу парусной лодки, с помощью которой добрались до Ялы, расположенной на юге Цейлона. Оттуда было уже недалеко до Коломбо, столицы острова. Местные католики устроили такой прием миссионерам, который невозможно было забыть. Вдоль дороги собрались тысячи верных. Много часов они бежали рядом с повозкой, на которой ехали миссионеры. На дороге возвели много триумфальных ворот. Вечером процессия с факелами проводила миссионеров к Собору, где их приветствовал епископ Орацио Беттакини и торжественно запел «Te Deum» (гимн «Тебя, Бога, хвалим»).

С прибытием облатов на Цейлон, сегодня называемый Шри Ланка, 28 ноября 1848 г. начался новый этап не только в истории облатов Марии, но и в истории цейлонской Церкви, Церкви «Жемчужины Индии». В 1517 г. португальцы завоевали остров и начали его обращение. В 1650 г. господство над Цейлоном взяли голландцы, тогда большая католическая миссия пришла в упадок, и стали развивать свою деятельность кальвинисты. Началось преследование католиков, длившееся 150 лет. Католические миссии были полностью опустошены голландцами. Британское господство, начатое в 1796 году, ввело ограниченную религиозную свободу. Облаты могли снова начать миссийную деятельность в южной части острова, где было еще около 60 тысяч католиков.

Цейлонскую Церковь сегодня следует отнести к самой зрелой Церкви в Азии, а отличительной чертой этой зрелости является именно миссия, которую Церковь Шри Ланки с 1964 г. проводит в Малайзии, с 1968 г. - в южно-индийском Мадрасе, а с 1971 г. - в Пакистане.

В 1850 г. открылись ворота третьего континента, - Африки. Об этой миссии в апостольском викариате Натал Конгрегация Распространения Веры просила Основателя по собственной инициативе. Рим уже обращался с предложением к иезуитам и к Миссионерам Святого Духа, но обе конгрегации отказались принять миссии. Епископ Евгений попросил время на молитвенное размышление. Он долго молился о свете Святого Духа. В его дневнике читаем записи, сделанные 1 апреля 1850 г.: «Принимая просьбу Африки, я не могу отказать желанию Святейшего Отца. Это Бог приглашает нас в Африку».

Рим, согласно тогдашнему праву миссионерства, вверил миссию Натала облатам Непорочной Марии. Это означает, что Рим уполномочил генерального настоятеля Конгрегации, епископа Евгения де Мазенода, назначить епископа-апостольского викария. Выбор пал на отца Йоанна Франциска Алларда, настоятеля и наставника послушников из Канады. Евгений сам рукоположил его в епископы. 13 ноября епископ Аллард, два отца и два брата облаты взошли на судно, чтобы 15 марта 1851г. прибыть в Дурбан. В апостольском викариате Натала до сих пор проводили душпастырство только для горстки белых католиков, фермеров, служащих и солдат, но евангелизация африканцев еще не началась. Рим все еще настаивал на том, чтобы наконец пойти с Евангелием к народу Банту, апостольские викарии ссылались на недостаток священников. Теперь ситуация изменилась, облаты принесли Благую Весть о спасении в Иисусе Христе на родину черного населения Южной Африки и начали новый период ее истории. Они были пионерами в принятии зулусов и других этнических групп Южной Африки в общину Вселенской Церкви.
КОНГРЕГАЦИЯ, ОТКРЫТАЯ ВСЕМУ МИРУ

Вот уже 10 лет облаты работали на разных континентах. Епископ Евгений гордился таким развитием своего «малого стада», начало которого, положенное в Кармеле в Эксе, было таким скромным. Что сделал Основатель для такого динамичного роста Конгрегации? Как он сам признавался, собственно ничего, просто не воспротивился (знаку) голосу Божьему, был послушен Богу. Что было критерием распознавания Божьей воли? Нужды Церкви и человека. Где нуждались, туда Основатель спешил с неотложной помощью. Быстрый рост Конгрегации требовал изменения многих монашеских правил, ведь необходимо было приспособиться к новым условиям. Конгрегацию следовало поделить на провинции, что и сделал Генеральный Капитул в 1850 г. Последовала чёткая децентрализация многих полномочий, которые в то время были в руках у генерального настоятеля и его генерального Совета. Теперь же их получили провинциалы. Децентрализация, однако, не могла разрушить целостности Конгрегации. В Актах Генерального Капитула в 1850 году записано: «Хорошо запомните: все облаты, объединенные братской любовью под руководством настоятелей, должны иметь одну душу и одно сердце».

Расширение Конгрегации проходило не без проблем и сопровождалось трениями. Епископ Евгений был огорчен этим, но не унывал, вручив свое дело защите Непорочной. Во всем он искал Божий знак, ясное выражение Божией воли, а когда был уверен в ней, то выполнял ее. Как добрый отец, он знал, как уладить трудности и убрать разногласия. Он не колебался, когда был вынужден наказывать тех, кто заслужил это. Отец давал им большую свободу для деятельности, глубоко веря, что именно через них может говорить Святой Дух. Осуждал безделье, поддерживал всякую инициативу, которая усиливала динамизм Конгрегации. Наивысшей же ценностью была забота о спасении душ. Основатель заботился о монашеской формации своих облатов, напоминал, что существенным компонентом монашеской жизни является сосредоточение и жизнь в общине. Он решительно требовал того, чтобы облаты жили по крайней мере по двое. Окружал сердечной заботой больных и тех облатов, кто переутомлялся в работе, но осуждал тех, кто вел удобную для себя жизнь.

Письма Основателя к облатам свидетельствуют о заботе епископа Евгения об их жизни. Евгений просил о. Семерия из Цейлона, чтобы тот воспротивиться слишком суровой практике покаяния некоторых облатов: «Ваша жизнь миссионерская сама по себе достаточное покаяние, другого покаяния вам и не нужно». Когда миссионер из Натала пожаловался, что никогда не научится местному языку и что его горло не способно правильно произносить глубокие гортанные звуки, Основатель ответил, что мастерство сразу не приобретается, но достигается постоянным трудом. Он ко всем относился как любящий отец и давал им понять, что в епископской резиденции Марселя бьется сердце Конгрегации.

Материальное благосостояние своих миссионеров он поддерживал двумя инициативами. Во время своего первого пребывания в Англии в 1850 г. Основатель установил в Лондоне облатскую миссионерскую прокуру для всей британской империи. Он часто обращался к Миссионерским Делам, позднее названным Папскими Делами Миссии для оказания материальной помощи облатам. Эти письма носят официальный характер, но, прочитав их, можно понять, как Основатель гордился миссионерскими успехами своих облатов. Он объяснял, что миссионеры используют предназначенные деньги только для миссионерских целей, а для собственного пропитания пользуются плодами земли, обрабатываемой индейцами.

Когда Основатель получил письмо из-за границы, биение его сердца участилось. Он ждал известия о том, как живется его облатам, что их разочаровало, а что обрадовало. Он требовал от них, чтобы писали ему хотя бы раз в год. На все письма отвечал сам лично. С удовольствием бы посетил всех, но не мог на долгое время оставить свою епархию.

По крайней мере, два раза он побывал в Англии. Первый раз - в 1850 г., тогда он посетил Карлсруэ, Майнхейм, Франкфурт и Могунцию. В Кёльне местный архиепископ дал в сопровождение Евгению де Мазеноду прелата, говорящего по-французски, чтобы тот показал марсельскому епископу известный собор. Епископ Евгений был восхищен этим настолько, что написал в Марсель: «Прелат не удовлетворился лишь тем, чтобы показать мне собор и его сокровища, а постарался добыть для меня карету, чтобы я мог посетить и другие церкви этого города».

В Англии Основатель был поражен «невероятной скоростью железной дороги», которая в это время составляла 35 км в час.

Во время второго визита в 1857 г. облаты приняли новые представительства, одно в Ирландии и одно в Шотландии. Сопровождал Основателя в поездке по Англии князь Норфолка - самый достойный католический лорд этой страны. Он пригласил епископа посетить высшую и низшую палаты парламента и показал ему Хрустальный Дворец, библиотеки и музеи.

Если кто-то хотел встретиться с епископом Евгением, то легче всего можно было встретиться с ним в Марселе. Когда у него было немного свободного времени, хотя бы несколько часов, то он проводил их в компании своих собратьев - облатов в их монастыре. Тогда он забывал обо всех епископских проблемах, вел непринужденные разговоры с облатами и был благодарен за все, что Бог делал хорошего через облатов. Не раз смущался, когда его благодарили. Он говорил: «Я только орудие, которое Бог себе выбрал и через которое действует. Это касалось всех сложных начинаний, и так остается и на сегодняшний день».
IХ. ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ
ПОД КОНЕЦ НАШЕЙ ЖИЗНИ, МЫ ОБЫЧНО ОБРАЩЕМ СВОЙ ВЗГЛЯД

НА ПРОЖИТЫЙ ПЕРИОД И ТОГДА МНОГОЕ МЫ ВИДИМ

КАК БЫ В НОВОМ СВЕТЕ.

НА РАССТОЯНИИ ЛЕГЧЕ ОЦЕНИТЬ - ЧТО БЫЛО

В ПРОШЛОМ ВАЖНО, А ЧТО НЕТ.

ЧЕЛОВЕК, ВЕРОЯТНО, СУМЕЕТ ПОНЯТЬ - ЧТО

НА САМОМ ДЕЛЕ ПРИНОСИТ ЕМУ ПОДДЕРЖКУ

И БЕЗОПАСНОСТЬ.

(Евгений де Мазенод, из письма к облатам 2 августа 1853 г.)

8 декабря 1854 г. Папа Пий IХ торжественно провозгласил: «Учение о том, что Блаженная Дева Мария с первого момента Своего Зачатия, особой благодатью и расположением Всемогущего Бога, ввиду заслуг Иисуса Христа, Спасителя рода человеческого, сохранена незапятнанной никаким пятном первородного греха, является учением, явленным в Откровении Богом, и потому в него должны твердо и постоянно верить все верные». Провозглашение Догмата разрешило многовековой спор теологов, а именно доминиканской и францисканской школ, в пользу францисканцев. Речь шла не столько о сути догмата, сколько о способе его провозглашения.

Не Собор как наивысшая законодательная инстанция Церкви провозгласил этот догмат, а сам Папа без Собора. Тем самым он закрыл давний теологический спор: пользуется ли Папа привилегией непогрешимости только в соединении с Собором, либо без Собора, в силу своего личного авторитета.

На самом деле, в феврале 1849 г. Папа Пий IХ спросил всех епископов их мнение, но решение принял самостоятельно. Это понравилось марсельскому епископу Евгению де Мазеноду. Одним из первых епископов он поддержал инициативу Папы. Он не мог поступить иначе, ведь Непорочная была Покровительницей основанной им Конгрегации, Она была покровительницей облатов. Он очень обрадовался, что Папа пригласил его лично на торжество провозглашения этого догмата. В то время епископу Евгению было уже 72 года, но несмотря на это, он ступил на палубу французского военного корабля, чтобы вместе с 250 французскими солдатами отправиться в Италию. Из Чивитавеккия, порта церковного государства, до Рима он добрался на очень расшатанном дилижансе. Когда кучер возле церкви «Божьей Матери Отдыха» помог епископу высадиться с повозки, отец почувствовал, что должен отдохнуть. Над зеленью ватиканских садов епископа приветствовал купол собора св. Петра, вид которого вернул ему утраченные силы. Еще большего желания жить придала ему мысль о том, что вскоре наступит торжество по случаю провозглашения догмата о Непорочном Зачатии Пресвятой Девы Марии. Когда он хотел остановиться в ближайшей гостинице, к нему прибыл посланник кардинала, государственного секретаря, и предложил ему комнату в Апостольском Дворце. Епископ Евгений еще не успел нарадоваться таким почестям, а Папа уже звал его к себе. В конце этой исключительной и сердечной аудиенции Папа назначил епископа Евгения ассистентом папского трона, что в то время было великой честью. Папа посоветовал Евгению воспользоваться всевозможными привилегиями, которые предоставлял ему этот титул, во время своего пребывания в Риме, не ожидая письменного назначения.

Свободное время епископ Евгений использовал для того, чтобы посетить своих друзей и, прежде всего, архиепископа Барнабо, секретаря Конгрегации Распространения Веры, для обсуждения облатских миссий в Канаде, на Цейлоне и в Африке. Основатель также посетил кардинала Гуссе. Он очень удивился, когда архиепископ Реймс сказал ему, что не нужно истину веры о Непорочном Зачатии Пресвятой Девы Марии возводить до ранга Догмата веры, но удовлетвориться декларацией, что до сего времени вера Церкви в Непорочное Зачатие не противоречила учению Церкви. Епископ Евгений был разочарован, для него не было сомнений, что учение о Непорочном Зачатии Пресвятой Девы Марии является истиной веры. Он не для того приехал в Рим, чтобы обсуждать тему этой истины, но чтобы участвовать в торжестве по поводу официального провозглашения истины веры Церкви. Проведенное голосование показало, что 570 епископов было за провозглашение догмата, 36 – за то, чтобы провозглашение состоялось позже, 4 были против. Поэтому вопрос был решен, и излишне было что-либо обсуждать.

Но, несмотря на это, обсуждения продолжались, высказывались аргументы за и против. Еще следовало проголосовать за окончательный текст провозглашения догмата. 20 ноября 1854 г. состоялось первое заседание епископов в Ватикане. Раздел за разделом прочитывалась папская булла, епископы выражали свое одобрение либо предлагали различные изменения. Епископ Евгений законспектировал это заседание в своем Дневнике, дав нам тем самым возможность узнать о деталях ватиканской дискуссии. Епископ даже записал, сколько людей из присутствующих на дискуссии были моложе его и сколько людей были старше. На протяжении нескольких дней он сомневался, решится ли Папа на провозглашение догмата или перенесет его на более поздний срок. Тогда, исполненный Божьим усердием, епископ Евгений 5 декабря схватился за перо и написал Папе: «Среди нас есть епископы, которым не нравится провозглашение нового догмата. Прости, Святейший Отец, если я замечу, что некоторые прелаты слишком уступают людским взглядам, для них важнее учение философов, чем вера Божьего народа. Они не отдают себе отчета в том, что закрывают глаза на знаки времени и противятся чтить Пресвятую Матерь». Он просил Папу не слушать голосов этих епископов, которые явно противоречат провозглашению догмата. Свое письмо он закончил словами: «Святейший Отец, умоляю Тебя на коленях, скажи об этом ясно и окончательно». Спустя несколько дней, 8 декабря, Папа провозгласил новый догмат.

Хотя накануне на улице лило как из ведра, 8 декабря светило солнце, над Римом простиралось лазурное небо. Епископ Евгений оставил нам в своем Дневнике отчет об этом дне с точностью до минуты. Благодаря ему мы видим шествие двухсот епископов по площади св. Петра, видим, как рядом под балдахином проходит Папа и благословляет всех участников на площади, видим гостей, которым представлено место на почетной трибуне, слышим, как громко восклицают итальянцы: «Да здравствует папа!», слышим их непрекращающиеся аплодисменты. Наконец стало тихо. Силой своего авторитета Папа проговорил слова: «В честь святой и нераздельной Троицы, во славу и честь Девы Матери Иисуса, для вознесения христианской веры, для ее распространения во всем мире, объявляем и постановляем силой, данной нам через Господа нашего Иисуса Христа, властью, переданной нам через апостолов Петра и Павла, следующее: Сия есть истина, которую объявил Бог и которая должна исповедоваться верными: Святая Дева Мария с первых минут своей жизни, благодаря одноразовой привилегии Божией, ввиду заслуг Ее Сына Иисуса Христа, Спасителя всех людей, осталась сохраненной от всякого пятна первородного греха».

Епископ Евгений отметил в своем Дневнике: «В минуты, когда Святой Дух вкладывал в уста Папы слова, имеющие силу непогрешимого учения, Папа как бы потерял голос, в глазах выступили слезы, и его охватило волнение. Оно охватило так же и меня».

Когда под конец торжества начали звонить все колокола Рима, а из замка Св. Ангела был дан пушечный салют, епископа Евгения де Мазенода переполняла гордость, что он является облатом Непорочной Марии.
Когда епископ вернулся в Марсель, то в обширном пастырском послании он описал свои впечатления от Рима. Он прокомментировал текст нового догмата и указал на необходимость практического следования ему в нашей жизни. Теперь христианин обязан верить в эту правду. Послание свидетельствует о том, что великая радость переполняла сердце Основателя облатов Непорочной Марии после провозглашения этого важного догмата.
ЗАБОТА О ДУХЕ КОНГРЕГАЦИИ
Евгений де Мазенод мог только 7 лет пребывать в облатском монастыре, чтобы в полноте разделять жизнь облата. С того момента, как он стал марсельским генеральным викарием, а далее епископом–помощником и епархиальным епископом, вынужден был делить свою жизнь. Он сравнивал себя с отцом, имеющим двух дочерей и любящим каждую из них. Всем сердцем он любил свою старшую дочь, Конгрегацию, однако в то же время младшая занимала почти все его время. Только благодаря тому, что у него было столько сил для работы, которая все время становилось все больше и больше, он мог и старшей посвятить немного времени и радоваться ее непрерывному развитию.

Так как Конгрегация быстро расширялась, то это привело также к ослаблению связи с Основателем. До 1841 года он еще знал каждого лично. По мере того как из заморских краев присоединялись к Конгрегации новые члены, знать каждого лично становилось все сложнее. В Европе, где Конгрегация еще больше продвинулась на север, тоже все большей удачей становилась возможность встретиться с Евгением и лично и получить от него благословение.

Поэтому понятно, что для того, чтобы сохранять среди облатов первоначальное усердие, со временем он стал все чаще прибегать к письмам. В 1853 году он делал замечания облатам, чтобы в процессе необъятной апостольской работы не упустить собственного освящения. Его беспокоило, что некоторые чрезмерно усердные миссионеры пренебрегали молитвенной жизнью, слишком легко освобождаясь от соблюдения монашеских Правил. «Поверьте мне, что никто лучше не знает и не ценит высших качеств, которые должны служить определителями нашей монашеской жизни... Большинство облатов ведет образцовую монашескую жизнь, они являются утешением для моего сердца. Однако, есть и такие, кто допускает ошибки, которые нельзя упускать из виду».

27 мая 1835 г. он написал о. Гиг, настоятелю дома в Нотр Дам де Лозье: «Я беспокоюсь, что они слишком много работают. Такое чрезмерное рвение имеет двойной вред: расшатывает силы наших облатов, подрывает их здоровье, а также заставляет их долгое время оставаться вне общины, что ослабляет их облатскую связь. Тем самым, слишком долгое пребывание вне монашеского дома, идет вразрез с нашими Правилами... Нужно возвращаться в общины, чтобы обновляться в духе своего призвания, иначе наша душпастырская деятельность ослабнет, просто умрет, так как она отрывается от своих жизненных источников. Наши облаты перестанут быть миссионерами и станут жужжащими цимбалами».

В подобном тоне написано и письмо епископа Евгения к о. Онорату в Канаде: «Я понимаю, что на начальном этапе всегда много работы, и необходимо много времени, чтобы она тронулась с места. У меня складывается впечатление, что заботы о временной жизни не способствовали вашему сосредоточению и, возможно, даже привели к тому, что большинство Божьих даров у вас выветрилось. Благодаря Богу вас теперь больше, Бог дал нам благодать призваний. Поэтому было бы непростительно, если бы вы не смогли найти немного свободного времени между одной миссией и другой, и это время посвятить внутреннему обновлению».

Динамичный рост Конгрегации, а также постоянные просьбы о миссионерах облатах, разумеется, радовали Основателя, но в то же время наполняли его заботой о том, чтобы большая активность не ослабила духовной жизни.

Основателя беспокоило, прежде всего, то, что некоторые монахи уходили из Конгрегации, и в их уходе он видел «последствия безусловного равнодушия и отсутствие усердия» о Божьем деле. В отчете Генеральному Капитулу в 1856 году он назвал их «несчастными, которые предали Непорочное знамя». Поскольку он глубоко верил и безгранично доверял Богу, то не останавливался долго на горестных моментах, но благодарил Бога за все благодати, полученные им и Конгрегацией.
МАЛОЕ ЕПИСКОПСТВО – ВЕЛИКИЙ ЕПИСКОП
Епископ Евгений был очень сильно привязан к своему небольшому епископству. До 1853 г. ему дважды была предложена должность архиепископа в других архиепархиях. Евгений не принял предложения. Но, однако, он не потерялся в «южных краях Франции», был одним из самых выдающихся французских епископов своего времени. Не было таких пастырских и даже политических проблем, по отношению к которым он не занял бы публично определённой позиции. Его слова слушали с большим вниманием во Франции. Он дал знать о себе во время скандальной дискуссии, касающейся вопросов политики просвещения в начале сороковых годов, из года в год пользовался всеобщим признанием. Даже император Наполеон Ш оказывал ему уважение, не хотел конфликтовать с марсельским епископом. Епископ доверял императору, доверял его преданности Церкви. Когда, однако, Наполеон III после покушения Феликса Орсини на его жизнь, 18 января 1858 г. объявил войну Австрии, – а война эта, собственно говоря, преследовала лишь одну цель - завоевать Пьемонт, принадлежащий Церковному Государству, – тогда епископ Евгений отступился от императора. На ложе смерти, когда кто-то упоминал в разговоре Наполеона Ш, епископ сказал пророческие слова: «Посмотрите, умрет нищим». В Третьей Республике 1870-1914 для него уже не было места.

Св. Киприан Карфагенский стал примером католического епископа. Согласно Св. Киприану, епископ не должен быть только пастырем, который довольствуется тем, что его ухоженное стадо отдыхает у ног своего пастыря. Епископ в соединении с епископом Рима и другими епископами должен быть глашатаем Евангелия во всем мире, и на нем лежит ответственность за спасение всех людей. Таким епископом был Евгений де Мазенод. Его заслуги были заметны, и поэтому он имел как государственное, так и церковное признание. В 1852 г. он был награжден кавалерским орденом, а в 1855 году - офицерским орденом Почетного легиона. В 1856 году его назначили сенатором. В 1859 году императорский двор представил в Риме кандидатуру епископа Евгения к получению кардинальского сана. Обычно Франция принимала на консистории шесть кардинальских мантий, а император их распределял. Рим согласился, однако с номинацией медлил. 28 января 1860 г. Папа Пий Х писал епископу Евгению: «Еще раз заверяем тебя в наших намерениях повысить тебя до наивысшей должности, которой располагаем, хотим вознаградить Тебя таким способом за все заслуги для Церкви. Но время для этого по-прежнему неблагоприятно». Когда Посол Франции пожаловался кардиналу Барнабо, что Рим постоянно медлил с назначением новых кардиналов, то получил такой ответ: «Кардинальское назначение – это огромное счастье, но его еще долго придется ждать, поскольку Апостольская Столица вынуждена бороться за свои права с правителем Франции». Рим не мог забыть императору попытки захватить Церковное Государство.

Миновали месяцы, епископ Евгений умер, так и не дождавшись назначения на должность, которой был достоин.
БОЛЕЗНЬ И СМЕРТЬ
Болезнь дала знать о себе 18 декабря 1860 г. Во время торжественного богослужения у сестер Святого Семейства епископ почувствовал сильную боль в грудной клетке. Однако, он не обратил на это внимания, думая, что это только симптомы переутомления. На этот раз он ошибался. Врач подтвердил, что в левой груди образовалась опухоль. Потребовалось хирургическое вмешательство. Операция проходила правильно, но врачи установили, что в груди епископа находится много жидкости. Послеоперационная рана беспрерывно выделяла ее в большом количестве. Решили провести вторую операцию, рану вычистили на глубину 10 см, но и эта операция не остановила дальнейшего выделения жидкости из грудной клетки. К этому добавилась еще и высокая температура. 16 января горячка стала толчком к появлению симптомов обширного истощения. Начался плеврит.

Об этом было сообщено парижскому архиепископу Иосифу Гиберу, который тот час же прибыл в Марсель, чтобы быть возле епископа Евгения. Также прибыл епископ из Фрежьюса и родственники епископа Евгения. Какое-то время состояние его здоровья не ухудшалось, даже пошло на поправку. Иногда он мог встать с постели и сидеть в своем любимом кресле или даже выезжать на прогулку. Но обычно он находился в кровати. Там принимал многочисленных гостей. Для каждого у него было ласковое слово. Иногда он даже от души смеялся. Когда врач менял ему повязку, чтобы очистить глубокую рану, больной не только терпеливо все терпел, но и с типичным для него чувством юмора говорил: «Господин доктор, Вы похожи на апостола Фому, вложившего свои пальцы в рану нашего Господа».

Несмотря на тяжелую болезнь, епископ не переставал служить Церкви. Его последний циркуляр к епархии назывался «О любви к Церкви, о любви, которая должна нас всех оживлять». Окружавших его людей он просил информировать его о том, как складываются отношения между Наполеоном Ш и Папой. Особенно заботился он о своих облатах, находившихся на миссиях во Франции, где с 1856 г. образовались шесть новых представительств. Насколько хватало сил, он лично отвечал на каждое письмо облата. Когда он был уже совсем слаб, то диктовал письма. Он понимал, что это уже слова прощания. Одно из последних писем он написал кардиналу Барнабо. В этом письме епископ поблагодарил кардинала за внимание и за молитвы и дописал «nota bene», как бы свой последний мемориал: «Во имя любви Христа не забывай о нашей миссии на Цейлоне, о наших миссионерах вместе с епископом Семерией. Все время, проведенное в одиночестве, во время бессонных ночей я беспрерывно молился и, таким образом, готовился к обратной дороге в дом Отца».

17 мая всем показалось, что для епископа Евгения пришло время. Епископ просил своего врача: «Прошу Вас сказать мне, когда наступит конец, об этом нельзя молчать». На что врач ответил: «Дела обстоят очень серьезно». Спустя минуту епископ сказал: «Хорошо, доктор». Когда один из посетителей обратился к епископу: «Ваше Преосвященство, мы ведь нуждаемся в Вас, Вы не можете уйти», - умирающий Евгений ответил: «Я хочу только одного: пусть будет воля Божья... Прочтите молитву за умирающих, но прежде дайте мне мой розарий и мой облатский крест. Это моя защита, я хочу их держать до конца». Он до конца держал розарий и крест, не расставался с ними последние 30 часов своей жизни.

Соборные колокола звали на молитву «Ангел Господний». Епископ Евгений уже слабым голосом сказал: «Это подходящая минута для обновления моих монашеских обетов. Обновляю их с великой радостью», - и слабым голосом проговорил формулу обетов. Стоявший рядом о. Иосиф Фабр, преемник Основателя, в качестве генерального настоятеля облатов, попросил умирающего о последнем слове для своих духовных сыновей. Епископ Евгений смотрел на него минуту и, наконец, сказал: «Скажи всем, что я умираю счастливым... Я счастлив, что Бог снизошел до меня и выбрал меня, чтобы я служил Церкви и основал в ней Конгрегацию Облатов Непорочной Марии». Спросили епископа о его последнем желании. Он подождал минуту и сказал: «Между собой оказывайте всегда любовь, любовь, любовь... а для внешнего мира усердие о спасении душ».

Епископ хотел уйти из жизни в полном сознании, поэтому он попросил присутствующих: «Разбудите меня, когда мне станет плохо... Я хочу полностью осознавать, что умираю». И он получил от Бога эту благодать. Вечером, 21 мая 1861 г. в то время, когда все пели “Salve Regina”-«Славься, Царица», при словах: «после этого изгнания яви нам Иисуса, благословенный плод чрева Твоего», - епископ Евгений открыл глаза и последний раз посмотрел на всех. Во время последнего призывания: «О милостивая, о благая, о сладчайшая Дева Мария», - земная жизнь Основателя облатов завершилась.

После известия о смерти их великого епископа, жителей Марселя охватила искренняя скорбь. Неисчислимая толпа прошла у его гроба. Тысячи людей сопровождали его в последний путь. Церковь потеряла отважного епископа, облаты - заботливого отца, а люди - истинного друга.
КЕМ БЫЛ ОСНОВАТЕЛЬ ОБЛАТОВ?
После ознакомления с долгой и плодотворной жизнью Евгения де Мазенода можно сделать следующие заключения:

• 
  Евгений де Мазенод отличался особым состоянием внутренней готовности, был всегда к услугам Церкви, принимал беспрерывное участие в ее спасительной миссии. Каждую минуту он был готов ответить на Божий призыв, сказать свое: «Вот я Слуга Господний», «Вот я, пошли меня». Этой позиции он придерживался особенно в поворотные моменты своей жизни, Когда Бог призвал его ко священству, к созданию Общества Миссионеров Прованса, а позже к преобразования Общества в Конгрегацию, служащую всей Церкви, и даже больше - всем людям, особенно самым нищим, доходя до края света.
  
• 
  Евгений де Мазенод отличался необыкновенным апостольским усердием. В архивах Конгрегации хранятся сотни писем, которые он написал своим миссионерам; в них можно почувствовать глубокую заботу о том, чтобы Благая Весть была проповедована нищим. Не любил он тех, кто был только «тлеющим светильником». Когда речь шла о Деле Божьем, он не знал ни сомнений, ни середины.
  
• 
  Епископ хотел быть всегда «всем для всех». Имел открытое сердце и щедрые руки для нужд всей Церкви, касалось ли это преследуемых испанских Христиан или голодующих братьев в Ирландии. Его дом был международной миссионерской прокурой, местом приюта для беженцев и изгнанников из многих стран.
  
• 
  Он был человеком благородного характера, сильной воли. Никогда не боялся, обладал духом борьбы за Царство Божье. Смело защищал свои убеждения, презирал тех, кто искал для себя корыстную конъюнктуру, которые были как флюгер. В своих распоряжениях он был уравновешенным, но никогда не вступал в компромиссы с равнодушными людьми. Мог уступить своим убеждениям только в одном случае: когда речь шла о благе для Церкви, когда уступил Папе. Как первый французский епископ ввел заново в свою местную Церковь римскую литургию, чтобы сохранить единство со Вселенской Церковью. Он всегда выражал свое горячее желание, чтобы вся французская Церковь оставалась католической, то есть вселенской.
  

Евгений де Мазенод высоко ценил пасторальную теологию св. Альфонса Лигуори и св. Карла Боромея. Заботился о призваниях. Всегда следил, чтобы его священники получали солидную теологическую формацию, а особенно пасторальную. Заботился о духовной формации всей епархии, поэтому принимал в нее различные ордена, поддерживал их деятельность. Глубокое знание деятельности орденов привело к тому, что он сам стал Основателем одного из них. Имел католический дух, поэтому также и миссийный. Своих облатов он посылал по всему миру. Для своих миссионеров был всем: отцом, братом, учителем и другом.

У него была созидательная жизнь, с характерным для него необычным усердием. Источником такой жизненной позиции была его глубокая связь со Христом. Полностью, без остатка вверение себя Богу через Его Сына и нашего Спасителя Иисуса Христа, было источником его духовности, подлинного аскетизма, поддерживаемого прежде всего молитвой, самоотречением и работой. Существенным элементом его духовности была здоровая Марийная набожность. Почитание Божьей Матери способствовало тому, что, по натуре вспыльчивый и несдержанный, Евгений стал очень мягким и снисходительным ко всем человеком.

В общем, Евгений де Мазенод по своему характеру был монолитом; хотя перед ним и открывалось много возможностей, он остался слугой Церкви. Современники не всегда понимали его, многие его несправедливо осуждали.

В 1811 году, в год его рукоположения в священники, Евгений де Мазенод написал в своем Дневнике слова, которые стали для него путеводителем на всю жизнь: «Я хочу на все отважиться, но только при помощи Божьей милости. Если я работаю для Бога, то меня мало интересует мнение людей. Они не могут отбить у меня охоты противостоять, мобилизуют к еще большей усердной службе Богу. Бог предупреждал, что будут противостояния, но они скорее свидетельствуют о том, что Бог по-прежнему действует».

Х. НАСЛЕДИЕ – ДЕРЕВО С МНОЖЕСТВОМ ВЕТВЕЙ

Дерево, ветви которого обняли весь мир, черпающее свои соки от Христа и его Церкви, так как там оно укоренено, дерево, посаженное в 1816 году Евгением де Мазенодом в Эксе, имеет свою богатую историю. В конце этой биографии мы хотим дать, по крайней мере, схему и общую статистику развития Конгрегации Облатов Непорочной Марии. Она является живым деревом с большой динамикой роста, о чем свидетельствуют многочисленные данные. Статистика ограничивается указанием года прибытия облатов на отдельные континенты или в конкретные страны.

ВСЕМУ МИРУ, ЧТО БЛАЖЕННЫЙ ЕВГЕНИЙ ДЕ МАЗЕНОД - СВЯТОЙ:

Торжество канонизации Евгения де Мазенода собрало в соборе св. Петра свыше 15 тысяч паломников со всего мира. Церковь повсеместно напомнила о себе для празднования великих дел, которые Бог совершил в своем служителе св. Евгении.

У алтаря св. Петра, Иоанна Павла П сопровождали 14 сослужителей: архиепископ Марселя Бернард Панафье, преемник Евгения в епископской столице, архиепископ Экса Луи Мария Бий, ординарий места, где родился новый Святой, наш Генерал Конгрегации Марчелло Дзаго, Генеральный Постулатор Джеймс Фицпатрик а также все настоятели облатских регионов с разных континентов.

В пресвитерии заседало 20 кардиналов – среди них госсекретарь Анджело Содано, возглавляющий Папскую Комиссию «Мир и Справедливость» Роже Етчегарей (архиепископ Марселя в 1970-1984 годы), архиепископ Парижа Жан Люстиже, архиепископ Даккара Гиацинт Тяндм... Всего было более 100 архиепископов и епископов, в том числе 38 облатов. Также принимали участие представители епископата всех миссионерских стран, таких, как Южно-Африканская Республика, Лесото, Намибия, Сенегал, Индонезия, Филиппины, Аргентина..., а также Ливан, потому, что канонизация совпала со временем проведения в Риме Специального Синода Епископов Ливана.

Среди прочих, присутствовали официальные правительственные делегации нескольких государств. Делегацию из Франции возглавлял Министр иностранных дел Эрве де Шаре. Особенное место заняла семья де Мазенодов (400 человек). Также присутствовали представители Прованса, и, прежде всего, Экса и Марселя. Число паломников с обеих епархий превышало 700 человек. Делегацию города Марселя возглавлял бургомистр Жан Клод Годен.

Присутствовали сыновья Евгения де Мазенода – миссионеры облаты со всех уголков мира, около тысячи молодых и пожилых людей, а также ветераны миссии, начиная от полярных льдов и до жаркой Африки. Большинство из них составляли группу паломников, некоторые довольно в большом количестве: из Австралии их прибыло свыше 100 человек, с Филиппин – 70, а из Шри Ланки – 60. Более 100 человек - из Республики Южной Африки и из Мексики, свыше 800 человек приехало из США и 400 из Канады. Из Европы, конечно же, приехало намного больше. С самой Италии - более 6.000 паломников, из Франции – 1.500, из Польши - около 400 и с Украины – 46 человек Среди паломников Польши принимал участие о. Томаш Косцински, а Украину представлял о. Анджей Мадей, оба в настоящее время работают в Ашгабаде (Туркменистан). Огромная площадь базилики св. Петра не могла вместить всех, поэтому шла трансляция из собора.

С просьбой о канонизации Евгения де Мазенода обратился к Святейшму Отцу африканский кардинал Бернардин Гантен, декан Св. Коллегиума, а также префект Конгрегации по делам Епископов. В личности Основателя он, особенно отметил как его «исключительное видение Церкви и его отвагу в борьбе за Божье Царство», так и «глубокое чувство нужды несения спасительного оружия для человечества».

После литании ко всем святым и прочтения канонизационного декрета Ернандес Серрано из Мексики, исцеленный в 1987 г. от рака печени, чье исцеление, признанное чудом, открыло дорогу канонизации Евгения, внес реликвиарий нового Святого на возвышение папского алтаря. Члены семьи де Мазенодов поставили возле реликвиария большую вазу с цветами.

После пения Евангелия на латинском и греческом языках Папа произнес проповедь, в которой назвал Евгения «Человеком Адвента» (это было первое воскресенье Адвента) и «одним из тех апостолов, кто подготовил наше время».

Процессию с жертвенными дарами составляли миряне в традиционных одеждах из 6 регионов, где работают миссионеры-облаты. Вся Месса совершалась в рамках прекрасной литургии. Это были незабываемые чувства для всех. Два часа пролетели очень быстро.

Огромная, красочная, объединенная в одну семью толпа вышла после св. Мессы на Площадь св. Петра в ожидании совместной со Святым Отцом молитвы «Ангел Господень». В своем коротком выступлении Папа вновь обратился к новому Святому, «апостолу, который очень глубоко понимал вселенскость мисси Церкви».
АПОСТОЛ НАШЕГО ВРЕМЕНИ
Фрагменты проповеди Святейшего Отца Иоанна Павла II во время торжества канонизации Епископа Евгения де Мазенода в Первое Воскресенье Адвента 1995 г.

Епископ Евгений де Мазенод был человеком Адвента, ожидания пришествия Сына Человеческого. Однако, он не удовлетворялся только ожиданием этого пришествия, но, как Епископ и Основатель Конгрегации Миссионеров Облатов Непорочной Марии, посвятил свою жизнь приготовлению этого пришествия. Его жизнь отличалась необычайным усердием, вытекала из глубокой веры, надежды и апостольской любви. Он был одним из тех апостолов, кто подготовил современное время, наше время.

Декрет П Ватиканского Собора “Ad gentes” широко трактует апостольскую деятельность, которая наполнила жизнь и призвание Основателя Облатов.

Как епископ, он был послан к Церкви в Марселе на Юге Франции. Одновременно его оживляло сознание, что миссия каждого епископа состоит в соединении со столицей Петра, носит универсальный характер. Сознавая тот факт, что епископ посылается в мир подобно апостолам, опираясь на слова Христа: «Идите по всему миру, проповедуйте Евангелие всякому творению», Епископ де Мазенод признавал, что мандат каждого епископа и каждой местной Церкви сам по себе миссийный. Поэтому он сделал все, чтобы старая Марсельская Церковь, зачатки которой восходят к апостольским временам, могла в образцовой манере выполнить свое миссийное призвание под руководством своего пастыря. /.../

Канонизация Основателя Конгрегации Облатов Непорочной Марии вписывается как раз в перспективу, которую открывает перед нами литургия Первого Воскресенья Адвента (Ис.2 и Пс.121). Это действительно так, ведь Евгений де Мазенод очень глубоко чувствовал вселенскость миссии Церкви. Он знал, что Христос желает соединить с собою весь род человеческий. Именно поэтому особое внимание он сосредоточил на евангелизации бедных, где бы они ни находились.

Конгрегация, зарожденная в Провансе, на его родной земле, быстро разрослась «до самого края света». Благодаря проповедованию, коренившемуся в размышлении Слова Божьего, она воплощала в жизнь слова, сказанные св. Павлом: «Как веровать в Того, о ком не слыхали? Как услышать без проповедующего?» (см. Рим 10,14).

Проповедовать Христа для Евгения де Мазенода означало полностью стать апостольским мужем в масштабах своей эпохи – в духовном и миссионерском усердии, которое постепенно уподобляло его Воскресшему Христу.

Благодаря терпеливой работе над собой, он смог усмирить свой трудный характер и управлять своей епархией с мудростью и вместе с тем с решительностью, исполненной доброты. Епископ де Мазенод вдохновлял своих верных на то, чтобы они принимали Христа с великодушной верой и чтобы еще полней переживали свое призвание детей Божиих. Вся его деятельность была пронизана убеждением, которое он сам сформулировал так: «Любить Церковь - значит любить Иисуса Христа, и наоборот». /.../

Сегодня Церковь благодарит Бога за св. Евгения де Мазенода, который, облачившись в Господа Иисуса Христа, посвятил свою жизнь служению Евангелию. Благодарим Бога за ту великую перемену, что совершилась с помощью этого епископа. Его влияние отнюдь не ограничилось временем, в котором он жил, но также успешно проявилось и в наше время. Ведь добро, совершающееся под вдохновением Святого Духа, не исчезает, но продолжается в каждом «времени» истории.

Да прославится за это Имя Твое, Господи!
НАСТОЯЩИЙ СЕМЕЙНЫЙ ПРАЗДНИК

Св. Месса благодарения – 4 декабря

Та неповторимая Евхаристия, которую возглавлял Генеральный настоятель Конгрегации Марчелло Дзаго, носила больше семейный и облатский характер. Незабываемым переживанием для всех был торжественный вход 800 священнослужителей – миссионеров облатов - в заполненный паломниками собор (по отчетным данным – 8.000 человек). Это была разноцветная толпа сотрудников миссионеров и друзей облатских миссий со всего мира. Процессия продолжалась долго. Все пели гимн «Te Deum» («Тебя, Боже, хвалим») – 8 куплетов, на разных языках, и нужно было повторить их по четыре раза, пока предстоятель Литургии не дошел до алтаря. Во время торжественного входа каждый из присутствующих паломников пытался найти своих миссионеров и поздравить их хотя бы небольшим знаком приветствия. Процессию завершали 38 облатских епископа.

Это была первая св. Месса о св. Евгении. Генеральный настоятель поздравил всех на шести языках. Вся литургия Слова, а также всеобщая молитва носили своего рода интернациональный характер. Первое чтение было поручено г-ну доценту А.Грайку из Познани. В рамках проповеди было предоставлено слово еще шести облатским епископам с разных континентов. Каждый из выступающих коротко осветил одну из черт нового Святого. Польский епископ Евгений Юречко из Камеруна говорил о его большой любви к Церкви: «Глубоко проникнутый любовью ко Христу и Его Церкви, св. Евгений посылал своих облатов нести Христово Евангелие во все края Света».

Во время красочной процессии с дарами заирская группа исполнила африканский танец под темпераментное пение в такт тамтамов. Женщины не стеснялись выражать свою радость ликующими возгласами. Это был на самом деле большой семейный облатский праздник.

В завершении этой св. Мессы все присутствующие облаты обновили свои монашеские обеты – и как ответ на них Генеральный Отец обновил их миссионерское призвание к миру так, как это делал св. Евгений.

Прекрасное торжество закончилось общим пением «Славься, Царица» на латинском языке.