Олимп бизнес
жүктеу/скачать 2.5 Mb.
|
|
Милкен хотел, чтобы его люди ощущали себя творцами собора, а не подносчиками кирпичей, и ему это удалось. «Если бы он шагнул с обрыва, — заявил бывший приверженец Милкена, — вся группа последовала бы за ним». Ненавязчиво сравнивая себя с Ганди, Милкен намекал, что создал свое святое воинство не только для банальной покупки и продажи ценных бумаг. Первые задачи действительно были скромными. Но в конце семидесятых годов, когда Милкен начал доставать деньги для деклассированных представителей корпоративной Америки, не способных получить их самостоятельно, он стал видеть свое предназначение все более широко. Именно тогда он вернулся в Калифорнию и со всей серьезностью организовал подбор кадров. Один бывший член команды рассказал, как в 1979 году прочитал триллер Роберта Ладлама «The Matarese Circle» («Круг Матарезе»). Интрига разворачивается вокруг всемирного террористического заговора, организованного и профинансированного крупнейшими международными корпорациями. Фанатики Матарезе, готовые пожертвовать собой ради опьянившей их идеи, намереваются ввергнуть ведущие мировые державы в хаос и установить свой порядок, при котором все будет контролировать клан Матарезе с помощью подвластных ему корпораций. Руководит заговором человек, блестяще одаренный и одержимый манией величия. Ему, простому корсиканскому пастуху («shepherd»), удалось сколотить гигантское состояние, и теперь он настолько заворожен мечтами о власти над миром, что всю жизнь готов подчинить этой цели. «Я прозвал Майкла The Shep, — продолжал рассказчик. — Еще несколько человек в группе тоже читали эту книгу и тоже поразились сходству. Но самое удивительное, что это было в 1979 году, а потом, через пять или шесть лет, мы действительно увидели, как происходит нечто, подобное описанному». Сравнение со злодеем-«пастухом» не нужно, конечно, пенимать буквально. Но параллели, подмеченные членами группы, несомненны: неукротимая одержимость, мания величия, убежденность в правоте цели, оправдывающей любые средства, и, наконец, идея использовать рычаги корпоративной власти для контроля в масштабах страны, а потом и всего мира.
361
  Тот Майкл Милкен, который давал интервью автору этой книги, нисколько не напоминал ненасытного хищника. По природе резкий и напористый, он, казалось, изо всех сил старался сдерживать себя. Он был поразительно скромен, превозносил заслуги других сотрудников Drexel и постоянно отвлекал внимание от своей персоны. Он не критиковал конкурентов из других инвестиционно-банковских фирм, хотя хорошо знал, что они не пощадили бы ни его, ни Drexel. Он постоянно повторял, что гордится финансированием компаний, которые были очень малы или находились в трудном положении, когда он впервые провел подписку на их облигации, а потом стали расти и процветать (но не путем приобретений). Отличительная черта Drexel, по его словам, — стремление помочь. Он настойчиво подчеркивал, что и в очередные тяжелые времена сам придет на помощь с такой же готовностью, как и в прошлые.
Беда в том, что все откровения Милкена шиты белыми нитками. Величайший торговец облигациями в мире пытался выгодно «продать» себя — в облике сдержанного, скромного благодетеля и слуги общества, который зарабатывает больше других слуг лишь потому, что трудится в частном секторе. «Я приветствую конкуренцию», — утверждал человек, девизом которого с семидесятых годов стало овладение всеми 100% рынка, человек, многие годы стремившийся сокрушить конкурентов или купить их. В этой «рекламной речи продавца» больше всего поражали уничижительные оценки самого себя по сравнению с другими, по сравнению с более широким миром, не ограниченным, как многие годы, страстно любимыми облигациями. Примерно два года назад, когда я подошла к Милкену после его речи перед финансовыми менеджерами в Бостоне и попросила сотрудничества в работе над этой книгой, он сказал, что слышал о ней от Джозефа. Он задал несколько вопросов о замысле и цели, а потом заявил: «Мне такая книга не нужна!». Узнав, что работа уже идет, Милкен повторил: он против — и, кажется, удивился, получив в ответ заверение, что книга будет закончена. Тогда он предложил: «Хотите, я поговорю с Фредом, может быть, мы заплатим вам гонорар, который обещал издатель, — но за то, чтобы вы ее не писали? Или даже, — поправился он, словно не расслышав ответа, — заплатим еще и все возможные доходы с тиража?». Этот разговор происходил в феврале 1986 года. Тогда Милкен находился в зените, в расцвете своей власти. Он был уверен, что в большом мире, как и в мире торговли, за подходящие деньги можно организовать любую сделку. Уверен, что цель оправдывает средства. Исполнен твердой решимости не допускать ситуацию, которую он не может контролировать. Милкен отгородился от внешнего мира, давно привык к тому, что люди слепо верят его словам, склоняются перед его волей, и не имел ни малейшего представления о том, как вести себя в мире, не похожем на его собственный. Правда, ему это и не было нужно, пока пределы его мира, где он был не пришельцем, а властелином, постоянно росли. Враги боялись его, а почитатели боготворили. Вскоре деловая пресса будет единодушно возносить ему хвалы, а Уолл-стрит — рабски подражать. В его распоряжении — миллиарды долларов; капитал, как много лет повторял и на деле доказывал Милкен, — отнюдь не дефицитный ресурс. Пределы его власти, казалось, были ограничены лишь пределами его лихорадочного воображения. После выступления Милкена финансовые менеджеры (со многими он познакомился почти десять лет назад, когда приходил и предлагал свой странный товарец) окружили его, дабы выразить свое почтение. Один давний клиент, не увидевший Милкена в густой толпе, спросил у его помощницы Сьюзен Кокрэн, где он. «Король, — кивнула она в направлении Милкена, — вот он, перед вами».
Эпилог 363
 Эпилог
В сентябре 1988 года, почти через два года после Дня Боэски, Комиссия по ценным бумагам и биржам, наконец, выдвинула официальные обвинения против Drexel, Милкена, его брата Лоуэлла и еще четырех лиц. Хотя выводы комиссии можно было заранее предугадать, в прессе мелькали слухи (появлявшиеся не без участия группы по связям с общественностью Drexel), что доказательств у властей не хватает и дело ничем не кончится. Однако в 184-страничном заключении комиссии убедительно перечислялся весь спектр нарушений законов о ценных бумагах. Комиссия требовала применить к нарушителям самые суровые (за весь период существования законов, принятых в тридцатых годах) меры воздействия и утверждала, что обвиняемые проводили сделки с использованием закрытой информации, манипулировали курсами акций, подавали в комиссию заведомо ложные сведения с целью сокрытия настоящих владельцев акций, выпускали проспекты с искаженной информацией, фальсифицировали финансовую отчетность и обманывали собственных клиентов. В печальном списке прегрешений особое место занимает последний пункт — обман клиентов. Хотя подобные действия возмутительны не только как вопиющее правонарушение, но и как попрание фундаментальных этических принципов, для многих это обвинение не стало откровением. В конце концов, разве Милкен не любил повторять: «Если мы не можем взять деньги с друзей, с кого мы их тогда возьмем»? И многие клиенты Drexel прекрасно.знали, что Милкен давно водит их за нос. Многие знали также, что он по своему обычаю требует варранты с эмитентов — под тем предлогом, что они необходимы как «подсластитель» для размещения облигаций, — и оставляет их себе или распределяет среди приближенных в Drexel. На взгляд автора этой книги, подобная практика очевидно безнравственна и, скорее всего, противозаконна. Но в мире, сотворенном Милкеном и ему подвластном, она была истинной правдой жизни, современной финансовой версией droit du seigneur* накладывать руку на все, что Милкен считал своим. Теперь всплыли новые факты мошенничества. Согласно заключению Комиссии по ценным бумагам и биржам, когда финансист Чарлз Гурвиц, председатель правления Maxxam Group (входившей в МСО Holdings), отказался платить Drexel сверхвысокие комиссионные за подготовку приобретения Pacific Lumper, Милкен неожиданно уступил. Но затем Милкен поручил Боэски покупать акции Pacific Lumper по более высокой цене, чем заявленная в тендерном предложении Maxxam. Это заставило Maxxam поднять ставку с 36 до 40 долларов за акцию. Поскольку сделка стала более дорогой, комиссионные Drexel соответственно выросли и, вероятно, даже превысили ту сумму, которую Гурвиц поначалу столь смело отказался платить. И Wickes, как теперь тоже стало ясно, пострадала не раз. Напомним: весной 1985 года Милкен в свойственной ему манере объяснил Сиголоффу, что, если сложить акции Сола Стейнберга, самого Милкена и других, они будут фактически контролировать компанию (а поэтому подписку должна проводить Drexel, а не Salomon). Теперь из заключения комиссии следовало, что в 1986 году Милкен поручил Боэски покупать для него и Drexel акции National Gypsum до того, как будет объявлено тендерное предложение Wickes (которое готовила Drexel), а после объявления — по цене более высокой, чем указанная в предложении. В разгоревшейся борьбе за National Gypsum ставки потом взлетели еще выше, и Wickes проиграла. Мартиролог обманутых клиентов Drexel дополняла информация, которую собрал конгрессмен Джон Диыпжрлл глявя Подкомитета по надзору и расследованию при Комитете палаты.представителей по энергии и торговле. На слушаниях в апреле 1988 года (тогда Милкен воспользовался Пятой поправкой к Конституции) было установлено, что Милкен и Drexel удовлетворяли собственные корыстные интересы за счет клиентов. Выпустив проспект новой открытой долговой эмиссии и получив заказы от клиентов, Drexel либо заявляла о невозможности их выполнить, либо выполняла в уменьшенном размере. Тем временем Drexel помещала значительную часть эмиссии в высокоприбыльные партнерства Милкена, его брата и старших членов его группы. Через несколько дней, в тот момент, когда (по предположению подкомитета) скудость предложения на рынке приводила к повы- * 364 Эпилог Эпилог 365
 шению цены бумаг, Милкен и прочие продавали облигации Drexel с прибылью от двух до четырех долларов на каждые 100 долларов номинала. Drexel, в свою очередь, перепродавала их внешним покупателям с надбавкой еще в два-четыре доллара. По сведениям подкомитета, партнерства Милкена получили путем таких махинаций 936 тысяч долларов на одной эмиссии и 2,2 миллиона — на другой.
Отчетность, изученная подкомитетом, показывает, как на самом деле работала машина Милкена, как — в одной сделке за другой — Милкен ранжировал своих клиентов. Лучшие бумаги по самым выгодным ценам шли в его партнерства. Клиенты-фавориты, например First Executive и Columbia Savings & Loan, получали лучшее из оставшегося, и лишь потом наступала очередь основной массы рядовых клиентов. В то время как подобный фаворитизм обогащал одних больше, других меньше, эмитенты только теряли. С них брали завышенные комиссионные и требовали варранты; кроме того, дополнительная прибыль, с которой Drexel продавала облигации, свидетельствовала, что их, скорее всего, можно было выпустить под менее высокую процентную ставку. В этой связи стоит напомнить о яростных спорах, регулярно происходивших между отделом корпоративных финансов в Нью-Йорке (он представлял интересы эмитентов) и отделом высокодоходных бумаг в Беверли-Хиллз (он представлял интересы покупателей), когда определялась цена сделки. Эти споры подтверждают (как разъяснил автору один инвестиционный банкир из Drexel), что Милкен действительно рассматривал свою сеть покупателей как личную клиентуру. В конце концов, именно непревзойденная способность размещать бумаги делала Милкена неподражаемым, и если Милкен эксплуатировал покупателей (в собственных корыстных целях, как ясно из предыдущего), то интересами эмитентов он пренебрегал еще больше. Один инвестиционный банкир, участвовавший в выкупе компании совместно с Drexel, рассказал такой случай. В 1987 году на заседании совета директоров одной компании, членом которого был представитель Drexel, обсуждалось предложение вновь преобразовать ее в открытую акционерную компанию. В тот момент Drexel имела в этой компании менее 10%. Вскоре после заседания Drexel купила крупный пакет облигаций компании, выпущенных с варрантами, продала облигации, но оставила варранты и таким образом увеличила свою долю в ее капитале до 17%. «Если у вас в совете человек из Drexel, будьте уверены, Drexel пойдет на все ради своих клиентов, у которых есть ваши облигации, или ради собственных интересов, — заметил рассказчик. — Эти люди не имеют ни малейшего представления о фидуциарной обязанности». Разоблаченные расследованием торговые махинации Милкена можно считать почти хрестоматийным примером монополистических злоупотреблений. Многие годы Милкен стремился контролировать все, к чему прикоснулся. Особенно важно было контролировать «мусорный» рынок — рынок, который он фактически создал и который оставался основным источником его растущего богатства и власти. Милкен мог контролировать этот рынок, поскольку первым в него вошел, поскольку этот рынок был чисто византийским, с приватно оговоренными сделками (трейдер—трейдеру), без открытой электронной информации о текущем уровне цен. Он мог контролировать его, поскольку знал лучше всех и располагал несравненно более значительным капиталом для сделок, чем любой конкурент, и, наконец, был готов использовать любые средства, чтобы загубить конкурирующую сделку. Ни один пришелец не смел сколько-нибудь уверенно зайти в суверенные владения Милкена. А в отсутствие реальных конкурентов Милкен царил безраздельно. Даже когда этот рынок вырос до 180 миллиардов долларов, его командный пункт так и остался в уединенной, недоступной посторонним комнате на третьем этаже здания на углу бульвара Уилшир и Родео. «Майкл — вот настоящий рынок», — распевали клевреты Милкена, словно повторяя мантру, в те дни, когда Милкен, казалось, готовился завладеть всем миром. И если Милкену было суждено навсегда оставить свой бизнес, то лучшей эпитафией ему могли служить именно эти слова: «Майкл — вот настоящий рынок». Однако, как ни удивительно, при всех своих давних и последовательных злоупотреблениях Милкен до конца 1988 года не потерял почти никого из первостепенных клиентов Drexel. Правда, Drexel в этом смысле занимала на Уолл-стрит уникальное положение, поскольку создавала большинство своих клиентов из ничего. (Самым волшебным воплощением замыслов Милкена в этом смысле нужно считать, несомненно, Нельсона Пельтца. Вскоре после приватизации Triangle Industries в середине 1988 года Пельтц и его партнер Питер Мэй продали ее подконтрольной французскому правительству алюминиевой компании Pechiney S.A. с прибылью около 740 миллионов долларов.) Весьма возможно, многие клиенты чувствовали себя слишком обязанными прародителю, чтобы покинуть его в часы опасности. Но, скорее всего, их привязывало к Милкену то же самое, что привя- 366 Эпилог Эпилог 367
  зывало его к ним. Поэтому даже в конце 1988 года, перед лицом обвинений Комиссии по ценным бумагам и биржам и грядущих наказаний, Милкен все еще контролировал рынок.
Достаточно сказать, что Drexel выиграла у Salomon и Shearson трудную битву за «мусорную» часть финансирования гигантской сделки по выкупу RJR Nabisco, а инвестиционная фирма Kohlberg, Kravis & Roberts (KKR) настояла на ее участии в сделке, хотя и фигурировала, по материалам Динджелла, в числе обманутых клиентов Drexel. В 1986 году в сделке по Beatrice ценой 6,2 миллиарда долларов Милкен потребовал варранты, необходимые, по его словам, для облегчения продажи долговых бумаг, а потом разместил примерно 70% из них в своих инвестиционных партнерствах. По данным Подкомитета по надзору и расследованию, Милкен и Drexel получили на этих варрантах около 750 миллионов долларов прибыли. «Генри [Кравис] был очень недоволен, — заметил один консультант KKR по сделке RJR Nabisco. — Но потом он поговорил с Майком, и они все решили. Генри очень расположен к Майку». Каким образом Милкен сумел сохранить столь поразительную лояльность клиента — лояльность, которая выдержала вопиющее нарушение фидуциарной ответственности со стороны Милкена и вытерпела даже присвоение 750 миллионов нечестным способом, — остается большой загадкой. Возможно (хотя это предположение объясняет далеко не все), что в ноябре 1988 года, когда сделка по RJR Nabisco близилась к завершению, позиции Милкена на рынке казались еще весьма устойчивыми. При некотором воображении можно было представить, что если Милкен и Drexel выиграют по искам, которые собирался предъявить Рудольф Джулиани (тогда прокурор Южного округа штата Нью-Йорк), и получат оправдательный вердикт, то Милкен будет контролировать рынок вечно. А при таком сценарии едва ли хоть один клиент Милкена согласился бы стать его врагом. Оглашенные в сентябре обвинения Комиссии по ценным бумагам и биржам только подогрели решимость Drexel и Милкена обороняться. Представитель Drexel указывал, что обвинения базируются главным образом на показаниях Боэски — признавшего себя виновным уголовного преступника. Drexel сплотила ряды. Кроме Чарлза Тернера (сотрудник Милкена, который получил иммунитет в самом начале расследования, но, по сведениям коллег из Drexel, ничего существенного властям не сообщил) ни один член команды Drexel не пошел на сотрудничество с властями. И если исход будущего процесса зависел от сравнительной вескости показаний Милкена и Боэски, то в принципе Милкен имел много шансов победить. В первую же неделю после того, как комиссия огласила свое заключение, Милкен, поучаемый советами имиджмейкерской фирмы Robinson, Lake, Lerer & Montgomery, развернул активную пиаровскую кампанию. Он мгновенно сбросил личину недоступного прессе финансиста-отшельника, который твердил Стиву Уинну, что «публичность гроша ломаного не стоит», запрещал помещать свою фотографию в годовом отчете Drexel и откупил все права на свои изображения. Он отказался от амплуа властного, подавляющего деспота, который некогда заявил автору этой книги: «Мне такая книга не нужна!». Теперь миру предстал Милкен лояльный и любезный, согласный не только на пресс-конференции, но и на встречи с некоторыми журналистами. На утреннем семинаре, где присутствовали губернатор Миннесоты Руди Перпич и заведующий Департаментом школьного образования Нью-Йорка Ричард Грин, он рассуждал о проблемах образования, а вечером в тот же день мог отправиться на игру «New York Mets» в сопровождении 1700 подростков из бедных семей. (Поход на бейсбол был организован в рамках принятой в 1987 году программы сотрудничества Drexel с Variety Clubs International. Дебют Милкена в Variety состоялся несколькими месяцами раньше в телемарафоне Монти Холла «Заключим сделку».) В следующие несколько дней Милкен два раза выступил в Филадельфии, по разу в Хартфорде и Принстоне; говорил он о самых разных вещах: о долгах третьего мира, о проблемах образования, о борьбе с наркотиками. В Принстоне его представил аудитории Ралф Ингер-солл, владелец одноименного газетного треста, давний клиент Drexel и, вероятно, самый страстный и самый недалекий защитник Милкена среди всех ее клиентов. В статье Брайана Бурроу в «The Wall Street Journal» процитировано такое изречение Ингерсолла: «Майкл Милкен, на мой взгляд, — это ученый-обществовед, которому приходится зарабатывать на жизнь банковским делом». Милкен, добавил Ингер-солл, стал жертвой «охоты на ведьм в духе Сейлема»*. В то время как Милкен старательно совершенствовал свой новый публичный имидж — человека скромного, достойного, граждански ответственного, за сценой он и Drexel прибегали к жесткой тактике. Весной и летом 1988 года они развернули кампанию нападок на эту * 368 Эпилог Эпилог 369
 книгу. Юристы Милкена из Paul, Weiss, Rifkind, Wharton & Garrison и других фирм связались с книжными рецензентами и убеждали их, что книга содержит «сотни» ошибок (правда, так и не названных). Один клиент Drexel из крупной финансовой организации рассказал, что ему позвонил сотрудник Милкена с «чрезвычайной» новостью и заявил: «Мы хотим не пропустить ее [„Бал хищников"] в список бестселлеров: выкупим тираж прямо у дистрибьюторов. Списки ведь составляются по данным розничных продаж. И вам можем прислать, сколько нужно, — только сами не покупайте». (На короткое время — в сентябре — книга возглавила список бестселлеров «The New York Times».)
В судебной стратегии Милкен и Drexel по-прежнему придерживались принципа «все средства хороши», который много лет направлял их чудовищную машину. С помощью своих юристов они рассчитывали манипулировать правосудием столь же ловко, как Милкен годами манипулировал рынком. Хотя Комиссия по ценным бумагам и биржам официально предъявила свои обвинения только в сентябре, Drexel узнала о ее решении уже в июне. А именно в июне комиссия (в несколько несвойственной ей манере) постановила предъявить обвинения Drexel и информировала об этом прессу, но отложила выполнение решения. Как объяснил один юрист комиссии, она пыталась найти компромисс между пожеланиями конгресса в лице комитета Динджелла (он требовал незамедлительных действий) и пожеланиями прокурора Рудольфа Джулиани, который вел уголовное расследование по делу Drexel и хотел, чтобы комиссия повременила, до тех пор пока оно не будет завершено. Тем временем в Южном округе штата Нью-Йорк гражданские иски от разных истцов по поводу возмещения ущерба, понесенного ими в сделках с незаконным использованием закрытой информации, против Айвена Боэски и, в ряде случаев, Drexel Burnham (как фирмы, где работали злоупотреблявшие конфиденциальной информацией Деннис Левин и Мартин Сигел, и как подписчика бумаг арбитражного фонда Боэски) были объединены в одно дело и переданы на рассмотрение одному человеку — федеральному районному судье Милтону Пол-лаку. Согласно материалам Стивена Брилла в «American Lawyer», адвокаты Drexel и Милкена опасались, что когда Комиссия по ценным бумагам и биржам официально предъявит свои обвинения, она может связать их с вышеупомянутыми исками и потребовать включить их в дело у Поллака. И опасаться было чего. Судья Поллак, человек жесткий, несговорчивый, подавляющий юридическим интеллектом, многие годы выносил решения в пользу властей. Хуже того, он считался злейшим врагом Артура Лаймена, юриста Милкена из Paul, Weiss, Rifkind, Wharton & Garrison, уже более десяти лет — с тех пор как Лаймен участвовал в сложном процессе по ценным бумагам (Chris-Craft Industries против Piper Aircraft), который вел Поллак. Поэтому трудно было представить более неудачный для Милкена и Drexel вариант, чем Поллак. жүктеу/скачать 2.5 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|
Право господина (франц.). — Примеч. переводчика.