Всеподданнейшие отчеты III отделения

пользу накоплением обильных материалов для оценки настоящего положения той среды, которая служит подстрекателям к беспорядкам почвою для их действий.

Рассматривая эту среду с точки зрения ее составных элементов, первым из них, по численности, является студенчество. Причины тому, насколько они разъяснены дознанием, представляют ряд обстоятельств, из коих одни общи студенчеству всех стран, другие же истекают из тех условий, в которых высшее образование находится собственно у нас в России.

К общим причинам можно отнести: возраст студентов с его естественными последствиями; корпоративность их, то есть ту общность интересов и академических преданий, которая в государстве образует из воспитанников высших учебных заведений если не юридически признанное сословие, то фактически существующую корпорацию; и наконец, накопление учащейся молодежи в университетских городах и в стенах академий. Среда, соединяющая в себе такие условия, естественно представляет самую удобную и восприимчивую почву для агитации, которая живым и печатным словом умеет эксплуатировать как хорошие стороны юношества, так и его недостатки, и труд которой облегчается плотным скоплением студентов в нескольких центрах, и заразительною заманчивостью тайны и запрещенного плода.

Влиянию вышеозначенных общих причин содействуют те условия, которыми собственно у нас определяется положение академической молодежи.

С 1861 года, когда впервые произошли значительные студентские беспорядки, периодически повторявшиеся с того времени в Петербурге, Москве и других университетских городах, изданные в 1859 году правила о надзоре за студентами, как в стенах учебных заведений, так и вне оных, неоднократно подвергались пересмотру; причем имелось в виду подчинить одинаковому надзору воспитанников всех высших учебных заведений, к какому бы ведомству последние не принадлежали. На опыте, однако, оказалось, что единство наружного надзора и дисциплинарных правил недостаточно; и что единство это должно бы распространяться и на другие предметы, на весь склад академической жизни студентов; чего достигнуть нельзя без постоянных по каждому отдельному вопросу сношений и соглашений между начальствами ведомств, коим высшие учебные заведения подчинены; а у нас почти каждому министерству подчинено какое-нибудь высшее учебное заведение, что чрезвычайно усложнило бы упомянутые сношения. Вследствие того, одно и то же желание студентов, разрешаемое или терпимое в одном заведении, не допускается в другом, и тогда как с ведома начальства студенты одного заведения имеют общественную кухмистерскую, вспомогательную кассу и собираются для обсуждения вопросов, касающихся их быта, все это в другом, соседнем заведении, считается за-

прещенным. Такое отсутствие единства было одною из главных причин беспорядков в здешнем университете, студенты коего хотели достигнуть тех же прав, которыми на деле, хотя без официального разрешения, пользовались студенты Медико-Хирургической Академии, и оно служило подстрекателям поводом к возбуждению неудовольствий и беспорядков.

Другая особенность наших высших учебных заведений, сравнительно с однородными заведениями в других странах, заключается в огромном числе студентов, не имеющих никаких средств к жизни.

В Великобритании, стране полнейшего применения экономических законов, от молодого человека, желающего получить образование в одном из университетов, требуется удостоверение в определенной цифре годового дохода. В Германии университетские правила такого требования не ставят; но там жизнь сама так правильно сложилась, что люди не ищут образования выше своих средств и состояния. К тому же, в большей части германских университетов студент платит так называемые «Collegiengelder» непосредственно тем профессорам, коих лекции он желает слушать, а кому не из чего платить, тот в университет не идет. Следовательно, если в Германии, сверх того нормального числа людей с высшим образованием, которое соответствует потребностям страны и находит себе полезные занятия и обеспеченное существование, и образуется немногочисленный ученый пролетариат, - то всегда остается достаточный контингент молодых людей, довольствующихся курсом средних учебных заведений, ремесленных училищ, учительских семинарий и проч. и не стремящихся даже выйти из своей общественной сферы, то есть из в меру образованного и столь полезного среднего сословия. Поэтому в Германии между студентами не известна та ужасная нищета, которую сплошь и рядом можно найти в России, особенно в столицах. Частые обыски, которые в прошлом году пришлось сделать у студентов, явили истинно потрясающие примеры этой нищеты.

За тысячи верст, со всех концов нашего обширного отечества, стекаются в Петербург молодые люди искать высшего образования. Собственных средств у многих едва хватает на дорогу, и они льстят себя надеждою, что в большом городе им нетрудно будет кормить себя уроками. Эта надежда если и сбывается, то большею частию не скоро и не в достаточной мере, чтобы обеспечить существование студента. Один из студентов Медико-Хирургической Академии, арестованный по делу Томиловой, Орлова и других, жил двумя уроками в неделю по 35 копеек за урок и для них ходил во всякую погоду с Выборгской стороны в Коломну. Подобные примеры весьма нередки. Тиф, чахотка и другие болезни, являющиеся вследствие истощения сил, делают ежегодно обильную жатву среди этих бедняков, которые, оставаясь при среднем образовании, без сомнения, нашли бы себе занятия и пропитание.

680

Нищета, с вытекающими из нее физическими и нравственными страданиями, и, с другой стороны, вид столичной роскоши - ожесточают молодого человека, и он, вместо того, чтобы винить себя за избрание ложного пути дает веру коварным наущениям людей, которые указывают ему на существующий общественный и государственный строй как на источник всех бед его и ему подобных.

Когда лица судебного ведомства приняли для формального расследования дела, по которым дознания произведены в течение 1869 года в III отделении Собственной Вашего императорского Величества канцелярии, то их поразила бедность большинства арестованных. «Да это все нищие», -говорили они.

Замечено, и некоторые студенты сами высказывали, что особенною ожесточенностью и влиянием в этом направлении на своих товарищей отличаются студенты из семинаристов. Это влияние объясняется зрелым возрастом их и установленностью характера, сравнительно с молодыми людьми, поступающими в университет из гимназий. Семинария есть заведение не только общеобразовательное, но и специальное: высший курс в ней посвящен собственно богословским и философским наукам, которые не нужны для продолжения образования в университете. Окончив курс в семинарии, молодой человек вступает в университет в возрасте от 21-го до 25-ти лет, тогда как из гимназий в высшие учебные заведения переходят юноши 17-ти или 18-летние. Кроме того, строгость семинарского воспитания рано развивает сосредоточенный и ожесточенный характер и придает молодому человеку те свойства, которые образуют фанатика и пропагандиста. Семинарист закален против бедности и всяких невзгод, он, как стоик, переносит их без ропота, и это еще более увеличивает его на юных товарищей. Всего этого не было бы, если б семинаристам было разрешено переходить в высшие учебные заведения по окончании общеобразовательного курса, равняющегося гимназическому.

Неимущих студентов в здешних учебных заведениях так много, что, несмотря на чрезвычайно большое число стипендий, их далеко недостаточно по числу лиц, которые, за отсутствием собственных средств к жизни, в них бы нуждались или желали бы их получить. К тому же стипендия, по самому своему назначению, должна быть настолько же поощрением молодому человеку, уже выказавшему способности и усердие к науке, сколько вспомоществованием, и недостаточно быть только бедным, для того чтобы иметь притязание на получение стипендии. Такой совершенно правильный взгляд, проведенный в уставах высших учебных заведений о назначении стипендий, имеет, однако, то последствие, что иной студент не может получить стипендию собственно потому, что он беден, то есть, что он, по неимению средств к жизни, уделяет большую часть своего времени преподаванию уроков и вообще занятиям, которые могли бы его прокормить; лекции же посещает нерегулярно и к экзаменам приготовлен недо-

Царствование императора Александра II

681

статочно; словом, он является в глазах начальства недостаточно заслуживающим стипендии, даже прямо неподходящим под правила, существующие относительно признания стипендий.

Студенты судят иначе; они не соображают вышеизложенных обстоятельств, и потому им кажется, что при раздаче стипендий бывают несправедливости и злоупотребления; что стипендии не всегда назначаются беднейшим из достойных и достойнейшим из бедных. Отсюда возникло их желание, чтобы выборные из их среды имели право голоса в вопросе о распределении стипендий.

Ввиду изъясненных обстоятельств мысль о судо-вспомогательных сту-дентских кассах, учрежденных для пособия неимущим студентам, особенно в первый год их студенчества, не представляла бы сама по себе ничего предосудительного или вредного; скорее можно было бы признать ее полезною и осуществление ее желательным. Не в одинаковой степени полезными, хотя, в сущности, тоже безвредными, казались бы следующие учреждения:

а) Библиотеки или склады учебных пособий, образованные из книг научного содержания и курсовых записок, пожертвованных более зажиточными или окончившими курс студентами, или даже книгопродавцами и вообще посторонними лицами. Такие библиотеки могли бы оказать неоценимую помощь тем из студентов, коим средства не позволяют приобретать дорогие научные сочинения.

б) Студентские кухмистерские, или заведения, где бедные студенты находили бы по относительно дешевой цене сытную и здоровую пищу. Не направленные к денежной выгоде и управляемые комитетом выборных из среды самих студентов, подобные кухмистерские представляли бы все данные к достижению своего назначения.

в) Ремесленные мастерские. Мысль об устройстве таких мастерских, с целью доставлять студентам по сходным ценам произведения сапожного, портняжного, белошвейного и других ремесел, представляется в теории очень полезною; но на практике она по многим причинам неудобоисполнима, и подобно другим предприятиям, основанным на артельном начале, которые в последние годы явно или тайно затевались студентами, она изобличает влияние коммунистических идей*.

Под воздействием посторонних причин и стремлений, чуждых сту-дентскому быту, все эти по себе полезные учреждения: судо-вспомога-тельные кассы, библиотеки, кухмистерские и проч. оказались вредными, и правительство нашлось вынужденным противодействовать их устройству и запретить их существование. Из высших государственных видов

* Сведения имеются о мастерских столярной, токарной и кузнечной, которые в разное время были устраиваемы студентами, но просуществовали очень недолго. (Примечание авторов документа.)

682

правительство поставлено в необходимость принять меры, лишающие многих студентов тех выгод, которые им представляли бы названные учреждения, и недоброжелатели не упускают случая истолковать такой образ действий преднамеренным и систематическим притеснением студенчества.

К несчастью. Эти злонамеренные наущения находят веру: провлачив год или два бедственную, почти нищенскую жизнь, не досчитываясь некоторых товарищей, умерших от порождаемых нуждою болезней, многие студенты оставляют заведения и идут приискивать себе пропитание на другом поприще, внося в новую деятельность глубоко засевшие семена озлобления против правительства, мнимого виновника их злополучия, и запас противугосударственных лжеучений.

Если жизнь западных государств для одного из зол, ее удручающих, выработала технический термин: ученый пролетариат, то у нас, под влиянием особенностей того положения, в котором находится студенчество, образуется нечто худшее ученого пролетариата, это - недоучившийся пролетариат, при самом вступлении в жизнь носящий уже в себе зародыши ненависти к существующему государственному и общественному порядку.

Замечательную особенность политических дел, производившихся в последние годы, составляет значительное и возраставшее с каждым новым делом участие в них женщин. Несравненно большее число женщин, хотя не замешанных прямо в разбиравшихся делах, известно по своей неблагонадежности и состоит под постоянным наблюдением. Наконец, есть целый многочисленный разряд женщин, так называемых нигилисток, одинаково вредных в политическом и общественном отношениях; численность его до сих пор растет, и первоначально сосредоточенный в Петербурге, он исподволь распространился на всю Россию."

В конце пятидесятых годов, когда в нашем обществе пробудилась мысль о необходимости расширить для женщин пути к такому образованию, которое могло бы сделать их способными к полезному и более самостоятельному труду, правительство, чуткое к истинным общественным нуждам, признавая пользу этой мысли, поспешило содействовать ее осуществлению. Учреждены были открытые учебные заведения, где девицы за незначительную годовую плату получали полное гимназическое образование; разрешались публичные чтения из разных предметов по программам, специально приспособленным к средней подготовке женщин; дозволено было женщинам посещать некоторые лекции в высших учебных заведениях и проч.

Женские гимназии быстро наполнились детьми; взрослые девицы и замужние женщины с увлечением бросились на предоставленные им средства к образованию.

На первый взгляд, это движение могло казаться вполне отрадным; но тогда же люди наблюдательные, вникающие в сущность явлений, видели и менее отрадную оборотную сторону; их не слушали: общий поток быстро шел в одну сторону; плыть против него было невозможно.

Теперь об упомянутом движении можно судить по свыше десятилетним результатам его, и если вопрос поставится таким образом: поднялся ли за это время общий уровень истинного образования наших женщин, то на него трудно будет отвечать утвердительно.

Оправдалась истина, что образование тогда только дает действительно полезные плоды, когда оно опирается на твердую основу религиозно-нравственного воспитания; там же, где этой основы нет, где образование не только не руководствуется религиозно-нравственными началами, но даже идет вразрез с ними, там оно не может быть плодотворным ни для отдельных лиц, ни для общества. Это именно замечается у нас в новейшем женском образовании, ибо одновременно с ним и в той же среде, из того же источника, где была возбуждена мысль об нем, развились те учения, которые создали так называемый нигилизм. Духу этих антирелигиозных и противунравственных учений тем легче было проникнуть в женское образование, что последнее стало доступным для слоев общества, в которых религиозно-нравственное воспитание вообще стоит весьма низко.

Оттого материальная эмансипация женщин, которой посредством образования желательно было достигнуть и которая в нравственном отношении так полезна, обратилась в уродливое стремление к тому, что в дурном смысле называется эмансипацией женщин, то есть отвержение всяких вообще стеснений; а так как приличие, женственность, нравственность суть стеснения, так как положение женщины в обществе и семействе представляет некоторые стеснения, то следовало отрешиться от них без внимания на то, что они вытекают из физической и нравственной природы женщины.

Для женщин взрослых эти мысли проводились в общежитии, в публичных чтениях, в печатных сочинениях и в периодической прессе. Дети пропитывались ими в школах, откуда они выносили замашку смотреть с высоты мнимого образования на своих родителей, ибо им систематически прививалось убеждение, что родители их люди необразованные, с обветшалыми понятиями, неспособные следовать за духом времени.

В сильнейшей степени чувствуется у нас недостаток в хорошо подготовленных и нравственно благонадежных наставниках и наставницах для женских учебных заведений; этому обстоятельству главнейшим образом следует приписать, что женское образование в новейших учебных заведениях сошло с того пути, по которому оно должно было идти. В деле образования факт открытия учебных заведений тогда только обещал бы безусловную пользу, если бы была уверенность, что не будет недостатка в хороших

684

наставниках. Выбор же наставников требует особенной тщательности при замещении должностей в женских заведениях и народных школах. Из прошлогодних дел видно, что и в тех и других встречаются в учительских должностях личности, которые на вверенных им воспитанников должны иметь самое дурное влияние, что в свою очередь доказывает нерациональность существующих приемов при назначении на эти должности.

Овладевшее нашим обществом увлечение женским образованием было только одною частью программы, составленной в то время для разрешения так называемого женского вопроса. Одновременно в тех же видах стали приискиваться занятия, которые бы могли обеспечивать женщинам существование посредством честного труда. Мысль бесспорно полезная, но, в свою очередь, подвергшаяся искажению при исполнении. Устраивались мастерские переплетные и другие для женщин, последние бросились изучать искусства, как-то: акушерство, стенографию, телеграфию и проч.; предпринимались издания с прямою целью доставлять женщинам переводные и вообще письменные работы. По духу, в котором все это делалось, по превратной систематичности лиц, стоявших во главе всего этого движения и явившихся в нем главными деятелями, можно сказать, что все эти по себе полезные начинания обратились во вред нашему обществу, ибо ими преднамеренно наносились самые чувствительные удары всему, что особенно для женщины считается заветным и должно быть неприкосновенным: семья, религия, женственность.

Искаженное таким образом упомянутое движение, вместо того чтобы облагородить женщину умственным и нравственным развитием, вместо того чтобы, доставлением ей возможности найти пропитание полезным и честным трудом, ограничить нищету, столь часто служащую причиною и извинением разврата, создало эмансипированную женщину, стриженную, в синих очках, неопрятную в одежде, отвергающую употребление гребня и мыла и живущую в гражданском супружестве с таким же отталкивающим субъектом мужеского пола или с несколькими из таковых.

Нельзя требовать, чтобы такая многочисленная семья, как русская, не имела своих уродов; могло бы казаться неопасным зло, которое на 80 миллионов населения имеет едва несколько тысяч представителей. Но есть яды до того острые, что они в самых малых количествах производят разрушительное действие на организм, и такой яд представляет нигилизм, который успел уже из того места, где он впервые привился в России, распространиться по всем жилам ее. Последние дознания явственно доказали повсеместное присутствие этого яда.

Нигилизм в последние годы видоизменился. Из гадкой шалости небольшого числа молодых людей обоего пола, видевших в непризнании наружных общепринятых приличий способ доказать свою самостоятельность, он перешел в положительное учение, преследующее определенные

социальные и политические цели. Он уже не только отрицает, но утверждает. Он действует во имя идеи, и это придает его последователям свойство сектаторов, то есть стремление к пропагандированию своего учения и готовность пострадать за него. Допущенный до такого развития, нигилизм уже не может быть искоренен прямым гонением, нужно приискать для борьбы с ним другое оружие.

Русский нигилист соединяет в себе западных: атеиста, материалиста, революционера, социалиста и коммуниста. Он отъявленный враг государственного и общественного строя; он не признает правительства. Это не мешает ему, однако, пользоваться, где и насколько можно, тем самым правительством, под которое он подкапывается. Для мужчин казенные стипендии в высших учебных заведениях, казенное жалование в гражданской службе, должности преподавателей в казенных училищах; для женщин места акушерок, служба по телеграфному ведомству или хоть аттестат с приложением казенной печати на звание гувернантки - вот те материальные средства, коими преимущественно питается нигилизм в России. Отнятие этих материальных средств, совершенно справедливое со стороны правительства, было бы для нигилизма сильнейшим подрывом, быть может, даже решительным ударом.

Если пропаганда вредных учений первоначально нашла восприимчивую почву и усердных последователей в среде так называемых нигилистов, то в настоящее время уже нельзя не заметить, что сфера ее влияния значительно расширилась и, приравнивая естественный ход развития русского общества к ходу, пройденному другими европейскими обществами, можно предвидеть, что эта сфера постоянно будет расширяться, если заблаговременно принятыми мерами, основанными на тщательном изучении и верном понимании социальных явлений, развитие общества не получит правильного направления. Уже несколько лет тому назад термин «нигилист» стал слишком тесен для обозначения совокупности лиц, которые встали в оппозицию к обществу, его обычаям и существующему устройству. В вышедшем в то время сочинении, коего автор подвергся судебному преследованию, этот термин был заменен более широким и выразительнейшим названием: «отщепенец».

Дальнейшее расширение «отщепенства» может привести к образованию того, что в других странах обозначается именем «четвертого сословия», или пролетариата, то есть совокупность бессословных людей, образующая особое сословие. Если этого «четвертого сословия» у нас еще нет или оно, по крайней мере, еще не достигло той относительной численности и того политического значения, какие оно имеет в Западной Европе, то образование его составляет в настоящее время главную, можно сказать, единственную достойную серьезного внимания цель пропаганды. «Четвертое сословие» заключает в себе не только людей праздных и ленивых,

686

но и работающих, не только бедных, но и состоятельных; оно обнимает всех тех, которые вышли и были вытеснены из общественных групп, к коим они до тех пор принадлежали, которые считают преступлением против человечества разделение общества на классы, которые сами себя объявляют «настоящим народом» и требуют, чтобы всякое органическое расчленение было уничтожено и поглощено в общей смеси настоящего народа. Наконец, идя последовательно далее, они стремятся к слитию всех народов, преобразованных по их социально-политическому идеалу, в одну общую массу, в человечество. На этом основании для образованного ими пропагандирующего члена «четвертого сословия» национальность есть противуестественное ограничение, поддерживаемое своекорыстным кастовым духом. Не должно быть ни сословного сознания, ни сознания национального. Словом, «четвертое сословие» отличается полнейшим отсутствием исторической и родной почвы.

Эти-то учения усердно и более или менее явно пропагандируются у нас в настоящее время. Перед важными последствиями, которые неминуемо должна иметь эта пропаганда, тем более опасная, что она проводится чрезвычайно ловко и почти никогда не выходит из пределов законности, совершенно блекнет значение той грубой пропаганды «огня, ножа, петли и проч.», которая пыталась в разных воззваниях проникнуть в Россию из Женевы. Против последней правительство и общество достаточно вооружены, для нее нет почвы в России, и она может найти разве только сотню-другую сумасбродных последователей. Можно питать твердую надежду, что действия этой пропаганды всегда будут вовремя раскрыты. Не так легко противудействовать пропаганде первого рода. Самые законы бессильны против нее, как явствует из нескольких процессов по делам печати, обративших на себя, в течение истекшего года, особенное внимание общества и правительства. Многие на первый взгляд мелкие, но, в сущности, весьма знаменательные подробности, раскрытые политическими дознаниями 1869 года, свидетельствуют, что эта пропаганда начинает приносить и в России свои отравленные плоды.

О СОСТОЯНИИ УМОВ

Сведения, которые были получаемы о состоянии умов и политическом направлении в разных слоях общества, не возбуждают сильных опасений в отношении общественного спокойствия. Слабые попытки тревожить умы проявлялись в некоторых местах Западного края обливанием одежды женщин серною кислотою; но имело ли это политический характер, как в начале бывшего восстания, дознанием не обнаружено, и случаи эти остались бесследными. Более значения имело заявление нежелания слушать в католических церквах проповеди и молитвы на